Из Лондона в Австралию.
ГЛАВА VIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Из Лондона в Австралию. ГЛАВА VIII (старая орфография)

ГЛАВА VIII.
Голод на корабле.-- Новые переговоры с офицерами.-- Голландец в отчаянии.-- Бунт в среде бунтовщиков.-- Сдача офицерам.-- Земля в виду.-- Острова Южного океана.

При таких обстоятельствах прошло больше недели, все ближе угрожая необузданной толпе, потянулся бледный призрак, несущий гибель и страдания. То был голод.

Все, созданное руками других, было разрушено, все установления уничтожены, все законы попраны, но, на место упраздненного старого, не было создано ничего нового.

Первое возбуждение от победы, отуманившее головы, улеглось, винный хмель испарился, люда поневоле отрезвели и, ничем не занятые, уныло смотрели друг на друга.

Как раз сегодня повар варил последнюю гороховую похлебку на последнем запасе пресной воды. Что же подадут на стол завтра?

Запертые офицеры уже целую неделю получали половинный паек, все больные перемерли от недостатка воды и ухода, вся живность на-половину съедена, на-половину выброшена за борт, и припасы таяли как снег под лучами солнца.

Больше не было ничего, ровно ничего.

- Однако ж, я видел целый ряд бочек,-- сказал один.-- И во всех была солонина. Куда все это делось?

- Выброшено в море, отвечал голос из толпы.

- Ты сдурел! Кто и зачем стал, бы это делать?

- Вы сами, ради потехи, кормили акул, ты и многие другие, все вы были пьяны.

- Неправда!-- кричал первый.-- Неправда!

- Нет, правда,-- подтвердил целый хор голосов.-- Мы все это видели.

- И не помешали такому безумию? Да вас бы следовало тут же повесить.

Толпа смотрела на него с озлоблением.-- Вот как! Теперь не хватает припасов, так ты нас сделал ответчиками. Этак ловко сваливать с больной головы на здоровую.

Тут вступился Тристам.-- Коли был грех, так в ответе все,-- сказал он.-- К тому же, никто не имел и права останавливать другого: равная свобода для всех, вот наше правило.

Один из самых разъяренных медленно повернулся к нему, схватил за грудь и начал трясти эту тщедушную фигуру, как какой-нибудь сверток тряпья.-- Это твои проклятые штуки,-- зарычал он.-- Если я тебя схвачу и вышвырну за борт, так это тоже мое право?

Тристам побледнел.-- Нет,-- закричал он, нет!-- Жизнь не вернешь назад. Это особая статья. Жизни никто не должен вредить.

- Брехня!-- проворчал тот сквозь зубы, выпуская его.-- То ты первый кричал громче всех, а теперь на утек, в мышиную нору.

- Хлеб вы сожгли!-- вскричал опять один обличитель из толпы.-- Вы его облили ромом и подожгли, чтоб посмотреть, как из мешков побегут тараканы! Или уж вы забыли? Целыми толпами высыпали оттуда мыши и тараканы, и вы охотились за ними, и тех, которым удавалось убежать, ловили и снова бросали в огонь. Вон на мачтах и планках до сих пор следы от этой потехи.

На это обвинение никто не отозвался. Человек этот говорил правду, и еслиб кое-кто из сохранивших разсудок не потушил начинавшагося пожара, то корабль, быть может, погиб бы в пламени. Замечательно, что все это стало ясно только теперь, пока же держался хмель, никто об этом не помышлял.

Последний обед прошел в глубокой тишине. Уже на сегодня чувствовался недостаток, и хорошие едоки встали из-за стола, не насытившись, а воды не было вовсе: Что же будет завтра?

- Там, в каюте, у них еще кое-что припрятано,-- прошептал Тристам.-- Я уверен, что у них есть провиант.

- Так идите туда, ребята!

Тристам покачал головой.-- Я не пойду. Этот Торстратен начнет палить из пистолета.

- Ах ты, заячья морда!

И несколько смельчаков начали стучать в дверь каюты.-- С вашего позволения, сэр! Не найдется-ли здесь капельки водицы?

Голландец покачал головой.-- У меня и у моих друзей нет ничего. Удостоверьтесь сами, товарищи.

Арестанты жадно осмотрели все углы, даже обыскали постель. Нет! Решительно ничего! У этого бледнолицого человека с важной осанкой не было тайн, он не припрятал ничего съестного; он наравне со всеми терпел от голода и жажды.

Вломившаяся к нему толпа удалилась, с опаской пятясь назад.

- Слушай,-- сказал один,-- знаешь, что я думаю?

- Ну?

- Этот молодец знается с нечистой силой. Когда они остаются одни с - рубцеватым и с двумя мальчишками, то он скажет такое слово, и стол готов.

- Брр!-- вздрогнул другой.-- Я бы не стал есть с ними.

- Это почему? А еслиб была дичина, торты и блины?

- И тогда не стал бы. Мне своя душа дороже.

Товарищ его. вздохнул. Да, душа,-- сказал он раздумчиво.

