Рабы Парижа.
Часть 1.
Глава 19

19

Выйдя от Мюсиданов, Брюле-Фаверлей отпустил карету, которая ожидала его у подъезда.

Как всегда, когда у него возникали неприятности, он ощущал желание пройтись. Он думал, что, устав до изнеможения, он, придя домой, сразу же уснет, и встанет, как обычно, спокойным и хладнокровным.

Он был растроган и ошеломлен. Уже давно он решил, что настоящего чувства нет и быть не может. Никто из его знакомых не признал бы сейчас в этом человеке, почти бегущем по Елисейским Полям, нелепо размахивающим на ходу руками и что-то бормочущим себе под нос, того спокойного, выдержанного, чуть насмешливого Брюле-Фаверлея, каким привыкли его видеть в обществе.

-- Черт возьми, - бормотал он, - тебе кажется, что все в тебе умерло, что ты почти старик, а тут - взгляд прекрасных глаз... И ты уже волнуешься, как мальчишка, краснеешь... И даже, кажется, слезы на глазах...

Конечно, когда он просил руки Сабины, она была не безразлична ему. Но сейчас... Когда, по сути, ему отказали, он находил в ней все новые и новые достоинства.

-- Ах! - шептал он, - кто из всех этих разряженных светских кукол может сравниться с ней. Ведь они выбирают себе мужа, словно партнера для вальса, лишь потому, что одной танцевать неудобно!

Все женщины, кроме Сабины, стали ему ненавистны.

-- Ах, эти глаза, когда она говорила о нем! Она видит в нем гения и старается воспринять его идеи. А с какой гордостью она говорила о его бедности и отсутствии титула...

-- Довольно, - сказал он, - что ж, постараюсь найти другие радости в жизни!

Нервно рассмеявшись, он добавил:

-- Все равно, жизнь кончена.

К чести Брюле-Фаверлея, надо сказать, что он не желал зла ни Сабине, ни ее возлюбленному.

Надменный в высшей степени, он, тем не менее, не был тщеславен и не находил ничего странного в том, что любимая женщина предпочла другого. Но горевал он по этому поводу вполне искренне. Сабина оценила барона. Недаром ей пришло в голову:

"Этот тоже достоин любви..."

Брюле-Фаверлей, действительно, был намного выше того мнения, которое сложилось о нем в свете.

После смерти дяди он завертелся в шумном вихре удовольствий, но скоро ему надоело это пустое и тревожное состояние.

Ему для счастья мало было прекрасных скаковых лошадей, побеждающих на скачках, актрисы-любовницы, стоящей двести луидоров в месяц и обманывающей его... Все это была мишура.

Легкомысленный с виду, он скучал по настоящему делу, которое высвободило бы его честолюбие, ум и энергию.

Он дал себе слово сразу же после свадьбы изменить образ жизни... И вот брак, которого он так сильно желал, стал невозможен!

лошади, готовившейся к скачкам.

-- Шамборан совершенно здоров, - отвечал он и поспешил в маленькую комнату, где были письменный прибор и бумага.

-- Что случилось с Брюле? - спросил один из игравших.

-- Кто знает, он что-то пишет...

Действительно, он писал графу Мюсидану о невозможности своей женитьбы. И ему не так легко это было сделать.

Перечитав письмо, Брюле вынужден был признать, что в каждой его фразе сквозит ирония, в общем тоне сквозит досада, о причине которой его непременно спросят. Хорошо быть великодушным, когда великодушие не доставляет тебе столько боли!

-- Нет, это письмо недостойно меня, - подумал Брюле и заставил себя переписать письмо, в котором основательно порассуждал о своих закоренелых холостяцких привычках и т. д.

Окончив этот образчик дипломатичности, он отдал его одному из клубных слуг, попросив его доставить письмо по адресу.

Брюле думал, что, выполнив этот долг чести, он вскоре обо всем позабудет и сердце его станет свободным. Но он ошибся. За картами он провел ровно четверть часа. За обедом, не чувствуя вкуса еды, не смог есть... Поехал в оперу. Музыка раздражала и действовала на нервы. Он поехал домой. Уже около года не возвращался он домой так рано...

Все время мысли о Сабине преследовали его. Каким должен был быть человек, чтобы она полюбила его? Он слишком уважал ее, чтобы дурно думать о том, кого она могла избрать. С другой стороны, он так много видел в жизни необъяснимых страстей... Даже очень опытные люди не застрахованы от ошибок, а что же можно сказать о молодой девушке!

