Герой пера.
ГЛАВА X

ГЛАВА X

В комнате полковника собрался настоящий военный совет. Сам полковник с мрачным видом быстрыми шагами мерил комнату, на лицах адъютанта и молодого поручика застыла тревога; другие офицеры, в том числе доктор Беренд, недавно пришли по зову полковника и еще не знали, в чем дело. Последним явился Фернов.

- Я созвал вас, господа, - взволнованно обратился полковник к офицерам, - чтобы сообщить вам крайне печальную новость. Вы знаете, что мы ждем подкрепление. Завтра рано утром сюда должен был прибыть из Л. батальон капитана Шварца. Мы считали, что проход через горы свободен, я сам уведомил об этом капитана Шварца; оказалось, что это было опасным заблуждением.

На лицах всех присутствующих выразилось тревожное ожидание; все взоры были устремлены на полковника.

Между тем, он продолжал говорить с явной тревогой в голосе:

- Только что вернулся поручик Витте, он патрулировал дорогу, встреченный им крестьянин не хотел отвечать на предлагаемые ему вопросы и в пьяном виде осмелился делать такие насмешливые намеки и болтать такие вещи, что поручик Витте счел нужным допросить его. Под угрозой строгого наказания крестьянин рассказал обо всем, что знал. Тщательная рекогносцировка, к сожалению, подтвердила слова крестьянина. Неприятель, превышающий втрое наши силы, залег в горах на расстоянии двух часов отсюда. Он занял путь между Л. и нашими квартирами, чтобы отрезать нам возможность соединиться с батальоном капитана Шварца. Кто-то донес в неприятельский стан об ожидаемом нами подкреплении.

Возгласы ужаса раздались со всех сторон; офицеры хорошо знали местность, и им ясна была та опасность, которая ожидала батальон капитана Шварца.

- Мне все время казалось подозрительным полнейшее исчезновение и бездействие неприятельских банд, - продолжал полковник, - я был убежден, что здесь скрывается какая-то хитрость. Было слишком странно, что в последнее время наши патрули спокойно проходили по горной дороге, тогда как раньше выстрелы раздавались из-за каждой скалы. Очевидно, неприятель на время отступил, чтобы мы решили, что путь свободен, а затем застать нас врасплох и заставить сражаться значительно меньшими силами. Теперь весь вопрос в том, как предупредить капитана Шварца об ожидаемой опасности. По уверению поручика Витте, сообщение с Л. прервано, дорога занята врагом.

- Дорога совершенно непроходима, господин полковник, - подтвердил молодой офицер, к которому полковник обратился с последними словами. - Неприятель занял и большую дорогу, и пешеходную тропинку, которая тянется по ту сторону реки и ведет в горы. По всей вероятности, это случилось недавно, так как сегодня утром проход был еще совершенно свободен. Теперь туда нельзя и нос показать, как каждый, появляющийся на этом пути, будь то патруль или одинокий пешеход, безусловно будет убит.

- А когда отряд капитана Шварца попадет в этот узкий проход, то ни один человек из всего батальона не останется в живых, - воскликнул полковник. - Неприятель загородит ему вход спереди и сзади, а сам, скрываясь в горах, откроет огонь и расстреляет всех наших. Я прихожу в бешенство при одной мысли об этом.

- Может быть, можно послать гонца через С.? - предложил адъютант, - там путь еще свободен.

- Тогда придется сделать большой крюк, что займет много времени. Как только наступит рассвет, батальон выступит из Л. Если мы до трех часов не успеем предупредить капитана Шварца, потом будет слишком поздно.

- Господин полковник, - робко проговорил поручик Витте, так как он стеснялся давать советы людям, более опытным, чем он сам, - существует очень простое средство помочь горю. Пойдемте все, сколько нас есть, навстречу неприятелю, разобьем его, и сами очистим путь товарищам.

Несмотря на всю серьезность ситуации, полковник не мог не улыбнуться, выслушав совет юного офицера.

- Ваш порыв делает вам честь, поручик Витте, - ответил он, - но такой план может придти в голову только в вашем возрасте: он совершенно невыполним. Вы слышали, что неприятель втрое сильнее нас по количеству, а местность, в которой он находится в данный момент, настолько благоприятна для него, что фактически он сильнее нас раз в десять. Нас постигла бы та же участь, которая завтра ожидает капитана Шварца и его батальон, если мы их не спасем.

Предложение поручика Витте вызвало большое сочувствие со стороны других офицеров. Они все начали просить полковника выполнить план Витте, но полковник был непоколебим.

- Это не имеет никакого смысла, - доказывал он. - Не забудьте, что нас окружают со всех сторон шпионы из среды местного населения. Если бы мы решили выступить, неприятель был бы немедленно предупрежден. Нам дали бы время отойти, а затем враги последовали бы за нами и, окружив со всех сторон, расстреляли, как куропаток. Нет, нам невозможно оставить свою позицию; мы должны быть готовы ко всему. Кто знает, каков дальнейший план неприятеля? Может быть, французы, перебив отряд капитана Шварца и тем ослабив наши силы, нападут на нас.

