Развеянные чары.
Глава 12

Глава 12

- Боюсь, что вы, капитан, не выдержите продолжительного пребывания в "Мирандо". Здесь у вас постоянно море перед глазами, а это, видимо, опасно, вы с такой тоской смотрите на него, как будто только и думаете, как бы поскорее уплыть отсюда.

С этими словами маркиз Тортони обратился к своему гостю, в последнюю четверть часа не принимавшему никакого участия в разговоре: молодой хозяин только что поймал его на подавленном зевке.

- Вовсе нет! - защищался Гуго. - Но при всех этих разговорах об искусстве я чувствую себя столь беспредельно несведущим и ничтожным, так глубоко проникаюсь сознанием своего невежества, что сейчас только повторил про себя все команды, отдаваемые во время бури, чтобы утешиться хоть какими-нибудь познаниями.

- Пустая отговорка! - воскликнул маркиз. - Вам попросту недостает здесь прекрасного пола, перед которым вы преклоняетесь и без которого, по-видимому, не можете обойтись. К сожалению, "Мирандо" не может вам его предложить. Ведь вы знаете - я не женат и до сих пор никак не могу решиться пожертвовать своей свободой.

- Не можете решиться пожертвовать свободой? - повторил Гуго. - Боже мой, как это ужасно звучит! Если вы еще не достигли высшей ступени земного счастья, как говорится в романах...

- Не верьте ему, Чезарио! - перебил его Рейнгольд. - Несмотря на всю рыцарскую обходительность моего брата, у него ледяная натура, растопить которую вовсе нелегко. Ухаживает он за всеми, но истинного чувства не испытывает ни к кому, каждый из его очередных романов, которые он иногда называет любовью, а иногда и страстью, продолжается ровно столько времени, сколько он находится на суше, и первый же бриз, угоняющий "Эллиду" в море, стирает всякие его следы. Сердце Гуго еще ни разу усиленно не билось.

- Ужасная характеристика! - воскликнул Гуго, бросая сигару. - Торжественно протестую против нее!

- Неужели ты станешь утверждать, что она несправедлива?

Капитан рассмеялся и обернулся к Тортони.

- Уверяю вас, маркиз, что я способен хранить нерушимую верность своей голубоглазой невесте, - он указал рукой на море, - которой я раз и навсегда обещал сердце и руку. Она одна умеет все снова и снова приковывать меня к себе, и если время от времени позволяет мне заглянуть в пару прекрасных глаз, то серьезной измены не потерпит.

- Пока ты не заглянешь в такие глаза, которые покажут тебе, что и тебя не минет жребий всех смертных, - сказал Рейнгольд не то шутя, не то с горечью, понятной только его брату. - А бывают такие глаза.

- О, да, бывают такие глаза! - повторил Гуго, с почти мечтательным выражением устремив свой взор на море.

- Ваш тон, капитан, наводит на размышления, - поддразнил его маркиз. - Может быть, на вашем пути уже повстречались такие глаза?

- На моем? - воскликнул капитан, стряхнув с себя мимолетную серьезность, и продолжал прежним веселым тоном: - Глупости! Надеюсь еще довольно долго не сдаваться "жребию всех смертных". Обещаю вам это.

- Жаль, что здесь нам не представится случая оправдать такую геройскую решимость, - заметил Чезарио. - Наши единственные соседи ведут настолько замкнутый образ жизни, что не приходится делать и попытки к знакомству. Молодая синьора...

- Молодая синьора? Где?

Гуго разом вскочил на ноги. Маркиз указал на оливковую рощу, среди которой была расположена соседняя дача; от нее до "Мирандо" было всего минут десять-пятнадцать ходьбы.

- Вот там. На вилле "Фиорина" уже несколько месяцев живут, кажется, даже ваши соотечественники, немцы, поселившиеся там на все лето. Но они, по-видимому, обрекли себя на полное одиночество и нигде не показываются, никого не принимают у себя, а прогулки ограничивают парком и террасой, так что с ними совершенно невозможно познакомиться.

Чезарио пожал плечами.

- При всем желании не могу ответить на этот вопрос. Я видел ее всего лишь раз, и то мельком и издали. У нее стройная фигура молодой женщины и красивые густые волосы с золотистым отливом. Лица ее я, к сожалению, не видел, так как она отвернулась, а я в тот момент довольно быстро ехал верхом.

