Архистратиг Михаил.
Глава 22

Глава 22

Отец Валентин вернулся с гостем в дом. Они не виделись с осени, и у них было много о чем расспросить и рассказать, а желание побыть наедине, без помех, неожиданным образом осуществилось. И все же разговор как-то не вязался. Особенно Михаил был необыкновенно рассеян и немногословен: по-видимому, он даже не слышал большинства вопросов священника, отвечал невпопад или вздрагивал при обращении к нему, словно просыпаясь от сна. Отец Валентин с недоумением заметил, что мысли молодого человека витают где-то далеко.

Сумерки сгущались все больше, и старая Катрина принесла свет. Вдруг кто-то постучал у дверей; и вслед за тем в комнату вошел пожилой человек в охотничьей одежде и направился прямо к отцу Валентину.

- Доброго здоровья, ваше высокопреподобие! Вот я и опять попал в Санкт-Михаэль! Узнаете меня? Ведь прошло добрых десять лет, как я уехал из здешних мест.

- Вольфрам, это вы? - воскликнул пораженный отец Валентин. - Откуда вы взялись?

- Из Таннберга. Я получил маленькое наследство и должен был выполнить некоторые судебные формальности, ну, а так как завтра как раз Михайлов день, то я захотел еще разок взглянуть на здешние места, да и на ваше высокопреподобие тоже! Я прибыл всего полчаса тому назад и остановился у трактирщика, но мне непременно хотелось еще сегодня повидать вас.

Священник с некоторым замешательством посмотрел на Михаила. Эта неожиданная встреча должна была быть тягостна для последнего, потому что если Вольфрам и не узнал его в первый момент, то этого было недолго ждать.

- Очень мило с вашей стороны, что вы сохранили приверженность ко мне и к старым краям, - с некоторым замешательством сказал отец Валентин. - Но я не один, как видите, у меня гость...

- Знаю-с - господин офицер, - лесник вытянулся по стойке "смирно", приветствуя Михаила с чисто военным шиком. - Уже слыхал от трактирщика! Кажется, это - сын вашего брата?

Михаил с первого взгляда узнал своего прежнего "пестуна". Это была все та же нескладно скроенная, но крепко сшитая фигура, те же резко очерченные черты лица. Если не считать того, что волосы Вольфрама сильно поседели, он почти не изменился. При виде этого грубого человека в груди Роденберга пробудились горькие воспоминания о всех ужасах его отрочества и первых лет юности. Правда, чувство справедливости подсказывало Михаилу, что лесник отнесся к порученной ему задаче так, как умел и мог, но все же офицер не мог побороть в себе досаду, не мог обратиться к Вольфраму со свободной непринужденностью. Что-то неприступное чувствовалось в нем, когда, встав с места и протягивая леснику руку, он сказал:

- Мне кажется, что этот офицер не так уже незнаком вам, господин лесничий! Как будто мы уже встречались прежде!

Вольфрама поразил звук голоса Роденберга, но, осмотрев офицера с ног до головы, он отрицательно покачал головой и ответил:

- Насколько мне известно, я не имел этой чести, господин капитан! Только вот голос кажется мне знакомым, да и лицо словно напоминает... напоминает... Да может ли это быть? Мне кажется, ваше высокопреподобие, что господин офицер немного похож на проклятущего Михаэля, который сбежал от нас!

- И которого вы, как видно, не поминаете добром?

- Еще чего не хватало! Мало я натерпелся горя с этим чертовым парнем! Он был силен, как медведь, но так глуп, что с ним никто ничего не мог поделать. Ничего-то он не понимал! А в заключение еще подвел меня под немилость графа Штейнрюка! Я был рад, когда парень сбежал, и я отделался от него. Наверное, он давно уже погиб, потому что мальчишка ровно ни на что не годился!

Михаил усмехнулся при этой не слишком лестной характеристике, но отец Валентин поспешил серьезно заметить:

- Вы ошибаетесь, Вольфрам, как всегда ошибались относительно своего воспитанника. Приглядитесь повнимательнее к господину офицеру: - это капитан Михаил Роденберг!

