| Автор: | Габорио Э., год: 1868 |
| Категория: | Роман |
23
Три дня спустя маркиз де Шандос и его будущая жена были представлены друг другу - и оба не испытали при этом ничего, кроме отвращения.
К, несчастью, рядом не оказалось человека умного и тактичного, который помог бы им преодолеть взаимное предубеждение.
Мари хотела рассказать жениху о своей любви к Жоржу де Круазеноа, чтобы заставить Норберта отказаться от брака с ней. Но так и не решилась на это.
Каждый день молодой человек приезжал к невесте. Он вручал ей огромный букет цветов и говорил, что она сегодня прекрасно выглядит.
После этого они часами сидели в обществе пожилой родственницы Мари. Невеста вышивала, а Норберт пытался поддерживать пустой разговор, который вскоре угасал. И тогда наступало тягостное молчание.
Все трое испытывали большое облегчение, когда приходил граф. Он смеялся и болтал без умолку, избавляя жениха и невесту от необходимости придумывать темы для беседы.
Но это случалось редко. Де Пимандур еще никогда не был так занят, как сейчас. Он ездил по окрестным замкам, оповещая соседей о предстоящей свадьбе своей дочери с маркизом де Шандосом, рассылал по всей Франции приглашения, шумел и суетился.
Поздравления сыпались со всех сторон. Счастью Палузата не было пределов.
Норберт напрасно убеждал его, что неприлично устраивать пышную свадьбу, когда отец жениха находится между жизнью и смертью.
Тщеславный де Пимандур и слышать об этом не хотел.
В доме графа ставили новые перегородки и меняли обои. На всех дверях, на мебели, на посуде и вообще везде, где только можно, наносили соединенные гербы де Шандосов и де Пимандуров.
Глядя на все эти приготовления, жених и невеста тосковали все больше и больше, ясно предчувствуя свое будущее.
Однажды де Пимандур, развлекавший их очередной порцией новостей, сказал:
-- Я только что слышал, что почти одновременно с вашей будет еще одна свадьба, которая тоже наделает много шуму:
-- Чья? - спросила Мари.
-- Вы знаете сына графа де Мюсидана?
-- Виконта Октавия?
-- Да.
-- Он, кажется, живет в Париже, - вставил Норберт.
-- Действительно, он там живет. И очень много шалит. Неделю назад приехал погостить у отца - и уже успел влюбиться. Молодой человек не теряет времени даром. Угадайте, на ком он женится? Ставлю тысячу франков, что у вас ничего не выйдет!
Мы никогда не угадаем.
-- Папочка, скажи, не мучай!
-- Я вам скажу, - с таинственным видом продолжал граф, - но с условием: никому ни слова! Обещаете?
-- Да.
-- И я тоже.
-- Виконт Октавий де Мюсидан, - сказал де Пимандур, понизив голос, - женится на мадемуазель Диане де Совенбург.
-- Не может быть...
-- Только неделю назад она потеряла брата! Мне сказал об этом нотариус Ганиве и взял с меня обещание никому ничего не говорить.
-- И ты пообещал? - спросила Мари.
-- Конечно! Иначе он бы мне не сообщил такую интересную новость...
-- ...и ты не мог бы ее теперь всем рассказывать, - закончила мадемуазель де Пимандур.
-- Но как же может состояться свадьба, если де Совенбурги сейчас в трауре? - спросил Норберт таким тоном, словно это его не интересует. Надо же о чем-нибудь говорить...
-- Госпожа Диана стала богатой наследницей. А де Мюсиданы очень хитры и их сын вовсе не случайно приехал из Парижа сразу же после смерти ее брата. Они хотят обогнать конкурентов!
Молодой де Шандос то краснел, то бледнел. От смущения он даже уронил на пол альбом с рисунками невесты.
Между тем граф продолжал:
-- И они недаром так торопятся. Мадемуазель Диана - воплощенное совершенство! Начнем с того, что она необыкновенно красива. А какая у нее великолепная осанка! Какое достоинство чувствуется в каждом ее жесте! С первого взгляда узнаешь в ней знатную девушку из аристократического рода. А ее тонкий ум!
Де Пимандур повернулся к дочери:
-- Вот вам, Мари, образец, с которого вы должны брать пример, когда станете герцогиней! Вы слишком скромно себя держите. Как же вы сможете требовать должного уважения от других, если сами не сознаете своего высокого положения в свете!
На эту тему граф мог говорить без конца. Поэтому мадемуазель Мари тут же вспомнила о каком-то срочном деле и убежала.