Все согласились с полковником, так как поняли справедливость его слов.

- Однако же мы не можем сидеть спокойно, зная, что наши товарищи, не подозревая засады, пойдут на верную гибель! - вмешался в разговор доктор Беренд.

- Конечно, не можем, - решительно заявил полковник, - необходимо послать кого-нибудь на связь. Если бы проход в горы был в десять раз опаснее, нужно найти возможность предупредить капитана Шварца.

 Господин полковник, я нашел выход, - вдруг проговорил Вальтер, до сих пор не принимавший участия в разговоре.

- Вы нашли выход? Скажите скорее, какой? - воскликнул живо полковник, обернувшись к Фернову.

- Я часто ходил со своим патрулем в горы и знаю всю местность совершенно точно. Может быть, вы помните, что неделю тому назад я был с пятью нижними чинами на рекогносцировке в Л., который тогда был еще занят неприятелем. Мы зашли далеко, были замечены и подверглись преследованию значительной группы врагов. Вскоре нас всех рассеяли в разные стороны. Я остался с ефрейтором Брауном, который был ранен в руку. Сделав несколько выстрелов, мы бросились с ним в боковое ущелье, и преследователи потеряли нас из виду.

Пробираясь в глубину ущелья, мы нашли узкую тропинку, полускрытую густым кустарником, и пошли по ней, так как она вела, по-видимому, в С. Тропинка все время поднималась и достигла вершины ближайшей горы; в лесу тропа почти терялась среди высоких деревьев, а затем снова сбегала вниз и, наконец, исчезла в почти непроходимом ущелье, с правой стороны долины. С трудом пробирались мы в течение нескольких минут среди густого кустарника, а затем неожиданно очутились на широкой горной дороге, где стоит в полном одиночестве большая ель. Оттуда мы дошли до С. в течение очень короткого времени.

мрачная решимость, спокойствие человека, не ожидающего ничего в будущем. Ему некогда было оплакивать свою несчастную любовь; он нашел против нее верное, самое надежное средство - опасность.

Полковник с напряженным вниманием слушал каждое слово Фернова, но морщины на его лбу все-таки не разгладились.

- Неужели вы думаете, что французы, местные жители, не знают о существовании этой тропинки лучше нас? - спросил он.

- Вероятно, знают, но вряд ли следят за нею, - возразил Вальтер. - Во-первых, они не думают, что мы тоже нашли ее, а во-вторых, не подозревают, что их план нам известен. Неприятель сконцентрируется главным образом в ущельях и больших проходах, а эта тропинка не представляет для него опасности. Во всяком случае, все другие дороги наверняка заняты неприятелем, так что выбора у нас нет.

- Вы думаете, что эту незаметную тропинку можно будет разыскать ночью? - с сомнением спросил полковник.

 В такую лунную ночь, как сегодня, - конечно. Труднее всего найти дорогу в том месте, где она теряется в кустарнике, но при свете луны, проникающем через ветви деревьев, ее все-таки можно разглядеть. Когда поднимешься на гору, то заблудиться уже нельзя.

Полковник продолжал ходить по комнате в глубоком раздумье.

- Да, вы правы, - сказал он, наконец, - попытаемся проникнуть в Л., хотя это и будет безумно смелым поступком. Мы пошлем двух, самое большее трех человек, так как я с трудом допускаю, что указанная вами тропинка находится вне наблюдений врага. Девять шансов против одного, что наши люди будут замечены и убиты; но ничего не поделаешь - приходится идти на риск, имея хоть искру надежды предупредить большее несчастье. Вы хорошо помните дорогу?

- Очень хорошо, - ответил Вальтер.

- В таком случае нам остается только найти каких-нибудь смельчаков, которые решатся пойти на такое опасное дело. Ефрейтор Браун...

 Лежит в постели, он еще не выздоровел после полученной раны, - спокойно прервал своего начальника Фернов. - Вы видите, господин полковник, что я должен взять это поручение на себя.

- Вальтер, ты с ума сошел! - воскликнул Беренд.

Полковник отступил на несколько шагов и с изумлением смотрел на Фернова. Все офицеры уставились на Вальтера со смешанным выражением ужаса и восхищения. Фернов был всеобщим любимцем, гордостью товарищей и начальства. Несмотря на свою молчаливость и стремление к одиночеству, он, как всякий недюжинный человек, имел большое влияние на других офицеров. Товарищи видели его смелость в сражениях, но это было ничто в сравнении с тем, что он предлагал в данный момент. Погибнуть в сражении, среди своих, с оружием в руках, было не так страшно, как пробираться ночью через вражеский стан, зная почти наверное, что тебя ожидает смертельная пуля или еще что-нибудь похуже. Каждый из офицеров предпочел бы пожертвовать кем-нибудь другим, но не поручиком Ферновым.