- Душа! Есть-ли в нас, в саком деле, что-нибудь такое, к чему не подступишь ни с питьем, ни с картами, ни с какими-нибудь такими жизненными благами? Вот, у нас сколько дней было и вино и всякия хорошия вещи, а - стали-ли мы от этого счастливее, чем прежде?

- Не стали,-- признался другой.-- Вот потому-то я и говорю, что не стал бы есть, если б мне предложили чего-нибудь из ведьминой кухни.

- Ну, рассказывай.

- Видишь,-- заговорил тот тихо, доверчивым тоном.-- Я думаю, если что достается так себе, зря, без настоящого права, это не приносит счастья. В Лондоне мы таскали из карманов кошельки и отцепляли цепочки, в том убеждении, что они имеют в изобилии все блага жизни, а мы бедны; но за то нам приходилось жить, как затравленным зайцам, вечно под страхом преследования, вечно в бегах. Теперь то же самое,-- только не люди, не человеческие законы нас преследуют, а жестокая смерть. Еще дня три, а потом, при такой жаре, даже самые сильные не выдержат без воды.

Полный отчаяния взгляд встретился с его взглядом. "Неужели мы должны умереть так скоро? Это ужасно!"

В это время появилось бледное лицо Тристама.

- Ну, как дела? Нашли вы воду, или мясо?

Они, молча, покачали головами. На Тристама уже начинали смотреть, как на причину общого бедствия, и относиться к нему с ненавистью, которую не старались скрывать.

Он смотрел на них с вытянутой физиономией, кровь горячей струей прилила ему к сердцу. Не началось ли уже брожение, безпокойство, которое грозит ему, рано или поздно, опасностью?

Если бы у него были крылья, он немедленно улетел бы с корабля.

Торстратен, со своей стороны, после переговоров, с арестантами, тоже озабоченно покачивал головой. Правда, в потайном стенном шкафу, скрытом за шкафом, у него оставались еще кой-какие запасы, которых не нашли арестанты, но самое появление арестантов уже доказывало, что провиизия истощилась, и что голодная смерть ломится в двери. Еще несколько дней, а затем...

Без ужаса нельзя было думать об этом.

Напрасно взоры с безпокойством искали по сторонам, напрасно надежды летели навстречу спасению, ожидая его с часа на час: нигде не было земли, осененной деревьями и орошаемой ручьями, и там, где море сходилось с небом, казалось, тюремные стены окружали корабль; покинутый живыми, фрегат медленно шел по течению, гонимый ветром по океану,-- куда, это было известно одному Богу.

По жилам Торстратена пробегал то жар, то холод.

Умереть под этим теплым небом, с тысячами в кармане, умереть жертвой простого, презренного голода,-- это ужасно.

- Антон,-- сказал он хриплым голосом.

- Сэр?

- Антон, подойди ко мне, добрый мальчик. Ты должен попытаться еще раз, еще раз поговорить с капитаном Ловэлем. Наверное, и сам он не желает умереть с голода, да не пожелает и товарищей вести на гибель. Передай ему мое предложение, которое, по совести, он может принять.

Наш друг еле заметно покачал головой.-- Я пойду, сэр, отвечал он покорно.

- Хорошо, хорошо, мой юноша. Так скажи ему следующее. Я согласен сегодня же освободить его и его товарищей, но за это он должен пойти со мной на сделку, он должен... солгать, да, солгать, я не могу подобрать другого слова. Но неужели же это действительно до такой степени дурно? Он должен обещать всему этому сброду, что предоставит им свободно бежать; когда же мы дойдем до гавани, он без труда может справиться с ними, при помощи солдат. Только меня пусть отпустит на волю. Одного меня. Можешь ты передать ему это от меня, мой добрый юноша?

Антон поклонился.-- Сказать это я могу, сэр.

- Но ты думаешь, что это ни к чему не поведет?

- Только потому, что нужно сказать ложь? Какое заблуждение! Ведь это делается для того, чтоб всех нас спасти от смерти. Разве это не добрая, не похвальная цель?

- Не знаю, сэр, но...

- Нет, мой друг, никаких "но". Только на этот раз без "но". Все оружие, вся аммуниция, все будет сдано; что же могут сделать безоружные голодные люди? Ничего нет легче, как заманив их обещанием, потом захватит врасплох.

- Я скажу это капитану, сэр.

- Постой, постой! Постарайся как-нибудь доставить мне возможность переговорить с ним лично; на словах я бы все это рассказал ему лучше, я бы не отстал от него, пока бы не убедил его. Ах, да, да, юноша, постарайся, чтоб капитан принял меня на четверть часа.

Антон пошел. Он сделал вид, будто без всякого намерения очутился у того места, где железная решетка была пробита, и через несколько минут ему уже удалось подать знак лейтенанту, который протянул ему свою узкую, исхудалую руку. Как изменился молодой офицер! Лицо похудело, глаза ввалились, общий вид был вялый.-- Ну, Антон,-- сказал он слабым голосом,-- с чем ты пришел? Опять какое-нибудь недостойное предложение?

