Буало

БУАЛО²

Буало доказывает и собственным примером, и преподанными им правилами, что достойные похвал литературные произведения обязаны красотами своими живой выразительности и неуклонному следованию правде; но эта трогающая нас выразительность рождена не столько рассудком, склонным заблуждаться, сколько глубоко укоренившимся и глубоко верным пониманием природы вещей. У Буало разум неотделим от чувства, таково свойство его натуры. Оно-то и сообщает творениям нашего поэта увлекательность, необычную для дидактического рода литературы.

Это, мне кажется, проясняет и вопросы, только что затронутые мною в заметках о Лафонтене. Люди, притязающие на здравомыслие, потому, может быть, в большинстве своем чужды приятности, что здравый смысл, поселившись в их головах, живет искусственной жизнью, ибо он заимствован у других. К тому же высоким именем разума мы слишком часто удостаиваем заурядные чувства и заурядные таланты, которые охотно подчиняются общепринятым меркам и отвращают от великих дерзаний, этих обычных источников великих ошибок.

Мало того, что Буало сам хранил в своих писаниях верность правде и поэзии, он учил этому и других. Он просветил умы своих современников, излечил их от плохого вкуса³ - в той мере, в какой это вообще возможно. По-истине необыкновенным талантом должен обладать поэт, который, подобно Буало, не только не следует дурным примерам собратьев по ремеслу, но, напротив того, диктует им свои законы! Те, что пытаются свести достоинства его поэзии к одному лишь умелому, безукоризненному стихоплетству, видимо, просто не обращают должного внимания на то, как много в ней мыслей, живости, блесток остроумия и даже новизны. Форма, в которую он облек свои идеи, на удивление ясные, правильные, основательные, отмечена теми же чертами, причем слог его полон огня и силы; это ли не свидетельство огромного дарования!

⁴ Они утверждают, что ни изящество и гармония стиха, ни образность слога, ни даже верное выражение чувств еще не дают права судить о таланте поэта. По их мнению, дело решают лишь мужественность и смелость мысли в сочетании с творческим гением. Исходя из этого пришлось бы признать величайшими поэтами Боссюэ и Ньютона, ибо кто ж усомнится, что у обоих было предостаточно и мужественности, и смелых мыслей, и изобретательности. Дерзну возразить этим людям, что, рассуждая подобным образом, они стирают границы искусств. Добавлю, что величайшие поэты древнего мира - Гомер, Софокл, Вергилий - смешались бы с толпой посредственностей, когда бы их творения оценивались по слаженности частей и новизне замысла, а не по новизне слога, гармонии, стремительному течению стиха и, наконец, правдивости образов. 

Если уж упрекать Буало, то, на мой взгляд, отнюдь не в недостатке таланта. Скорее напротив - в том, что таланта у него было больше, чем широты или глубины, больше пыла и верности правде, чем возвышенности и тонкости разума, больше знания дела и язвительности в критике, чем остроумия и веселости, больше внешней отделки, чем изящества; упрекают его также в несправедливости некоторых суждений, но я и не утверждаю, что Буало был непогрешим.

Примечания

² Буало-Депрео Никола (1636-1711) -главный теоретик французского классицизма, автор стихотворного трактата «Поэтическое искусство» (1674), сатир, посланий, эпиграмм, героикомической поэмы «Налой» и др.

³ излечил их от плохого вкуса«хорошего вкуса» составляет одно из основных положений литературной теории Буало и нормативной поэтики классицизма.

⁴ . . . иные весьма авторитетные люди считают новизну замысла. - «Споре древних и ног?.ы\», разгоревшемся в 1687 г. после выступления Шарля Перро против преклонения перед авторитетом древних авторов. Настаивая на преимуществах более богатой в познавательном отношении новой литературы, ее сторонники недооценивали, а порою и зовсе игнорировали рол?> поэтической формы. На стороне «древних» были Буало, Расин, Лафонтен, Лабрюйер, на стороне «новых» - Перро, Фонтенель и некоторые писатели начала XVIII в. (Удао де Ла Мот).