- Вы хотите взять на себя это поручение, поручик Фернов? - повторил полковник. - Нет, это невозможно. Я вообще не пошлю никого из офицеров; мы и так многих потеряли в последних боях, у нас осталось слишком мало командиров для предстоящей битвы. Такого рода поручения даются нижним чинам; я вызову охотников.

Вальтер подошел ближе к столу, на котором горели свечи. Пламя осветило его бледное и холодное, как мрамор, лицо.

 Не забудьте, полковник, что я один знаю дорогу, - сказал он, - и только я сумею найти ее. Объяснить другому человеку я не смогу.

- Но вами я не могу пожертвовать ни в коем случае, - взволнованно возразил полковник. - Повторяю, я сильно сомневаюсь, что ваша тропинка не оберегается неприятелем. По всей вероятности, вас там убьют.

 Может быть, - да, а может быть, - нет; как бы там ни было, но я не могу, щадя себя, подвергать опасности своих ближних.

Полковник быстро подошел к Вальтеру и, протянув ему руку, воскликнул:

- Вы правы. Ну, идите с Божьим благословением. Если вам удастся достигнуть цели, то вы спасете жизнь многих наших храбрых юношей, а если нет, то умрете славной смертью героя. Сколько человек вы хотите взять с собою?

 Ни одного, - ответил Фернов. - Если нас увидят, то что могут сделать несколько человек против многочисленного неприятеля? Кроме того, трех или четырех человек легче заметить, чем одного. Ввиду этого я предпочитаю идти без конвоя.

Полковник почти с восхищением смотрел на молодого "мечтателя и поэта", как он часто шутливо называл Фернова. Такой храбрости он еще не встречал, хотя и долго прожил на свете. Конечно, полковник не подозревал, какое испытание только что перенес Фернов, не знал, в чем заключается и откуда происходит это необыкновенное спокойствие перед лицом смерти.

- Итак, вы хотите идти один? Пусть будет по-вашему. А когда вы думаете отправиться в путь?

- Не раньше, чем через час. Необходимо подождать восхода луны; мне нужен свет, пока я не взберусь на гору, а там уже не опасно, так как недалеко Л., и неприятель не решится подойти близко к городу. Я поспею вовремя, если даже на пути встретится какое-нибудь непредвиденное препятствие.

- А теперь, господа, - обратился полковник к офицерам, - идите по своим местам и будьте готовы к сигналу тревоги. Капитан, удвойте караул и позаботьтесь, чтобы все отданные приказы были точно выполнены. А пока мы обсудим с поручиком Ферновым, что он должен передать капитану Шварцу.

- Доброй ночи, поручик Фернов.

На губах Вальтера промелькнула горькая усмешка. Он понял, что означало пожелание капитана.

- Прощайте, капитан, - ответил он, - прощайте, господа!

Обернувшись, он встретил грустный и укоризненный взгляд доктора Беренда.

 Неужели ничто не привязывает тебя к жизни? - тихо спросил доктор.

- Ничто, - мрачно и так же тихо ответил Вальтер.

- Но ведь я еще увижу тебя? - с тяжелым вздохом спросил Беренд.

- Вероятно! А теперь уходи, Роберт.

Беренд тяжко вздохнул и последовал за офицерами. Фернов остался с полковником и его адъютантом.

ним.

Мистер Фернов, я уже давно жду вас! - услышал Вальтер и тотчас же узнал американца. Что вам угодно, мистер Алисон? Окажите мне честь, позвольте переговорить с вами!

Фернов взглянул на часы и убедился, что еще располагает временем.

 К вашим услугам! - ответил он.

Вальтер предугадывал, о чем поведет речь американец. Достаточно было взглянуть на лицо Алисона, чтобы убедиться, что опасения Джен небезосновательны.

Американец, заметив колебание Вальтера, произнес:

- Здесь нас никто не побеспокоит. Но, может быть, вы имеете что-нибудь именно против этой комнаты?

Фернов, не отвечая на вопрос, быстро перешагнул порог; Алисон последовал за ним. В комнате все еще тускло горела лампа; пламя камина погасло, и только иногда вспыхивали красные огоньки догоравших дров, освещая фигуры соперников, выделявшиеся во мраке. Вальтер прислонился к камину, Генри стоял теперь на том месте, где недавно была Джен.

Почти одним и тем же чувством горели сердца мужчин. Оба страстно любили одну женщину и безнадежно страдали на развалинах разрушенного счастья. Но как различно проявлялось это страдание!

На лице Фернова лежало тихое, грустное спокойствие. Он не мог вырвать из сердца то чувство, которое пустило там глубокие корни; он знал, что оно умрет вместе с ним, но не желал предаваться бесплодному отчаянию. Он выбрал верный путь для того, чтобы прекратить свои страдания, - ему недолго оставалось ждать. Вальтер почти с радостью взглянул на светлую полосу, пробиравшуюся сквозь листву кустарников, - это всходила луна.