- Проехали, не увидев ее лица? Маркиз, я удивляюсь вашему стоицизму, но торжественно отказываюсь подражать ему. Не позже чем сегодня вечером я сообщу вам и Рейнгольду, хороша ли собой дама или нет.

- Это будет довольно трудно, - улыбнулся маркиз. - Ведь вы слышали - они никого не принимают.

- Ба! Как будто мне это помешает! - весело воскликнул Гуго. - Это именно и интересно! Недоступная вилла, невидимка-дама, к тому же блондинка и немка... я все расследую, основательно расследую. Долг земляка обязывает меня!

- Слава Богу, что вы направили его на этот след, Чезарио, - сказал Рейнгольд. - Надеюсь, мы будем избавлены теперь от его еле сдерживаемой зевоты во время наших разговоров о музыке. Я хочу сказать еще кое-что относительно партитуры.

Молодой маркиз встал и с видом просителя опустил руку на плечо Рейнгольда.

- А как же опера? Неужели вы неумолимо будете стоять на своем? Уверяю вас, Ринальдо, требуемые вами изменения, как я сам убедился, невозможно произвести до осени. Придется снова откладывать представление оперы, а общество ждет ее уже несколько месяцев.

- Так подождут еще, - высокомерно проронил Рейнгольд.

- Диктаторский приговор! - заметил Гуго. - Неужели ты всегда так повелеваешь публикой? Портрет, набросанный маэстро Джанелли, оказывается, имеет сходство. Неужели необходимо приводить в отчаяние весь оперный персонал, не исключая и директора, как ты делаешь это теперь?

Рейнгольд откинул голову с гордостью и беспечностью избалованного прославленного артиста, привыкшего считать свою волю законом для всех и принимающего любое противоречие как личное оскорбление.

- Своими произведениями и их исполнением распоряжаюсь я. Либо слушают мою оперу в той постановке, которой желаю я, либо ее вовсе не слушают. Я предоставил им выбор.

- Как будто тут еще есть выбор! - воскликнул Чезарио, пожимая плечами.

Он подошел к лакею и стал отдавать ему распоряжения, оставив братьев одних.

- К сожалению, кажется, здесь действительно нет выбора, - сказал Гуго, глядя вслед хозяину. - Когда всеобщее бессмысленное обожание в конце концов погубит тебя, - обратился он к брату, - это будет на совести маркиза Тортони, потому что он прилагает к тому все свои усилия, впрочем, как и весь круг твоих поклонников. Они посадили тебя, словно далай-ламу, на некий трон и с благоговейным трепетом ожидают проявлений твоего гения, хотя бы этому самому гению взбрело на ум выругать своих восторженных почитателей. Мне жаль тебя, Рейнгольд! Увлекая к самообожанию, тебя толкают в ту пропасть, в которой погибло немало крупных дарований.

- Что ж, зато ты заботишься, чтобы такого не случилось, - саркастически возразил Рейнгольд. - Ты отлично владеешь ролью верного Экгарда и разыгрываешь ее при каждом удобном случае. Но эта роль одна из самых неблагодарных, оставь ее, Гуго. Она вовсе не в твоем характере.

Капитан нахмурился, но остался совершенно спокоен, хотя тон, которым были произнесены слова брата, взорвал бы всякого. Он взял ружье, вскинул его на спину и вышел.

Через несколько минут Гуго уже был на берегу. Свежий морской ветер подул ему в лицо, и мгновенно серьезности его опять как не бывало. Он направился прямо к вилле "Фиорина".

Правду говоря, капитан уже начал скучать в "Мирандо", в его исключительно артистической атмосфере, созданной наклонностями маркиза и присутствием Рейнгольда. Прелестное местоположение имения не представляло ничего нового для капитана, хорошо знакомого с красотами тропической природы; уединение, к которому с болезненной жаждой стремился Рейнгольд, тоже было не по душе жизнерадостному моряку. Правда, недалеко был курорт С, куда уже съехалось много иностранцев, но слишком частые поездки туда могли обидеть молодого хозяина, показав, что его обществом пренебрегают. Таинственное и интересное знакомство было очень кстати, и Гуго тотчас же решил воспользоваться случаем.