Вольфрам отскочил на три шага назад и уставился выпученными глазами на Михаила, словно увидел привидение:

- Капитан... Михель? - с трудом выговорил он наконец.

Лесничий продолжал стоять, словно пораженный молнией, тщетно пытаясь охватить разумом истину. В смущенной беспомощности он смотрел на Михаила, переросшего теперь своего воспитателя на целую голову, и едва-едва решился дотронуться до протянутой ему руки. Он пробормотал несколько слов, в которых приветствия перепутались с извинениями, но не был в состоянии выразить ни того, ни другого.

Отец Валентин с обычной добротой пришел ему на помощь, принявшись расспрашивать о том, как Вольфрам провел эти десять лет, но прошло немало времени, прежде чем тот настолько пришел в себя, что смог отвечать на расспросы. Однако даже и тогда его речь была сбивчивой и спутанной. Впрочем, у него мало было о чем рассказывать. Хотя новая служба приносила ему больше дохода, чем прежнее лесничество, но он жил совершенно по-прежнему и по-прежнему избегал слишком тесного общения с людьми.

Михаил почти не слушал его рассказа. Его мысль неотступно следила за маленькой колясочкой, которая ехала теперь по опасной горной дороге среди неистовства бури. Правда, на небе показалась луна, но достаточно ли ярко светит она, чтобы помочь путникам разобраться в дороге? Пытаясь развеять свою тревогу, Михаил вышел из комнаты.

Вольфрам посмотрел ему вслед, взглянул затем на священника и сказал каким-то странно подавленным тоном:

- Ваше высокопреподобие, да может ли это быть? Неужели это и в самом деле - Михель, наш Михель?

Отец Валентин не мог удержаться от улыбки и ответил:

- Но ведь вы сами видите, что это так!

- Видеть-то вижу, да все же не верится! - заявил Вольфрам. - Неужели это тот парень, который не раз попадался мне под руку из-за своей глупости? Ведь трактирщик рассказывает, что капитан - страшно ученый человек, что его даже прикомандировали к генеральному штабу и в последней войне он так разносил врага, что только треск стоял! Ко всему тому он произведен в капитаны, совершенно как мой граф, когда сорок лет тому назад я поступил к нему под начало. Значит, Михель может стать еще и генералом, как его высокопревосходительство?

- Это вполне возможно. Но разве трактирщик не назвал вам имени, которое могло навести вас на догадку?

- Нет, он называл его все время просто "капитаном", видно, питает к нему дьявольское, почтение! Ну, насколько я заметил, теперь к господину Михелю не подступишься! Он очень любезен, но сквозь эту любезность как будто слышишь: "Смотри, лучше не подходи близко!" Теперь он и зовет-то меня "господин лесничий", значит, и мне, наверное, надо звать его "господин капитан"!

- Во всяком случае вам нужно считаться с изменившимися обстоятельствами. И вот еще что, Вольфрам! Совсем не к чему рассказывать трактирщику или другим здешним знакомым, что капитан Роденберг - ваш прежний питомец. В те времена он имел мало общего со здешними обитателями, да, кроме того, с тех пор он так переменился, что его никто не узнал, когда он приехал ко мне офицером. Насколько я знаю, в былое время граф Штейнрюк строго-настрого запретил вам болтать о вашем воспитаннике. Вы очень обязали бы Михаила и меня, если бы и теперь продолжали молчать.

- Болтовней я не занимаюсь, это вы и сами знаете, ваше высокопреподобие, - сухо отрезал Вольфрам. - К тому же мало чести для меня от того, что я когда-то пророчествовал Михелю. Надо мной только будут зубоскалить, так что мне же лучше, если это дело останется между нами.

Возвращение Михаила положило конец разговору. Лесничий тут же стал прощаться и отправился в трактир. Тем временем совсем стемнело, и Санкт-Михаэль скоро погрузился в глубокий сон.