- О, сэр, сэр! Я только посланный, вы не должны этого забывать.

- Посланный от фальшивого монетчика, который вовлек тебя в беду. Антон, ты обещал мне ни под каким видом не иметь с ним сношений.

- Ведь и это не по доброй воле, сэр. Ведь Торстратен защищает меня от этого негодяя, Тристама, он меня кормит и поит и за это не требует от меня ровно ничего, противного чести. Что могу я сделать? Я в его власти.

Мармадюк наклонил голову.-- Не поддавайся только его влиянию,-- сказал он.-- Не позволяй ему отравлять твою душу, это главное.-- А теперь,-- продолжал он,-- скажи, какое дано тебе поручение?

Антон сообщил ему предложение голландца, потом передал его и капитану Ловэлю, который отрицательно покачал головой.

- Я не вхожу с ним ни в какие переговоры, да это и безполезно. Раньше нескольких дней невозможно достичь населенного берега, а до тех пор мы успеем умереть.

Антону стало страшно. Как спокойно говорил об этом капитан.

- Сэр,-- сказал он,-- если бы вы взялись вычислить, в каком пункте находится фрегат! Быть может, поблизости есть острова. Ужасно думать о смерти, когда спасение, может быть, близко.

Капитан пожал плечами.-- Мне обязаны без всяких условий передать управление кораблем,-- сказал он.-- Бунтовщики должны добровольно идти в тюрьму,-- только при соблюдении этих условий я сделаю все, что в моих силах, для спасения корабля; в противном случае, ровно ничего,-- тем более, что по всем вероятиям, всякая надежда уже потеряна. Недостаток воды делает безпомощным все.

Антон вздохнул.-- Господин капитан,-- сказал он.-- Голландец не в состоянии заставить мятежников исполнить эти требования.

- Охотно допускаю, но еще меньше он может заставить меня пойти на сделку с ним, преступником и негодяем.

Наш друг передал этот ответ Торстратену и при этом сделался свидетелем такого необузданного взрыва, о каком не имел даже понятия. Торстратен, с глухим стоном, бросился ничком на пол, все сильное тело его судорожно вздрагивало, пальцы впились в лежавший под столом ковер, разрывая его на части. "Умереть,-- стонал он,-- умереть! Я не хочу! Не хочу! В моих жилах еще на полстолетия хватит силы для жизни,-- я не позволю заграждать себе дорогу".

По всему телу у него выступил пот и он скрежетал зубами.

- Что получил я от жизни до сих пор!-- стонал он.-- Ничего, ничего! И неужели теперь; когда, наконец, передо мной открывается будущность, я буду утоплен, как бешеная собака? Именно теперь? Не хочу! Не хочу!

Антон и Аскот, переглянулись.-- Что теперь делать?-- боязливо прошептал наш друг.-- Я позову Маркуса.

Аскот покачал головой.-- Оставь!-- прошептал он.-- У него в карманах звенит золото, почем мы знаем, следует-ли, чтоб об этом узнал Маркус.

- Да, но...

- Он очувствуется, не безпокойся. Смотри, вот именно в те минуты, когда он думает, что его никто не видит, он пересчитывает краденые сокровища.

И смелым жестом единственный сын лорда Кроуфорда вытащил из кармана арестанта чулок, до самым краев набитый гинеями.-- Слышишь, как брякает? О, небо! если бы мои родители видели, как в обществе находится их бережно лелеянное дитятко!-- И, расхохотавшись, он всунул обратно драгоценный чулок.-- Я думаю, это такой архимошенник, что врал бы, даже стоя перед лицом самого Бога. Плутни, вот его стихия.

Антон содрогнулся.-- Чем все это кончится?-- прошептал он.

- Вероятно, смертью. Вообще, когда я обо всем это думаю...

- Ну, Аскот...

- Ну, больше ничего!

- Тогда ты мучишься за своих родителей, правда?

- Морализируй поменьше, сын мой. Посмотри-ка, вон почтенный Торстратен уж оправляется. Влей ему малость вина в глотку, ведь ты его лейб-паж.

Антон достал из шкафа бутылку и влил немного укрепляющого напитка в рот голландца, который открыв глаза и дико озирался вокруг. Потом он схватился за карман и, убедившись, что деньги на месте, глубоко вздохнул.

- Не видать еще корабля, Антон?

- Ничего не видать, сэр.

Медленно и с трудом Торстратен поднялся с пода.-- Не попадалась-ли тебе где-нибудь иголка, мой юноша? И нитки? Мне бы надо кое-что зашить.

Антон принес ему и то, и другое. Сам он, как бы без всякого намерения вышел из каюты, и оба они с Аскотом, через щель в стене, стали наблюдать, за голландцем. Он зашивал карман.

- Да, надо, чтобы рыбы не воспользовались прекрасными, блестящими гинеями,-- прошептал Аскот.-- Как старается, глупец! Он ослеп от скудости и страха.

- Слушай,-- сказал Антон.-- Там, на палубе, опять поднимается ссора.