о музыке. У Рейнгольда вечно крайности. Из вихря бурной жизни и развлечений он бросается, очертя голову, в это идеальное уединение и не хочет ничего слышать и знать, кроме своей музыки; посмотрим, долго ли он выдержит искус. А маркиз Тортони? Молод, красив, богат, аристократ по происхождению, а не может предпринять ничего лучшего, чем продолжительное затворничество в этом "Мирандо" и разыгрывание из себя дилетанта высшей пробы. Своим чрезмерным обожанием он кружит голову Рейнгольду. Ну, я сумею лучше распорядиться своим временем".

И с этой мыслью и полным сознанием собственного достоинства капитан остановился, потому что уже достиг цели: перед ним была вилла "Фиорина", окруженная высокими пиниями, кипарисами и цветущим кустарником. Дом был, по-видимому, красив и поместителен, но его фасад и обращенная к морю терраса были так густо обсажены розовыми кустами и олеандрами, что даже орлиный взор Гуго не мог проникнуть за душистую живую изгородь. Высокая стена, поросшая ползучими растениями, окружала парк и переходила в оливковую рощу, среди которой располагалась вилла. Судя по ее величественному виду, можно было думать, что она когда-то принадлежала какому-нибудь знатному роду, но затем, подобно многим другим, переменила владельцев и теперь служила временным прибежищем для богатых иностранцев. Во всяком случае красотой своего местоположения вилла нисколько не уступала прославленному "Мирандо" маркиза Тортони.

Капитан уже разработал свой стратегический план; он беглым взором окинул окрестность, сделал тщетную попытку заглянуть на террасу со стороны моря, на всякий случай смерил взглядом высоту парковой стены и затем, направившись прямо к воротам, позвонил и заявил привратнику, что желает поговорить с господами. Однако старый итальянец, видимо, уже получил инструкцию на такой случай, потому что, даже не спросив имени незнакомца, коротко объяснил, что его господа никого не принимают и он очень сожалеет, что синьору пришлось напрасно побеспокоиться.

- Для меня сделают исключение, - сказал Гуго, хладнокровно протянув свою визитную карточку. - Важные обстоятельства требуют личного объяснения. Я подожду здесь, так как меня, безусловно, примут.

С этими словами он опустился на каменную скамейку у ворот. Непоколебимая уверенность капитана так подействовала на привратника, что он и в самом деле уверовал в важность его мнимой миссии. Он исчез с его визитной карточкой в руках, а Гуго, нисколько не беспокоясь о последствиях, стал ждать результата своего дерзкого маневра.

Результат, сверх всякого ожидания, был благоприятный. Спустя некоторое время появился лакей и на немецком языке (так как на визитной карточке была немецкая фамилия) пригласил Гуго следовать за ним. Он проводил его в зимний сад виллы и оставил там одного, заявив, что господин сейчас выйдет.

- Везет же человеку! - сказал Гуго, сам удивляясь неожиданному успеху. - Хотел бы я, чтобы Рейнгольд и маркиз видели меня теперь здесь, в стенах "недоступной" виллы, в ожидании ее хозяина и всего за несколько дверей от белокурой синьоры. Для первых пяти минут вполне достаточно, и достигнуть этого, пожалуй, не удалось бы даже моему знаменитому гениальному брату, перед которым все двери раскрываются настежь. Но теперь необходимо и самому стать гениальным, хотя бы во лжи. Помилуй Бог, что мне сказать хозяину, которому я приказал доложить о каком-то важном деле и которого я не только никогда не видел, но и не слышал о нем, равно как и он обо мне? А, вот что! Некто дал мне когда-то, в одно из моих путешествий, некоторое поручение. Из-за печальной случайности я мог ошибиться фамилией, между тем знакомство завязано, и все остальное устроится само собой. Свою импровизацию я могу дополнить сообразно впечатлению, которое произведет на меня личность хозяина; во всяком случае я не двинусь с места, не повидав синьоры.

Гуго сел и с самым беззаботным видом стал, размышляя, осматриваться кругом.

