Летний отдых.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Летний отдых. (старая орфография)

КНУТ ГАМСУН. 

Пер. Л. А. Добровой.

ЛЕТНИЙ ОТДЫХ.

Пансион был битком набит гостями: мужчинами и дамами. Были тут и приезжие из соседняго государства. Собрались здесь большей частью совсем здоровые люди. У них не было никаких болезней, если не считать какого нибудь пустяка. И мужчины, и женщины переутомились за зиму и приехали на несколько недель в маленькое рыбачье село на берег моря отдохнуть.

Замужних и женатых было больше всего. Но, чтоб лучше насладиться покоем, они большею частью оставляли дома свою дражайшую половину и, таким образом, могли здесь жить совершенно свободно. Флирт шел во всю между этими разобщенными парами, и по вечерам можно было наблюдать в гостиной, как все эти пожилые господа разом молодели.

И все говорили: - Это здоровый воздух, это море!

Это были все интеллигентные, состоятельные люди, крупные коммерсанты, несколько профессорских жен, директора, жена генерального консула и жена статского советника, страшно богатого человека, приехавшого из столицы. На его визитной карточке стояло кратко: "Отто Менгель", а между строк следовало читать: оптовый негоциант. Все величали его господином директором.

Хозяйка пансиона обладала резким талантом. Когда она знакомила своих гостей между собою, она каждому прибавляла соответствующий чин. Впрочем, о директоре Менгеле можно было сказать только хорошее: он был наверное очень влиятельный человек и носил на цепочке часов эмблему масонского ордена. При всем том, однако, странно было видеть, как молодой Оксситанд, который сам был очень состоятельным человеком и до сих пор никогда ни перед кем не унижался, необыкновенно подобострастно кланялся директору Менгелю, когда последний появился в пансионе. Только впоследствии оказалось, что господин Менгель занимался в столице тем, что ссужал деньги под громадные проценты. К сплетням, распространяемым среди гостей, относились, как к милым шуткам, без всякого злого умысла.

Но агент страхового общества, приехавший из соседняго государства, навлек на себя всеобщую антипатию исключительно тем только, что пытался набрать клиентов в пансионе для своего страхового общества. Казалось, что он разсчитывал на смерть кого-нибудь из присутствующих, а между тем все были далеки от этой мысли

Его тоже называли господином директором, чтоб пробудить в нем самоуважение; но это были напрасные старания. Сам он называл себя агентом Андерсоном, - и только. Он поправлял всех, кто приписывал ему директорский титул. Болван! - он был только деловым человеком и больше ничего. Он был совершенно здоров, доказательством тому служил его прекрасный аппетит, хорошо спал и был вообще крепкого сложения.

Однажды жена генерального консула сказала: - Надо вышвырнуть вон этого господина Андерсона!

Но госпожа Мильде прекрасно знала, почему жена генерального консула требовала теперь удаления гоподина Андерсона. Он не оценил её нежных чувств.

Как-то вечером супруга генерального консула сидела одна в саду. Было темно, и она мечтала. В это время мимо нея прошел господин Андерсон. Она окликнула его и назвала директором. Она даже намекнула ему на то, что его здоровый и сильный вид действует благотворно на её нервы.

- Так, так, - сказал Андерсон.

- И представьте себе, мне кажется, что ваши руки покрыты волосами, ха, ха, ха, - засмеялась жена генерального консула. - Подойдите же ближе и дайте мне возможность насладиться вашим обществом.

- Тут слишком темно, - возразил он.

- Да, но только не заставляйте меня итти на свет!

- Отчего же нет? Видите ли, я, например, по опыту знаю, что выгляжу гораздо интереснее при свете, чем в темноте, - сказал Андерсон.

Это была упрямая голова, и всеобщее мнение о нем было, что он не любит природы. Видели, как он стоял на берегу и глядел на море сухими, совершенно сухими глазами. Молодой сердцеед Оксентанд попробовал однажды навести его на правильный путь, но это ему не удалось. В общем было очень интересно выслушивать ответы агента. Молодая красавица Трампе спросила его как-то за обедом:

- Так вы не женаты?

