Бродячая жизнь
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Бродячая жизнь

- Эй, люди, пора вставать! - кричитъ смотритель участка Оранжъ-Флатъ. Мы не видимъ его, такъ какъ еще глубокая ночь, всего три часа утра, но мы тотчасъ же вскакиваемъ съ постелей и натягиваемъ панталоны и блузы.

Время жатвы, и мы мучаемся, какъ собаки, спимъ слишкомъ мало, и все ходятъ въ неестественно возбужденномъ состоянiи духа. Мы ссоримся изъ-за каждаго пустяка; при малейшемъ затрудненiи, встречающемся въ работе въ продолженiе дня, мы поднимаемъ шумъ и ломаемъ орудiе. Самъ смотритель сделался худъ и тощъ, какъ жердь. Онъ разсказалъ намъ, что соседнiй участокъ значительно опередилъ насъ и кончитъ жатву на несколько дней раньше, чемъ мы.

"Этому не бывать!" - ответили мы со стиснутыми зубами.

Мы вбили себе въ голову догнать соседнiй участокъ и даже блестяще превзойти его. Никто не въ состоянiи удержатъ насъ отъ этого; поэтому последнiя две недели смотритель будить васъ въ три часа утра, и его возгласъ: "эй, люди, пора вставать!" мы услышимъ и завтра и после завтра къ три часа утра. Мы не предвидимъ конца этой горячке.

Мы спешимъ къ столу и принуждаемъ себя проглотить хотя самую малость хлеба съ масломъ, мяса и кофе. Пища хорошая, но мы забыли уже, что такое хорошiй аппетитъ. Десять минутъ спустя мы уже сидимъ въ нашихъ повозкахъ и выезжаемъ на работу.

И мы работали, какъ Богомъ забытые, полоумныя существа. Мы прекрасно сознаемъ, что насъ ждутъ благодарность и похвала, въ случае если мы хотя на одинъ день окончимъ работу раньше, чемъ соседнiй участокъ, а соседнiй участокъ тоже работаетъ изо всехъ силъ. Каждый изъ насъ имеетъ свою долю честолюбiя на этомъ свете, и у насъ оно было.

Светаетъ. Солнце восходитъ и начинаетъ палитъ немилосердно; мы сбрасываемъ наши блузы. Сотни людей разбросаны по безконечному длинному полю, засеянному пшеницей; тутъ мы будемъ работать до вечера, пока не наступитъ темнота.

- Я не знаю, буду ли я въ состоянiи выдержать это, Нутъ, - сказалъ Гунтлей, ирландецъ.

А Нутъ, это былъ я.

Я слышалъ, какъ въ продолженiе дня Гунтлей говорилъ то же самое бродяге Іецу, что онъ не въ состоянiи больше выдержать.

Я сделалъ ему замечанiе за его болтливость и упрекнулъ его въ томъ, что онъ говоритъ это какому-то бродяге.

Гунтлей прекрасно сознаетъ, что, благодаря этому, онъ имеетъ надо мной известную власть и разбудилъ мою ревность. Онъ пускается въ дальнейшiя подробности и говоритъ совершенно открыто:

- Я больше не могу. Сегодня ночью я удираю. Если ты захочешь итти со мною, то я буду въ 12 часовъ ночи около конюшни.

- Я не хочу итти съ тобой, - сказалъ я.

Я проработалъ весь день и все думалъ о томъ, что мне сказалъ Гунтлей; когда наступилъ вечеръ, я окончательно решилъ не итти съ нимъ. Я прекрасно виделъ, что онъ хотелъ поговорить со мной, какъ во время ужина, такъ и после, когда мы ложились спать, но я избегалъ его и былъ доволенъ собой, что могъ оказать ему сопротивленiе.

Я сиделъ одетый на кровати и думалъ, что мне делать. Черезъ несколько часовъ смотритель опять закричитъ: "Эй, люди, пора вставать!" - и день пройдетъ такъ же, какъ и вчера и третьяго дня. Правда, чтобы дойти до ближайшей фермы или города, где я могъ бы достать какую-нибудь работу и заработокъ, намъ следовало пройти, по крайней мере, несколько дней. Но зато я могъ бы тамъ больше спать.