"Мои почтенные земляки, наверно, принадлежат к тем немногим счастливцам, которые могут тратить десятки тысяч в год. Все это - и вилла с парком, и комфорт, которого не встретишь здесь на юге, и собственные слуги, привезенные с собой (я уже заметил не менее трех немецких физиономий), - все стоит больших денег. Теперь остается лишь решить вопрос: придется ли мне иметь дело с природным аристократом или с богатым биржевиком? Последнее было бы приятнее, потому что я могу по крайней мере пустить в ход некоторые связи в этом мире, тогда как перед человеком высокого происхождения я предстану во всем своем мещанском ничтожестве... Но что это? Консул Эрлау?!".

С возгласом безграничного удивления Гуго вскочил при виде хорошо знакомой ему фигуры коммерсанта, появившегося на пороге. Консул, правда, очень состарился: его густые темные волосы поседели и поредели, на лице запечатлелось болезненное выражение, даже приветливая улыбка, всегда оживлявшая его, исчезла и, во всяком случае, в данный момент сменилась холодной сдержанностью.

- Вы желаете поговорить со мной, господин Альмбах? - сказал он, подходя к гостю.

Гуго уже овладел собой и мгновенно решил по мере сил использовать неожиданный благоприятный случай. Он призвал на помощь всю свою любезность и ответил:

- Я вам очень признателен, господин консул: откровенно говоря, я вовсе не надеялся, что вы лично примете меня.

Эрлау опустился на стул и жестом пригласил Гуго сесть.

- По предписанию врача я избегаю общества, но, услышав ваше имя, счел нужным сделать исключение, поскольку ваше посещение, вероятно, связано с моим опекунством над вашим племянником. Вы, конечно, по поручению своего брата?

- По поручению Рейнгольда? - нерешительно повторил капитан. - Почему вы так думаете?

- Я очень рад, что господин Альмбах не сделал попытки к личному сближению, как он уже пытался сделать это письменно, - продолжал консул все еще холодным, сдержанным тоном. - Несмотря на наш намеренно замкнутый образ жизни, он, очевидно, узнал о настоящем местоприбывании своего сына. Очень жаль, но должен сообщить вам, что Элеонора ни в коем случае...

- Элла? Она здесь? У вас? - перебил его капитан с таким оживлением, что Эрлау с удивлением посмотрел на него.

- Разве вы не знали этого? Но позвольте спросить, капитан, чему тогда я обязан чести видеть вас?

Гуго не сразу ответил; он видел, что имя Альмбах, открывшее ему двери, было в то же время наихудшей рекомендацией в этом доме. Однако после минутного размышления он все же нашел выход и откровенно сказал:

Даю вам слово, что он и не подозревает, что его жена и сын так близко от него. Что они вообще находятся в Италии. Что касается меня, - капитан нашел уместным приукрасить истину ложью, - то я случайно напал на след и хотел убедиться в его справедливости. Я пришел повидаться со своей невесткой.

- Лучше было бы не делать этого, - с заметной холодностью произнес консул. - Вы сами понимаете, что подобная встреча заставит Элеонору страдать.

- Элла отлично знает мое отношение ко всему, что произошло, - перебил его капитан, - и я уверен, что она не откажется поговорить со мной.

- Тогда это сделаю я от имени моей приемной дочери, - решительно заявил Эрлау.

Гуго встал.

- Господин консул, я знаю, что вы приобрели отцовские права над моим племянником, а также и над его матерью, и глубоко чту эти права. Потому я и прошу у вас разрешения на свидание. Ни словом, ни воспоминанием я не оскорблю своей невестки, чего вы, очевидно, опасаетесь, но мне очень хотелось бы видеть ее.

В его словах звучала такая сердечность, и тон просьбы был так серьезен, что консул поколебался. Быть может, он вспомнил о том времени, когда мужество молодого капитана Альмбаха спасло один из его лучших кораблей, и о том, что его щедрую благодарность вежливо, но решительно отвергли. Было бы в высшей степени неблагородно ответить этому человеку отказом, и он уступил.

- Я спрошу, желает ли Элеонора этой встречи, - сказал он, поднимаясь. - О том, что вы здесь, она уже осведомлена, так как вашу визитную карточку мне принесли в ее присутствии. Прошу лишь минуты терпения.

Эрлау вышел. Прошло минут десять нетерпеливого ожидания. Наконец, дверь снова отворилась, и на пороге зашуршало женское платье. Гуго быстро встал навстречу вошедшей.