-- Я только что встретил госпожу Диану, она выходила от старухи Руле. Черный цвет ей очень идет, как и всем блондинкам. Она просто восхитительна! Впрочем, кому я это говорю... Ведь вы знаете ее достоинства лучше всех, господин де Шандос!
-- Я?!
А вы разве это отрицаете?
-- Что?
-- Что вы за ней ухаживали. Не краснейте! Все правильно. Всякий нормальный мужчина имеет любовницу!
-- Уверяю вас, граф...
-- Расскажите это кому-нибудь другому! Вас так часто видели с ней и в Бевроне, и в лесу, да мало ли где еще... Не скромничайте! Вам не в чем себя упрекнуть. Ведь вы же не обманывали мадемуазель Диану. Разве она могла надеяться стать вашей женой, не имея приданого? Вот теперь другое дело, когда она стала единственной наследницей! Теперь это было бы нехорошо...
Маркиз де Шандос так рассердился на несносного болтуна, что отказался обедать и уехал, сославшись на плохое состояние отца.
Граф так и не понял причин этой поспешности.
Норберт между тем быстро шагал по дороге в Шандос.
Он ненавидел Диану и ни за что не женился бы на ней сам, но жестоко страдал от того, что она выходит за другого. Непостижимы капризы сердца человеческого!
Но действительно ли де Мюсидан женится на Диане? Может быть, граф ошибся? У кого бы спросить об этом, не привлекая к себе внимания?
-- Господин маркиз! Господин маркиз!
Де Шандос обернулся.
За ним бежал Монлуи.
-- Вы меня не заметили, ваша светлость?
Прежде Монлуи называл Норберта, по старой памяти, на "ты", но уже три месяца он был секретарем графа де Мюсидана и успел понять, какое расстояние отделяет аристократа от крестьянского сына, пусть даже умного и образованного.
-- Я слишком глубоко задумался, - ответил Норберт и, не желая обидеть друга детских лет, протянул ему руку.
Монлуи почтительно пожал ее.
-- Я уже неделю здесь. - сказал он. - Приехал с моим покровителем, графом де Мюсиданом. Он уже перевел меня из секретарей на должность управляющего. Господин Октавий, может быть, часто выходит из себя по пустякам, но человек он хороший. Я очень доволен своим местом.
-- Поздравляю, - буркнул Норберт, не зная, как заговорить о Диане и при этом не выдать своего интереса к ней.
К счастью, Монлуи бежал за ним не только для того, чтобы похвастаться своим новым положением.
-- А вы, господин Норберт, говорят, женитесь на мадемуазель де Пимандур?
Да.
-- А как же...
-- Что?
-- Помните, как часто мы с вами ждали у ограды в Пуату, когда откроется потайная дверь...
-- Ты должен забыть об этом, Монлуи.
-- Я ведь это только вам говорю. Никто другой не вырвет у меня ни слова, даже если мне пригрозят отрубить голову.
-- Смотри!
-- Представьте себе, какая удивительная случайность: ваша прежняя любовница...
-- Как ты смеешь так говорить! - закричал Норберт
-- Господин маркиз, простите меня, я...
-- Даю честное слово дворянина, что мадемуазель де Совенбург сейчас так же чиста, как и до знакомства со мной! Она была неосторожна, но вины за ней нет. Я в этом клянусь перед Богом!
-- Я верю вам, господин де Шандос, верю! - успокаивал Монлуи бывшего друга, посмеиваясь про себя:
"Складно врешь, твоя светлость!"
-- Я отношусь к госпоже Диане с искренним почтением, - продолжал управляющий, внимательно следя за выражением лица маркиза. - Тем более, что она скоро станет моей покровительницей.
-- Ты уверен в этом?
-- По крайней мере, имею основания так думать. В замке Мюсидан только об этом и говорят.
"Пимандур был прав", - подумал де Шандос.
-- Где и как граф познакомился с ней? - спросил он.
-- В Париже господин Октавий очень дружил с сыном маркиза де Совенбурга, часто посещал его во время болезни и сообщал родителям о его состоянии. Как только граф приехал сюда, его сразу же пригласили в гости. Он увидел мадемуазель Диану - и влюбился с первого взгляда.
Де Шандосу не удалось скрыть свою досаду.
Монлуи понял, что Норберт все еще влюблен в Диану и ревнует ее.