приятный придаток к этому миллиону, но чувство к Джен оказалось настолько сильным, что далеко отодвинуло коммерческие соображения. Страсть предъявила свои права с такой силой, что Генри забыл о расчетах. Он стал слеп и нечувствителен ко всему, что было вне его чувства, он готов был и жизнь отдать за возможность обладания любимой девушкой.

Вальтер молча ждал, пока американец заговорит.

- Я хотел попросить у вас объяснения, мистер Фернов, - наконец произнес Алисон хриплым, задыхающимся голосом. - Приблизительно около часа тому назад вы имели свидание с мисс Форест в этой комнате.

Вальтер посмотрел прямо в глаза своего соперника и ответил:

- Да! А вы видели нас?

 Видел.

Молодой офицер оставался совершенно спокойным.

- В таком случае вы, вероятно, и слышали то, о чем мы говорили.

На губах Генри появилась злая, насмешливая улыбка.

- Вы беседовали по-немецки, на вашем излюбленном родном языке, поэтому я и не мог понять ваши нежности, - ответил он. - Я слышал только, как любовно звучало из ваших уст имя "Иоганна" и как нежно мисс Форест произносила "Вальтер".

- Вы, кажется, хотели спросить меня о чем-то, мистер Алисон? - сказал он. - Не будем уклоняться в сторону.

- Да, вы правы, не будем уклоняться в сторону, - мрачно повторил Генри. - Итак, к делу! Вы любите мисс Форест?

- Да!

 И любимы ею?

- Да, любим!

- Очень жалею, что должен положить конец вашей взаимной любви, - прошипел Алисон, задыхаясь от злобы. - Может быть, мисс Форест уже сообщила вам, что я имею на нее более давние права и не склонен уступить их вам?

- Да, я это знаю.

- В таком случае вы должны понять, что, раз мисс Форест будет моей женою, она не может никого любить, кроме своего будущего мужа. Я не допущу, чтобы ее сердце принадлежало другому; один из нас должен умереть.

 Что это? Вызов? - быстро спросил Вальтер.

- Да, мистер Фернов. Я предлагаю вам не прибегать ко всем этим формальностям с секундантами, докторами и прочим, как это принято у вас, немцев, а обставить дело гораздо проще. Мы бросим жребий, и тот, кто должен будет умереть, обяжет себя честным словом уйти из числа живых в течение двадцати четырех часов. Вот и все. Нам не нужны никакие свидетели!

- Одним словом, вы предлагаете мне американскую дуэль?

- Да.

- Очень сожалею, мистер Алисон, но такой вид удовлетворения не согласуется с моими понятиями о чести. Если между нами необходима дуэль, то она должна произойти так, как "принято у нас, немцев". Я могу с оружием в руках сражаться за свою жизнь, но не играть ею так, как играют в кости, - с холодным презрением возразил Вальтер.

 Может быть, ваш поединок поэтичнее, но наша дуэль быстрее достигает цели, - с уничтожающей иронией заметил Генри.

- Все равно, я отказываюсь от нее. Да и вообще вы, вероятно, забыли, что я нахожусь в действующей армии. Моя жизнь не принадлежит мне в данный момент, и я не имею права отнимать у своей родины одного из ее защитников. Пока война не окончена, я не могу сводить свои личные счеты. Если я буду убит в это время, то ваше желание все равно исполнится, а если нет, то даю вам слово, что не откажусь от требуемого вами поединка после окончания военных действий.

- Вы обещаете это сделать, когда будет заключен мир, - со злым смехом воскликнул Алисон, - может быть, тогда, когда займете снова место профессора? Я могу заранее сказать, что произойдет дальше. Конечно, весь университет будет против того, чтобы вы, светоч науки, воспитатель юношества, рисковали своей жизнью ради средневекового варварского обычая. В конце концов, вы должны будете уступить "высшим соображениям" и откажетесь от дуэли. Артистически придумано, мистер Фернов! К сожалению для вас, я не так глуп, чтобы не понять вашей уловки.

Лицо Вальтера вспыхнуло от гнева и рука непроизвольно схватилась за саблю; но в следующее же мгновение молодой офицер одумался и опустил руку.

- А вы не помните, в скольких опасных битвах я участвовал, в то время как вы смотрели на них издали, в подзорную трубу? - с величайшим презрением ответил он.

- Покончим этот спор, - хриплым голосом проговорил он. - Я предоставляю вам выбор: или вы сегодня же ночью дадите мне удовлетворение - все равно, каким способом, - американским или немецким, - я на все согласен, - или...

- Или? - вызывающе повторил Фернов.

- Или я не отвечаю за последствия! - закончил американец.

Вальтер спокойно скрестил руки на груди и, посмотрев прямо в лицо Генри, твердо произнес:

 В эту ночь между нами не может быть поединка ни в каком варианте: я сейчас же ухожу в горы.