Я вышелъ украдкой изъ комнаты и направился въ конюшне. Гунтлей былъ уже тамъ; засунувъ руки въ карманы и съежившись, онъ стоялъ спиной къ стене. Онъ дрожалъ отъ холода. Минуту спустя подошелъ и бродяга Іецъ.

Я спросилъ:

- Разве Іецъ идетъ съ нами?

- Конечно, - ответилъ Гунтлей. - Онъ хотелъ итти со мной. А что ты здесь не при чемъ.

- Я хочу итти, - сказалъ я, и действительно мне захотелось уйти.

- Да, но теперь слишкомъ поздно, - объяснилъ Гунтлей. - У меня провизiи только на двоихъ.

Въ порыве гнева я сказалъ: - Тогда я донесу смотрителю.

- Ты это сделаешь? - спросилъ Гунтлей кротко, совершенно кротко. - Ты этого никогда не сделаешь, - сказалъ онъ, - ни въ какомъ случае ты этого не сделаешь...

Онъ такъ близко подошелъ ко мне, что я чувствовалъ на себе его дыханiе.

- Постой! - сказалъ шопотомъ бродяга. - Если Нутъ хочетъ итти съ нами, то я добуду еще провизiи. Я знаю, куда поваръ прячетъ мясо.

Пока бродяга Іецъ ходилъ за провизiей, Гунтлей и я стояли у конюшни и ссорились изъ-за того, что я хотелъ донести на него; и когда Іецъ вернулся съ мясомъ обратно, Гунтлей былъ такъ взволнованъ, что сказалъ:

- Неужели ты не могъ принести больше мяса, ты, подлецъ! Что это за порцiя для взрослаго человека? Ладно, вотъ тебе мясо, Нутъ, - сказалъ онъ и бросилъ мне мясо.

После этого мы потихоньку выбрались изъ Оранжъ-Флатъ.

Мы пошли по направленiю къ северу, чтобъ добраться до полотна железной дороги, и шли несколько часовъ подъ-рядъ. Наконецъ, Іецъ объявилъ намъ, что ему необходимо немного выспаться. Что касается насъ обоихъ, то мы могли бы итти и дальше. Мы шли по степи и не видели никакихъ признаковъ разсвета. Такъ какъ по ночамъ стояли довольно сильные заморозки, то мы шли по безконечнымъ полямъ и лугамъ, не промочивъ ногъ.

Мы шли цепью и щупали ногами почву. Желая найти хорошее место для отдыха; я легъ на животъ, подперъ голову руками и такъ задремалъ.

Вдругъ Іецъ будитъ насъ; за последнiя недели онъ совсемъ отвыкъ отъ сна и теперь не можетъ уснуть.

- Эй, люди, пора вставать! - кричитъ онъ.

Испуганные и сонные мы вскакиваемъ съ места; намъ не грозитъ никакой опасности, не слышно погони, вокругъ насъ царитъ полная тишина. Гунтлей ругается и утверждаетъ, что будить насъ такъ рано было совершенно напрасно. Іецъ возражаетъ:

- Ну, а что же дальше? - спросилъ Гунтлей. - Мы его пристрелимъ.

- Но онъ можетъ насъ раньше застрелить, - возразилъ Іецъ.

Тогда мы опять побрели на северъ. Съ правой стороны неба стало проясняться, сонъ подкрепилъ насъ, такъ что мы стали бодрее; даже Іецъ, не спавшiй совсемъ, казался крепче, онъ шелъ прямо и спотыкался реже, идя по неровному лугу.

- Теперь они проснулись, - сказалъ Іецъ. Онъ узналъ это по небу. Несколько минутъ спустя онъ сказалъ: - Теперь они завтракаютъ. А теперь спрашиваютъ о насъ.

Мы пошли невольно все трое быстрее.

- Теперь смотритель вышелъ и ищетъ насъ, - проговорилъ Іецъ.

Я слышалъ, какъ билось мое сердце.

- Придержи языкъ, - воскликнулъ Гунтлей. - Не можешь ли ты поменьше тараторить и, лучше всего, совсемъ замолчать?

- Ему придется мчаться во-всю, если онъ захочетъ теперь насъ догнать, - сказалъ я, желаю поддержать свое мужество.

- Да, ты правъ, - сказалъ Гунтлей. - Ему ни за что насъ не догнать.