-- А если она ошибается? - думал барон. - Тогда я должен найти ошибку и открыть ей глаза.

Потом, как бы оправдываясь перед собой, добавил:

-- А если он достоин ее, то... я могу помочь им...

Эта мысль ему понравилась.

Возможно, тут невольно примешивалось желание показать свое превосходство в глазах Сабины.

Во всяком случае, в четыре часа утра он все еще сидел в кресле перед погасшим камином и почти решил пойти взглянуть на Андре. Богатый человек всегда найдет повод посетить мастерскую художника. Что он там будет делать и о чем говорить, его мало заботило. Он доверял своему жизненному опыту. Решив так, он лег спать.

Проснувшись на другой день, он заколебался. Зачем ему вмешиваться? Но любопытство было сильнее его.

Наконец, в два часа он приказал подать экипаж и через несколько минут оказался на улице Тур де Оверн.

Мадам Пуальве стояла у ворот, облокотившись на метлу, когда его экипаж остановился у подъезда.

Достойная женщина была ослеплена.

 Вероятно, кто-то ошибся адресом, - подумала она.

Каково же было ее изумление, когда Брюле, выйдя из экипажа, обратился к ней:

-- Господин Андре, художник, здесь...

-- Да, он живет здесь, вот уже два года. Если бы все жильцы походили на него... Платит всегда вовремя... вежлив, любезен... Только вот барышня с Елисейских Полей... ах, молодость...

Она несла все подряд, стараясь получше рассмотреть обладателя столь чудесного экипажа.

-- Покажите мне его мастерскую, - прервал ее барон.

-- Конечно, конечно. Это на четвертом этаже - и направо, на дверях есть вывеска, но все равно я провожу...

-- Не беспокойтесь, любезнейшая, я найду.

Брюле пошел по лестнице, а мадам Пуальве осталась на пороге с открытым ртом.

-- Вот так история, - думала она, - такие блестящие господа приезжают к нему, а он сейчас какой-то странный. Вот уже четыре дня ему не носят обед, а он даже не спросил. Это не может так продолжаться. Надо заботиться о человеке, имеющем таких знакомых! Он ведь такой добрый и может помочь нам открыть табачную лавочку. Но что же это за знатный незнакомец?...

Она поставила метлу у двери, решив пойти расспросить лакеев.

Брюле-Фаверлей неторопливо взбирался по лестнице.

Добравшись до последнего этажа, он собрался постучать в дверь, на которой прочел имя Андре, но обернулся, услышав позади легкие шаги.

Он увидел молодого, очень смуглого человека высокого роста. Одет тот был в длинную белую блузу, какие носят орнаментщики во время работы. В руке тот держал оцинкованное ведро с водой.

-- Господин Андре... здесь? - спросил его Брюле.

-- Это я, милостивый государь.

-- Я хотел бы с вами поговорить.

-- Что ж, пожалуйста.

Сказав это, молодой человек открыл дверь и пригласил Брюле войти.

Первое впечатление было благоприятным. Брюле понравилось открытое лицо, блестящие глаза, звучный голос.

-- Во всяком случае, - подумал он про себя, - это безусловно порядочный человек.

Он, правда, никогда не предполагал, что избранник Сабины де Мюсидан может оказаться в блузе и с ведром воды в руках.

-- Я должен попросить у вас прощения, - начал Андре, - что принимаю вас таким образом. Но, что поделаешь, я не богат и мне приходится самому обслуживать себя.

Все это было высказано спокойно, без иронии или хвастовства. Тон этот понравился Брюле, он улыбнулся и дружески произнес:

-- Скорее это мне следует просить извинения, ведь это я вас побеспокоил. Мне рекомендовал вас один из моих друзей...

Он запнулся, не зная, что сказать дальше.

-- Может быть, принц Креченци? - спросил Андре.

Едва ли Брюле знал этого известного любителя живописи, но он ухватился за это имя.

-- Кажется, да. Он с таким энтузиазмом говорил о вашем таланте... Зная его отменный вкус, я захотел иметь вашу вещь...

Андре покраснел, словно незадачливый ученик.

-- Я не знаю, как вас благодарить за то, что вы поверили словам принца, но, к сожалению, боюсь, что вы напрасно беспокоились...

-- Почему?