Приметы, ясные опытному глазу еще с вечера, не обманули. Около полуночи на самом деле буря разразилась с такой силой, которая была редкостью даже в этих краях. Обыкновенно обитатели деревушки спали спокойно, не обращая внимания на осенние и весенние бури, но теперь стоял такой гул и стон, что все проснулись. Встревоженные жители боязливо крестились и на всякий случай оделись, боясь, что ураган сметет с лица земли все селение.

В доме священника тоже замерцал свет. Отец Валентин встал, оделся и подошел к окну. Вдруг по лестнице раздались шаги Михаила.

- Я увидел свет в вашей комнате и потому сошел вниз, - сказал он, входя. - Я так и думал, что буря поднимет на ноги и вас тоже!

- А ты, наверное, и вовсе не ложился? - спросил отец Валентин. - По крайней мере я все время слышал твои шаги над своей головой!

- Я не мог заснуть, но, право же, не думал, что помешаю вам!

- Да нет же! Я и без того не мог заснуть, все время думал, как доедет графиня Герта. Слава Богу, что буря разыгралась во всей силе лишь к полуночи! Графиня уже в одиннадцать должна быть дома.

- Ну, конечно! Отсюда до Штейнрюка три часа езды, а все это время небо было довольно ясно, к тому же сейчас полнолуние. Я боялся, что буря разыграется раньше и застанет графиню в пути. Но если она успела хотя бы выбраться с гор на долину, то опасности вообще не может быть!

- Если она успела! Но как знать это наверное? - пробормотал Михаил.

Он должен был согласиться со священником: по всей вероятности, Герта уже давно была в безопасности. Но жгучее беспокойство, лишившее его сна, не рассеивалось и теперь. Какая-то неясная тревога тяжело навалилась на душу Михаила, словно предчувствовавшего несчастье.

Он тоже подошел к окну и вместе со священником молча вглядывался в бурную ночь, стараясь проникнуть взглядом сквозь неуверенное мерцание света.

Полная луна достаточно ярко просвечивала между быстро бегущих туч, чтобы можно было различать очертания предметов на некотором расстоянии.

Вдруг показалась темная фигура, отчаянно борясь с бурей, она направлялась к дому священника.

- Кто бы это мог быть? - с удивлением произнес отец Валентин. - В такую погоду люди идут ко мне только затем, чтобы просить причастить умирающего. Но этот человек идет с самого конца деревни, где находится трактир и где, как мне известно, нет ни одного болящего! А все-таки он идет прямо ко мне... Пойду открыть ему!

Священник пошел к двери, и в тот же момент послышался голос Вольфрама:

- Это я, ваше высокопреподобие! Являюсь, можно сказать, "словно тать в нощи". Да ничего не поделаешь, и если бы вы не были на ногах, мне пришлось бы разбудить вас.

- Да что случилось? В чем дело? - тревожно спросил отец Валентин, впуская в комнату позднего гостя.

- Ничего хорошего, ваше высокопреподобие! Дайте только сначала дух перевести... Проклятая буря... просто опрокидывала меня по дороге! Я пришел из-за молодой графини...

- Графини Штейнрюк? Где она? - с ужасом крикнул Михаил.

- Это только Бог знает! Ведь сюда она не вернулась?

- Боже спаси! Нет! - испуганно воскликнул отец Валентин. - Да ведь графиня хотела ехать прямо в замок?

- Да, но ей пришлось вернуться обратно. Проклятая лошадь испугалась горного ручья [Весной в горах от таяния вершинных снегов и глетчеров нередко образуются шумные каскады, возникающие сразу и неожиданно и так же неожиданно исчезающие]! Просто свернул бы голову негодному животному, наделавшему все это несчастье. А кучер, вместо того чтобы придержать вожжи, сам полетел с козел и теперь лежит с раной в черепе. Слуга с большим трудом дотащил его до трактира, а графиня на обратном пути заблудилась. Никто не знает, где она, и это в такую ночь, когда вся нечистая сила сорвалась с цепи!

Вольфрам остановился, чтобы перевести дух. Михаил смертельно побледнел: как ни сбивчив был рассказ лесничего, все же стало ясно, что дурные предчувствия не обманули его.

- Сама-то графиня не пострадала? - воскликнул он. - Где случилось несчастье? В какое время? Да отвечайте же!

