Два мира.
Глава 20

Глава 20

Под одним из лесных великанов, которых пощадили, чтобы сохранить тенистый уголок около дома, сидела Траудль и смотрела за своим потомством, резвившимся на лужайке. Маленькая Алиса делала первые попытки ходить при усердной помощи братьев. Непоседливые мальчики относились к ней со снисхождением, имевшим в себе что-то рыцарское. Они взяли сестренку за руки и учили ее ходить. Однако малютке это скоро надоело, она шлепнулась на землю и начала ползать с самым довольным видом. Братья немедленно составили ей компанию, изображая диких зверей, и все трое с визгом возились на траве.

Траудль разговаривала со стоявшим рядом с ней Гофштетером, читая ему нравоучение, не производившее, к сожалению, особенного впечатления. Маленькая златокудрая Труда превратилась в очень энергичную женщину, командовавшую всем домом, причем ферма и ее обитатели чувствовали себя под ее началом очень неплохо.

- Я прошу тебя быть повежливее, - закончила она свою речь, - графиня Алиса - наша гостья и дочь Морленда, которому мы многим обязаны. Ты это отлично знаешь.

- Но ведь я делаю все, что требуется, - проворчал Гофштетер, - я всегда здороваюсь с ней как следует.

- Но зато с каким угрюмым видом, совсем по-медвежьи! И при первом ее появлении ты немедленно исчезаешь. Неужели, по-твоему, она этого не замечает?

- Нет, не замечает, потому что для графини наш брат совершенно не существует, и, прослужив верой и правдой своим господам целых тридцать лет, все-таки останешься в ее глазах слугой и больше никем. Державный властелин, мистер Морленд, поступает точно так же, а еще называет себя свободным американцем и хвалится демократическими убеждениями. Черт бы побрал всю эту чванливую компанию!

Траудль смутилась, потому что в этих словах была большая доля правды. В доме Гунтрамов Гофштетер пользовался всеми правами семьянина, и с ним обращались как с дядюшкой, но для графини он оставался прежним лесником, и она не обращала на него внимания. Труда все же неодобрительно отнеслась к словам старика и сказала с укором:

- Это отвратительно! И не стыдно тебе, Гофштетер?

- Чего мне стыдиться. Я еще в "Совином гнезде" говорил вам, что графине нужен человек, который хорошенько прибрал бы ее к рукам. Бедный граф Бертольд не сумел сделать этого, да и Залек тоже вряд ли справится, хотя в настоящее время с ним обращаются поразительно милостиво. Слишком уж он покорный слуга, а этого графиня не выносит. Ей нужен человек, который бы ею командовал и не интересовался бы ее деньгами, одним словом такой, который вполне подчинил бы ее себе. Боже великий, если бы мне только дожить до этого! Мне кажется, я с радостью стал бы вверх ногами.

В этот момент в саду показались Гунтрам и Зигварт, и мальчики кинулись к ним.

- Где вы были все утро? - спросила их молодая хозяйка. - В лесу?

- Нет, мы осматривали маисовые [Маис - одно из названий кукурузы (Прим. ред.)] поля и другие посевы. Я проникаюсь все большим уважением к Адальберту и к вам, дядя Гофштетер, - сказал Герман. - Если будет так продолжаться, то к тому времени как дети подрастут, ваша ферма будет представлять целое состояние. Тогда вы передадите хозяйство им, а сами будете жить на проценты.

- Дай Бог, чтобы так было! - весело сказал Адальберт. - А пока надо усиленно работать. Я надеюсь, Герман, вскорости уплатить тебе остальную часть своего долга.

- Если тебе уж так не терпится, то пожалуй, хоть мне эти деньги не нужны.

- Вполне верю. Музей принес тебе изрядную сумму, да, кроме этого, сколько ты еще заработал проектами и планами. Но где же графиня? Все еще не вернулась с охоты?

- Они хотели вернуться к обеду, - ответила Траудль, - но Залек, наверное, опять начал разыскивать всевозможные следы. У него прирожденная страсть к охоте.

- Ну, тут дело, кажется, не в этой страсти, - шутливо заметил Адальберт. - Ему хочется подстрелить отличную дичь, но она нелегкая добыча. Впрочем, кажется, счастье наконец улыбнется ему.

- Я не понимаю Алисы, - задумчиво сказала Траудль. - Когда она была у нас в последний раз, Залек был уже здесь и часто провожал ее на охоту. Он хороший охотник, и ей было очень удобно иметь его своим компаньоном, но вообще она казалась равнодушной и недоступной, а теперь обращается с ним так, что у него поневоле рождаются разные смелые надежды.

