Из Лондона в Австралию.
ГЛАВА IV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Из Лондона в Австралию. ГЛАВА IV (старая орфография)

ГЛАВА IV.
В руках смерти.-- Человеколюбивый лорд.-- Пробуждение новых надежд,-- Арестантския суда.-- Вербовка.-- Торговля документами.-- Завербованные.

Восточный ветер резко свистел между голыми ветвями высоких старых вязов; каждый порыв его нес целые волны снега. На разстоянии руки ничего нельзя было видеть, не было возможности ни идти, ни стоять, ни дышать. Хорошо в такую погоду сидеть дома, перед горящим камином, и смотреть, как за окном летают снежные хлопья, между тем как на полу играет красное пламя и приятной теплотой нагревает комнату; хорошо быть в родном, любимом месте, а не идти голодному, обездоленному, без надежды, без цели, по незнакомой дороге, не имея никакой защиты против всех превратностей изменчивой жизни.

Антон чувствовал, что силы его покидают; он смутно сознавал еще, что находится в частных владениях и потому должен выйти на дорогу, принадлежащую всем.

Там он ляжет и будет лежать до тех пор, пока смерть придет освободить его; здесь же слуги могут натравить на него собак, чтобы отогнать от дверей.

Из дома неслась музыка, слышно было, как двигали стульями, раздавались голоса, звон стаканов, беззаботный смех.

Антон подумал о вине, которое там, в этом доме, лилось, конечно, ручьями; о нежащей теплоте воздуха и мягких, теплых коврах. Только несколько капель этого укрепляющого напитка, только четверть часа тепла в лучах этого дрожащого пламени, и он спасен.

Он спустился неверными шагами по ступенькам лестницы и через палисадник вышел опять на дорогу. Железная решетка перед домом опиралась на довольно высокий фундамент из цемента; на который он кое-как примостился и закрыл лицо оцепенелыми от холода руками. Ветер и снег хлестали ему прямо в голову, которая трещала от боли; он закрыл глаза и пытался заснуть. Дальше он не пойдет,-- Бог судил ему умереть на этом месте.

И странно, смерть подошла к нему тихо и нежно, как друг с доброй вестью. Ему показалось, что в воздухе что-то зазвенело, знакомые образы медленно выплывали откуда-то и с улыбкой смотрели в бледное, печальное лицо мальчика. Ведь это старый дом на Келлерском озере, в Германии? В дверях стоит мать с ласковым взглядом, поджидая своего сына, который вприпрыжку бежит из школы, счастливый и веселый, ничего не зная о той борьбе, которая ждет его в жизни. Он кладет ей на плечи руки и нежно ласкает ее. Не приснилось ли ему все то злое, ужасное? Может быть, нет никакого Лондона, нет никакого Томаса Шварца, который толкнул отца его в тюрьму.

Вскоре исчезло и это смутное воспоминание действительности, он заснул, и ему казалось, что он лежит в объятиях матери, а между тем его все толще и толще белым покровом окутывал снег. Он соскользнул со своего неудобного сиденья и неподвижно лежал на дороге, у железных ворот.

В доме между тем продолжалась веселая музыка, снег на окнах таял от волн теплого воздуха, а на улице, у изголовья одинокого мальчика стоял ангел смерти и готов был взять его и избавить от всех земных страданий. Еще несколько минут, холод заморозит сердце, и всему конец,-- и радостям, и горю.

Торопливо сыпались одна за другою дрожащия снежинки, все больше и больше покрывая неподвижное тело мальчика.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Четверка красивых лошадей подкатила элегантный экипаж как раз к воротам сада, у которых лежал под снегом Антон. Слуга соскочил и откинул подножку, помогая сойти своему господину, его жене и молодому человеку в морском мундире. В доме, вероятно, увидали приехавших: служанка вынесла зонтик, а два лакея развернули соломенный коврик, чтоб изнеженные ножки лэди не коснулись снега.

Последним вышел владелец экипажа, лорд Кроуфорд.

Оглянувшись кругом, он вдруг случайно заметил, при свете каретного фонаря, насыпь, образовавшуюся над телом Антона. Он тотчас подошел ближе, качая головой не столько от удивления, сколько от сострадания.-- Взгляни сюда, Мармадюк!

Морской офицер подошел к нему. - Что такое, дядя? О, Боже! тут, под снегом, человек!

- И мне тоже кажется; надо отрыть его.

- Сам!-- закричал он.-- Джек! Беритесь скорее!

- Боже мой!-- в испуге вскричал лорд Кроуфорд.-- Ведь это тот немецкий мальчик, о котором я тебе говорил, сын вора! Великий Боже! он должно быть погиб на дороге от голода!

- Сердце еще бьется,-- сказал лейтенант, ощупывая мальчика,-- тело тоже еще гибко, дядя!

- Слава Богу! Несите его только как можно скорее в дом; я беру ответственность на себя.

И тот самый слуга, который перед тем так безцеремонно отогнал Антона от двери, теперь, вместе с другими, старался, вернуть его- к жизни. В числе собравшихся гостей находился один врач, доктор Дэвис, который бился целый час и наконец вернул Антону если не сознание, то, во всяком случае, жизнь.

Когда он был вне опасности, двое слуг отвезли его на четверке лорда обратно в Лондон. Укутав в одеяла и шубы, его внесли в комнату, где уже была приготовлена согретая постель, дали ему проглотить несколько капель крепкого бульона и оставили спать, чтоб полный телесный и духовный покой скорее возстановил его силы.