С палубы доносился шум голосов, брань и проклятия. Один из арестантов обвинял других, неистовый гвалт стоял но всему кораблю.

- Можно было бы хоть наловить рыбы,-- кричал кто-то.-- Изжарить ее в собственном жире, иди, в худшем случае, съесть хоть сырую, чтоб не умереть с голоду.

- Какой вздор! Для этого кораблю пришлось бы стоять на одном месте. Разве это возможно!

- Так неужели же нет никого, кто понимал бы толк в морском деле?

Никто не отозвался, и шум усилился еще более. Несколько арестантов, изнуренные жаждой, уже лежали в тени солнечного паруса, безучастные ко всему. Это были малодушные, потерявшие бодрость и сломившиеся под первым же ударом, они закрывали лицо руками, и многие безсильно плакали.

Жаркое солнце раскаленными лучами обдавало медленно двигавшийся корабль, со всех сторон окружал его раскаленный воздух.

На всем, доступном глазу, пространстве видно было только воду, одну воду, а между тем пересохший язык прилипал к небу, и страдания от жажды начинали отодвигать на задний план все мысли, даже мысли о голоде. Чистота и красота лазурных волн могла привести в восхищение, а между тем каждый, всплеск их был ударом кинжала. Тысячи квадратных миль воды, и ни единой капли, чтоб утолить жажду, чтоб смочить горящия губы.

Иные, доведенные до отчаяния, пытались утолить жажду морской водой, но как раз эти несчастные - страдали потом всех сильнее, и больные, распростертые, в полной апатии, лежали на палубе.

Весь день и следующая за ним ночь прошли среди этого удручающого, удушливого зноя, который считается предвестником бури.

И опять на небе засияло то же неумолимое солнце, опять ни одного облака, ни земли, ни одного белого паруса. Медленно в сердцах разростался страх и отчаяние, которые рвались наружу, стремились выразиться в бурных слезах, в разрушительных действиях, чтоб грудь не разорвалась от напора чувства.

Сжатые кулаки поднимались вверху, запекшияся губы с трудом лепетали безсаяаные слова. Дело доходило до безпричинной ненависти друг к другу.

- У тех, в каюте, наверное есть припасы,-- твердил Тристам. Ищите, ищите, друзья мои, отнимите у грабителей драгоценную воду.

И толпа снова ввалилась в тесный трюм.-- Выдавай, что вы там спрятали!-- кричали смельчаки.-- Куда девалась вся робость и осторожность! Грубые руки взламывали короба и ящики, ломали замки и срывали задвижки, где-нибудь да должны же быть спрятанные запасы!

У Торстратена замерло сердце. Стоило арестантам найти потайной шкаф, и последняя надежда рушилась.

Но, конечно, первый, кто протянет к нему руку, не воспользуется своим открытием. Этот момент будет его последним моментом.

Обе партии горящими глазами следили друг за другом. Все хранилища были взломаны, у каждого в руках сверкал нож, у всех на губах были проклятия.

- Не найти ничего! Ровно ничего! Чем же и как вы живете? Или для вас творятся чудеса и знамения?

Торстратен засмеялся.-- Да ведь и вы тоже живете! Чего же вам надо?

- Только, между вами и нами большая разница. Взгляните в зеркало! Что вы потеряли? А мы изголодались, одурели от жажды.

Голландец пожал плечами.-- Тут я помочь вам не могу.

Прошел еще день. Люди со стонами лежали рядами на койках и на палубе. На иных койках лежали уже умершие, на других еще слышался тихий лихорадочный бред, кто-то всхлипывал, безпрерывно двигал рукою, жестом показывая, что просит пить. Картина была раздирающая душу.

Некоторые еще сидели, быстро размахивали руками и вели громкие разговоры; и все это в самом диком бреду. Кто-нибудь рассказывал свою историю, и эти путаные, безсвязные речи безпощадного, неумолимого самообвинения производили тягостное впечатление.-- Воды!-- в страхе шептали пересохшия губы.-- Воды! Я хочу начать новую жизнь, я хочу молиться! Воды! Воды!

Все ниже и ниже опускалось над ним крыло смерти, все тише становился слабый голос и наконец совсем замер, и слабая улыбка подернула губы. Смерть! Умер в жаркой борьбе, с миром-ли, знает только тот, кто разбойнику на кресте сказал: "Ныне же будешь со мною в раю".

Жарко горели лучи солнца, приводя в отчаяние тех, кто еще имел несчастие быть здоровым.-- Во всем виноват этот негодяй с лисьими глазами,-- ворчали они.

- Тристам! Ему мы обязаны, что теперь погибаем! А в колонии, может быть, жили бы себе отлично. Может быть, удалось бы бежать в лес.

В ответ раздалось проклятие.-- Не поминайте о лесе! Я не выдержу!-- со скрежетом закричал один из арестантов.

- Это уж слишком, слишком!

- Потому что ты был лесным вором и убил лесничого?

- Замолчи, или и тебе будет то же!

- Вон идет Тристам,-- послышался голос.-- Негодяй, вовлекший нас в беду.

- Надо его за борт, этого Иуду.