В пансион должна была приехать новая гостья. Из соседняго государства пришла телеграмма, в которой справлялись, есть ли в пансионе место для одинокой дамы. Комната могла быт и маленькой, - но обязательно в нижнем этаже. Хозяйка ответила, что такая комната есть. Теперь весь пансион с нетерпением ожидал её приезда.

Почему она хотела жить в нижнем этаже? Хромала она? Молодые женщины, бывшия три-четыре года замужем, ничего не имели против того, чтоб приезжая была некрасива.

Серцеед Оксентанд сказал: - Отчего же? Пусть лучше будет хорошенькая; с вами, госпожа Трампе, она во всяком случае не сможет равняться.

Два дня спустя она приехала. Её экипаж ехал очень быстро и остановился у подъезда пансиона. Игра в лаун-тенис разом прекратилась, и все уставились на приезжую. На ней была большая шляпа, и вообще одета она была очень изысканно. Когда она вышла из экипажа, все увидали, что она очень молода.

- Моя фамилия - Андерсон, - сказала она, обращаясь к хозяйке.

- Как её фамилия? - спросила жена генерального консула.

- Андерсон! - ответила красавица Трампе.

- Вот как? Прибавилось еще существо под фамилией Андерсон! Здесь просто житья от них не будет.

Жена генерального консула оказалась права. Госпожа Андерсон сделалась действительно невыносимою для всех, кроме мужчин. В них же она зажгла огонь. С первого взгляда нельзя было даже понять, почему. Хорошенькой она не была, у нея не было блестящих глаз госпожи Трампе; о сравнении нечего было и думать. Но у нея были темные, опасные глаза. Да, они были опасны. К тому же брови напоминали две темные пиявки, повернутые друг к другу головками. В этих бровях было что-то мистическое. Она была молода, и её рот напоминал цветок.

Она была красива...

Госпожа Андерсон встала на следующее утро слишком поздно, и хозяйка должна была напомнить ей о том, что в пансионе все делается в определенные часы: первый завтрак ровно в девять часов.

Госпожа Андерсон ответила: - Я явлюсь ровно в девять часов - но только не раньше.

Сам генеральный консул загляделся на нее. Он встретился с ней взглядом. А генеральный консул не принадлежал к числу тех людей, которых следовало бы учить понимать взгляды. Он происходил из поколения известного поэта и сам писал превосходные стихотворения о природе и людях.

Какой откровенный огонек горел в этих женских глазах при дневном свете! Генеральный консул успел заметить, что это были глаза, в которых светилось желание...

Когда госпожа Андерсон получила счет, то, без дальнейших церемоний, она попросила отсрочки платежа, у нея в данную минуту не было денег, сказала она, но, во всяком случае, можно будет найти выход в один из последующих дней.

Вечером она вступила в разговор со статским советником Адами. Он стоял на рубеже второй молодости, этой последней вспышки страсти, когда люди становятся неестественно молодыми.

Вопросы и ответы госпожи Андерсон восхищали знатного, плешивого господина.

Как только жена вызвала его в соседнюю комнату, его место поспешно занял генеральный консул. Он долго выжидал этой минуты.

Он сказал: - Я завидовал статскому советнику, когда он так долго разговаривал с вами.

- За что же?

- Это вы приказали поставить цветы в моей комнате?

- Цветы? Признаюсь... Вам прислали цветы?

- Простите, - сказала молодая женщина. - Я действительно слишком много возмечтала о себе!

Поэзия бросилась в голову генерального консула от этих таинственных цветов, и он сказал:

- Господи, я должен был это сделать! Нам всем следовало бы это делать! Изо дня в день...

- Я люблю цветы, - сказала женщина. - но я слишком бедна, чтобы сама покупать их.