Доктор Дэвис сказал, что навестит его еще раз.

Было уже около полудня, когда Антон открыл глаза. Где он? С быстротой молнии к нему вернулось воспоминание о последних минутах, проведенных в сознании. Тогда вокруг были лед и снег, и бушевал восточный ветер,-- теперь он спокойно и удобно лежал в мягкой пуховой постели, в опрятной комнате со спущенными шторами, и в камине весело пылал огонь.

Где же он?

На одеяло упала чья-то тень, он обернулся с некоторым усилием.-- Господин Романн!

Немецкий хозяин ласково наклонился к бледному лицу, лежавшему на подушке.-- Ну, юноша,-- сказал он,-- как ты теперь себя чувствуешь?

- Разве мы в вашем доме,-- слабо прошептал мальчик.-- Этого не может быт!

Хозяин кивнул головой - Даже в моей лучшей комнате, для самых важных гостей. Но пока тебе не полагается ни спрашивать, ни думать, а только спать. Повидимому, ты был весьма близок к вечному упокоению.

Антон покачал головой.-- Но кто же доставил меня сюда?-- спросил он вполголоса.-- Я ничего не понимаю.

Им вдруг овладело безпокойство, он вспыхнул и опять сильно побледнел.-- Это полиция, господин Романн? Наверно, наверно, только не обманывайте меня! Теперь я погиб!

Немец посмотрел на него серьезно.-- Конечно, это вовсе не полисмены,-- отвечал он,-- они привезли бы тебя не ко мне, а в полицию. Но почему мысль об этом так безпокоит тебя? Антон, ведь ты не сделал. ничего предосудительного?

Наш друг стиснул зубы; он не хотел плакать, нет, этого он не хотел.

Но, помимо воли, горькия слезы неудержимо полились у него из глаз.-- Я менял фальшивые билеты,-- прошептал он, будучи не в состоянии удерживать в сердце эту ужасную тайну.-- Полиция ищет меня.

- Боже милосердный, Антон!

- Да, да, это правда. Я хотел бежать, но мне помешала снежная буря. Теперь я погиб.

Господин Романн безпомощно ходил взад и вперед по комнате.

- Антон,-- сказал он наконец,--и ты делал это с полным сознанием? Ты...

- О, нет, нет, как можете вы допускать это? Этот негодяй обманул меня, он...

- Это твой великодушный покровитель, который, угощал тебя разными вкусными вещами по трактирам,-- не правда-ли? Бездельник, без сомнения.

- Да, да, но ведь я не. мог этого предвидеть. Я не знал этого.

- Ты бы должен был верить мне, мой юноша.-- Ну, впрочем, лежи пока спокойно,-- прибавил он.-- У тебя есть сильный защитник, который и в этих трудных обстоятельствах не оставит тебя. Спи и не печалься ни о чем.

Антон посмотрел на него.-- Защитник?-- повторил он.-- Неужели лорд Кроуфорд?

- Именно он. Он своими руками вырвал тебя из-под снега, Антон, и еще час назад стоял у твоей кровати.

- Ах, значит меня привезли сюда в его экипаже? Может быть, даже он платит за эту комнату?

- За все. Неужели ты еще не смирился, Антон?

- Я несчастнейший из людей, господин Романн. Мой единственный покровитель как раз тот человек, от которого я ни под каким видом не мог принять ничего, потому что он виновник несчастия моего отца.

- Полно, полно, ведь это заблуждение. Лорд будет здесь сегодня вечером, и ты можешь поговорить с ним сам.

- Это не поведет ни к чему, я не желаю принимать от него никаких подарков и не стану ему отвечать на вопросы.

- Даже если бы он принес вести о твоем отце?

Антон только вздохнул до глубины души и перестал говорить, он сжал губы, чтобы не проронить ни одного любопытного слова. Его мучила мысль, что он обязан благодарностью тому человеку, которого ненавидит,-- неужели это еще не конец? Неужели он должен еще услышать из уст лорда, что отец его присужден к унизительному наказанию, а ему, этот лорд будет давать денежные подачки, чтобы загладить несправедливость? Никогда, для него это вопрос решеный.

Но Антону очень хотелось узнать, что известно хозяину. Может быть, лорд Кроуфорд сообщил ему подробные сведения, может быть, он знает что-нибудь утешительное, напр., что отец освобожден из заключения, или что Томас Шварц найден.

Сердце Антона билось, но самолюбие не позволяло ему заговорить. Он не хотел спрашивать, не хотел благодарить лорда, или просить его о каком-нибудь одолжении.

Да, лучше было умереть в снегу. Наш друг каждый раз со страхом заглядывал в будущее. У него не было ничего впереди, самая жизнь не имела смысла с тех пор, как на ней лежало позорное пятно.

Он повернулся лицом к стене и стал плакать, когда хозяин вышел из комнаты по своим делам.

Прошло несколько часов в полном покое для нашего непреклонного друга. Служанка принесла ему пищу и питье, и после этого он опять заснул и проснулся только к вечеру, от какого-то шума. Уж не лорд-ли?