Уверенность Гунтлея была очень велика; вскоре мы услыхали, какъ онъ началъ уплетать украденную провизiю. Становилось все светлее и светлее, и наконецъ взошло солнце. Іецъ остановился и огляделся кругомъ; ничего не было видно, ни всадника, ни живого существа. Никакого жилища, ни единаго дерева не было на этомъ безконечно громадномъ пространстве. Іецъ сказалъ:

- Теперь мы пойдемъ по направленiю къ востоку. Солнце вскоре окончательно высушитъ наши следы, но если мы будемъ держаться того же направленiя, смотритель можетъ насъ еще нагнать.

- Ты правъ, - сказалъ Гунтлей опять. - Пустъ онъ едетъ на северъ, онъ насъ тамъ не найдетъ.

Мы прошли еще добрыхъ полтора часа и едва держались на ногахъ отъ усталости. По мере того, какъ всходило солнце, оно пригревало все сильней и, наконецъ, совершенно высушило траву. Было, вероятно, часовъ семь - восемь утра, и мы легли отдохнуть.

Я былъ переутомленъ и не могъ уснуть, я селъ и сталъ разглядывать своихъ спутниковъ. Бродяга Іецъ былъ худъ, съ темнымъ цветомъ лица; у него были узкiя, гибкiя руки и плечи. Богъ-весть сколько профессiй онъ переменилъ передъ этимъ для того, чтобы, наконецъ, иметь возможность бродить, вечно бродитъ и вести жизнь босяка, наполненную приключенiями. Въ бытность свою морякомъ онъ изучилъ компасъ, онъ имелъ кое-какiя понятiя о торговле и, быть-можетъ, служилъ въ одной изъ городскихъ лавокъ. Онъ былъ услужливый товарищъ: когда ночью онъ сказалъ, что усталъ и не въ состоянiи больше итти, оказалось, что онъ это сделалъ для того, чтобы дать намъ возможность вздремнуть, а самъ онъ бодрствовалъ.

Гунтлей былъ гораздо выше и дороднее Іеца. Повидимому, судьба обошлась съ нимъ круто; какъ-то однажды во время разговора на ферме, когда мы были свободны въ виду того, что лилъ дождь, онъ сталъ горячо соболезновать мужу "имеющему неверную жену". "Если ты ее не любишь, убей ее! - сказалъ онъ, - но если ты ее любишь - то скорби о ней всю жизнь, а самъ сделайся никуда негоднымъ отребьемъ". Очевидно, Гунтлей видалъ лучшiе дни, но теперь онъ былъ безнадежнымъ пьяницей и по образу своихъ мыслей обратился въ хитрую лису. У него были кроткiе, отвратительные глаза, на которые противно было смотреть. Подъ жилеткой онъ носилъ постоянно старую шелковую фуфайку, которая отъ времени сделалась такого же коричневаго цвета, какъ и его кожа, и составляла съ нимъ одно целое. Съ перваго взгляда казалось, что онъ обнаженъ до самаго пояса. Такъ какъ онъ по силе превосходилъ насъ всехъ, то пользовался въ нашемъ кругу большимъ уваженiемъ. Солнце имело свое действiе, и я мало-помало засыпаю. Въ высокой траве шуршитъ ветерокъ...

Но это былъ очень неспокойный сонъ, несколько разъ я вскакивалъ и кричалъ, но потомъ ложился опять, когда я виделъ, где я нахожусь. Іецъ говорилъ каждый разъ: "Спи спокойно, Нутъ".

Когда я проснулся совсемъ, былъ уже день, мои оба товарища сидели и закусывали. Они говорили о томъ, что мы не взяли своего жалованья, и за те четыре недели, которыя мы отработали на ферме, мы ничего не получили..

- Когда я объ этомъ подумаю, мне хочется вернуться на ферму и сжечь ее, - сказалъ Гунтлей.

у Іеца. Теперь у каждаго былъ свой запасъ.

Подкрепившись, мы продолжали наше путешествiе. Солнце сильно опустилось, на нашъ взглядъ было часа четыре, половина пятаго, когда мы двинулись въ путь. Мы попрежнему держались севера, чтобы попасть на полотно железной дороги.