Случилось так, что она начала рассказывать разные эпизоды из своей жизни, и генеральный консул сделал то же самое. Никогда до этих пор он не бывал так откровенен с посторонним ему человеком. Кончилось тем, что он окончательно потерял голову. Женщина сказала:

- Вы, ведь, женаты, господин консул?

- В любви замечается больше счастья в будущем, чем в прошлом, - возразил он и вздохнул.

На следующий день генеральный консул сидел за обедом смущенный, лихорадочно настроенный. Причиной тому было маленькое стихотворение, которое он вложил в салфетку госпожи Андерсон.

Когда она нашла его и принялась читать, он обернулся к своему соседу и сказал: - Фу! здесь сегодня невыносимо жарко.

Поговаривали, что цветы госпоже Андерсон были несомненно посланы старым, лысым сановником. Но он сам отрицал это.

- Нет, нет, это не я, - говорил он, - и мне не в чем признаваться.

Женщина посмотрела на него с удивлением. Она приподняла слегка брови, эти две тонкия пиявки, с прикасавшимися друг к другу головками и сказала:

- Нет? - как вы это мило сказали... Ваш голос звучал, как арфа!... Господин советник поет?

- Ну... в полном смысле этого слова нет, т.-е. немножко пел в молодости.

Он чувствовал себя юношей.

Конечно, это здоровый воздух и море сделали его таким сильным и пылким.

Жена статского советника послала за ним, но он не двинулся с места.

А госпожа Андерсон кивала головой и была на его стороне: конечно, он мог оставаться здесь.

- Мы можем с вами говорить о делах, - сказала она, - тогда вы можете, конечно, остаться.

- Да с вами, сударыня, я охотно имел бы дело. Выслушайте только меня! Пусть у нас с вами будет хотя маленькое дело!

- А не крупное?

- Нет, отчего же, я согласен и на большое дело. Чем больше, тем лучше - ха-ха-ха. Да благословит вас Господь!

Но госпожа Андерсон говорила совершенно серьезно. Она хотела застраховать его жизнь.

- Ах так, - сказал растерянно советник, - значит вы, сударыня - агент?

- Видите ли, это было несколько лет тому назад. - Я должна была помогать своему мужу зарабатывать деньги. Что могла я предпринять?

И она объяснила ему дальше, что не хочет вовсе его эксплоатировать; он может застраховать себя за самую небольшую сумму.

- Нет, - сказал советник, - если уже страховать свою жизнь, то за крупную сумму. И вообще это совсем не лишнее дело застраховать себя.

- Я пошлю домой к мужу бумаги для подписи, --сказала госпожа Андерсон. - По уставу, доктор должен вас освидетельствовать, несмотря на то, что вы здоровы, как юноша. Врач страхового общества немедленно приедет.

Когда советник встретился с женой, он коротко сказал ей:

- У меня были деловые разговоры, и я не мог уйти. Зачем ты звала меня?

- У тебя были дела? С ней!

- Я застраховал свою жизнь. Это безспорно имеет смысл. Кроме того, она вращается в лучшем обществе!

- В худшем обществе, - последовал двусмысленный ответ советницы, - она вращается в самом худшем обществе!

Статский советник был очень доволен, что мог оказать услугу госпоже Андерсон. Он сам настаивал на том, чтобы поскорее кончить дело, и когда, наконец, из соседняго государства приехал врач, статский советник отправился на освидетельствование в самом веселом настроении.

Конечно, оказалось, что он был совершенно здоров.

Госпожа Андерсон протянула ему руку и поблагодарила его.

- Разве я действительно оказал вам этим услугу? - спросил он

Тогда статский советник выказал все свое великодушие и сказал:

- Я думаю, что мне удастся уговорить и генерального консула сделать тоже самое, если, конечно, вам это будет угодно.

Тогда госпожа Андерсон назвала его своим благодетелем и другом. В тот же момент она оглянулась кругом, и щеки её покрылись прелестным румянцем.