Он невольно стал прислушиваться; по лестнице раздавались тяжелые шаги, и затем г-жа Романн заглянула в комнату.-- Не спишь, мой мальчик? Его сиятельство, лорд, хочет навестить тебя,-- смотри же, будь с ним учтив.

И, забравши грязную посуду, щетку и пыльную тряпку, она исчезла как раз во время, так как муж её и их знатный гость входили в этот момент через, другую дверь.

Хозяин почтительно пропустил лорда вперед, и Антон, лежа в постели, при полном дневном свете, увидал человека, которого так пылко ненавидел, который называл отца его вором и засадил его в тюрьму. Лорд был очень бледен, лицо его носило следы затаенной печали, фигура казалась почти сгорбленной, хотя ему было не более пятидесяти четырех лет.

Он медленными шагами подошел к постели и протянул руку нашему другу,-- Здравствуйте, юноша,-- сказал он ласково.-- Как живете? Хорошо ли отдохнули после приключения?

Хозяин, стоявший позади гостя, повторил его слова по-немецки, и в то же время телеграфировал Антону и глазами, и руками, как бы желая сказать: "Дай руку юноша! Дай руку и скажи что-нибудь, чтоб я мог перевести словами благодарности".

Антон едва заметно улыбнулся; он не пошевелился ни одним членом и, пристально смотря в лицо лорда, не проронил ни одного слова.

- Антон,-- уговаривал его хозяин,-- Антон, будь благоразумен!

Лорд Кроуфорд, казалось, не придавал дурного значения упорству мальчика, он ласково провел по бледному лицу Антона рукой и сказал дружеским тоном.-- Чувствуете-ли вы себя в силах выслушать кое-что о вашем отце, милый юноша?

Романн повторил слова и прибавил:-- Ты должен выслушать, Антон. По делу состоялся приговор.

Наш друг встрепенулся.-- Приговор?-- повторил он.-- Что это значит? О, еще какое-нибудь несчастие!

- Успокойся и дай его сиятельству рассказать.

- Я всеми мерами старался помочь вашему отцу,-- переводил Романн слова лорда,-- предлагал большую награду за отыскание Томаса Шварца, но все напрасно, он точно провалился сквозь землю. Хотя это наводит на мысль, что он был участником, а может быть, и единственным виновником, но, к сожалению, вашему отцу это не принесло никакой пользы. Приговор над ним произнесен.

- Всемогущий Боже! Что такое? Что такое?

- Успокойтесь, еще, может быть, все будет к лучшему. Вы очень любите вашего отца, мой юные друг? Не пожелаете-ли вы предпринять путешествие, чтоб опять быть вместе с ним?

Антон всплеснул руками.-- Видит Бог,-- вскричал он,-- я готов продаться в рабство, если бы это принесло ему пользу, смягчило бы его тяжелую участь.

Лорд был взволнован до глубины души и молчал несколько минут.-- Теперь я должен рассказать вам одну историю,-- начал он.-- Слышали-ли вы что-нибудь об отважном мореплавателе, Джемсе Куке, и его об открытиях?

- Ничего,-- признался Антон.-- Но какое отношение имеет этот господин и его путешествие к моему отцу?

Лорд улыбнулся.-- Очень большое,-- сказал он.-- Джемс Кук открыл новые земли для английской короны, может быть даже целую новую часть света. Теперь туда требуются колонисты, чтобы приручить туземцев и научить их обрабатывать землю.

В этот момент, Антон совершенно забыл о своей ненависти к лорду, он весь был поглощен мыслью об отце, ему страстно хотелось бежать к нему и сообщить радостную весть.-- Не правда-ли,-- вскричал он,-- ведь это возможно, ведь это будет?

Лорд подавил вздох.-- Не совсем так, мой милый. Вы забываете, что ваш отец осужденный преступник. Но...

- Значит ему нельзя ехать в новые земли? Почему же?

- Дайте мне кончить, Антон. Правительству нужны люди для определенной цели, следовательно, ему не годятся колонисты, которые, по своему усмотрению будут выбирать место жительства. Здесь, в Англии, все тюрьмы переполнены, и теперь всех тех, кто приговорен к пожизненному тюремному заключению, высылают за море, на новооткрытые острова; в том числе и вашего отца!

Антон побледнел; его внезапная радость сменялась прежним страхом.-- Я не понимаю,-- вскричал он.-- Значит, мой отец всю жизнь будет колодником? Вроде теж арестантов в Рендсбурге, в Германии, с цепями на ногах и колокольцом шапке?

Лорд Кроуфорд покачал головой.-- Не до такой стпени ужасно,-- успокаивал он,-- но вроде этого, и тут уже изменит ничего нельзя.

- О, Боже! какое страшное несчастье!

- Меньше, чем можно было ожидать, Антон. В другое время вашего отца могли присудить к смертной казни.

- Смертной казни! Но если бы даже,-- если бы даже это было воровство.

Лорд пожал плечами.-- В Англии и Германии законы различны,-- сказал он.-- Но позвольте мне кончить, Антон. Ваш отец отправляется за море арестантом, значит, вы не можете ехать с ним, но вы можете попытаться попасть в наши новые колонии иным путем. И в этом я могу вам помочь.