Мы шли до поздней ночи и снова устроились на ночлегъ въ степи; передъ этимъ Гунтлей съелъ весь свой запасъ провiанта и, насытившись, заснулъ, какъ убитый. Ночью мы проснулись все трое одинъ за другимъ отъ леденящаго холода, мы стали прыгать въ темноте, чтобъ хотя немного согреться, затемъ бросились на землю и чувствовали, какъ трава, покрытая инеемъ, касалась нашихъ лицъ. Мы легли какъ можно ближе другъ къ другу, задремали и стучали отъ холода зубами. Гунтлей мерзъ менее насъ, такъ какъ онъ былъ очень сытъ.

Наконецъ, Іецъ не выдержалъ и сказалъ:

- Не лучше ли намъ продолжатъ сейчасъ наше путешествiе, пока не взойдетъ солнце, а тогда прилечь.

Когда мы опять тронулись въ путь, то Гунтлей хотелъ итти одной дорогой, а Іецъ другой. Впереди не было огонька, и ни одной звезды на небе, которая могла бы указать намъ, какого направленiя держаться.

- Я пойду съ Іецомъ, - сказалъ я и пошелъ за нимъ.

И Гунтлей пошелъ за нами, онъ ругался и проклиналъ насъ, меня особенно, называлъ негодяемъ и безмозглымъ дуракомъ.

Когда начало светать, мы стали на ходу закусывать. Гунтлей, которому нечего было есть, молча следовалъ за нами. Днемъ мы почувствовали жажду, и Іецъ сказалъ:

- Можетъ-быть, намъ целый день не удастся получить воды, будьте экономнее съ табакомъ, дети, и употребляйте его понемножку.

Но Гунтлей извелъ свою порцiю табаку, такъ что мы должны были поделиться съ нимъ.

Въ сумерки, когда мы уже ничего не могли видеть, мы услыхали, какъ вдали промчался поездъ. Это прозвучало въ нашихъ ушахъ какъ дивная музыка, и мы бодро пошли по тому направленiю. Наконецъ, наши ноги ударились о рельсы. Но зато кроме рельсовъ ничего не было видно, и мы должны были лечь, где стояли, и дожидаться утра. Мои товарищи легли на самое полотно железной дороги, положивъ головы на рельсы, но я не решился и легъ опять на траву.

И эта ночь пришла къ концу, хотя я то и дело вставалъ и бегалъ вдоль полотна железной дороги, чтобы согреться.

Когда начало светать, Іецъ вдругъ поднялся и сказалъ:

- Держите ухо востро, ребята, - поездъ идетъ.

Лежа на рельсахъ, онъ издали услыхалъ приближенiе поезда.. Мы стояли все трое наготове и начали делать машинисту знаки, чтобъ онъ остановилъ поездъ, хотя у насъ не было ни гроша денегъ. Гунтлей, ужасная лиса, бросился на колени и протянулъ умоляющимъ жестомъ руки впередъ. Но поездъ промчался мимо насъ. Это былъ товарный поездъ, нагруженный пшеницей; онъ могъ бы свободно захватилъ насъ съ собой. Два закоптелыхъ человека стояли на паровозе и издевались надъ нами.

Гунтлей поднялся съ земли, онъ былъ взбешенъ.

Мы пошли по полотну железной дороги на востокъ, это было очень утомительное путешествiе черезъ тысячу шпалъ, точно ходьба до лежащей лестнице. Іецъ и я подкрепились слегка; Гунтлей сталъ попрошайничать, чтобы мы дали ему хоть кусочекъ, но мы ему ничего не дали. А чтобы во время сна остатокъ моей провизiи не попалъ въ руки Гунтлея, я уничтожилъ на его глазахъ все до последней крошки.

- По-твоему это хорошо? - спросилъ съ ненавистью Гунтлей.

Днемъ мы снова услыхали приближенiе поезда. Іецъ решилъ, что мы должны встать у полотна железной дороги на разстоянiи несколькихъ сотъ метровъ другъ отъ друга и попытаться вскочить на поездъ. Въ воздухе стоитъ полоса дыма, весь поездъ кажется такимъ маленькимъ, какъ коробка. Мы стоимъ въ нетерпеливомъ ожиданiи.

Гунтлей долженъ былъ попытаться первымъ. Ему удалось уцепиться за ручку одного изъ вагоновъ, но онъ былъ слишкомъ тяжелъ, чтобы бежать наравне съ поездомъ; вися на ручке, онъ перевернулся всемъ корпусомъ и былъ отброшенъ далеко въ траву. Я и не пытался совсемъ, видя неудачную попытку своего прiятеля. Что касается Іеца, то ему приходилось, вероятно, и раньше вскакивать на идущiй поездъ, онъ пробежалъ несколько шаговъ рядомъ съ прiездомъ, затемъ схватился за ручку вагона и въ тотъ же моментъ очутился на подножке.