- Да, да!-- закричал первый громким голосом, когда Трастам встретился с ним взглядом.-- Это мы про тебя, проклятый проныра.

Тристам струсил.-- Что такое я вам сделал?-- вскричал он.

- Ты обманул нас, наобещал такого, что не может исполниться! Будь ты проклят!

Ему грозили кулаками прямо в лицо.-- Кто обзывал начальство шайкой живодеров? Ты! Кто называл бунт святым делом и с самого отъезда из Англии подзадоривал нас? Ты! И еще раз ты!

- Ты судил нам острова, фруктовые деревья, источники. Где все это? Отвечай, самозванец!

- Да, да! Ведь ты собирался в короли к дикарям. Или забыл?

- Где теперь твои зеленые острова? Покажи их, или мы вышвырнем тебя ве море, мошенник из мошенниковъю

Тристам съежился от страха.-- Чего вы от меня хотите?-- вскричал он.-- Разве я виноват, что нас занесло?

- Конечно, конечно ты! Никому из нас не пришло бы в голову заварить такую кашу. Это ты нашептывал и науськивал.

- Долой этого негодяя! Нечего долго с ним разговаривать!

- Караул!-- закричал изо всех сил Тристам.-- Караул! Они хотят убить меня!

Но этот крик произвел действие как раз обратное тому, на которое он разсчитывал. Со всех сторон на него полезли с кулаками и посыпался целый хор проклятий.-- Погляди на этих мертвецов,--кричали они,-- на этих несчастных, которые не могут ни жить, ни умереть! Это твоих рук дело!

Тристам с отчаянием озирался во все стороны.-- Господи!-- кричал он.-- Вы сошли с ума!

- Не призывай Господа, негодяй! Для таких, как ты, у него нет ушей.

Вся толпа набросилась на ненавистного и толчками, и пинками гнали его к борту.-- Убирайся! Убирайся! Акулы уж так давно от нас ничего не получали.

Тристам бросался туда и сюда.-- Я для вас украл ключ.-- кричал он.-- Я подпилил его, я освободил вас.

Толпа разразилась диким ревом.-- Это и было нашим несчастьем, лгун! В каждом слове твоем отрава. В каждом слове яд!

И они схватили его, повалили и дали исход своей ярости, обрушив ее на него. Сотни голосов кричали и визжали в безумной сумятице, покрывая своим ревом один голос, который изо всех сил старался заставить услыхать себя.

- Люди, люди, смотрите же сюда! Лодка! Лодка!

Торстратен услыхал этот крик и воспрянул, как от электрического удара.-- Кажется, кто-то сказал лодка! Лодка?

Аскот прорвался через толпу и в три прыжка очутился на мачте.-- Островитяне!-- кричал он изо всех сил.-- Островитяне в лодке! Ура! Мы спасены!

Его молодой сильный голос сделал свое дело, свалка прекратилась, смутьяны начали прислушиваться, все взоры устремились по направлению протянутой руки молодого человека, радостные возгласы огласили воздух.

- Люди! Люди!

Офицеры и солдаты в тюрьме тоже заметили маленькое неуклюжее судно, и у них оно вызывало такое же чувство величайшей, потрясающей радости. И, без всякого уговора, как общий взрыв могучого, глубокого чувства, вдруг неудержимо и мощно раздалось: "Слава в вышних Богу!"

Аскот пел вместе с другими. На оживленном, изящном лице мальчика отражалось умиление, он замахал соломенной шляпой и радостно улыбнулся в ответ на сочувственный знак Антона.

Дикари, со своей стороны, были охвачены настоящим ужасом. С минуту они, в остолбенении, смотрели на корабль, как на какое-нибудь чудовище, вынырнувшее из моря, а потом быстро пустились в бегство. Они с силой налегли на все четыре весла, и лодка, как птица, полетела по волнам.

Аскот забрался наверх, до самого конца мачты.-- Я вижу землю,-- кричал он.-- Совсем, совсем близко. Это должно быть, большой, поросший лесом остров.

Это заветное слово стозвучным откликом пронеслось по палубе. Земля! Земля! Оно передавалось из уст в уста, оно опьяняло несчастных, изнуренных голодом и жаждой людей.

Земля! Земля! Вода! Вода! Этот крик радости бесконечно повторялся на все лады.

Потом эта радость сменилась понятным страхом не попасть на берег, обещавший спасение.-- Как, нам попасть туда, вскричал один голос.

- Надо идти вслед за лодкой.

- Это легко сказать! Но кто же ведет корабль?

- Может быть, ветер и волны несут нас, куда следует.

- А, может быть, совсем напротив. Разве можно полагаться на случай, когда дело идет о спасении жизни!

- Да, но разве ты знаешь, как направить корабль по фарватеру этой лодки?

И они пытливо смотрели друг на друга.-- Есть-ли между нами кто-нибудь, кто это может?

- Нет,-- сказал кто-то,-- но на корабле есть мореплававатели.

- О, они для нас ничего не сделают!