Глаза Алисона радостно засверкали, он наклонился и жадно слушал дальнейшие слова Фернова.

- А затем я могу повторить лишь то, что сказал раньше! Наша дуэль должна быть отложена до конца войны; ни на один день раньше этого я не стану драться. Если же вы будете оскорблять меня, желая этим вызвать поединок, то я принужден буду обратиться к полковнику и просить его разрешить наш спор.

Последняя угроза была излишней, так как Генри внезапно успокоился и даже повеселел; он улыбнулся, но от этой улыбки всякого другого, кроме Вальтера, пронизала бы холодная дрожь.

- Следовательно, вы окончательно отказываетесь? - спросил Алисон. - Хорошо! Если нам придется еще раз встретиться, то вспомните, что я предлагал вам честную борьбу, а вы отказались от нее. До свиданья!

угольки, но вот погасли и они: все превратилось в пепел. От лунного света на полу лежала светлая, серебристая полоса; наступила пора идти.

Вдруг дверь широко открылась, и в комнату быстрыми шагами вошел Аткинс.

- Я искал вас, мистер Фернов, - встревоженно сказал он. - Алисон был здесь?

- Он только что ушел отсюда.

- Я так и думал; я сейчас встретил его, у него был ужасный вид. Что произошло между вами?

 Это касается только мистера Алисона и меня, - ответил Фернов, собираясь уйти. - Спокойной ночи!

Аткинс удержал его.

- Будьте благоразумны, мистер Фернов, и, по крайней мере, ответьте на мой вопрос. Генри не хотел говорить со мною, но я видел по его лицу, что он страшно озлоблен. Я пришел предупредить вас, чтобы вы остерегались его.

- Если вы хотите намекнуть, что моей жизни грозит опасность, то вы не сообщаете мне ничего нового, - возразил Вальтер, пожимая плечами. - Мистер Алисон сам откровенно сказал мне, что один из нас должен умереть.

- Следовательно, он вызвал вас на дуэль?

 Да.

- А что вы ответили?

- Я объяснил ему, что теперь не могу и не хочу драться с ним, что мы должны отложить поединок до окончания войны.

Со всевозрастающим беспокойством Аткинс покачал головой и произнес:

- Вы плохо знаете Генри, если думаете, что он удовольствуется таким решением; он вообще не в состоянии теперь рассуждать разумно, иначе не поставил бы так легко на карту своей собственной жизни. Кроме того, возбужденная в такой степени ревность не может ждать месяцы, чтобы отомстить за переживаемые муки. Мне не понравились глаза Алисона, и мне кажется, что вам не следует проводить ночь под одной кровлей с ним.

 Этого и не будет, - спокойно возразил Вальтер, - по крайней мере, я не буду ночевать в замке, так как сейчас отправляюсь в горы.

 Куда? - испуганно воскликнул Аткинс.

- В горы, а куда именно и зачем - служебная тайна.

- Может быть, вы думаете, что я желаю выпытать у вас вашу тайну? - быстро проговорил Аткинс. - Боже сохрани, она меня нисколько не интересует. Надеюсь, вы идете не один, а с конвоем?

- Нет, совершенно один!

- Позвольте заметить вам, мистер Фернов, что с вашей стороны крайне неосторожно говорить об этом так откровенно.

На губах Вальтера промелькнула улыбка.

- Я не был бы так откровенен ни с прислугой, ни с обывателями деревни, - ответил он, - а вас, мистер Аткинс, знаю слишком хорошо для того, чтобы заподозрить в предательстве; но если бы я даже мог бояться этого, то никто не пострадал бы от моей болтливости, так как никто все равно не может пройти через наш сторожевой пост.

- А вы что-нибудь сказали о своем сегодняшнем путешествии мистеру Алисону? - спросил Аткинс взволнованно.

 Только то, что вам, больше ничего. Американец взглянул на Вальтера с чувством сострадания.

- Непонятная немецкая беспечность! - пробормотал он и, подойдя ближе к Фернову и положив ему руку на плечо, продолжал: - послушайте моего совета, мистер Фернов; хотя мне очень тяжело подозревать своего соотечественника и хорошего знакомого, но я боюсь, что он может быть причиной большого несчастья. Не ходите сегодня ночью в горы, - Алисон угрожал вам, и это может окончиться очень плохо. Не ходите! Неужели вас никто не в состоянии заменить? Пусть лучше пойдет кто-нибудь из ваших товарищей.

- Это невозможно.

- В таком случае возьмите с собою конвойных.

- И этого я не могу сделать, мистер Аткинс.

 Ну, тогда вы идете на верную гибель, - сердито воскликнул американец, - я свое дело сделал - предупредил вас; вы не хотите слушать меня, в таком случае, пеняйте на себя.

Вальтер сделал нетерпеливый жест рукою.

