Пять недель на воздушном шаре.
Глава двадцать вторая

Глава двадцать вторая

Сноп света.- Миссцонер.- Похищение при электрическом свете.- Священник-лазарист.- Слабая надежда на выздоровление миссионера.- Заботы доктора.- Самоотверженная жизнь.- Полет над вулканом.

Фергюссон стал направлять яркий сноп электрического света в разные стороны. Наконец, он остановил его на одном месте, и оттуда сразу донеслись вопли ужаса. Дик и Джо смотрели во все глаза на представившееся им зрелище.

Баобаб, над которым почти неподвижно висела "Виктория", рос посреди лужайки. Среди полей кунжута и сахарного тростника разбросано было штук пятьдесят низких хижин с коническими крышами, а вокруг них кишело многочисленное племя негров. Почти под самой "Викторией", в каких-нибудь ста футах от нее, стоял столб. У подножия его виднелось человеческое существо - молодой человек лет тридцати, с длинными черными волосами, полуголый, худой, окровавленный и израненный; он склонил голову на грудь, как распятый Исус. Выстриженные на макушке волосы говорили о том, что на этом месте недавно была тонзура.

- Это миссионер! - закричал Джо.- Священник!

- Бедняга! Несчастный! - восклицал Дик.

- Мы его спасем,- уверял доктор.- Спасем. При виде шара, похожего на огромную комету с ярко сверкающим хвостом, негры, понятно, пришли в ужас. Слыша их вопли, пленник поднял голову. В глазах его блеснуло выражение надежды, и, не отдавая себе отчета в том, что происходит вокруг него, он протянул руки к своим неожиданным спасителям.

- Он жив! Он жив! - радостно закричал Фергюссон.- Слава богу! А дикари в полнейшем ужасе. Мы его спасем. Вы готовы, друзья мои?

- Готовы, Самуэль.

- Ну, Джо, туши горелку.

Приказ доктора сейчас же был выполнен. Едва заметный ветерок нес "Викторию" к пленнику; одновременно шар, вследствие охлаждения газа, мало-помалу спускался. Еще минут де сять "Виктория" плавала в волнах света. Ферпоссон все направлял на толпу ослепительный сноп лучей, от которого негры, придя в неописуемый страх, один за другим забились в свои хижины. Площадка опустела. Доктор был прав, возлагая надежды на сверхъестественное появление "Виктории", бросающей солнечные лучи среди ночного мрака.

Корзина приблизилась к земле. Несколько смельчаков-негров, видя, что добыча ускользает от них, вернулось, испуская громкие крики. Кеннеди схватил свой карабин, но доктор запретил ему стрелять. Миссионер не был даже привязан к столбу - это было лишнее при его полнейшем изнеможении. Он стоял на коленях, не имея сил держаться на ногах. В ту минуту, когда "Виктория" коснулась земли, охотник, откинув в сторону свой карабин, схватил в охапку миссионера и втащил его в корзину. В это же мгновение Джо сбросил на землю двухсотфунтовый балласт.

Доктор был уверен, что "Виктория" должна понестись вверх с необыкновенной быстротой, но, вопреки его ожиданию, она, поднявшись на три-четыре фута, внезапно остановилась.

- Кто нас держит? - в ужасе закричал доктор.

С дикими криками к "Виктории" мчалось несколько дикарей.

- Ах! - воскликнул Джо, наклонившись над бортом.- Один из этих свирепых негров уцепился за низ нашей корзины.

- Дик! Дик! - крикнул доктор.- Ящик с водой!

Дик сразу понял мысль своего друга и, схватив один из ящиков с водой, весивший более ста фунтов, вышвырнул его за борт.

Освободившись от балласта, "Виктория" сразу подпрыгнула вверх футов на триста, и толпа, видя, что пленник уносится от нее в луче ослепительного света, огласила воздух неистовым ревом....

- Ура! - радостно вскрикнули Кеннеди и Джо. Тут "Виктория" снова рванулась ввысь, и на этот раз больше, чем на тысячу футов.

- Что случилось? - спросил Кеннеди, от толчка едва удержавшийся на ногах.

Джо, быстро нагнувшись над бортом корзины, увидел, как дикарь с распростертыми руками летел вниз, как он несколько раз перевернулся в воздухе и, наконец, грохнулся о землю.

Доктор разъединил провода, и наступила полнейшая тьма. Был час ночи. Француз, все время лежавший в обмороке, открыл глаза.