- Я думаю, что нам удастся сейчас же оборудовать это дело, пока доктор страхового общества еще здесь, - сказал статский советник, обращаясь к генеральному консулу. - Мы несомненно этим сделаем доброе дело, хотя она мне этого прямо не сказала, но...

- А мне она откровенно сказала, что она бедна, - возразил генеральный консул. - Мне ее искренно жаль. Очаровательное создание, опасные глаза!

Поэт согласился, - он не хотел отстать от советника и решился застраховать себя за такую же крупную сумму, как и он.

У него было еще одно маленькое основание сделать это одолжение госпоже Андерсон: она с таким чувством поблагодарила его за стихотворение, что это можно было принять не иначе, как за вызов. Поэтическия мысли бурлили в нем, и он сказал:

- А что, если мы застрахуем наших жен?

- Что? - наших жен? - спросил статский советник. - Нет это не пройдет! Моя супруга ни за что не согласится. Вы ведь знаете, предстоит освидетельствование. Никогда и ни за что она не согласится.

- А по-моему мы почти обязаны сделать это.

Произошла пауза. Статский советник усиленно соображал что-то.

- Она должна это сделать! - воскликнул он вдруг. - Я сейчас же пойду к ней!

Редко приходилось слышат статской советнице, чтобы её муж говорил так убедительно. Он не допускал никаких возражений.

- Мы обязаны это сделать! - окончил он словами генерального консула

- Обязаны?

Статский советник разыграл из себя предусмотрительного человека, торжественно кивнул несколько раз головой и сказал:

- Да, мы обязаны это сделать. У нас есть дочь, которую следует обезпечить!

И хотя дочь была замужем за миллионером, против этой торжественности не последовало никаких возражений....

Приезжий врач был буквально завален работой. Он должен был подвергнуть наружному и внутреннему освидетельствованию многих знатных господ и выдать им свидетельства соответственно состоянию их здоровья. Это был молодой темноглазый господин в светло-сером костюме. Сердцеед Оксентанд совсем терялся рядом с ним, и за эти дни, пока приезжий врач был в пансионе, он потерял всякий интерес. Вначале он старался казаться равнодушным; но когда он заметил, что глаза красавицы Трампе стали блестеть более обыкновенного в присутствии врача, то бедный сердцеед окончательно потерял голову.

- Вы мной играли, - сказал он госпоже Трампе.

Однажды она ответила ему прямо без обиняков, - так как он надоел ей:

- Я вовсе вами не играла. Но я не люблю вас так, как бы вы этого желали. Все равно, что вышло бы из этого? Я же замужем, обдумайте это.

- Вам следовало бы начать с того и сказать мне это, - возразил он. - А вы совсем не с того начали.

- Но мы останемся очень, очень хорошими друзьями, не правда ли? - продолжала она.

Сердцеед горько разсмеялся.

- И вы будете мне сестрой, это так говорится?...

Она влюбилась в доктора и по вечерам разговаривала с ним в саду.

- Я знаю особу, которая могла бы быть счастливее, - сказала она и заметно покраснела.

- Но ведь это не вы?

- Нет, это я. Вы врач и должны понят нездоровых. Так опасно лежать на песке и набираться здоровья от воздуха и моря. А здесь нет никого, с кем можно было бы поговорить. Никого не было, пока не приехали вы.

Сердцеед Оксентанд прошел мимо них. Казалось, он искал кого-то, чтобы убить.

- Эта госпожа Андерсон может быт с вами всегда, когда захочет, - сказала женщина. Доктор разсмеялся:

- Только при деловых обстоятельствах, - мы страхуем людей. Она зарабатывает пропасть денег... Покажите мне ваше кольцо. Дайте же мне вашу руку. Нет? Всего на минутку!