- Успокойтесь, мистер Аткинс, - ответил он, - ваши опасения совершенно неосновательны. Повторяю вам еще раз - никто не выйдет за пределы С., не зная пароля; как раз сегодня поставлен тройной караул.

Слова Фернова нимало не успокоили Аткинса.

- Вы не знаете, на что способен Генри, - возразил он. - Я убежден, что он задумал преступление. У него, в сущности, необузданная натура. Воспитание и условия жизни удерживали его в известных границах, но только поверхностно. Его было не очень трудно вывести из этих границ, и раз так случилось, то для него нет моральных запретов. В таком состоянии, в каком Генри находится сейчас, он способен на все.

 Но, конечно, не на убийство! - спокойно заметил Вальтер.

- У вас, немцев, понятия о чести выше всех человеческих страстей, - со своим обычным сарказмом проговорил Аткинс, - но вы забываете, что Генри - не немец, а американец. Вы уклонились от единственного законного пути для удовлетворения его злобы, и теперь он вряд ли станет разбирать, что честно и что нечестно. Ему нужно избавиться от вас, и он ни перед чем не остановится, чтобы достигнуть своей цели. Примите меры предосторожности, мистер Фернов, ибо я не поручусь за Генри.

 Я лучшего мнения о мистере Алисоне, чем вы, - возразил Вальтер, тихо покачивая головой. - Он может ненавидеть меня до глубины души, но я верю, что он не способен на то, на что вы намекаете. Скажите ему, - грустно прибавил молодой офицер, - что ему не нужно убивать меня, его желание и без того исполнится. А теперь мне пора идти. Прощайте, мистер Аткинс, и передайте от меня поклон мисс Форест!

Вальтер быстро вышел из гостиной.

Когда Аткинс встретил Генри на лестнице, тот шел не к себе. На все расспросы своего соотечественника он отвечал так уклончиво и лаконично, что у Аткинса зародилось подозрение, и он поторопился предупредить Фернова. Алисон между тем отправился к смотрителю замка, дорогу к которому указал ему один из солдат. Смотритель был пожилой человек, с умным лицом и блестящими темными глазами. Когда Генри вошел к нему, смотритель сидел у стола и при свете лампы просматривал какие-то книги. Он мрачно посмотрел на дверь, ожидая увидеть кого-нибудь из ненавистных немцев, но, заметив иностранца, сразу сделался любезнее. Ему уже было известно, что приезжие - американцы, которых задержали в деревне и не пропустили в горы. Хотя американцы и были в данный момент гостями немцев, но уже одно то, что они не принадлежали к этой ненавистной французам нации, располагало к ним старика. Кроме того, смотритель видел, как сдержан был Алисон с немецкими офицерами, и это также послужило на пользу Генри.

 Чем могу служить вам? - спросил он Генри, приподнимаясь со своего места.

Алисон предусмотрительно запер дверь и подозрительно осмотрел комнату. Если бы Вальтер мог видеть в эту минуту выражение лица Генри, он, вероятно, обратил бы больше внимания на предостережение Аткинса.

- Мне нужно переговорить с вами об очень важном деле, - сказал Алисон. - Нас здесь никто не может подслушать?

Француз насторожился.

- Будьте покойны, - ответил он, - как видите, в комнате лишь одна дверь.

- Вы, вероятно, знаете, что немцы насильно задержали нас. Мои товарищи покорились и ночуют в замке, а мне необходимо сегодня же ночью отправиться дальше.

- Это невозможно, - с холодной вежливостью заметил смотритель, - пруссаки охраняют все дороги, и без их разрешения никто не может пройти в горы.

- А вы не могли бы указать мне какой-нибудь путь, который неизвестен страже? - прошептал Алисон, испытующе глядя в лицо старика. - Дело в том, что нужно предупредить об одном важном обстоятельстве французов, засевших в горах.

Старик робко, искоса посмотрел на молодого иностранца.

 Я говорю вам, что немцы тщательно охраняют все входы и выходы.

- Ну, в горах всегда имеются окольные пути, которые совершенно не известны неприятелю, но о которых прекрасно знают местные жители. Еще сегодня офицеры говорили, что, несмотря на тщательную охрану, между обитателями деревни и горными жителями существует постоянная связь.

- Возможно, но я об этом ничего не знаю, - решительно заявил старик.

Не говоря ни слова, Алисон достал из кармана бумажник и вынул из него кредитный билет. По-видимому, старик знал, какую высокую ценность представляет эта бумага, потому что удивленно взглянул на американца.

- Это - плата за указание дороги! - сказал Алисон.

 Меня нельзя подкупить! - после короткого колебания твердо сказал француз.