- Элла, я узнал, что вы...

Капитан вдруг запнулся, его поднятая для приветствия рука медленно опустилась, и он остановился как вкопанный.

- Вы, кажется, не узнаете меня? - тихо спросила молодая женщина, тщетно ожидая окончания приветствия. - Неужели я так сильно изменилась?

- Да... очень, - подтвердил Гуго, не отрывая изумленного взора от стоявшей перед ним дамы.

Самонадеянный, веселый моряк, не признающий никаких жизненных затруднений и ничем не смущающийся, словно онемел, обескураженный. Но кто мог бы подумать, мог считать возможным такую метаморфозу?..

Так вот что сталось с бывшей супругой его брата, робкой, боязливой Эллой с бледным личиком и неловкими манерами! Только теперь можно было видеть, как безобразили ее платье, в котором она походила скорее на служанку, чем на дочь хозяина дома, и огромный чепец, предназначенный для шестидесятилетней старухи, и прикрывающий изо дня в день голову юной женщины.

Весьма вероятно, что маркиз Тортони и не заметил лица "белокурой синьоры", но Гуго теперь видел его и тщетно ломал голову над вопросом, какая, собственно, перемена произошла в этом лице, некогда настолько неподвижном и маловыразительном, что его обладательницу упрекали даже в тупости, а теперь таком одухотворенном, как будто с него сняли какое-то заклятие и что-то, неведомое раньше, пробудило его к жизни. Правда, в уголках ее губ обозначились скорбные черточки, а на лоб легла грустная тень, которой не было прежде, но зато глаза, теперь не потупленные, а широко раскрытые, ни на йоту не утратили своей былой красоты.

Элла как будто наконец осознала, что не следует скрывать от взоров то, чем наградила ее природа. Когда ей было семнадцать лет, каждый, увидев ее рядом с мужем, мог спросить, пожимая плечами: " Как могла очутиться эта женщина рядом с этим мужчиной?" Теперь, когда ей минуло двадцать восемь, она могла смело идти рука об руку с кем угодно. Какой же тяжелый гнет давил молодую женщину в родительском доме, если всего нескольких лет, проведенных на свободе, среди более чутких людей, достаточно было для того, чтобы бабочка сбросила невзрачную оболочку и распустила роскошные крылья. Эта почти невероятная перемена красноречиво доказывала всю пагубность ее воспитания.

- Вы хотели поговорить со мной, господин капитан? - начала Элла, опускаясь на оттоманку. - Садитесь, пожалуйста!

Ее слова и манеры, уверенные и непринужденные, как у светской женщины, принимающей гостя, оставались однако сдержанными и отчужденными, как будто у нее не было ничего общего с ним. Гуго поклонился и сел рядом.

- Я просил, - сказал он все с той же смущенной улыбкой, - и господин консул счел нужным от вашего имени отказать мне в этом свидании. Но я настоял, чтобы он спросил у вас... я был уверен в вашей доброте, сударыня...

- Неужели мы стали настолько чужды друг другу? Почему вы так называете меня?

- Потому что вижу, что на мое посещение смотрят здесь, как на вторжение, и что мне не указали на дверь только ради имени, которое я ношу, - с некоторой горечью ответил Гуго. - Консул Эрлау уже дал мне почувствовать это, и теперь мне вторично приходится испытывать то же. И все-таки, повторяю вам, мое присутствие здесь не связано с поручением и произошло даже без ведома... кого-либо другого, кто до сих пор и не подозревает о вашей близости.

- В таком случае, прошу вас, чтобы эта близость и в дальнейшем оставалась тайной, - серьезно сказала молодая женщина. - Вы поймете, почему я не хочу выдавать свое пребывание здесь: С, как бы то ни было, достаточно далеко, и это вполне возможно.

- Кто же вам сказал, что мы живем в С.? - спросил Гуго, несколько смущенный уверенностью ее предположения.

- Сегодня утром я прочла, что там ожидают двух музыкальных знаменитостей. Я вижу, что сообщение немного запоздало, а вы, конечно, гостите у брата.