- Нет, я не решаюсь. Госпожа Андерсон делает это?... Боже мой, вот я кладу свою руку в вашу, будто я в чем-то соглашаюсь. Ах Господи, я этого не делаю, я ни на что не соглашаюсь, вы меня понимаете? Но, любезнейший, что вы там делаете?

Она выдернула свою руку. Но он успел ее поцеловать.

- Какая у вас красивая и теплая рука! - сказал он.

И госпожа Андерсон прошла мимо них. Проснулась ли в ней ревность? Её глаза так странно скользнули по ним, как будто они увидали их обоих. Госпожа Андерсон гордо продолжала свой путь. Все-таки, когда сердцеед Оксентанд заговорил с ней на веранде, она стала говорить с ним как-то необыкновенно горячо. Они оставались сидеть и вели длинный лихорадочный разговор, желая показать сидящим в саду, что они, наконец, обрели друг друга. Госпожа Андерсон больше не боялась счетов. Она разом заплатила по счетам, будто это был маленький долг, пустяк, "на чай", перепавший от страховой премии. А статский советник бросал в темные вечера большие букеты в её окно. Правда, она была в немилости у здешних дам, но ему-то какое до этого дело? По отношению ко всем у нея, казалось, было каменное сердце, за исключением всех, кем она лично интересовалась. Так, например, она не взлюбила своего несчастного конкурента, агента Андерсона. Он был болван и не пользовался ничьим расположением. Из небольшого количества слов, которыми они перекинулись между собою, окружающие могли заметить, что они питают друг к другу полное презрение и злобу. Агент Андерсон выглядел опасным заговорщиком.

В одну из душных ночей действительный статский советник высунулся из окна, чтобы освежиться. Было темно, и он слышал только тихий шум деревьев в саду. Он бросил взгляд на окно госпожи Андерсон, находящееся в нижнем этаже: оно было закрыто, лампа потушена, и она сама, вероятно, спала. Вдруг он слышит в темноте, как одно из окон госпожи Андерсон открывается и какой-то человек прыгает на землю. Действительный статский советник почувствовал, как у него заныло сердце, и он не мог уснут в эту ночь.

Все утро он мужественно хранил эту ужасную тайну, но днем не выдержал и, отправившись к госпоже Мильде, рассказал ей все, что видел.

Оказалось, что эти двое приезжих, познакомившись здесь, были между собою в интимных отношениях. Виною тому был, конечно, здоровый воздух.

- Я не желаю этого выносить! - возразил действительный статский советник, - ночью каждый обязан пользоваться покоем! - Госпожа Мильде бросилась ему на шею и, рыдая, заклинала его думать о ней, только о ней. Ни о ком другом. Иначе она этого не перенесет.

- Так, так, так! сказал советник. - Хорошо, только о тебе. Но... конечно, я думаю только о тебе.

Но госпожа Мильде продолжала заливаться слезами и упрекала его за то, что дни проходили за днями, а они еще ни разу не встретились друг с другом. И она сказала:

- Эта посторонняя женщина обворожила тебя, и ты совсем не хочешь меня знать.

- Можешь ты узнать, кто тот негодяй, которого она принимает по ночам? - сказал действительный статский советник, занятый своими мыслями.

Тогда госпожа Мильде опять разразилась упреками:

- Видишь, ты опять думаешь о ней! Нет, я этого не вынесу!

Целые полчаса должен был действительный статский советник оставаться у нея, ласкать ее и делать все возможное, чтобы опять принести ее в хорошее настроение. Перед уходом он сказал ей с достоинством:

- Я думаю, что мы должны дойти до того, чтоб относиться друг к другу, как брат и сестра.

Госпожа Мильде настолько успокоилась теперь, что выслушала эти слова, не проливая слез. Она откинулась на кушетку и вскоре заснула сном праведницы.

Но действительный статский советник понес теперь свою тайну генеральному консулу. Глупостью было с его стороны с таким делом обращаться к женщине.

- Конечно, мое подозрение падает не на вас, - сказал он генеральному консулу. - Этой мысли я не допускаю.

