Рабы Парижа.
Часть 1.
Глава 13

13

С того времени, как граф намеревался обломать свою трость о спину Маскаро, положение его стало достойным сожаления.

Забыв о боли в ноге, он провел ночь, шагая по своему кабинету, тщетно отыскивая выход из создавшегося положения. Он прекрасно понимал, что, однажды поддавшись шантажу, он ничем не может быть застрахован в будущем.

Тысячи проектов возникали в его мозгу, среди которых, кстати, был визит к префекту полиции.

А вдруг тот поможет ему разоблачить эту шайку мошенников, в сети которой он был так ловко пойман?

Но все это было не то. Как бы там ни было, скандала избежать не удавалось, и ударил бы он не только по нему...

Двадцать часов терзаний души, не привыкшей никому подчиняться! Странно ли, что после этой пытки он грубо встретил друга? Визит этого блаженного, хотя и не принес ему новых огорчений, ибо все, что ему поведал барон, он знал и раньше, но и облегчения тоже не дал.

Проводив-- его, он зашагал по комнате, не заботясь и даже не замечая того, что в комнате, кроме него, находилась еще и жена.

Это хождение взад-вперед и явное невнимание к ней со стороны супруга до крайности раздражали графиню. К тому же последние слова чудака-барона возбудили в ней любопытство.

-- Вас что-то тревожит, Октав? - спросила она, - неужели мнимые страдания Кленшана могли так разволновать вас?

Граф слишком хорошо знал свою жену, чтобы поверить ее заботливости. Улыбка, которая при этом вопросе появилась на ее губах, напоминала ему змею. Обычно в таких случаях он отделывался молчанием от ее назойливых вопросов. Но сегодня он был слишком потрясен, чтобы выдержать равнодушно еще и эту пытку.

-- У меня нет сегодня ни малейшего желания разговаривать с вами, - холодно отозвался он.

-- Господи, Боже мой! Какой тон, уж не захворали ли вы той же болезнью, что и ваш друг?!

-- Послушайте...

-- Удостоите ли вы, наконец, меня ответом, что с вами происходит?

Лицо графа онемело от злобы. Остановившись возле кресла графини, он, задыхаясь от сдерживаемого раздражения, произнес:

-- А то, что ваша дочь не может выйти замуж за барона Фаверлея!

При столь неожиданном ответе сердце графини вздрогнуло от радости. Половина задачи, заданной Ортебизом, и притом самая трудная, разрешилась сама собой! Остальную половину она надеялась преодолеть сама и к тому же без особых усилий. Однако обнаружить свою радость графиня вовсе не сочла нужным.

-- Вы шутите? Отказать Брюле? Где же вы найдете более блестящую партию?

-- Пусть это вас не заботит. Ваша помощь здесь не потребуется!

При этом замечании, сорвавшемся с языка графа, графиня похолодела. Уж не маркиза ли Круазеноа имел он в виду? Но тогда он знает, что она дала слово устроить брак своей дочери с ним, а, значит, и знает - почему!

Но графиня не растерялась. Встречая опасность, она всегда предпочитала смотреть ей в глаза.

 О какой другой партии вы говорите? - храбро начала она, - хотела бы я посмотреть на того, кто собирается распоряжаться судьбой моего ребенка, не спросясь у меня!

-- Я осмеливаюсь!

Графиня засмеялась. Этот смех переполнил чашу терпения Мюсидана. Лицо его перекосилось от злобы, он забылся окончательно:

-- Что? Я уже не глава семьи, - орал он, - мне это надо доказывать вам, сударыня! Довольно и того, что я нахожусь во власти висельников, проникших в тайну моего преступления!...

Графиня шагнула к нему.

-- Вы сказали "преступления", - бормотала она в полной уверенности, что граф сошел с ума.

-- Да, мое преступление! Вас это удивляет? Ну, так узнайте же наконец, что убийство, совершенное мной в Бевронском лесу, в первые месяцы нашего несчастного брака, - преднамеренное! Теперь это открыто и может быть подтверждено неопровержимыми уликами!

Графиня протянула руки, как бы желая отогнать призрак.

-- А, так вы испугались, я вам внушаю ужас и отвращение? А кто был причиной? Вы, сударыня! Двадцать три года я пытался забыть слова этого несчастного, за которые я его убил! Он сказал, что жена моя, на которую я молился, имеет любовника!

Графиня подняла-голову и гордо посмотрела на мужа.

-- И то была истинная правда, которая легко подтверждалась, - устало добавил граф.

Она молча опустилась в кресло и закрыла лицо руками.