- Я, право, не обратил на это особенного внимания, впрочем, не думаю, чтобы мистер Морленд одобрил подобную партию.

- Морленд прежде всего хочет, чтобы его дочь снова вышла замуж, желает этого давно, - заметил Гунтрам. - Что будет с его громадным состоянием, если Алиса останется вдовой и бездетной? Он, конечно, метит на первых европейских аристократов, но если Алиса серьезно захочет чего-нибудь, то он уступит ей. Она привыкла настаивать не только на своих желаниях, но и на своих капризах. В конце концов Залек тоже из старинного дворянского рода. Она поменяет графский титул на баронский, а Дитрих в качестве владельца равенсбергских поместий будет играть более выдающуюся роль, чем Бертольд. Во всей этой истории я не вижу ничего невероятного.

- Пойдемте к детям, дядя Гофштетер!

Последний с готовностью согласился.

- Вам придется волей-неволей привыкнуть к этому, - насмешливо проговорил он, идя рядом с Зигвартом. - У нас все вращается около графини, когда она здесь, у них нет других интересов и других разговоров. Она здесь всем распоряжается.

- И кончит тем, что остановит свой выбор на счастливом рыцаре, который торопится ковать железо, пока горячо. Его спекуляция удастся ему.

- Может быть. Вот и вы, Герман, избегаете ее. Я это отлично заметил, и мне кажется, что она гневается на вас за это. Мы с вами не позволим собой командовать. Мы мужчины и не способны гнуть шею, но ведь нас только двое и есть.

Герман не ответил, потому что дети полностью завладели его вниманием.

Между тем по лесной дорожке, проложенной к ферме из участка, купленного Морлендом для охоты, ехали верхом графиня Алиса со своим спутником. Великолепные верховые лошади шли шагом, а на некотором расстоянии за ними следовали берейтор и негр с трофеями. Залек очень выигрывал на лошади. Он был смелым наездником и явно наслаждался, сидя на благородном животном, повиновавшемся малейшему движению повода. Он говорил о своих семейных обстоятельствах с такой откровенностью, которая казалась несколько удивительной при его обычной замкнутости.

- Да, моему брату тоже выпала нелегкая доля. Он не мог удержать за собой родовое имение и не имел права продать его, оно было майоратом и потому было отдано под опеку. Ему предоставили право жительства в Роткирхене и назначили небольшую пожизненную ренту, которой едва хватает ему и его семье на самое необходимое. Он сидит в имении, где был прежде полновластным господином, смотрит, как хозяйничает управляющий, ставленник его кредиторов, и молчит. Его сын получит когда-нибудь майорат, но сам он вряд ли доживет до того времени, когда долги будут погашены.

Казалось, Алиса слушала его с некоторым интересом и вдруг спросила:

- Это и вам стоило военной карьеры?

- Конечно! Я полностью зависел от брата, а когда он разорился, то и я вместе с ним вылетел в трубу. Гунтрам оказался счастливее меня, у него нашлись друзья и покровители, и он мог с честью и по своей воле уйти из полка, а меня на это вынудили. Я не мог больше оставаться на родине и отправился на чужбину, "на горе и нищету", как говаривалось в старину, и на себе испытал, что в этих словах есть большая доля правды.

Алиса окинула его пытливым взглядом. Ей, избалованной богатством, была непонятна подобная судьба, но ей нравилось, что Залек не пытался скрывать от нее свое положение, а непринужденно рассказывал о себе как о неудачнике, кем и был на самом деле.

- Вы останетесь у своего друга? - спросила она.

- Нет! Он предложил мне остаться у него под предлогом, что я могу быть ему полезен, но я вижу, что он и Гофштетер отлично справляются с фермой и что третий тут совершенно лишний, а мне не хочется быть этим лишним. Месяца два я еще мог пользоваться гостеприимством моего бывшего товарища, но дальнейшую милостыню не могу принимать от него. Недели через две я куда-нибудь уеду. Я всегда кое-как выпутывался, а если на этот раз не удастся, то, по крайней мере, будет конец. Кто, как я, привык играть ва-банк [Ва-банк - (в переносном знач.) идти на риск, рисковать всем. (Прим. ред.)], тому решительно все равно прожить несколькими годами больше или меньше.

- Обратитесь к моему отцу, - быстро прервала его Алиса, - я скажу ему про вас.

- Благодарю вас, графиня, но я прошу не упоминать ему моего имени.

- Я вас не понимаю.

Залек улыбнулся, но в этой улыбке было столько же горечи, сколько и в его словах.