Тристам, окровавленный, разбитый, поднялся с пола.-- Последуем примеру диких,-- вскричал он.-- Поплывем к земле на лодках.

Сотни глав обратились к такелажу. Эти две ореховые скорлупы? И на них нужно раз десять проехать с корабля до берега.

- Я этого не вынесу!-- вскричал один.-- Или перевезите меня первым.

- Я тоже! Я тоже!

- Значит, не спастись никому, потому что с кораблем нам не совладать.

- Сэр!-- вскричал один голос.-- скажите, мы приближаемся к острову?

- Нет!-- отвечал Аскот.-- Напротив, разстояние между нами и лодкой становится больше.,

- Господи Боже! Так мы этак можем опять потерять берег из виду.

- В самом деле, надо положить этому конец. Тут пьешь отраву по-каплям. Я предлагаю просить прощения у капитана.

- Да! Да! Вот умное слово!

Тристам сжал кулаки.-- Я говорю нет!-- кричал он.-- Тысячу раз нет! Разве вы хотите, чтоб с вами поступили, как с провинившимися школьниками?

- Опять этот смутьян закопошился,-- вскричал один голос.-- Мало еще тумаков ему надавали!

- Убейте его, этого виновника наших бед.

- Лучше бросьте его и пойдем говорить с капитаном. Сэр Ловэль и его товарищи, конечно, и сами дорожат своей жизнью, и это облегчит для нас дело.

Никто не отвечал. Теперь им сразу припомнилось, что еще у тогда, когда провианта и воды было вдоволь, они заставляли своих безоружных пленников голодать и томиться жаждой припомнилось, что они самовольно и дерзко растратили казенное имущество.

- Иди ты!-- шептал один другому.-- Я не решаюсь.

- Да и я тоже.

- Нас относит,-- возвестил Аскот.-- Лодка исчезла!

Крик ужаса раздался ему в ответ.-- Спешите же, спешите, пока не поздно!

- Надо послать депутацию,-- предложил кто-то.-- Ключ от тюрьмы у Торстратена; возьмите от него.

В дверь каюты раздались тяжелые удары.-- Отворяй, - голландец, отворяй.

Торстратен не шевелился, в его душе происходила целая буря.

Он знал, что острова обыкновенно лежат группами, и, если не удастся добраться до первого из них, то, быть может, они будут счастливее относительно других. Наконец, лодки диких могут подойти настолько близко, чтоб воспользоваться ими для побега.

Припасов для себя и для товарищей у него оставалось еще на несколько дней, и он не хотел сдаваться добровольно.

- Отвори!-- кричали стучавшие в дверь.-- Открой!

Ответа не было.

Наконец, дверь под сильным напором разлетелась в щепки.-- Давай ключ,-- - кричали передние из осаждавших.-- Давай сюда!

- Я потерял,-- вскричал голландец.--Ищите где знаете.

На него накинулись и повалили на под. Не смотря на жестокое сопротивление, арестанты вырвали у него ключ, и, хотя он кусался и царапался, как дикий зверь, они принудили его выйти из каюты.

Несколько человек из самых решительных, согласились сообща пойти в тюрьму. Страшный вид имели эти лица, несколько дней немытые, покрытые кровью, эти всклокоченные волосы, растерзанная одежда, обведенные темными кругами глаза.

- Острова больше не видно,-- сообщил Аскот.

Эти слова отозвались отчаянием.-- Скорее! Скорее! На этот раз мы не. потерпим неудачи.

И вот перед офицерами предстала кучка людей самого жалкого вида. Опустив головы, судорожно сжав руки, они говорили дрожащим голосом.

- Мы хотели просить!.. просить...

- Сэр! тут недалеко остров, мы голодаем, мы просим прощения. Ваша честь могли бы спасти нас всех.

- Если б взял главную команду и подвел корабль к суше? Не так-ли?

- Да! О, да!

- Хорошо, только под условием. Вы покоряетесь вполне, занимаете свои места в этой тюрьме и все подписываете протокол, где будет изложен ход дела. Согласны?

Арестанты струсили, некоторые бросились целовать руки и края одежды капитана.-- Сэр! Сэр! Это поведет нас на плаху.

Спокойные, добрые глаза капитана с состраданием смотрели на побежденных.

- Я сделаю для вас все, что могу,-- сказал сэр Ловэль,-- но вы должны теперь покориться.

Арестанты начали советоваться между собою.-- Ну, с благословения Божия!-- сказал, наконец, выборный.-- Только, ваша честь, мы надеемся на ваше слово.

Капитан наклонил голову.-- Будьте покойны.-- А теперь, прибавил он, не будем терять времени.

Все заключенные вышли из тюрьмы, и в ней снова водворились преступники. Тристама и Торстратена пришлось тащить силком, и, при первом же прикосновении, один из матросов заметил отдувшийся карман Торстратена,-- Сэр!-- вскричал он,-- у этого парня что-то припрятано, вероятно, деньги.

Торстратен на все лады старался отделаться от ухватившагося за него матроса.-- Все, что у меня есть, это моя собственность,-- кричал он.-- Прочь руки! Я не потерплю,! чтобы рылись у меня в карманах.