- Нет, во веки веков нет, - сказал генеральный консул, преисполненный поэтическим вдохновением.

И у обоих глаза сделались ясные от взимного доверия.

Они обсудили дело и решили, что виновником был сердцеед Оксентанд. На советника была возложена обязанность зорко следить за окнами соблазнительной женщины.

- Это ужасно неприятно, - сказал действительный статский советник, - что этот Оксентанд получил к ней доступ. А между тем ведь никто другой, как мы, вы и я, были её истинными друзьями.

- Если это Оксентанд, то я поговорю с хозяйкой, - сказал генеральный консул. - Его нужно выгнать из пансиона. Я этого не потерплю.

Советник ответил:

- Я точно также. Я сегодня всю ночь глаз не смыкал...

Действительно, были серьезные основания подозревать вышеупомянутого сердцееда Оксентанда. Госпожа Андерсон очаровывала его все больше и больше, о негоцианта Отто Менгеля и заговорил с ним о деньгах, ему нужно было совершить новый крупный заем.

- Нет, - сказал ростовщик, - ваши проценты и так наросли. Вам и без того трудно расплачиваться с тем, что я вам давал раньше.

- Совсем нет! Вы ошибаетесь. К тому же мой дядя при смерти. Я только что получил письмо: со дня на день ждут его смерти.

- Да, будем надеяться! - сказал Отто Менгел. Но он не хотел больше выручать сердцееда. Для сердцееда наступили тяжелые дни. Он объявил, что хочет застраховать свою жизнь у госпожи Андерсон, а теперь не мог исполнить своего слова. Наконец, в один прекрасный день он получает телеграмму с извещением о смерти дяди, и тогда оптовый негоциант Отто Менгель поспешил одолжить ему денег. Таких невероятных процентов серцеед Оксентанд никогда не платил. Но он молчал, так как телеграмма была написана им самим.

Случилось, что в одну темную ночь окно госпожи Андерсон открылось опять, и оттуда выскочил мужчина. Несчастный действительный статский советник следит сверху, видит все происходящее, но ничего, абсолютно ничего не может предпринять. Утром он захватил с собою генерального консула, и они стали изследовать следы ног под окнами госпожи Андерсон.

- Это отдельные следы в сторону, - сказал генеральный консул.

- Это следы сапог с железной оковкой каблука, - сказал действительный статский советник.

Следующую ночь они в со свечкой в руке пошли разсматривать сапоги, выставленные для чистки в коридоре и они нашли пару сапог с железной оковкой. То были сапоги агента страхового общества Андерсона. Никогда в жизни оба старца не испытывали большого изумления. Но оба были возмущены и не хотели долее выносить этого.

В продолжение утра они сделали несколько намеков агенту и решили помучить слегка легкомысленную женщину.

- Под вашим окном сегодня ночью были какие-то люди, - сказал действительный статский советник.

- Да, - прибавил генеральный консул, - как раз под вашим окном. В темную глубокую ночь.

- Что вы говорите! - воскликнула женщина. --Это был жулик?

- Человек плотного сложения. Лет тридцати. В темной одежде. Каблуки его сапог окованы железом, такие носят в деревнях.

- Я не решусь больше спать в этой комнате.

Да у нея и не было больше оснований оставаться в этой комнате.

Днем госпожи Андерсон нигде не было видно, место её за столом пустовало. Тут же рядом стоял свободный стул: стул врача страхового общества. "Где они, куда могли они запропаститься", спрашивали все. А агент страхового общества, приехавший из соседняго государства, был тверд и непроницаем, как заговорщик.

Выражение его лица ничуть не сделалось мягче, когда хозяйка попросила его к себе в контору и сообщила ему, что его видели ночью, покидающим комнату госпожи Андерсон через окно.

- А что же дальше? - спросил Андерсон.

- Господин Андерсон принужден уехать, - сказала хозяйка. - Я не могу потерпеть этого в своем доме.

