В подвале, у стены - пузатых бочек строй,
Одна, в двойном ряду, насупротив другой.
Снабжавший корабли скульптурными богами
Украсил бочки те имперскими гербами.
А брюха в обручах, распертые вином, -
Как животы пьянчуг, сидящих за столом.
За каждым их дубовым волоконцем -
Румяный виноград, насквозь прогретый солнцем.
А над отверстьем - солнечный венец,
Прорезанный в доске, тяжелой, как свинец.
И словно вижу я похмелья огневые:
Кутилы прежних дней толпятся, как живые…
Вхожу я в погребок, былое помянуть
И счастья аромат с глотком вина вдохнуть.
Стаканов геральдические рати,
Построившись в ряды, ждут винной благодати,
Поблескивая в темном уголке;
И рожи добрые на низком потолке
Взирают из-под пыльной оболочки
А деревянный фавн стоит на сундуке,
Готовый к пляске, с дудочкой в руке.
А через дверь в коротком коридоре
Виднеется распахнутое море,
И мачты там, в порту, где дремлют корабли,
Привязанные пленники земли;
Виднеется гора, чье имя знаменито
И с именем вина в сознанье нашем слито,
И лозы растеклись, раскинулись по ней,
Легко плодонося на лоне мирных дней.
Сливалась гавань с этою горою,
Когда вскипал прибой желанного труда
И пышной фиолетовой порою
Пылала виноградная страда.
Холмы стояли в пурпурных повязках,
И сборщики - они же рыбари -
Полуобнажены, гребли в сияньях вязких
Расплавленного золота зари.
Вздымались лозы, как фонтаны света,
И отблески сверкали меж камней.
Феерия бушующая эта
Воспламеняла тысячи огней.
Тот виноград могучий воплотил,
И для него скользили бригантины
Под гроздьями полуночных светил.
Пред этим видом, где соединились
Веселье, труд и раздробленный свет -
И в сказочное чудо воплотились, -
Впивал я влагу, коей равных нет.
Сквозь губы, меж зубами, небывало
Медлительно и сладостно текла
Струя, созревшая в глуби подвала…
Душа моя свободу обрела
И над землей блаженно воспаряла,
Как нежный луч, как облачная мгла.
В стакане темном огоньки дрожали.
Казалось - пламя сделалось вином,
И вялый дух мой под его дрожжами
Сам становился пурпурным огнем.
И в дряблом теле сила закипала,
И дух летел из мрачного подвала
Туда, туда, к холмам вечеровым,
К бескрайным горизонтам огневым,
Где порожденные войной руины
Я приобщался к скорбным небесам
И плотью мира становился сам,
И тысяча неведомых общений
Возможной сделалась, благодаря любви
Ко всем вещам, таящейся в крови,
Сулящей глуби новых превращений.
В упругих разветвлениях лозы
Обрел я снова мускулы тугие,
Обрел я плечи мощные, нагие,
Возжаждавшие солнца и грозы.
И, стоя неподвижно подо мною,
Гора казалась глыбою моей
Победной воли, высотой земною,
А чувства все укоренились в ней;
А кровь моя впитала соки жизни,
Которая бродила, жилы жгла
И пела сердцу: жаркой влагой брызни
В стакан бездонный, где огонь и мгла!
Я в погребок вошел с душой веселой.
Надолго я засел за стол тяжелый,
Держа сосуд, где, покидая дно,
Закваска мира бродит неуемно.
Когда благословенное вино
Своей воистину великой властью
В себе самом застрявшее житье
И представленье жалкое о счастье.