-- У меня в последнее время было так много работы, что сейчас нет ничего оконченного, ничего хорошего...

Брюле перебил его:

-- Но это ровным счетом ничего не значит, разве в нашем распоряжении нет больше времени? Вы сможете закончить то, что у вас есть...

-- Если вы мне доверяете...

-- Как, если я вам доверяю! У вас же прекрасный поручитель!

-- Если так, мы можем договориться...

-- Странно, - думал Брюле, - я должен презирать этого мальчика, а между тем, никто не казался еще мне более симпатичным, чем он.

-- У меня более тридцати эскизов к будущим работам, возможно, какой-нибудь вам понравится...

-- Давайте посмотрим, - поспешно согласился Брюле.

Ему хотелось сопоставить характер художника с его работами, поэтому он внимательно стал рассматривать наброски, развешанные по стенам.

Андре молчал, предоставив ему возможность осмотреть работы.

-- Этот заказ, - думал Андре, - был бы как нельзя кстати. Ведь одного слова принца достаточно, чтобы купили даже плохую вещь не менее, чем за десять тысяч франков...

Но, как ни странно, эта перспектива не радовала его.

Он думал о том, что Сабина пообещала прислать письмо. Прошло три дня, а письма все еще не было. Он не сомневался в Сабине, но, кто знает, что могло случиться в доме Мюсиданов...

Как всякий сильный человек, он мучился от сознания своей отстраненности от решения собственной судьбы.

Тем временем Брюле окончил свой осмотр.

Да, безусловно, это был талант! Нельзя сказать, что он совсем не мучился ревностью, но он сумел победить в себе это чувство. И руку художнику он пожал с искренним чувством.

-- Я пришел к вам с желанием купить картину, и я не передумал, увидев ваши работы, но мне хотелось бы, чтобы вы сами выбрали мне ее.

Андре молчал.

-- Я, в принципе, выбрал эскиз, но я хотел бы знать ваше мнение.

Андре начал объяснять содержание картины, соразмерность, величину холста...

начнет снижать цену картины в силу ложной скромности. Но он ошибся...

-- Цена картины, - начал Андре, - чисто условная. Полотно этого размера, чистое, стоит восемьдесят франков, покрытое красками, оно может не стоить ничего или...

-- Десять тысяч франков будет хорошей ценой, - прервал его Брюле.

-- Много, - произнес Андре.

-- Так как же...

 Сейчас я почти не известен. Так что четыре тысячи - вполне хорошая цена. Но если вещь выйдет очень удачной, то я попрошу у вас шесть тысяч.

-- Хорошо, - согласился барон, - считайте, что мы договорились.

Он вынул из бумажника две тысячи франков и положил их на стол.

-- Вот вам аванс.

Андре покраснел.

 Вы шутите?

-- Нисколько. У меня есть правила, от которых я никогда не отступаю. А, вообще-то, я бы очень хотел подружиться с вами.

-- Но ведь я не смогу закончить картину раньше чем через пять, шесть месяцев! Дело в том, что у меня есть работа для господина Ганделю. Я должен сделать скульптурные украшения для дома...

-- Ну и что! Я никогда не беру своих слов назад.

Андре наклонил голову в знак согласия, в душе сознавая, что эти деньги как нельзя кстати.

-- У меня в собрании есть неплохая картина Мурильо, - произнес он, - если бы вы захотели, то могли бы посмотреть ее. - С этими словами он подал свою визитную карточку и вышел.

Оставшись один, Андре взглянул на нее и остолбенел. С ним сыграли довольно злую шутку, оскорбили, унизили...

Он выскочил на лестницу и, перегнувшись через перила, закричал:

-- Вернитесь, милостивый государь!

Андре кинулся к нему:

-- Немедленно возьмите назад ваши деньги!

-- Но что случилось?

-- Я не могу, не хочу писать для вас!

 Почему?

Брюле прекрасно понял, "почему". Он догадался, что Сабина делилась своими мыслями о нем с Андре.

-- Потому, - отрезал Андре.

-- Но у вас нет никаких причин для этого!

Андре растерялся. Действительно, объяснить разумно причину было невозможно. Он бы скорее умер, чем назвал имя Сабины.

 Просто мне не нравится ваша физиономия!

-- Вы хотите разозлить меня, господин Андре?

-- Да какая разница?

Брюле побледнел.