Гуго молчал, у него не хватило мужества сказать ей, насколько ближе к ней находится ее бывший супруг. Газетная заметка легко объяснялась: он знал о предстоящем приезде Беатриче и о том, что уже вошло в привычку постоянно ставить рядом имена ее и Рейнгольда, а если последний и пребывал теперь в "Мирандо", то все считали его прибытие в С. делом решенным, как только там появится Бьянкона. Да они и уговорились встретиться там, и отрицать это было невозможно.

- Однако к чему такая таинственность? - спросил он, оставляя в стороне опасный предмет. - Ведь не вам же, Элла, бояться или избегать встречи?

- Нет! Но я хочу во что бы то ни стало оградить своего мальчика от возможности подобной встречи.

В словах Гуго послышался упрек.

- С вашим братом... да!

Капитан с новым изумлением взглянул на Эллу. Эти слова были произнесены ледяным тоном, и ледяная неподвижность сковала ее лицо, выражавшее такую непреклонную волю, какой никто не заподозрил бы в прелестной женщине.

- Это жестоко, Элла, - тихо сказал Гуго. - Я вполне понимаю, что вы становитесь недоступной после всего, что случилось, но при чем же мальчик? Рейнгольд уже делал попытку сближения со своим ребенком... вы оттолкнули его...

что вижу вас в Италии. Вы рассчитываете долго здесь оставаться?

Капитан последовал данному указанию, но удивление его росло. Молодая женщина, которую он знал лишь в качестве молчаливой и робкой слушательницы, полностью овладела нитью разговора. И с какой уверенностью и непринужденностью она перевела его на другой предмет, когда предшествовавший стал тяготить ее!

- Много дольше, чем я думал вначале, - сказал он, отвечая на вопрос - Мое пребывание здесь было рассчитано на очень короткое время, но буря, захватившая нас в открытом море, так потрепала "Эллиду", что мы с трудом добрались до ближайшей итальянской гавани, и пока нечего и думать о продолжении рейса. Исправление судна потребует нескольких месяцев, и мой отпуск, таким образом, продлится неопределенное время. Я, конечно, не подозревал, что встречу вас здесь.

По лицу молодой женщины промелькнула тень.

- Мы здесь по предписанию врачей, - серьезно ответила она. - Легочная болезнь заставила моего опекуна поехать на юг; его жена уже несколько лет тому назад умерла, а он, как вы, наверно, знаете, бездетен. Я давно пользуюсь правами его дочери, разумеется, тем самым я приняла на себя и ее обязанности. Врачи настаивали на этой местности, которая и в самом деле благотворно действует на его здоровье. Как я ни избегала Италии, но все же не могла отпустить его одного, зная, что он нуждается в моем присутствии. Мы надеялись избавить себя от тяжелой встречи, миновав город, в котором живет... синьор Ринальдо, и с той же целью выбрали самую уединенную виллу. Я вижу, однако, что наши предосторожности были напрасны: едва вы приехали сюда, как уже открыли наше местопребывание.

- Нет! Но меня удивило, что капитан Альмбах еще так интересуется своей маленькой кузиной и бывшей подругой детских игр, что настаивает на свидании, в котором ему сразу было отказано. Мы надеялись полностью оградить себя от всяких посещений, а вы тем не менее сумели добиться того, что вас приняли; это доказывает мне, что у меня и прежде были друзья. До сих пор я сомневалась, но теперь твердо уверена в этом, и это доставляет мне огромное удовольствие, за что я очень благодарна вам, Гуго!

Элла взглянула на него своими ясными, широко открытыми голубыми глазами и с очаровательной улыбкой, придававшей ее лицу невыразимую прелесть, доверчиво протянула ему руку. Но дружеский жест не нашел ответа. Лицо капитана вспыхнуло, он вдруг вскочил и, отведя ее руку, воскликнул:

- Нет, так нельзя... я... я должен во всем сознаться перед вами, Элла, даже если вы укажете мне после того на дверь.

- В чем еще вам нужно сознаваться? - удивленно спросила молодая женщина.

бы на это и в настоящий момент. Короче говоря, я вовсе не знал, кто обитатели этой виллы, когда направился сюда, и приказал доложить о себе совершенно незнакомому господину просто потому, что маркиз Тортони сообщил мне о некой молодой даме, ведущей здесь крайне замкнутый образ жизни... Ну да, я знал, что вы так посмотрите на это!