Но Антон не слушал. Он видел однажды в Германии, как арестанты, в цепях и с бубенцами на шапках, длинной вереницей шли на работу и не мог оторваться от этой ужасной картины. Его обожаемый, его чтимый отец в таком унизительном положении! И к тому же безвинно, совершенно безвинно! Возможно-ли, что Бог допускает торжествовать злу и преступлениям! Он не мог отвязаться от этой мысли, хотя безумно бившееся сердце говорило ему, что он грешит. Он закрыл руками бледное, искаженное лицо, стон отчаяния вырвался из его груди.

- Вы так сильно любите отца?-- спросил тихо, неверным голосом лорд.

И так как Антон молчал, прибавил:-- Антон, я хочу доставить вам возможность быть вместе с вашим отцом, и даже, может быть, ехать с ним на одном корабле. Вы слышите меня, мой бедный мальчик?

- Мой отец с цепями на ногах!-- стонал с отчаянием Антон.-- Мой отец, честнейший человек в мире, на ряду с разбойниками и убийцами!

- Разве вам было бы легче, если бы его казнили, Антон?

- Не знаю. Позор убьет его медленной смертью.

- Нет,-- сказал твердым, звучным голосом лорд.-- Нет! Если отец ваш честный, невинный человек, он не дойдет ни до смерти, ни до отчаяния. Только собственное сознание неправоты может доводить до отчаяния, но внешния обстоятельства - никогда!

Антон замолк. Эта твердая убежденность честного человека была лучом света для его омраченной души. Помолчав немного, он скромно сказал:-- Простите, ваше сиятельство, но вы не знаете, что значит страдание и несчастие.

Лорд горько усмехнулся.-- Только потому, что у меня много денег, Антон? Придет день, когда вы поймете опрометчивость этого суждения. Но, поговорим лучше о ваших делах,-- прибавил он.-- Так вы охотно поехали бы за вашим отцом, и, вообще, не желаете оставаться в Лондоне?

Лорд покачал головой.-- Она не знает и не узнает. Я помогу вам исчезнуть незаметно.

Антон с усилием сел на кровати, глаза его горели, как угли.-- Ваше сиятельство,-- прошептал он.-- Один вопрос! Один единственный вопрос!

- Можете говорить, не стесняясь, мой мальчик.

Антон потупился, слова застряли у него в горле.-- Известна ли вам моя история? Знаете ли вы, что я сделал?

- Знаю все.

- И вы считаете меня за негодяя? Вы думаете, я знал, что, билет фальшивый?

Лорд ласково положил ему на плечо руку.-- Я не думаю этого,-- сказал он,-- я считаю вас за вполне честного человека,-- даже больше, я и об отце вашем не думаю ничего дурного. Оба вы попали в большой город прямо из деревни и, по неопытности, сделались жертвою мошенников. Это случается очень часто, но теперь это коснулось меня лично, потому что тут замешано мое имя, мой дом. Потому я сделал для вашего отца все, что было в моих силах, но помочь ему было нельзя, потому что он взят с бриллиантами в руках. Быть может, впоследствии, когда он устроится в колонии, мне удастся содействовать его помилованию; а кроме того, может быть, еще отыщется Томас Шварц.

Антон дал лорду высказаться, не прерывая его. Только теперь, наконец, лицо его выражало примирение, что заметил и лорд.

- Слава Богу,-- сказал Антон.--Вы считаете моего отца и меня за честных людей, ваше сиятельство.

Кроуфорд вздохнул,-- А это для вас всего важнее?-- спросил он.

- Да! О, да!

- Оставайтесь всегда при таких взглядах, мой юный друг, и все пойдет хорошо. Хотите теперь узнать, каким образом я думаю помочь вам соединиться с отцом?

Антон поднял глаза.-- Пожалуйста, ваше сиятельство,-- сказал он скромно.-- Я уж теперь чувствую величайшую благодарность.

- Вот это хорошо,-- вмешался хозяин.

Лорд Кроуфорд провел рукой по озабоченному лицу.-- На эту мысль меня навел мой племянник, лейтенант Фитцгеральд,-- начал он.-- Это несколько отважный план, и вообще, предприятие, в которое не совсем приятно впутывать 16-летняго мальчика, однако же, исполнимое, а в вашем безвыходном положении даже единственный способ спастись. Вы должны дать завербовать себя в морские солдаты.

- Что это значит?-- с изумлением спросил Антон.

- Это значит вот что,-- сказал лорд.-- Для военных кораблей, на которых будут перевозить преступников, нужны люди,-- матросы, юнги, вообще, всякого рода команда. Потому перед отходом кораблей, солдат вербуют, т. е. офицер и человек десять-двенадцать солдат ходят по трактирам. Предлагают находящимся там молодым людям выпить, дарят им деньги и, в конце концов, всех захваченных переводят на корабль и там держат под караулом до самого отплытия. Вот это и называется вербовкой.

- И господин Фитцгеральд намерен таким же способом набрать людей для своего корабля?

- Да. Я вам укажу время и место, вы пойдете в назначенный час в один из трактиров, а затем уж все сделается само собой.

- Я согласен,-- сказал он.-- Я согласен. Но.... не ищет ли меня полиция?

- Может быть, но для вербовки с этой стороны не может быть ни малейшей помехи. Дисциплина на военном корабле есть лучшее лекарство против легкомыслия молодых людей.

Антон робко протянул руку.-- Благодарю, ваше сиятельство,-- сказал он.-- Может быть, до сих пор я иногда ошибался. Но судьба моего отца сокрушала меня до такой степени...