связно, и это до известной степени удалось ему, хотя само событие не стало от этого отраднее.

- Сначала все шло хорошо, - рассказывал он. - Месяц ярко светил, и экипаж ехал довольно быстро. Вдруг со скал с шумом и грохотом ринулся горный ручей, лошадь испугалась, кинулась в сторону и опрокинула экипаж.

- А графиня?

Этот вопрос вырвался у Михаила с такой же страстной тревогой, как и прежние.

- Нет, она сейчас же выскочила, но кучер получил опасную рану, а у экипажа сломалось колесо. Разумеется, слуги потеряли голову - этот народ вечно делает только глупости, если случается что-нибудь из ряда вон выходящее. Только одна графиня не растерялась и сейчас же отдала нужные распоряжения. В поломанном экипаже она не могла ехать дальше, следовательно, оставалось вернуться в Санкт-Михаэль. Кучера посадили в экипаж, один из слуг остался при нем, а другого графиня взяла с собой, собираясь послать из деревни помощь. С той поры о ней ничего не слышно!

- Когда это случилось? - спросил Михаил.

- Около девяти.

- В таком случае к десяти она должна была бы уже быть здесь, а теперь час пополуночи! Но дальше, дальше?

- А дальше-то и рассказывать нечего! - заявил Вольфрам. - Оба оставленные на дороге подождали часа два и, видя, что помощи нет, решили справиться собственными силами. Кучер несколько пришел в себя, слуга подсадил его верхом на лошадь, которую повел в поводу, и так они добрались до трактира. Здесь выяснилось, что графиня не возвращалась в село, потому что она должна была бы пройти мимо трактира, а ее никто не видел. Значит, надо было справиться у вашего высокопреподобия - может быть, она все-таки прошла незаметно? Слуга хоть и хныкал, словно старая баба, печалясь о судьбе своей госпожи, но его нельзя было никакой силой сдвинуть с места и заставить отправиться к вам, потому я и пошел сам. Что же делать-то, ваше высокопреподобие?

- Случилось несчастье! - воскликнул священник, с нарастающим ужасом слушавший рассказ лесничего. - Я боялся этого и отговаривал графиню от поездки ночью по горам! Теперь она, наверное, свалилась в пропасть...

- Я более склонен думать, что она заблудилась, - возразил Михаил дрогнувшим голосом. - Те двое, что вернулись, не обнаружили ни малейшего следа графини?

- Ни малейшего! - с уверенностью сказал Вольфрам.

- Значит, о падении нечего и говорить. Два человека на двух лошадях не могут бесследно пропасть на довольно безопасной дороге. Наверное они сбились с пути!

- Но там негде сбиться!

- Нет, ваше высокопреподобие, у Альменбаха легко сбиться: там дорога разветвляется, и одна ветвь ведет к горной часовне. Обе дороги очень схожи, лунный свет обманчив, и если графиня вовремя не заметила свой ошибки, то она... попала в ущелья Орлиной скалы!

- Боже сохрани! - крикнул священник. - Да ведь это мало чем лучше падения в пропасть!

Михаил стиснул зубы. Он знал, что тут нет никакого преувеличения, еще со времена своего детства он был отлично знаком с ущельями и пропастями Орлиной скалы!

- Но это - единственное, что можно логически предположить! - сказал он. - Во всяком случае нельзя терять ни минуты, и так уже четыре часа пропали даром. Нужно сейчас же отправляться в путь!

- Теперь? В такую ночь? - спросил Вольфрам, глядя на капитана так, словно сомневаясь в его умственных способностях.

- Михаил! Что тебе пришло в голову? Не собираешься ли ты... - испуганно начал священник.

- Но в данный момент это совершенно невозможно! Ты ведь знаешь наши горы и понимаешь, что пока буря неистовствует с такой силой, ничего предпринять нельзя. Как только буря ослабеет или только забрезжат первые лучи рассвета, мы сделаем все, что в человеческих силах. Но идти на поиски сейчас... да это не только безумная отвага, это - явное безумие!