-- Бедный Монлуи, - продолжал граф, обращаясь скорее к себе, чем к ней, - он был любим! У него была скромная и любящая подруга, живущая своим трудом, сердце которой в тысячу раз благороднее и честнее гордой и надменной наследницы древней фамилии Совебургов, на которой я был женат!

-- Октав!

-- Она доказала это! Он хотел жениться на ней. После его смерти, оставшись беременной, потеряв доброе имя, она жила в маленьком местечке, а там не прощают такого... не потерялась, не пошла по кривой дорожке, а сосредоточила всю свою любовь на ребенке, с которым осталась. Я считал своей обязанностью помогать ей иногда деньгами... Так, мелкие крохи, но она смогла на эти крохи воспитать сына! Теперь этот ребенок взрослый и, учитывая то, что у него есть образование, будущность его обеспечена...

Если бы граф с женой меньше были заняты своими переживаниями, они бы давно услышали сдерживаемые рыдания буквально рядом с ними.

Графиня часто видела мужа мрачным, но таким еще никогда.

-- Так вот, постарайтесь сравнить себя с этой бедной девушкой, - продолжал граф, - я знаю, что совесть вас еще ни разу в жизни не беспокоила, но обернитесь на свою жизнь! Вы были развращены еще девушкой, были преступной женой и недостойной матерью!

Никогда прежде графиня Мюсидан не стала бы покорно выслушивать подобные упреки, но сегодня она впервые испугалась.

-- Вместе с вами, - продолжал граф, - в мой дом вошли позор и несчастье, а между тем любой на моем месте мог бы предвидеть это. Но я был настолько влюблен в вас, что попросту не замечал, какую глупую роль играю в вашей комедии!

-- Вы говорите неправду, вас обманули!

Мюсидан рассмеялся.

 Да нет, я располагаю фактами, только вы почему-то всегда считали, что я из тех мужей, у которых на глаза надета повязка! А все было очень просто! Я так любил вас, что это было выше моей гордости и самолюбия...

Графиня молча слушала.

-- Я молчал, потому что знал: день, когда я открою вам, что мне все известно, станет последним днем моего счастья, вы умрете для меня навсегда. Я мог убить вас, но жить без вас я не мог. До сих пор вам и в голову, верно, не приходило, сколько раз жизнь ваша висела буквально на волоске! В минуты самых жарких ласк мне чудились на вас чужие поцелуи, и я делал титанические усилия, чтобы не задушить вас. В эти минуты я сам не знал - люблю я вас или ненавижу...

-- Пощадите, Октав!

-- К чему это теперь, я давно мог подчинить вас своей власти, но... довольно.

-- Позвольте мне сказать вам, - начала она.

-- Незачем, - коротко и грубо перебил ее граф.

-- Клянусь вам...

-- Бесполезно. Если я говорил с вами сегодня, то совсем не затем, чтобы слушать ваши лживые клятвы. Я настолько разбит, что мне просто необходимо было высказаться. Раньше я еще рассчитывал, что вы раскаетесь и оцените всю огромность моей любви, но этому не суждено было случиться.

-- Разлюбив вас, я стал жить с вами под одной крышей единственно ради того, чтобы спасти хоть часть состояния, потому что ваше мотовство вошло в парижские поговорки. Тысячи в ваших руках летели, как щепки. Я отказался платить по вашим счетам, и это хоть немного сдерживает ваших поставщиков. Эти деньги я решил сохранить для Сабины, которой нужно будет приданое, и оно будет у нее, достойное ее имени. Хотя...

-- Что вы хотите сказать этим "хотя"? - резко спросила графиня.

-- То, что вам прекрасно известно: Сабина - не моя дочь!

Этого графиня вынести не смогла.

 Довольно, Октав, довольно! - закричала она, - я во многом виновата перед вами, но не позволю оскорблять мою дочь!

-- К чему эта комедия, тем более, что и дочь вы тоже никогда не любили? Вы ведь только номинально считаетесь ее матерью, а на самом деле никогда не занимались ею!

-- Ах, Октав, почему вы раньше никогда не говорили со мной так, я давно хотела вам во всем, буквально во всем признаться, но...

Граф безнадежно махнул рукой.

-- Поздно, что бы вы теперь ни сказали, меня не может тронуть и вернуть вам мое уважение.

Граф только собирался выйти из своего кабинета, как вошел слуга и подал ему письмо, в котором барон Брюле освобождал его от слова по поводу руки Сабины.

Последний удар сразил графа, ему даже стало казаться, что письмо написано тем типом, во власти которого он теперь оказался.

Впрочем у него не оказалось времени для длительного отчаяния. В кабинет вбежала бледная и перепуганная Модеста.

 Помогите, помогите! - кричала она, - барышня умирает!