Лорд дружески пожал ему руку.-- Я давно это понял и давно простил,-- отвечал он.-- При всех своих бедствиях, ваш отец богатый, счастливый человек! Но оставим это. Вам надо заснуть и успокоиться. Не уходите отсюда, пока не получите от меня извещения.... тогда ничто не помешает нашему плану.

Он еще раз дружески поклонился на прощание и вышел в сопровождении хозяина.

Антон сжал горевшую голову руками, у него путалось в мыслях от всего, что он узнал так неожиданно; однако, при воспоминании о голландце и Маркусе, он почувствовал облегчение. Ни один из этих негодяев уже не может никак вмешаться в его судьбу.

Нашему другу казалось, что уже прошел целый год с тех пор, как он стоял с отцом у дверей харчевни, обещая не выходить на улицу до его возвращения. Каких событий не случилось с тех пор!

Но теперь время испытаний кончилось. Перед ним открывается новая жизнь, в которой он займет свое место, он может действовать, проявлять душевные силы, может достичь самостоятельности, которая принесет ему счастие и удовлетворение.

Нечто подобное он ощущал уже и теперь. На улице шел снег, на окнах рисовались причудливые снежные узоры, в трубах соседних домов завывал ветер,-- а здесь, в его комнате, было тепло и уютно. Усталое, изнуренное тело мальчика покоилось на мягкой теплой постели, яркое пламя горело в камине, и грудь Антона дышала легко и свободно от сознания безопасности. Ранние сумерки навели нашего друга на воспоминания о последних двух днях. Пусть Темза катит свои черные волны, хоть до самой улицы на окраинах города, хоть до самой лодки, где расположились на ночлег такия неприятные фигуры,-- его это теперь не касается.

Он натянул одеяло до самой головы. Как тепло!

О, какая это волшебница, воскресшая надежда! Она умеет самое унылое ненастье превратить в сияющий солнечным светом день!

Хозяин принес обед и большой стакан хорошого старого портвейна.-- Ну, вот и полегче,-- сказал он,-- Ты должен радоваться, юноша, что именно лорд Кроуфорд нашел тебя в снегу.

Он сел у кровати и кормил мальчика, стараясь развлекать его, как маленького ребенка.-- У его сиятельства тоже есть сын твоих лет,-- повествовал он.

Антон поднял глава.-- Безпутный? господин Романн?

- С чего это ты взял?

- Г-м, мне показалось, что у лорда есть какое-то тайное горе. Видно, что ему нелегко.

- Его сын бездельник,-- сказал хозяин.-- Конечно, я знаю это через слуг. Он бьет всякого, кто имеет несчастие ему не понравиться; изводит своих учителей, делает долги и приводит в отчаяние отца. Его выключили из лучших школ Лондона, и теперь он в пансионе у одного пастора, в одной из рыбачьих деревень, далеко отсюда,-- там его надеются исправить. Ты видишь, что и богатые люди имеют свои огорчения. А кстати,-- прибавил он,-- ведь оба фальшивые монетчика уже сидят в тюрьме.

- Почему вы знаете?-- вскричал Антон.

- Приятная компания, нечего сказать! Сколько же всех судов отправляется отсюда?

- Шесть. На каждом по триста арестантов.

- Так это еще большой вопрос, удастся-ли мне во время переезда увидаться с отцом.

- Конечно. Но, по моему, даже лучше, чтоб этого не случилось. Сношения между арестантами и матросами строго запрещены.

- Сколько времени продолжается путешествие?-- спросил, вздыхая мальчик.

- От пяти до шести месяцев.... а затем ты празднуешь свое свидание с отцом! Подумай, в каком он будет восторге!

Антон вздохнул.-- Да, да, но как далеко до этого!

Хозяин встал и спустил шторы, потом зажег лампу, накрыв ее абажуром, и комната погрузилась в приятный полумрак.-- Доктор еще раз зайдет,-- сказал он,-- так ты не должен слишком возбуждаться.... мне кажется, у тебя маленькая лихорадка.

Потом он поставил на стол свежей воды и ушел прислуживать своим посетителям. В первый раз за все время Антон заснул, наконец, так крепко, что доктор Дэвис осмотрел его и сосчитал пульс, не разбудив его. Он с улыбкой объявил, что, благодаря крепкому сложению, приключение обошлось без всяких последствий.

На следующий день лорд прислал с лакеем связку немецких книг и краткий самоучитель английского языка. По этим книгам Антон должен был познакомиться с необходимыми выражениями, чтобы на корабле понимать, по крайней мере, слова команды.

Затем пришло толстое письмо, написанное по-немецки рукой лейтенанта Фитцгеральда, и из него выпало несколько маленьких бумажек. Хозяин просмотрел их; это были квитанции, подписанные разными лицами, каждая на сумму в десять фунтов.

- Бог знает!-- сказал Романн,-- не понимаю, на что это так нужно.

Между тем Антон прочел письмо офицера и, от волнения, почти не мог говорить. "Я не хочу, чтоб, вступая в новую жизнь, вы унесли с собой неприятные воспоминания,-- писал лорд Кроуфорд,-- потому я достал через полицию список всех лиц, обманутых этими двумя мошенниками, и покрыл все убытки. Для меня это не составило большой жертвы, я исполнил только приятную обязанность. Взгляните и вы на это таким же образом".