Генри, спокойно положив билет на стол, продолжал убеждать смотрителя:

- Я знаю, что, если бы немцы дали вам сумму в десять раз большую, чем эта, вы отказались бы от нее. И я вас вполне понимаю: это было бы изменой с вашей стороны. Но в данном случае совсем другое дело, я вам объясню. Я не имею ничего общего с немцами, я сам - иностранец и тоже не люблю этой нации. Если бы ваши неприятели считали меня своим, они дали бы мне разрешение пройти через их сторожевой пост. Тот факт, что я обращаюсь к вам за помощью, служит лучшим доказательством, что немцы боятся пропустить меня из страха, чтобы я не выдал их французам. Как видите, здесь не может быть никакой речи об измене; поэтому вы должны указать мне дорогу.

- Вы хотите идти один? - спросил он.

 Конечно.

- И как раз сегодня ночью? Может быть, вам известно также и то, что вас там ожидает?

- Несомненно, - ответил Генри, решив, что для него будет выгоднее сделать вид, что он посвящен в намерения французов.

Его хитрость достигла цели. Генри удалось возбудить в старике ненависть к немцам, и для того, чтобы насолить им, смотритель рад был услужить американцу. Старик знал лучше, чем кто бы то ни был, что происходит в горах, и тот факт, что этот иностранец желал тайком от немцев пробраться в их неприятельский стан, заставил его предположить, что в лице Алисона он видит союзника.

- Да, я знаю потайной ход, - наконец сказал старик, еще более понижая голос, - он ведет через горы в Л. Немцы не знают этой дороги, но если бы они даже случайно нашли ее, то увидели бы, что она совершенно исчезает при спуске в лощину. Однако это только так кажется. Тропинка снова появляется по ту сторону леса, соединяющегося с нашим парком, но она так узка и скрыта кустарником, что ее трудно заметить. Мы пользуемся этим потайным ходом для связи с нашими войсками.

- Хорошо! А как же мне найти эту тропинку? - спросил он.

- Идите по главной аллее парка - там стражи нет, она расположена дальше, - пока не дойдете до статуи Флоры; возле нее будет грот. На первый взгляд кажется, что он упирается в скалу, но, в сущности, там есть узкий проход в лес. Когда вы будете в лесу, то идите по маленькой тропинке, находящейся среди густого кустарника; там заблудиться нельзя, так как тропинка одна. Через десять минут вы достигнете ущелья, из него есть поворот влево к большой горной дороге, где стоит единственная ель. Там вы уже будете вне сторожевого поста, и вас никто не заметит.

С напряженным вниманием Генри следил за указаниями старика, запоминая каждое его слово. Он вздохнул с облегчением и, взяв со стола банковый билет, вручил его смотрителю.

- Благодарю вас за сведения. Возьмите деньги. Старик колебался.

 Я сделал это не из-за денег, - пробормотал он.

- Я знаю, что вами руководила лишь ненависть к врагу; будьте покойны, я сегодня окажу немцам большую услугу, - со злой иронией прибавил Алисон. - Во всяком случае, то, что вы сообщили мне, дороже для меня этой бумажки. Можете взять ее со спокойной совестью.

Смотритель взглянул еще раз на деньги; сумма была так велика, что, очевидно, у этого иностранца была серьезная причина желать пробраться в горы. Не могло быть сомнения, что американец не на стороне неприятеля. Пробормотав несколько слов благодарности, старик спрятал деньги в карман.

Генри собрался уходить, но, подойдя к двери, вдруг остановился и с угрожающим видом сказал смотрителю:

- Мне кажется, нечего предупреждать вас о том, что вы должны соблюдать строжайшую тайну относительно нашего разговора. Впрочем, ваше соучастие должно заставить вас молчать. Немцы расстреляют вас, если узнают, что вы помогли мне тайно пробраться в горы.

 Да, я знаю это! - прошептал старик.

- Итак, если я к утру вернусь обратно, вы должны будете утверждать, что я провел ночь в замке и никуда не выходил. А пока прощайте!..

В комнате поручика Фернова ярко горела лампа, но Вальтер, вернувшись к себе, застал одного только Фридриха.

- Доктор Беренд все время был здесь, - доложил солдат, - он долго ждал ваше благородие, но его срочно вызвали в деревню. Кажется, состояние ефрейтора Брауна ухудшилось.

 Как жаль, что доктор уже ушел! - воскликнул он, - я хотел поговорить с ним.

- Доктору тоже нужно было сказать вам что-то; он поручил мне приготовить для вас пальто и пистолеты. Вы уже сегодня вечером собираетесь в путь; отчего же вы не возьмете меня с собой? Ведь я всегда сопровождал вас, когда вы ходили на разведки с патрулем!

- Нет, Фридрих, сегодня это невозможно, - возразил Вальтер, прохаживаясь взад и вперед по комнате. Вдруг он остановился. - Теперь ведь все равно, - пробормотал он. - Отчего мне не сказать ему того, что я хотел сообщить Роберту? Фридрих! - громко позвал он.

- Что прикажете, ваше благородие?

- Возможно, что сегодня Ночью на нас будет нападение; вы получили приказ быть наготове?

 Точно так, ваше благородие. С десяти часов я буду еще с двумя солдатами на карауле в парке. Господин капитан находит, что будет надежнее, если и в парке поставят часовых.