- Собака, онъ уезжаетъ передъ самымъ нашимъ носомъ, - сказалъ Гунтлей и выплюнулъ траву изо рта.

Вдругъ поездъ останавливается недалеко отъ насъ, и мы видимъ, какъ два железнодорожныхъ служащихъ высаживаютъ Іеца. Гунтлей и я побежали къ нему на помощь, но было уже слишкомъ поздно, поездъ уже тронулся, и мы - трое несчастныхъ бродятъ - стояли опять посреди степи.

Жажда начинала мучить насъ все сильнее и сильнее. Гунтлей вторично уничтожаетъ свою порцiю табаку и у него ничего не остается, чтобы утолить жажду; онъ выплевываетъ на руку белую слюну въ доказательство того, что онъ более, чемъ кто-либо, страдаетъ отъ жажды. Тогда Іецъ и я въ последнiй разъ делимся съ нимъ табакомъ.

И мы идемъ, все идемъ по направленiю въ западу.

Начинаетъ смеркаться.

Какой-то человекъ идетъ по шпаламъ къ намъ навстречу, онъ направляется на востокъ. Онъ, видимо, такой же бродяга, какъ и мы, толико шея у него повязана маленькимъ шелковымъ платкомъ, и онъ одетъ теплее, чемъ мы, обувь же его никуда не годится.

- Есть ли у тебя провизiя или табакъ? - спрашиваетъ Гунгтлей.

- Нетъ, ничего нетъ, - отвечаетъ спокойнымъ тономъ бродяга.

Мы обыскали его, тщательно осмотрели карманы, щупали грудь, но у него ничего не было. Тогда мы уселись вчетверомъ на землю и стали разговаривать между собою.

- На западе вы ничего не найдете, - сказалъ нашъ новый прiятель. - Я иду вотъ уже два дня и две ночи подъ-рядъ и не встретилъ ни единой человеческой души.

- А что намъ делать на востоке? - спросилъ Гунтлей. - Мы оттуда идемъ, мы въ дороге съ самаго утра.

Но новый бродяга уговорилъ насъ вернуться съ нимъ обратно и итти по направленiю къ востоку.

Нашъ новый товарищъ шелъ вначале бодрее насъ, такъ какъ онъ чувствовалъ себя налегке и былъ полонъ силъ; но къ вечеру, подходя къ тому месту, где мы провели ночь, онъ сталъ итти медленнее и отставалъ отъ насъ.

Іецъ спросилъ его, сколько времени онъ не елъ, онъ ответилъ, что двое сутокъ.

Мы прошли еще около часу съ нашимъ ослабевшимъ спутникомъ. Когда вокругъ насъ совсемъ стемнело, мы должны были высоко поднимать ноги, и итти какъ петухи, чтобы не задеть ногами о кочки. Мы попробовали итти, взявшись за руки, но Гунтлей сталъ злоупотреблять этимъ и заставлялъ тащить себя, поэтому мы отказались отъ этого плана. Наконецъ, выбившись изъ силъ, мы легли на покой.

Чуть забрезжилъ день, мы были уже на ногахъ. Сегодня было какъ вчера. Мимо насъ промчался на востокъ товарный поездъ, нагруженный пшеницей, но не обратилъ никакого вниманiя на наши сигналы. Скрежеща отъ злости зубами, Гунтлей погрозилъ имъ вследъ кулакомъ. Новому бродяге онъ сказалъ:

- Если бы у тебя было хоть немножко табаку, насъ не мучила бы такъ жажда. Какъ тебя зовутъ?

- Фредъ, - ответилъ человекъ.

- Значитъ, ты изъ проклятыхъ немцевъ?

- По рожденiю, да.

- Я такъ и думалъ. Я заметилъ это, - сказалъ враждебно Гунтлей.

Фредъ сделался бодрее и шелъ героемъ. Казалось, онъ былъ уверенъ въ томъ, что на востоке онъ обязательно набредетъ на ферму или на маленькое селенiе; впрочемъ, онъ говорилъ мало и не вмешивался въ наши разговоры. По прошествiи несколькихъ часовъ онъ ослабелъ и началъ отставать. Когда мы обернулись, то увидали, что онъ уселся на землю.