Антон и хозяин переглянулись.-- Какой человек!-- вскричали оба в один голос.-- А ты считал его за злейшого врага!-- прибавил немец.

- Разве я мог иначе? К счастию, он уже простил меня.

- И за это ты должен благодарить Бога, юноша. Пишет он что-нибудь еще?

- Лейтенант Фитцгеральд приписал от себя несколько слов,-- отвечал Антон и прочел следующее: "Я очень хорошо знаю лично коменданта новых колоний, потому что это дядя моей невесты. Он очень доступный и обходительный человек, и я ему вполне доверяю. Не трудно будет достать для вас в новом отечестве какое-нибудь место: мы там неограниченные хозяева на сотни миль и можем делать все, что угодно. Не правда-ли, что подобное сознание может наполнять гордостью. Ваш Мармадюк Фитцгеральд".

- Поздравляю! Поздравляю! Ты наверное родился в сорочке, юноша. Знаешь поговорку?

- Еще бы! Ах, только бы скорее настал день отъезда!

И Антон учился насколько хватало сил.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В это время шесть самых больших военных кораблей снаряжались для отправки в колонию и для перевозки арестантов.

На палубе отгородили большое четырехугольное пространство, окруженное железной решеткой, и в нем устроены были, одна над другой, койки. По углам этой загородки стояли две пушки, обращенные жерлом внутрь, к помещению арестантов, которые должны были находиться под строгим надзором, чтоб не могли сноситься с корабельной прислугой, устраивать заговоры и бунтовать. Нужно было только иметь достаточное количество морских солдат и матросов. Но их-то как раз и не доставало. Капитан Армстронг находил, что помочь этому всего легче вербовкой. Для этого он каждый вечер посылал на берег опытного вербовщика, Тома Мульграва, конечно, не в форменном мундире, а с карманами, набитыми деньгами, и головой, набитой всякой ложью, которую он в трактирах выдавал за свои собственные приключения. Том Мульграв собирал вокруг себя молодежь, напаивал вином и рассказывал Бог весть какие небылицы о заморской жизни.

Врать этот старик умел на славу. Глаза его при этом блестели, руки были в непрерывном движении, вся шаровидная фигура его была само добродушие. Он заседал каждый вечер в одном трактире близ гавани, угощая своих слушателей невероятными историями.

- Клянусь вам,-- говорил, старик,-- на островах Южного моря люди живут по-царски. Самый последний бездельник может разыгрывать лорда,-- стоит поднять руку, и сотни рабов повинуются по первому знаку. Туземцы каждого белого считают за бога.

- Но они стараются убить его,-- сказал кто-то.

- Бредни! Больше ничего, что бредни! Самые знатные вожди ползают перед вами на четвереньках и повторяют: "Вутчи-Кабутчи", что значит вроде того, что "я твой раб".

- А что же едят у этих добрых людей?-- спросил один из слушателей.

Том Мульграв пожал плечами.-- Конечно, не ростбиф и шерри,-- сказал он,-- но других деликатесов сколько угодно. Яйца, например, величиной с детскую голову; их собирают прямо печёными.

Все ахнули.-- Печеные?-- спросил один.-- Как же это возможно?

- Страшной силой солнечного жара, мой милый. Вот тоже земляника, или малина. Там она с нашу репу. Одного яйца и одной ягоды довольно для самого хорошого аппетита.

- Мистер Мульграв!-- спросил молодой человек,-- какой же величины птица, которая несет такия яйца?

- С корову, мой милый. Туземцы на ней ездят верхом.

- Ах! А вы сами пользовались такой птицей, вместо лошади, сэр?

- Сотни раз. Вот при подъеме на горы эти великолепные белые и золотистые птицы иногда обнаруживают нетерпение, отказывают, так сказать, в повиновении своему седоку и начинают подниматься на воздух.

- О, Боже! в то время, когда на них едут?

- Конечно! Я таким образом попал на одну высочайшую, недосягаемую вершину,-- удобнейший способ восхождения на горы, на мой взгляд. Только вот одного надо беречься.

- Чего же именно?-- вскричали десять голосов.

- Ах, так там есть и лед?

- Еще бы! Внизу тропические фрукты на каждой ветке, плодородие неслыханное, а вверху великолепная санная дорога,-- так, приблизительно, на половине горы. А на самой вершине лежат ледяные глыбы, вышиной с башню.

- Туда поднимаются, чтобы отдохнуть немного от зноя долин... перемена чрезвычайно приятная.

- Можно представить! Но,-- знаете, мистер Мульграв,-- мне бы очень хотелось знать...

- Еще стакан грога для этого господина и мне,-- вскричал унтер-офицер, потом развязно махнул рукой и прибавил:-- Спрашивайте дружище! Спрашивайте! Это показывает любознательный ум, который я очень ценю в молодых людях.

Польщенный малый делается совсем красным от удовольствия.

- Мне бы хотелось знать, как собственно запрягают такую верховую птицу,-- говорит он сконфуженно.

- И только-то? Ты бы и сам мог догадаться, любезный. У этого зверя есть своя собственная упряжь, как у лошади или осла. Так же дают шпоры и подгоняют кнутом.

- Желал бы я увидать собственными глазами,-- вскричал молодой человек.

Том Мульграв протянул ему с достоинством руку.