- Прекрасно! Постарайся повидаться с доктором Берендом до своего дежурства; мне очень нужно было поговорить с ним, но я должен идти и не имею времени спуститься вниз, в деревню. Ты передашь доктору мое поручение слово в слово, но только ему одному и никому другому.

- Никому другому! - повторил Фридрих.

По-видимому, Вальтеру было очень трудно произнести то, что он хотел сказать; он боролся с собою несколько минут, но, наконец, решился:

- Когда начнется сражение, доктор будет единственным человеком, не участвующим в бою, и, если, не приведи Бог, сюда ворвутся французы, он должен будет всеми силами защищать мисс Форест.

 Американскую мисс? - медленно переспросил Фридрих.

- Да! - Вальтер снова остановился и тяжело перевел дыхание. - Скажи доктору, что я прошу его об этом, как о последней дружеской услуге. Передай ему, что мисс Форест была для меня дороже всех на свете. Он должен защищать ее до последней капли крови, если понадобится.

Фридрих с немым изумлением смотрел на своего господина. Так вот что означала загадочная вражда между профессором и американской мисс! Фридрих чувствовал, что у него кружится голова; он никак не мог понять эту связь между любовью и ненавистью!

- Ты передашь мое поручение слово в слово, - произнес Фернов.

- Слушаю, ваше благородие, - ответил Фридрих. Он все еще стоял, точно пригвожденный к своему месту, глядя, как Фернов осматривал пистолеты и надевал плащ. Когда Вальтер подошел к двери, Фридрих бросился к нему и крикнул:

 Господин профессор!

Вальтер остановился. В продолжение всей войны Фридрих ни разу не назвал его так. Солдат очень гордился военным чином своего господина, и для него, преданного слуги, было большим наслаждением произносить "господин поручик" или "ваше благородие". Фернов совершенно отвык от того, чтобы его называли профессором, а потому с удивлением посмотрел на Фридриха, который был бледен как полотно.

- Господин профессор, неужели вы пойдете ночью совершенно один? Отчего вы не возьмете меня с собой? - молящим тоном попросил Фридрих.

- Это невозможно, - решительно ответил Вальтер, - я не могу взять тебя. Но что с тобой, Фридрих? Чего ты так волнуешься? Я думал, что за время войны ты отвык тревожиться обо мне.

- Не знаю, в чем дело, - с глубоким вздохом ответил Фридрих, - но за все это время у меня ни разу не было так тяжело на душе, как сегодня. Раньше я ничего не предчувствовал, а теперь, когда вы подошли к двери, у меня все внутри оборвалось. Господин профессор, я, наверное, никогда больше не увижу вас! - с отчаянием воскликнул он.

был растроган, но боялся проявить свое нежное чувство к Фридриху; он знал, что первое же ласковое слово заставит солдата разрыдаться, как дитя.

- Ты не в своем уме, - с насильственной улыбкой проговорил он. - Разве я в первый раз подвергаюсь опасности? Стыдись, Фридрих!.. Мне кажется, ты готов расплакаться!

Фридрих ничего не ответил, но посмотрел в лицо профессора каким-то особенно проникновенным взглядом голубых глаз, точно старался навсегда запечатлеть в своей памяти Дорогие черты. Военная дисциплина и субординация моментально исчезли, как будто нескольких месяцев военной службы и не существовало. Фридрих видел перед собою своего любимого профессора, за которым он ходил и которого оберегал, как мать своего ребенка, который был целью и содержанием всей его жизни.

Солдат не мог больше сдерживаться; он плакал, как маленький, дурные предчувствия переполняли его сердце.

- Господин профессор, я с радостью умер бы вместо вас, - захлебываясь от слез, проговорил он. - Я знаю, что сегодня ночью произойдет несчастье. Один из нас погибнет!

связанную с Фридрихом, вспомнил их детские годы, долгие тоскливые ночи, которые проводил верный слуга у его постели, когда он болел, его постоянную заботу и преданность. Чувство нежности к этому рослому солдату охватило Фернова. Он обнял своего бывшего слугу и, горячо пожав его руку, ласково сказал:

- Прощай, Фридрих! Если со мной что-нибудь случится, ты не должен беспокоиться о своей дальнейшей судьбе. У доктора Стефана есть мое духовное завещание - я позаботился о твоем будущем. А теперь - пусти меня, мне пора идти.

Фридрих повиновался и выпустил руку Вальтера, который, еще раз дружески кивнув ему головою, поспешно вышел. Солдат подошел к окну и долго следил за темной фигурой, закутанной в плащ и удалявшейся быстрыми шагами; она становилась все меньше и меньше; вот мелькнула лишь какая-то темная точка, и все исчезло. Луна осветила длинную аллею, на которой уже никого не было. Слезы снова наполнили глаза Фридриха - он был уверен, что видел своего господина в последний раз.