Бродяга Іецъ сказалъ:

- Мы должны отдать ему остатокъ нашей провизiи, Нутъ.

Это было хвастовствомъ со стороны Іеца, такъ какъ онъ прекрасно зналъ, что у меня ничего больше не оставалось; но онъ сказалъ это для того, чтобы мы могли ясно увидать, что онъ хочетъ это сделать. Онъ подошелъ къ Фреду и отдалъ ему свою порцiю.

- Ты это делаешь только для того, чтобы люди удивлялись тебе, - закричалъ я ему взволнованнымъ голосомъ, такъ какъ я виделъ его насквозь.

Іеца передернуло.

- И все ты делаешь только для того, чтобы выделиться отъ насъ. Когда ты бодрствовалъ въ первую ночь, пока мы спали, то ты заботился только о томъ, чтобы мы оценили твой поступокъ. Мошенникъ ты! Хотъ Гунтлей и негодяй, но я во сто разъ ставлю его выше тебя.

- Придержи свою негодную глотку! - сказалъ Гунтлей; онъ ни слова не понялъ изъ всего, что я сказалъ. - Ты завидуешь Іецу потому, что онъ лучше тебя.

Для Фреда пища явилась большимъ подкрепленiемъ, и мы снова двинулись въ путь.

Но оказалось, что пища имела для Фреда не только хорошiя, но и дурныя последствiя: онъ мало-по-малу впадалъ въ какое-то умопомешательство и терялъ самообладанiе. Онъ пустился въ разговоры, сделался наглымъ. У него были планы относительно небольшой станцiи, стоящей въ степи.

- Къ чему намъ его поджигать? - спросилъ сердито Гунтлей. Завязался оригинальный разговоръ относительно этого паровоза..

- Если мы его подожжемъ, то произойдетъ взрывъ, - сказалъ Фредъ, - тогда соберется много народу и мы можемъ всехъ убить.

- Тогда на нашу долю перепадетъ много провизiи, - заметилъ язвительно Гунтлей.

А мне онъ сказалъ: - Этому сумасшедшему следуетъ немедленно убраться отъ насъ. Онъ только мешаетъ намъ. Пока его не было, все шло хорошо.

Наговоривъ всякой ерунды, Фредъ погрузился въ прежнее безмолвiе.

Мы все шли молча, старательно шагая передъ, только Гунтлей продолжалъ ораторствовать.

- Что же будетъ дальше? - спросилъ онъ, обращаясь къ намъ.

- Я почемъ знаю, - последовалъ мой ответь. - Нетъ, нетъ, ты этого не знаешь. А разве тебя тянетъ обратно въ Оранжъ-Флатъ? А что бы ты сталъ тамъ делать?

- Мы должны итти все прямо, - сказалъ Іецъ. Когда насталъ полдень, мы легли отдохнутъ. Гунтлей заметилъ: - Отчего ты молчишь, Фредъ?

- Ты обезьяна, - сказалъ Фредъ, глядя на него злыми глазами.

Это взорвало Гунтлея.

- Ты верно такъ знатенъ, что нуждаешься въ пряжке для башмаковъ? - сказалъ онъ, указывая на башмаки Фреда.

Фредъ молчалъ и вздыхалъ. Онъ прекрасно сознавалъ, что изъ насъ троихъ никто не былъ на его стороне. Когда мы двинулись въ путь, Фредъ попробовалъ заинтересовать насъ темъ, что вдругъ нагнулся, поднялъ съ полотна железной дороги не то камень, не то заржавленный блокъ и сталъ его со вниманiемъ разсматривать. Мы подбежали къ нему, въ надежде увидать что-нибудь интересное, и разочаровались, увидавъ, что это было, Фредъ это сделалъ только для того, чтобы хоть на мгновенiе привлечь наше вниманiе.

Мы набрели на полуразвалившiйся сарай, стоящiй посреди степи. Очевидно, онъ стоялъ здесь со временъ постройки железной дороги. Мы вошли въ него и стали осматриваться; но бродяга Фредъ не пошелъ съ нами.

Іецъ и Гунтлей стали, по обычаю бродягъ, вырезывать свои вензеля на стенахъ; въ это время Фредъ стоялъ снаружи, а Гунтлей нетъ-нетъ да поглядывалъ за нимъ въ замочную скважину.