- Ничего не может быть легче,-- сказал он,-- стоит только, отправиться вместе со мною на эти счастливые острова. Там ты сразу разбогатеешь, потому что там пока сколько угодно еще незанятых земель,-- пока, говорю я, но скоро уже будет иначе. Сотни людей едут туда нищими, а возвращаются миллионерами. Свои владения я, конечно, поручил надежному управляющему.

- Ах, так вы сами еще туда поедете?

- Само собой. Если бы мне не нужно было в Лондоне привести в порядок кой-какие дела, я нарочно не вернулся бы сюда. По ту сторону моря живут так, как у нас только первейшие богачи,-- это заманчиво.

В одном углу трактира давно уже сидел человек довольно захудалого вида и, попивая грог, прислушивался к розсказням Мульграва. Тут он с нерешительной улыбкой обратился к своему соседу.-- Извините, сэр. Верите вы этим историям?

Тот пожал плечами.-- Ни одному слову,-- ответил он.-- Новые острова открыты, это известно всему миру, а остальное все вздор. Кому есть охота драться с дикарями и жить в нездоровом климате, тот, пожалуй, может переселяться; только уж тогда надо проститься со всеми благами цивилизации.

Первый собеседник вздохнул.-- Это-бы еще куда ни шло!-- сказал он,-- да вот башмак мне давит правую ногу.

Сосед пытливо посмотрел на него.-- Так, так! В бумагах что-нибудь не ладно, хэ?

- Может быть! Не знаете ли вы, как помочь горю?

- Надо раздобыть другия, вот и все.

- Это даже очень легко,-- только стоит малой толики денег..

- Может быть, вы согласились бы уступить мне свои собственные документы, сэр? Они с вами?

- Разве уж так к спеху? Вас так рьяно розыскивают, дружище? Следят по пятам?

Оборванец огляделся вокруг робким взглядом.-- Ничего подобного!-- прошептал он.-- С чего вы это взяли? Была драка, а больше ровно ничего. На беду, тот, кому я закатил затрещину, сынок важного барина; потому, если они меня поймают, так, того гляди, угодишь в петлю,

Собеседник посмотрел на него с насмешкой.-- Понимаю,-- сказал он.-- За безчинство вы боитесь наказания и потому хотите уехать... вполне понимаю.

- Бумаги с вами, сэр?

- Нет, право же, нет. А впрочем, сколько бы вы дали, мой милый?

- Так вы согласны продать документы? Настоящие, конечно.

- Это еще неизвестно. Говорите вашу цену.

Оборванец вынул из кармана что-то, завернутое в тряпки, и осторожно стал развертывать, пряча под столом.

- Взгляните-ка сюда, сэр. Это еще память моей матери.

Собеседник запустил любопытный взгляд под стол и увидел кольцо и булавку с драгоценными камнями большой стоимости.-- Ах ты!-- сказал он.-- Видно, ваша матушка была любительница настоящих бриллиантов. Есть у вас еще такие же?

- Нет, но я думаю, и этого довольно.

- А я не думаю. Надо еще прибавить сюда часы с бриллиантами, потом колье и...

- Шш! Что вы там такое мелете? Моя мать была...

- Оставьте добрую женщину, пусть покойно спит в своей могиле, а давайте-ка лучше, без скандала, остальное. Украдены у Плюмгет и Джек, в Регентстрите, с выставки. Видите, я все знаю.

Оборванец был ошеломлен; он открывал и закрывал рот, как рыба, вынутая из воды.-- Чепуха! сказал через силу.

- Так хотите, чтобы я поднял скандал? Разсказать историю во всеуслышание?

- Так не надувайте, не врите. Товарищей по делу обманывать не следует; это подло и показывает безчестные намерения.

- Какие мы товарищи по делу?-- прошептал оборванец, сердито сверкая на него глазами.-- С каких это пор, сэр?

- С тех пор, как вы хотели купить у меня подложные документы и в уплату предлагали краденую булавку.

Оборванец задрожал.-- Меня преследует важная особа,-- сказал он.-- За мной шпионят и гонятся,-- два раза мне удалось спастись только чудом.

- Так выбирайтесь отсюда. Точно жить можно только в Лондоне!

Оборванец раскрыл перед ним свои пустые руки.-- Нет денег,-- с досадой сказал он.-- Полиция приняла меры, и никто не решается купить у меня вещи.

Собеседник постарался скрыть свою радость.-- Приходите завтра вечером опять сюда,-- прошептал он.-- Я посмотрю нельзя-ли чего сделать.

Затем он встал и отошел с коротким поклоном в одну сторону, а оборванец направился в другую. Некоторое время они оба еще побыли в трактире, где унтер-офицер продолжал громким голосом свои рассказы, направо и налево пожимая руки молодым парням.-- Даю вам слово, сударь, я буду иметь вас в виду, непременно, непременно.

Так продолжалось до ночи. Хозяин делал хорошия дела, но начинал побаиваться. Если тут начнется вербовка, то за его заведением навсегда установится дурная слава.

он открыл туда дверь, и тогда всякий мог видеть, что, в случае нужды, можно спастись через выход, ведущий на другую улицу.

На этот раз в числе прочих посетителей находился молодой человек, занявший место в самом темном углу комнаты.