- Вы спасены,- сказал ему Фергюссон.

- Спасен от мучительной смерти, да,- с печальной улыбкой ответил француз по-английски.- Благодарю вас, братья, но не только дни мои, а самые часы сочтены. Немного мне осталось жить.

И миссионер, вконец обессиленный, впал в забытье.

- Он умирает! - закричал Дик.

- Нет, нет,- ответил Фергюссон, наклоняясь над французом.- Но он очень слаб. Давайте положим его под тент.

Они осторожно уложили на постель это жалкое, исхудалое тело, все покрытое шрамами и свежими ранами от ножей и огня. Доктор нащипал из своего носового платка немного корпии и наложил ее на раны, предварительно промыв их. Он действовал умело и ловко, как настоящий врач. Затем, вынув из своей аптечки подкрепляющее средство, он влил несколько капель в рот миссионера. Тот едва имел силы прошептать: "Благодарю, благодарю".

Доктор, видя, что больному необходим полный покой, опустил над ним тент, а сам снова занялся своим шаром. "Викторию", учитывая присутствие на ней четвертого пассажира, освободили в общем от балласта в сто восемьдесят фунтов, и она держалась в воздухе без помощи горелки. На рассвете легкий ветерок тихонько понес "Викторию" к северо-западу. Фергюссон подошел к спящему миссионеру и несколько минут наблюдал за ним.

- Если бы только мы могли сохранить спутника, посланного нам небом!- промолвил охотник.- Есть ли хоть какая-нибудь надежда?

- Да, Дик, при хорошем уходе, на таком чистом воздухе.

- Сколько выстрадал этот человек! - проговорил взволнованный Джо.- Ему нужно было больше смелости, чем нам. Шутка ли: одному идти к этим племенам!

- Вне всякого сомнения, - отозвался охотник.

Доктор весь день не хотел будить миссионера; в сущности это был даже не сон, а дремота, прерываемая стонами и тихими жалобами. Состояние больного не переставало беспокоить Фергюссона.

Под вечер "Виктория" остановилась и неподвижно простояла среди мрака всю ночь. Джо и Кеннеди сменяли друг друга у постели больного, а Фергюссон все время один нес вахту.

На следующее утро "Виктория", поднявшись в воздух, уклонилась чуть-чуть к западу. День обещал быть великолепным. Вдруг больной несколько окрепшим голосом позвал своих новых друзей. Сейчас же подняли края тента, и он с наслаждением стал вдыхать свежий утренний воздух.

- Как вы себя чувствуете? - спросил Фергюссон.

- Как будто лучше,- ответил больной.- А до сих пор, друзья мои, мне все казалось, будто я вас вижу во сне. Признаться, я с трудом отдаю себе отчет в том, что случилось. Скажите, кто вы такие? Как вас зовут? Я хочу знать это, чтобы помянуть вас в своей последней молитве.

- Мы английские путешественники,- сказал Фергюссон,- пытаемся на воздушном шаре перелететь через Африку, и вот по пути нам посчастливилось спасти вас.

- У науки есть свои герои,- сказал миссионер.

- А у религии - свои мученики,- откликнулся шотландец.

- Я священник миссии лазаристов. Вас мне послало небо. Но моя жизнь кончена. Расскажите мне о Европе, расскажите о Франции,- ведь уже целых пять лет я ничего не знаю о своей родине.

- Пять лет! Один среди этих дикарей! - воскликнул Кеннеди.

- Это души, которые нуждаются в искуплении,- ответил молодой священник.- Это братья, дикие и невежественные, которых только церковь может наставить и цивилизовать.

Фергюссон долго рассказывал миссионеру о его родной Франции. Тот жадно слушал, и тихие слезы струились по его щекам. Время от временной брал в свои лихорадочно горящие ладони то руки Кеннеди, то руки Джо и пожимал их. Доктор приготовил больному несколько чашек чаю, и тот выпил их с наслаждением. Бедняга почувствовал некоторый прилив сил, смог приподняться и, видя, что он несется по ясному небу, даже улыбнулся.

- Вы отважные путешественники,- начал он,- ваше смелое предприятие завершится благополучно; вы-то увидите ваших родных, друзей, вашу родину, вы...