- Каторжник не имеет собственности, мосье краснобай.

И Том Мульграв вытащил из кармана нож и пырнул по вздувшемуся карману. Золотая монеты, со звоном раскатились по палубе. Торстратен вскрикнул от боли .и: пришел в такое изступление, что несколько человек с трудом могли с ним справиться. Банковые билеты пришлось также отнимать силой, причем, он быстро накинулся на солдат, вцепился острыми зубами в листки и разорвал их, а клочья бросил в море.

- Если не мне, так пусть же не достаются никому,-- кричал он.

Его заковали в кандалы, а всех остальных, арестантов отправили в тюрьму, и дверь за ними со скрипом закрылась. Никто не только не сопротивлялся, но самые непокорные и строптивые молили о пощаде.

Уже через несколько часов, несмотря на нужды и недостатки, корабль получил совсем иной вид. Антон прибрал каюты и поставил на стол все оставшиеся запасы; матросы, хотя истощенные голодом и жаждой, снесли больных в лазарет, мертвых завернули в старые паруса и, привесив груз, опустили в море, а потом приступили к чистке палубы.

На мачтах забелели паруса, капитан и шкипера усердно трудились над тем, чтоб посредством хотя и попорченных инструментов определить, в каком месте океана находится фрегат, в то же время несколько плотников занимались починкой кухни и крыши.

Капитан разделил все припасы на равные части, на свою долю оставив не больше, чем на долю последняго корабельного юнги.

Потом он вышел на палубу объявить людям, что фрегат совершенно уклонился от правильного пути и находится в полосе мертвого затишья.-- Возможно, что вокруг есть острова,-- прибавил капитан,-- и, быть может, один из них мы скоро увидим. До сих пор Бог не оставлял нас, будем надеяться на него и вперед,-- не так-ли, ребята?

Громкое.-- Да, ваша честь!-- было ответом на это дружелюбное обращение. Снова на вахте стоял караул, блестели ярко вычищенные планки, пустые бочки для воды лежали в назначенных для них помещениях, и больным, хоть отчасти, оказана необходимая помощь и роздано лекарство.

Натянули все паруса, во всех сердцах ликовала радость. Там, где есть люди, должка быть и вода.

Только Антон тщетно искал ответа на заботивший его вопрос.

Откуда взять провианта для дальнейшого путешествия в колонии, если бы даже на острове оказалась вода, плоды, даже обилие птиц и рыбы?

И он вздыхал в то время, когда другие предавались радости.

С палубы можно было уже различить опушку леса желанного берега, в виде темной полосы, выдвигавшейся из воды. Остров, повидимому, был гористый, потому что на горизонте рисовались зубчатые очертания; спустя некоторое время можно было разглядеть великолепный водопад. Между скалами, прорезая их, в долину стремился светлый, широкий поток, впадавший в море.

По обеим сторонам росли леса кокосовых пальм, гористый берег постепенными уступами спускался к воде, омывавшей его последние выступы.

- Рай!-- повторяли на корабле.

- Но где же люди?

- И лодки не видать! Река, должно быть, ведет внутрь острова.

Фрегат стоял перед растянувшимся на большое пространство берегом, и измерение глубины показало, что подойти ближе не было возможности. Причалить можно было только в лодке.

Стаи голубей кружились над вершинами деревьев, по стволам бегали векши и безчисленное количество певчих птиц порхало в гуще листвы; но ни человека, ни крупного животного не было видно.

Капитан Ловэль предложил выйти добровольцам. Сильный отряд вооруженных с ног до головы людей, с кадками и бочками отправились на сушу.

На острове матросов встретила тишина, храма. Если бы перед тем они не видали нескольких голых дикарей в лодке, то каждый почел бы этот остров за необитаемый.

Запасшись свежей водой из горного источника и кокосовыми орехами, четыре человека подвезли эти припасы к фрегату и опять вернулись на берег, для дальнейших поисков провизии.

Молоко молодых кокосовых орехов, как единственный освежающий напиток, отдали больным, а воду и ядра разделили. между всеми; потом капитан предложил разделит весь экипаж фрегата на две половины и одну из них, снабдив оружием, послать на землю.

- Капитан Кук видел на этих островах свиней,-- - заключил он.-- Надо и нам попытаться застрелить несколько штук, чтобы иметь запас мяса для кухни. Несколько мешков соли, слава Богу, еще уцелели.

Предложение его не только было принято с радостью, но понадобилось не мало усилий, чтоб заставить людей понять, что нельзя всем уйти с корабля. Каждому хотелось, после долгого пребывания в этом тесном пространстве, вырваться на простор, в роскошный, цветущий лес.

Лица арестантов выражали сердитое недовольство. После всего, что им пришлось пережить, после мук и лишений всякого рода, можно сказать, в самый момент победы, им пришлось сложить оружие. Им не суждено было гулять под шумящей листвой деревьев и отдыхать на мхах и цветущей траве.