Это был Антон. За обедом он получил от лейтенанта Фитцгеральда письмо, по которому явился как раз к назначенному сроку, чтоб дать себя завербовать. Сердце его билось от невольного страха й безпокойства. Каждую минуту он ждал, что к нему подойдет полисмен арестовать его; необычный шум оглушил его, присутствие такого множества людей возбуждало его нервы. С реки доносился скрип якорных цепей, и Антон с ужасом представлял себе палубу и пушки, направленные на стены, обнесенные железной решеткой; он думал о том моменте, когда его, со связанными руками, как животное на бойню, поведут на один из этих кораблей, и ждал с минуты на минуту увидать лейтенанта с отрядом морских солдат. Но время шло, а никто не являлся. Антон держал в руках газету, хотя так мало понимал по-английски, что читать её не мог. Сердце его билось неровными толчками, он чувствовал себя бесконечно одиноким и несчастным, таким несчастным, как еще никогда.

Вскоре появился унтер-офицер и тотчас начал рассказывать собравшейся кучке молодых людей чудеса о земном рае, перед которым все сказочные царства, со всеми их прелестями, казались скучной пустыней.

потом обменялись своим товаром, а через пять минут тот, который принес бумаги, исчез в толпе.

Антон безпрестанно посматривал на дверь. Неужели еще нет? Когда стрелка больших часов над столом подошла к половине десятого, на улице раздался шум от многих тяжелых шагов. Дверь распахнулась, и на пороге показался лейтенант Фитцгеральд, в сопровождении двадцати-тридцати морских солдат, к которым тотчас же присоединился унтер-офицер Том Мульграв.

У каждого солдата на кушаке висел нож, а в руках была толстая палка; у иных вокруг талии были намотаны длинные веревки.

В первый момент все словно остолбенели, но затем поднялась делая буря, шум и гром со всех сторон, как будто отчаяние искало последнягб выхода.

- Вербовщики, вербовщики!

- На улицу!-- вскричал хозяин.-- Сюда на улицу!

Толпа выломала дверь во дворе, но первые же выскочившие тотчас бежали назад с криками ужаса. Солдаты наполняли двор и заняли узкий проход, который вел в переулок.

- Измена, измена! Нас оцепили!

- Это подстроил тот проклятый негодяй! Каждый вечер сидел тут и мутил народ, чтобы опутать и погубить!

Вне себя, некоторые, колотили кулаками по столу, а иные сами себя но голове.

- Значит, он все врал, этот несчастный? Значит, все неправда!

- О, какое ужасное предательство!

- Дурачье! Нечего выть теперь о сказочных сокровищах, когда дело идет о жизни и смерти! Пробивай дорогу кулаками!

В него бросали всевозможными предметами, осыпали его самой невероятной бранью и угрозами, а он только посмеивался. Даже тут страсть к вранью не оставила его.

- Эй, ты! длинный повеса!-- кричал он,-- подойди-ка поближе, дай посмотреть на тебя хорошенько. В странах, где водяеся дикия лошади, их ловят арканом,-- понимаешь? Так и я ловлю своих четырех жеребцов. Вот таким образом, сэр. Понял?

И при этом он накинул на шею несчастного длинную веревку и свалил его на пол; несколько солдат скрутили ему руки и потащили вон, а унтер-офицер набросился на другого, сам оставаясь здравым и невредимым среди общей свалки.

Всех упорнее, с криками и ругательствами, отбивался оборванец, в боковом кармане которого были спрятаны только-что добытые документы.-- Чего вам от меня надо,-- кричал он.-- Пустите. Провалитесь вы к дьяволу!

Падая на пол, он свалил вместе с собою двух солдат, и все трое барахтались, катаясь кубарем и работая кулаками до остервенения. Оборванец надергал у матросов целые пригоршни волос, а они в клочья рвали его одежду и старались покрепче затянуть веревку на шее.

- А мне перебил два ребра.

- За это попадет ему на палубе. Уж, конечно, его в самые тяжкия работы.

Оборванец разразился громким, злым хохотом.-- Сначала одолейте меня!-- кричал он.-- Сначала одолейте! Это он прокричал по-немецки, и Антон невольно обернулся. С каким ожесточением кидался этот человек на своих противников, как напрягал все силы своего мускулистого тела, стараясь освободиться!

Горящими глазами смотрел он на дверь, и мучительные стоны вырывались у него из груди. Неужели он не пробьется к двери!

Всех остальных солдаты тоже перевязали.

Пряди волос, лохмотья, мундирные пуговицы и осколки стекла покрывали весь пол, повсюду виднелись брызги крови.

Наконец, один из унтер-офицеров с шумом открыл дверь, и завербованных начали выводит на улицу. Лейтенант Фитцгеральд сделал нашему другу знак, и Антон, пошатываясь, последовал за выходившими. Один он не принимал участия в общем побоище.

Вокруг словно все вымерло. Все двери и окна были заперты, все огни погашены, людей ни души, и это на улице, где с утра до ночи стоял шум, толкотня и оживление. По крику "вербовщики!" все разбежались и попрятались в безопасные, недоступные для солдат дома.

В гавани стояла удручающая тишина, и только волны с шумом бились о военные суда, черневшия в густой темноте. Из других улиц, освещая дорогу фонарями, двигались такия же процессии, с проклятиями и рыданиями, надрывавшими душу.

Лейтенант Фитцгеральд положил руку на плечо Антона.-- Мужайтесь, мой бедный юноша,-- сказал он дружески,-- все это не так ужасно, как кажется сейчас!