-- Примите мои искренние извинения, господин Андре. Возможно, я, не желая того, сыграл не очень-то красивую роль. Мне надо было сразу назваться и предупредить вас о том, что мне все известно...

 Я не понимаю вас, сударь, - холодно заметил Андре.

-- Прекрасно вы все понимаете. Просто вы не доверяете мне. Но мадемуазель Сабина мне все рассказала.

Андре молчал. Барон печально улыбнулся.

-- Вчера, по просьбе мадемуазель Сабины, я отправил ее отцу отказ жениться на ней.

Андре понемногу приходил в себя.

 Я очень благодарен вам, - начал он.

-- Не могу сказать, что мне это было приятно, но думаю, что вы поступили бы точно так же, оказавшись на моем месте.

-- Безусловно.

-- Так я могу надеяться, что мы - друзья?

-- Да, - подтвердил Андре, - да, безусловно!

 Но, в таком случае, я должен рассказать все по порядку. Картина - только предлог, конечно. Услышав от мадемуазель Сабины о вас, я решил, что, если человек, которого она полюбила, достоин ее, я должен сделать все, чтобы ее родители приняли его. Я повторяю, что я готов предоставить в ваше распоряжение свое влияние и влияние своих друзей.

Андре слушал, слегка наклонив голову.

-- Я очень благодарен вам, - произнес он, - но... я не могу это принять.

-- Почему?

-- Видите ли, пожалуйста, не обижайтесь только, я действительно бесконечно люблю Сабину, но я скорее откажусь от нее, чем приму вашу помощь.

 Да вы сошли с ума!...

-- Поймите же меня! Я - бедняк без имени, без положения, без средств. Вы - один из самых богатых и блестящих людей Парижа...

-- Но еще вчера я был беднее вас! В вашем возрасте я знатный дворянин, зачастую умирал с голоду. Одевал шерстяную блузу и шел работать погонщиком быков. Так что, вы считаете, что тогда я был ниже, чем теперь?!

-- Так тем более вы должны понять меня! Дело вовсе не в том, что я считаю себя ниже вас. Этого нет. Просто я унижу себя, если обращусь к вам за помощью. Я обещал мадемуазель Мюсидан всего добиться самому. Я не хочу, чтобы кто-нибудь мог сказать: "Своим счастьем он обязан моему великодушию..."

-- Но, милостивый государь...

 Безусловно, - продолжал Андре, - вы не заявите об этом громогласно, вы слишком деликатны для этого. Но мне достаточно, что вы сможете подумать об этом. Для Сабины этого тоже будет достаточно. Это станет ее первым разочарованием после свадьбы. Невольно она станет сравнивать нас, ваша тень будет стоять между нами...

Он вдруг подумал, что его, кажется, заносит.

-- Впрочем, я уже и сам не знаю, что говорю. Ну, конечно же, я сочту за честь быть вашим другом.

-- Я понимаю вас. Но запомните: что бы с вами ни случилось, вы всегда можете рассчитывать на Брюле-Фаверлея. Прощайте...

Оставшись один, Андре успокоился. Благодаря Брюле-Фаверлею он знал, что одна опасность устранена. Но он был удивлен тем, что от Сабины так долго нет никаких известий.

-- Почтальон принес письмо для вас... - сказала она.

Это было достаточно необычно, мадам совсем не должна была разносить почту жильцам. Но Андре даже не заметил этой любезности. Все его мысли были заняты Сабиной.

-- Письмо! Давайте же скорее, - закричал он.

Но что это?! Это же явно не ее почерк! Разорвав конверт, Андре прочел подпись: "Модеста". Горничная Сабины!

встает. Модеста".

-- Она больна, - в отчаянии повторил Андре. - Так больна, что не в состоянии написать мне. А вдруг она умерла?... - бормотал он, совершенно забыв о мадам Пуальве.

-- Умерла... - еще раз произнес он и, как был, в рабочей одежде, кинулся вниз по лестнице.

-- Однако, - пробормотала пораженная мадам Пуальве, - однако, это надо иметь в виду...

Однако, ее ждала еще одна нечаянная радость. Собравшись уходить, она увидела на полу скомканную записку, оброненную Андре. Она подняла ее и прочла.

 Ба-а! Так дамочку зовут Сабиной! Отлично! Она больна. Значит, оттого он и взбесился. Ну, кажется, я смогу порадовать этого оборванца-старика, который так горячо интересуется нашим художником. Да и мне, конечно, мелочь на расходы не помешает...