Тристам грыз зубами железные перекладины, так что красные капли крови выступили у него на деснах.-- Долго ли мы будем стоять тут?-- со скрежетом говорил он.-- Не дождешься, когда пойдем дальше!

- Будь доволен, что хоть ушли от голодной смерти, тебе бы все фордыбачить!

- Этого нельзя ожидать от капитана Ловэдя. К тому же, ведь половина экипажа осталась на корабле.

- С удовольствием всем им свернул бы шею,-- процедил сквозь зубы Тристам.

пуститься на охоту за свиньями. Потому не удивительно, что все находились в наилучшем настроении, и что, время от времени, шутливое словцо прорывалось, несмотря на строгую дисциплину.

Лейтенант Фитцгеральд тоже находился в числе лиц, отправлявшихся в экспедицию, а вместе с ним Антон, Аскот и старый Мульграв. Они разсчитывали остаться на ночь, раскинуть палатки и развести костры. Аскот одурел от удовольствия.-- Подумать только; что не убеги я тогда, и теперь, в этот час, мне пришлось бы прогуливаться с учителем,-- говорил он с сияющими глазами.-- Представить только, сколько на мою грешную голову сыпалось бы спасительных поучений!

- Которых ты вполне заслуживаешь, мой милый. Ведь твои родители, без сомнения, считают тебя погибшим.

- Тем им будет приятнее, когда я воспряну жив и невредим. Не порти мне лучезарного дня,-- слышишь Мармадюк!

Он размахивал в воздухе ружьем и громким ура оглашал окрестности. Посреди всех опасностей и лишений, на корабле ли, оставшемся без провианта, на берегу ли без всяких удобств цивилизации, Аскот одинаково встречал жизнь с ясной улыбкой и непоколебимой бодростью. Он первый вскочил в лодку и первый же вышел на сушу, где матросы проворно черпали ведрами воду из широкого водного бассейна, спеша пополнить растраченные запасы из железных бочек. Земля повсюду была покрыта густой травой и усеяна цветами, поражавшими богатством форм и цветов. Группы удивительных кокосовых пальм украшали берег; над ними, перероетая их, возвышались капустные пальмы (Kahlpalm), перепутанные с древовидными папоротниками и обвитые ползучими растениями, звездчатыми миртами и множеством разнообразных туземных цветов, красные и белые чашечки которых живописно выглядывали из зелени, или опоясывали широким поясом стволы деревьев.

- Должно быть, на острове живут два племени,-- сказал старый Мульграв,-- и как раз теперь между ними идет одна из тех войн, которые никогда не кончаются. Мы наверное встретим их где-нибудь в лесной глуши, может быть, в укрепленном лагере.

- Ого!-- вскипал Аскот.-- А вы не преувеличиваете немножко, дядя Мульграв?

- Это не в моих привычках, молодой господин! Я сам видел подобные укрепления из бамбуковых стволов, в сто и более футов вышиной.

Аскот подмигнул другим слушателям.-- Разскажите нам что-нибудь на этот счет, дядя Мульграв.

молодой господин?

- Конечно, конечно.

- Так вот, как неприятель начнет к нему подбираться, ему с высоты-то и видно, и уж победа у него в руках. Ударит покрепче по бамбуковой трости, и летит вниз, до земли; выхватит противника из кустарника, да вместе с ним и летит опять кверху. Любо-дорого смотреть, доложу вам! Держит его за волосы, а тот барахтается в воздухе, как рождественский прыгунчик на ярмарке. Только и слышишь швупп! и опять подцепил нового!

Все покатывались со смеху.-- И вы все это видели, мистер Мульграв?

- Еще бы! да я и сам, по ошибке, этаким самим манером, нхпо бамбуку, попал в укрепленный лагерь. Путешествовать по воздуху было не совсем приятно, но зато тем приятнее потом жить между дикарями.

Старик обвел собрание победоносным взглядом.-- Меня осыпали божескими почестями,-- сказал он.-- Народ принимал меня за высшее существо. Шесть месяцев я считался у них "табу", т. е. святым; потом мне это надоело, и я вернулся на свой корабль. Да, да, это было славное время, меня целые, дни кормили жареными голубями и развлекали музыкой на рожках из раковин.

- Идем вперед,-- прервал рассказчика лейтенант Фнтцгеральд, как начальник маленькой экспедиции.-- Нам надо как можно глубже проникнуть в лес, чтобы выследить свиней.

Аскот сделал топором зарубку на коре ближайшого дерева.-- Не надо-ли делать отметок для обратного пути?-- спросил он.

- Только на горах, вероятно, свиньи не пасутся, Мармадюк...

- Вероятно, мой милый, но зато мы можем там набрать куриных и голубиных яиц. Кроме того, можно сделать запас провианта для дальнейшого путешествия.

- Да, хлебное дерево!-- сказал Мульграв.-- Таро, бататы, плоды бумажной шелковицы. Впрочем, эти должны лежать в земле целые месяцы, чтобы созреть.

- Так их нам не надо. От острова до острова, а там и на материк, где вероятно уже ждут нас остальные корабли, вот теперь наша задача.