"Как? - думал Норберт. - После всего, что было, я не в состоянии забыть ее? Она играла мной, как куклой, она хладнокровно подготовила убийство моего отца, а я все еще люблю ее?! Неужели я такое ничтожество, что надо вырвать у меня сердце, чтобы я смог избавиться от этой любви?"
Впереди он видел только несчастья и страдания.
Диана выйдет за графа - и встретится в его доме с Монлуи, который знает о ее прежней любви.
Это не предвещает ничего хорошего.
Весьма вероятно, что она попытается уволить управляющего, а он, не желая терять хорошее место, - или со злости, что уже потерял, - расскажет графу, что у него был предшественник. Де Мюсидан, чувствуя себя обманутым, выгонит жену. А Диана начнет мстить Норберту...
Его размышления были снова прерваны. На сей раз это сделала дочь тетушки Руле.
-- У меня для вас письмо, господин де Шандос, - сказала она.
Маркиз развернул бумагу и прочитал:
"Норберт!
Вы говорите, что я Вас не люблю. Но вот Вам доказательство обратного. Давайте уедем вместе сегодня вечером, как Вы хотели. Я потеряю себя, но зато буду принадлежать Вам. Решайтесь. Завтра будет поздно.
Диана".
Почерк Дианы был почти неузнаваем. Очевидно, ее руки дрожали.
Гордая девушка должна была очень страдать, чтобы написать письмо, где она предлагает себя...
-- Может быть, она меня все-таки любит? - прошептал Норберт.
Он стоял на месте и нерешительно переминался с ноги на ногу.
Диана готова пожертвовать для него честью, семьей, богатством, если только он согласится принять эту жертву! Через два часа они могут вдвоем умчаться в карете куда-нибудь далеко, навстречу счастью...
-- Я выторговал луидор! - крикнул старик. - Бросьте его в грязь!
-- Никогда! - закричал Норберт в лицо Франсуазе. - Никогда! Никогда!
Он швырнул ей смятое письмо и быстро пошел навстречу отцу.
Герцог уже совсем выздоровел - в том смысле, что он сам ходил, ел и пил, как прежде. Но разум его угас. Руководимый живым инстинктом, он механически делал то, что привык делать ежедневно уже многие годы. Он обходил свои поля, смотрел на работающих крестьян, посещал конюшни и хлева, но совершенно не понимал, что видит и что делает.
Поэтому Норберт не мог ни жениться, ни принять серьезные хозяйственные решения без его согласия.
Маркиза выручил де Пимандур, который выхлопотал ему освобождение из-под власти отца.
И тогда наступил день свадьбы, одинаково безрадостный для обоих новобрачных.
Рано утром к Норберту приехали граф, Мари и множество приглашенных гостей. В десять часов отправились в ратушу, а оттуда - в церковь. В двенадцать церемония окончилась.
Из всего праздничного великолепия, щедро оплаченного графом де Пимандуром, Норберт не запомнил ничего.
Только одно обстоятельство запечатлелось в его памяти. Перед обедом ему представили графа де Мюсидана, который объявил о своей предстоящей свадьбе с мадемуазель де Совенбург.
Молодые поселились в Шандосе.
Норберт видел рядом с собой только скучающую нелюбимую жену и своего помешанного отца.
Послали за доктором, который сказал, что герцог умирает.
Снова все собрались в спальне старика.
В его состоянии происходили быстрые перемены.
Весь день больной испытывал сильную тревогу. Он не находил себе места. Язык его, до сих пор очень скованный, вдруг начал развязываться. К ночи герцог уже свободно произносил длинные фразы. Речь его становилась все более связной и осмысленной.
К одиннадцати часам герцог успокоился и, казалось, уснул. Но вдруг он приподнялся на постели и твердым, властным голосом, каким всегда говорил до болезни, громко крикнул:
-- Ко мне!
Сын и слуга упали перед ним на колени.
-- Простите меня, отец! Простите меня! - молил Норберт.
Бог наказал меня за глупое тщеславие. Сын мой, я прощаю и благословляю вас.
Норберт зарыдал.
-- Я отказываюсь от всех своих планов, - продолжал герцог,-- и не желаю, чтобы вы женились на мадемуазель де Пимандур, потому что вы не любите ее.
Сын поднял голову и тихо сказал:
Я уже выполнил вашу волю, отец. Она - моя жена.
При этих словах глаза старого де Шандоса закатились. он замахал руками, будто старался отогнать от себя призрак, и глухо простонал:
-- Несчастный! Слишком поздно!
Это были последние слова Цезаря-Вильгельма де Донпера, герцога де Шандоса.