Андерсон пробормотал:

- Если б это было самое худшее, что я был в её комнате и должен теперь уехать!

- Но самое худшее то, что она уехала, - продолжал Андерсон. - Может быть, вы можете мне сказать, куда она уехала?

- В этом случае я не могу быть вам полезной, - возразила хозяйка.

Андерсон говорил сам с собой:

- Подозревал я их уже давно. Но я надеялся, что она на чужой стороне обуздается.

- Мне кажется, что это вы не могли обуздать себя.

Андерсон начал волноваться и возразил:

- Я должен был приходить к ней приготовлять бумаги, подписывать свидетельства о страховании. Понимаете вы теперь?

- Какое вам дело до страховых свидетельств госпожи Андерсон? Она же посторонняя женщина для вас.

- Она? - посторонняя женщина? Она моя жена, и больше ничего!

- Ваша жена? - спросила хозяйка недоверчиво.

- Она была моей женой! - закричал агент Андерсон. - Я измучился здесь, дела мои не клеились, тогда я написал ей, чтобы она приезжала. А вот теперь она связалась с доктором, и они уехали вместе. Провели они меня оба; она взяла все деньги.

- Собственную жену можно навещать и днем, - сказала она, делая маленький приступ.

- А разве нельзя навещать свою собственную жену по ночам? - грустно спросил Андерсон...

По всему пансиону поднялось невероятное волнение. Все мужчины поняли, как ловко их провела хитрая женщина. Агент Андерсон вынимал одну бумагу за другой и доказывал, что эта дама была его законной женой. Теперь на этот счет не было больше сомнений, они сообща застраховали полпансиона. Сердцеед Оксентанд больше всех желал бы объявить недействительным страхование своей жизни, но он принужден был молчать из-за злосчастной телеграммы. Действительный статский советник Адами и генеральный консул грозили Андерсону довести это до сведения суда.

- Пожалуйста, сделайте это! - возразил агент. - Увы, застраховали у меня, все свидетельства имеют еще свою силу, моя подпись сделала их действительными.

были на стороне страхового агента и своим сочувствием старались облегчить его участь. Радуясь, что опасная женщина, наконец, исчезла, оне дошли даже до того, что утешали агента в его несчастьи.

- Она во всяком случае вернется! - говорила госпожа Мильде. - Она убедится в том, что правда на вашей стороне. Так по крайней мере бывает у меня по отношению к моему мужу.

И красавица Трампе, которую так коварно провел черноглазый страховой врач, объяснила, что у нея с мужем бывает точно также, но что он единственный на всем земном шаре...

Но агент Андерсон скорбел о другом.

- стояло дальше, - так как он отправился в пределы недосягаемости.

Страховой агент невольно покачал головой.

- Что я говорил! А может быть она еще и не вернулась обратно! Во всяком случае, если она сделает это еще раз и возьмет с собою кассу, то пущу ей вслед тайный приказ о её задержании.

И агент Андерсон отправился к себе на родину.

В тот же вечер красавица Трампе ходила взад и вперед и от избытка здоровья ломала руки. Она успела уже позабыть доктора, и её чувство к сердцееду Оксентанду воскресло с новой силой. А так как сердцеед Оксентанд тоже успел окончательно поправиться, благодаря морю и деревенскому воздуху, то они как никогда обрадовались друг другу.

- Ну, теперь вы не уйдете от моей вечной любви.

Она не ответила отрицательно, она улыбнулась и шептала: "В блаженное летнее время"...

Действительный статский советник Адами не видел другого исхода, как только вернуться обратно к госпоже Мильде. Но она все-таки отомстила ему как следует за то, что он однажды в минуту раздражения предложил ей иметь с ней исключительно братския отношения: два дня она не сводила глаз с генерального консула и говорила исключительно с ним. Наконец, на третий вечер она сказала: "Рискнем!" и все пошло по-старому между ней и действительным статским советником.