он чувствовал, что эта жизнь уходит. "Неужели,- думал доктор,- мы так скоро потеряем того, кого вырвали из рук мучителей?" Доктор снова перевязал ужасные раны и принужден был пожертвовать большей частью своего запаса воды, чтобы освежить пылающее в лихорадочном жару тело страдальца. Вообще он самым нежным и разумным образом ухаживал за ним. К французу мало-помалу возвращалось сознание, но, увы, не жизнь.

Умирающий прерывистым голосом рассказал доктору свою историю. Когда он начал, Фергюссон попросил его говорить на родном языке:

- Я понимаю его, а вас это менее утомит.

Миссионер был молодой человек родом из Бретани, из бедной семьи. Деревня Драдон, где он вырос, находилась в центре департамента Мобриана. Он очень рано почувствовал влечение к духовному поприщу. Ему мало было самоотверженной жизни священника, он хотел опасностей и вступил в орден миссионеров, основателем которого был св. Винцент-Павел.

В двадцать лет он покидает свою родину для негостеприимных берегов Африки, и оттуда, преодолевая всякие препятствия, перенося всевозможные лишения, молясь, он пешком добирается до поселений диких племен, живущих по притокам Верхнего Нила. Прошло два года, а дикари все еще не внимали его проповедям, не откликались на его пылкие призывы, неверно истолковывали его человеколюбие. И вот он попадает в плен к одному из самых свирепых племен - ньямбара, где с ним очень плохо обращаются. И все же он учит, наставляет, молится. Когда однажды племя, у которого он был в плену, после одного из частых побоищ с соседями, разбегается, бросив его на поле битвы, как мертвого, он все-таки не считает возможным вернуться на родину и, верный евангельским заветам, продолжает скитаться по Африке. Самым спокойным временем для него было то, когда его считали сумасшедшим. Он и на новых местах изучает местные наречия и упорно продолжает свое дело. Еще два долгих года он странствует по этим местам, повинуясь сверхчеловеческой силе, дарованной ему богом. Последний год проводит он среди "барафри", одного из самых диких племен - ньям-ньям. Несколько дней тому назад умер их вождь, и злосчастного миссионера почему-то обвиняют в его неожиданной смерти. И вот решают принести его в жертву. Уже в течение почти двух суток длятся его пытки, и ему предстоит, как верно предвидел доктор, умереть на следующий день при ярком свете солнца, как раз в полдень. Услышав звук ружейных выстрелов, он инстинктивно кричит: "Ко мне! Ко мне!" А когда до него доносятся с неба слова утешения, ему кажется, что все это сон.

- Не теряйте надежды,- сказал ему доктор.- Мы подле вас и вырвем вас у смерти, как вырвали у ваших мучителей.

- Так много я не прошу,- кротко ответил миссионер.- Слава богу, что мне дана перед смертью великая радость пожать дружеские руки и услышать родную речь.

Миссионер снова ослабел. День прошел между надеждой и страхом. Кеннеди был очень подавлен, а Джо украдкой утирал слезы.

"Виктория" еле подвигалась; самый ветер, казалось, хотел дать покой умирающему.

внимательно наблюдать за таким редким явлением.

- Это не может быть не чем иным, как действующим вулканом,- наконец, проговорил он.

- А ветер как раз. несет нас туда,- заметил с тревогой Кеннеди.

- Ну, и что же? - отозвался доктор.- Мы пролетим над ним на такой высоте, где будем в безопасности.

Прошло каких-нибудь три часа, и "Виктория" уже неслась над горами. Она была на 24^{° °} великолепное, но опасное, ибо ветер продолжал упорно гнать "Викторию" в сторону этой раскаленной атмосферы.

Раз нельзя было обойти это препятствие, надо было перелететь через него. Горелка заработала вовсю, и "Виктория", поднявшись на высоту шести тысяч футов, пронеслась саженях в трехстах от вулкана. Умирающий миссионер мог со своего ложа созерцать действующий вулкан, откуда вырывались ослепительные снопы огня.

- Как это прекрасно,- произнес он,- и как бесконечно могущество всевышнего. Мы чувствуем его даже в самых страшных явлениях природы.

Потоки раскаленной лавы покрывали склоны горы словно огненным ковром. Нижняя часть "Виктории", отражая море пламени, сияла в ночной темноте. В корзине чувствовался сильный жар, и доктор Фергюссон стремился как можно скорее уйти от этого опасного места. К десяти часам вечера вулкан казался лишь красной точкой на горизонте, а "Виктория", опустившись в более низкую зону, спокойно продолжала свой полет.