- Безумие или нет, но нужно попытаться! - отрезал Михаил. - Неужели вы думаете, я стану заботиться о своей безопасности, раз дело идет о жизни графини Герты? И если даже мне придется последовать за ней на вершину Орлиной скалы, если там десятки раз смерть будет грозить мне - или я вырву ее из опасности, или погибну вместе с ней.

Отец Валентин с отчаянием всплеснул руками. Этот порыв страсти сразу обнажил тайну сердца Михаила, которую он так тщательно скрывал, но которую уже начал подозревать в последние моменты старый священник. Теперь он тихо сказал:

- Неужели дело обстоит так? Всемогущий Боже!

Михаил не обратил никакого внимания на эти слова и, обернувшись к Вольфраму, быстро сказал:

- Мне нужны спутники, потому что надо искать в разных направлениях. Пойдете вы со мной?

- Я?! - крикнул лесничий, отступая на шаг. - Теперь, когда все адские силы сорвались с цепи и неистовствуют в горах? Да ведь даже в те времена, когда я заведовал горным лесничеством, адская охота ни разу так не бесновалась!

- Проклятое суеверие! - буркнул Роденберг, топнув ногой. - Ну так доставьте мне сюда трактирщика! Он - отличный ходок по горам и неробкого десятка!

- Может быть! Но только и он не пойдет в такую погоду. Он еще недавно говорил, что даже за бочку золота он и носа не высунет на улицу, потому что ему прежде всего надо думать о жене и детях!

- Так я пойду один! - решительно сказал Михаил. - Пошлите мне подмогу, как только наступит утро. Я отправлюсь по дороге к горной часовне. Вы, Вольфрам, обыщете все свое прежнее лесничество, а вы, батюшка, распорядитесь тщательно осмотреть проезжую дорогу, может быть, все-таки найдется какой-нибудь след. Поднимите с утра на ноги всю деревню! А мне теперь нельзя терять ни минуты!

Он высказал все это энергичным, повелительным тоном, которым обычно говорил со своими подчиненными, и тут же бросился к двери. Лесничий смущенно посмотрел ему вслед и сказал:

- Видно, что капитан умеет командовать! Он распоряжается так, как будто вся деревня - его рота, обязанная ему повиновением! Чудное дело! Вот совершенно так же действовал мой граф! Знаете, у Михеля и в самом деле тот же голос и взгляд, как у графа, словно он ему - родной сын... Ваше высокопреподобие, тут что-то неладно! Это - колдовство!

Священник ничего не ответил ему, слишком подавленный всем происшедшим. К тому же Михаил вернулся в комнату через несколько минут, уже совершенно снаряженный для трудного путешествия.

- Будьте здоровы, ваше высокопреподобие, - сказал он, протягивая руку своему старому учителю. - А если нам не суждено свидеться больше, то храни вас Бог!

- Михаил, да образумься же! Ты только послушай, как ревет буря! Ты не пройдешь и ста шагов! Ну, подожди хоть полчаса!

- Нет, тут дорога каждая минута! Прощайте!

Он направился к двери. У ее порога стоял Вольфрам, на лице которого отражалась сложная игра чувств, когда он спросил:

- Господин капитан, так вы непременно хотите идти, да еще совершенно один-одинешенек?

- Ну-ну! Мы тоже не из трусов будем! - обиженно воскликнул лесничий. - Конечно, христианская душа, у которой, как у трактирщика, на совести жена да ребята, не может рисковать. Ну, а у меня нет никого на шее, и если иначе никак нельзя - что поделаешь? - пойду с вами!

Отец Валентин с некоторым облегчением перевел дух: все же Михаил будет не один.

Роденберг коротко ответил Вольфраму:

- Ну, так пойдем! Двое всегда лучше одного!

за нас. Вы - святой человек и если замолвите словечко архистратигу Михаилу, то, может быть, он и усмирит взбесившуюся нечистую силу. Это было бы в самую пору!

Михаил был уже за дверью, кивнув с порога священнику в знак последнего привета. Вольфрам последовал за ним, и вскоре оба исчезли в ночном мраке.