Действительно, взгляд Эллы выразил упрек, затем она молча отвернулась и стала смотреть в окно. Наступило тягостное молчание. Наконец Гуго произнес:

- Случай привел меня сюда... Элла, я жду вашего приговора.

- Ведь вы свободны и не нарушили долга, - холодно сказала она. - К тому же мое мнение едва ли будет иметь веское значение для вас, капитан!

- То есть, иначе говоря, господину капитану пора удалиться и на будущее время двери для него закрыты, не правда ли? - взволнованно спросил он. - Вы несправедливы ко мне, Элла! Мое присутствие здесь, где я предполагал встретить совершенно не знакомых мне людей, на самом деле объясняется моей любовью к приключениям. Это не ново. Но то, что я допустил безграничную глупость, сказав правду, хотя у меня был отличный предлог для обмана, - уже очень ново, и к тому я был принужден вами, вот этими глазами, взглянувшими на меня таким открытым взором, что я покраснел, как школьник, и не мог продолжать свою ложь. И вот воздаяние! Я снова слышу слова "господин капитан", которые, слава Богу, на четверть часа были исключены из нашего разговора.

- Вы испортили мне всю радость свидания...

- Неужели вы были обрадованы им? В самом деле? - перебил ее Гуго с загоревшимся взором.

- Конечно, - спокойно подтвердила она. - Воспоминания о родине всегда так отрадны на чужбине.

- Ах, вот что! - медленно произнес Гуго. - Я ведь совершенно забыл о том, что мы с вами земляки. Следовательно, вы видите во мне только немца? В таком случае откровенно признаюсь, мое волнение при нашем свидании было вызвано далеко не патриотическими чувствами.

Капитан несколько секунд пристально смотрел на нее.

- Элла, вы заставляете меня раскаиваться в своем неосторожном признании. Пусть будет так! Я должен искупить свою вину, но прежде чем я уйду, разрешите еще один вопрос, вернее, просьбу. Позволите ли вы мне вернуться сюда?

Она медлила с ответом. Гуго подошел к ней ближе.

- Позволите ли вы мне вернуться, Элла? Что, собственно, я сделал такого, за что вы указываете мне на дверь?

- Но ведь я не делаю этого. Если вы захотите еще навестить меня... наши двери будут открыты для вас.

Гуго быстрым движением схватил ее руку и, поднеся ее к своим губам, долго не отрывал их, слишком долго для обычного поцелуя. Элла, по-видимому, почувствовала это и порывисто отняла руку. Так же порывисто выпрямился капитан. Яркий румянец снова залил его лицо, и он, всегда такой находчивый в выражении любезной учтивости, сейчас лишь коротко сказал:

- Благодарю вас! Итак, до свидания!

- До свидания! - ответила Элла с заметным смущением, странно противоречащим той спокойной уверенности, которая не покидала ее в продолжение всего разговора.

Несколько минут спустя капитан Альмбах медленно шел обратно в "Мирандо". Он еще раз доказал силу своей воли и исполнил легкомысленно данное утром обещание. Но было ясно, что он не собирался использовать свой триумф. Время от времени оглядываясь на виллу, он нервно проводил рукой по лбу, как будто пробудившись от сна.

" Черт возьми! Элегическая атмосфера "Мирандо" захватила и меня, - сердито думал он. - Теперь и я начинаю смотреть на самые простые вещи с романтической точки зрения. Что, собственно, произошло? Почему я никак не могу отделаться от впечатления? Гостиные консула послужили хорошей школой, и ученица сверх ожидания легко и быстро усвоила курс. Я уже давно подозревал что-то в таком роде, и все же... Глупости! Какое мне дело до того, что Рейнгольду придется раскаиваться в его слепоте? А Элла к тому же не знает, как он близко... Так близко, что встреча не заставит себя ждать. Боюсь, что попытка к сближению на этот раз обойдется Рейнгольду еще дороже, чем тогда.

Какое странно-холодное выражение появилось на ее лице, когда я сказал о возможности примирения! Оно, - Гуго вздохнул, быть может, с бессознательным, но глубоким удовлетворением, - оно говорило "нет"... навсегда, навеки, и если теперь случай или судьба сведут их снова, будет поздно... Рейнгольд безвозвратно потерял ее!