- Вы, может быть, видите в этом глупую спесь нищего? Пусть так. Теперь я такой же гость у Гунтрамов, как и вы. Для вас я пока Дитрих фон Залек. "Милостивое отношение" ко мне мистера Морленда изменит это. Он отец вам, а в отношении вас я хочу чувствовать себя свободным. Моим постоянным девизом было: "Все или ничего". Нечего и говорить, что я всегда наталкивался на "ничего".

- А что значит здесь "все"? - спросила Алиса.

- Счастье... сказочное счастье, которого не ищешь и о котором смеешь только мечтать, которое неожиданно появляется перед нами, как ослепительное видение, как светлая мечта среди каменистой пустыни, где нельзя найти дорогу. Что сказали бы вы смельчаку, протягивающему руки к этому видению! "Ты глупец, безумец"! А если бы он все-таки попытался овладеть счастьем?

- Я сказала бы ему: "Не ты первый и, вероятно, не ты последний протягиваешь руки к этому счастью". Ведь это видение окружено золотым ореолом.

Залек слегка вздрогнул, потом наклонился к ней и страстно проговорил:

- А если бы он вам ответил: "Я люблю вас, графиня, вас самих, а не ваше золото" - вы не поверили бы ему?

- Нет! - последовал холодный ответ.

- Вы, значит, слишком низко цените себя! Разве вы не считаете возможным, чтобы за Алису Равенсберг сватались ради нее самой? Если вы не хотите и не можете верить этому, то это, действительно, проклятие, тяготеющее над вашим богатством.

- Это, действительно, проклятие.

Залек однако не сдался. Он видел, что его смелая речь, к которой совершенно не привыкла дочь Морленда, все-таки произвела на нее впечатление и что ее последние слова были произнесены непривычно мягким тоном. Это придало ему мужества.

- У меня больше доверия к людям, - снова начал он. - В отношении меня судьба никогда и ни в чем не держала своих обещаний, она бросила меня на чужбину, и все-таки я могу глубоко и сильно чувствовать. Неужели вы никогда не испытывали настоящего чувства?

- Нет, раз испытывала. Вы правы, подобные люди - идеалисты - существуют на свете, и они способны... Во всяком случае, это глупцы, над которыми все смеются, но беспредельному счастью которых завидуют.

- А где вы убедились в этом? - быстро спросил Залек. - Конечно, в Европе?

- Со мной поделился своим опытом мой отец, это не мое личное убеждение, - холодно ответила Алиса. - И притом это было исключение. Больше я этого не допущу, да будет вам это известно, барон Залек.

Они продолжали молча ехать рядом. Залек был слишком оскорблен, чтобы снова начать разговор, она же, по-видимому, даже не заметила этого. Когда они подъехали к гунтрамовской ферме, на лужайке перед домом был только Зигварт, мирно игравший с мальчиками.

Охотники подъехали к дому, и Залек спрыгнул с седла, чтобы помочь сойти своей даме. Алиса на несколько секунд оперлась рукой на его плечо и, близко наклонясь к нему, сказала:

- Неужели вы так обидчивы? Вы должны отучиться от этого, если хотите и впредь быть моим кавалером. Или вы отказываетесь? Мне было бы жаль.

Залек взглянул на нее. Что это значит? Пожалела ли она о своем резком отказе или это был новый каприз? В ее словах было что-то, заставившее его вспыхнуть, и в его глазах зажглась та настоящая, неподдельная страсть, в существование которой не хотела верить дочь короля долларов. К сожалению, она этого не видела, повернувшись к детям, подходившим к ней вместе с Зигвартом.

- О, да, - небрежно ответила она, - но нам не попалась крупная дичь!

- Жаль! Но такая опытная охотница, как вы, справится с таким горем.

Графиня окинула Зигварта быстрым взглядом, желая узнать, уж не заметил ли он ее притворной близости с бароном? Но его лицо оставалось непроницаемым, он был совершенно спокоен и, казалось, произнес последние слова без всякого намерения.

Между тем Залек передал лошадей берейтору. С Зигвартом он обменялся лишь коротким, холодным поклоном, после чего Герман отошел, предоставляя барону проводить в дом свою даму.

Мальчуганы с удивлением посмотрели ему вслед, впервые дядя Зигварт обошелся с ними резко.

- Он ласселдился на тетю Алису, - таинственно прошептал Адди.

- Что же она ему сделала?

- Адди, ты дурак, - коротко и ясно возразил старший брат.

Младший не мог стерпеть этого и дал Герману сильного тумака, тот не замедлил ответить, и завязалась потасовка.