Вырезавъ свой вензель, онъ подошелъ опять и сталъ смотреть. - Смотрите, онъ удираетъ! - закричалъ онъ взволновано. - Собака, онъ хочетъ улизнуть отъ насъ. Онъ знаетъ, вероятно, какое-нибудь хорошее место.

Мы помчались все трое вследъ за удирающимъ Фредомъ и орали такъ, будто намеревались лишить его жизни. Заметивъ погоню, Фродъ круто повернулъ въ степь; но такъ какъ насъ было трое, онъ не могъ скрыться отъ насъ. Когда Гунтлею удалось схватить его въ свои объятiя, онъ началъ трясти его, какъ малаго ребенка, и требовалъ ответа, известно ли ему какое-нибудь выгодное место.

Мы опять помирились и всей компанiей продолжали наше путешествiе, пока не наступили сумерки; мы были изнурены и потому рано легли на покой. Но передъ этимъ я поссорился съ бродягой Іецомъ, и кончилось это темъ, что онъ ударилъ меня несколько разъ по физiономiи за то, что я назвалъ его мошенникомъ.

- Это правильно, онъ заслуживаетъ потасовки, - сказалъ Гунтлей и сталъ съ любопытствомъ наблюдать за нами. Наконецъ, мне удалось ударомъ подъ подбородокъ свалитъ Іеца на землю, и тогда онъ успокоился.

Ночью я услыхалъ, какъ Іецъ поднялся и пошелъ въ степь. Его штаны слегка касались травы; покрытой инеемъ. "У него что-то на уме", подумалъ я и въ темноте тихонько последовалъ за нимъ. Я былъ отъ него на разстоянiи десяти шаговъ, когда увиделъ, что онъ селъ на траву и сталъ что-то есть, - мне почудился мясной запахъ. "Значитъ, у него есть еще провизiя", подумалъ я. Тихонько я вернулся на свое место и притворился спящимъ. Приблизительно черезъ полчаса вернулся Іецъ и улегся на траву..

Утромъ я разсказалъ Гунтлею о томъ, что я зналъ, и потребовалъ, чтобы онъ помогъ мне обыскать Іеца. Гунтлей, конечно, согласился и тотчасъ же облапилъ Іеца. Оказалось, что въ трехъ внутреннихъ карманахъ его блузы былъ спрятанъ хлебъ, причемъ мякишь хлеба былъ вынутъ и вместо него лежало мясо. Это было нашимъ спасенiемъ. Мы разделили все на четыре части, и каждый изъ насъ получилъ маленькое подкрепленiе. Закусивъ, мы благодарили Іеца и благословляли его, хотя онъ и собирался насъ надуть. Іецу было стыдно, и онъ принялся насвистывать, желая насъ этимъ развлечь. Действительно, онъ свистелъ мастерски.

Затемъ мы отправились дальше.

По прошествiи часа мы увидали впереди какiе-то маленькiе белые квадраты. Прошло еще несколько минутъ, пока наконецъ мы добрели до нихъ: это оказалась ферма съ полями, засеянными пшеницей, съ искусственнымъ колодцемъ и различными постройками. Не доходя до фермы, мы натолкнулись на женщину, молодую девушку, сидящую за соломорезкой. Для насъ это было великолепнымъ виденiемъ, такъ какъ мы пришли изъ степи и целый векъ не видали ни единой женщины. Она была молода, на ней была соломенная шляпа съ большими полями, и она приветливо кивнула намъ головой, когда мы ей поклонились. Гунтлей заговорилъ первый и просилъ ее дать намъ чего-нибудь закуситъ и выпить.

Девушка ответила, что мы получимъ все, что намъ нужно.

- Насъ уволили изъ Оранжъ-Флата, потому что тамъ пахота теперь прекратилась, - сказалъ Гунтнiей.

Тогда Іецъ захотелъ, чтобы на него обратили вниманiе, и желая показаться честнымъ, онъ сказалъ: .

- Нетъ, мы удрали изъ Оранжъ-Флата, такъ какъ у насъ было слишкомъ мало времени для сна. Вотъ где правда.

- Хорошо! - сказала девушка.

Мы приблизились къ ней, я стоялъ съ фуражкой въ руке и говорилъ съ ней. Но больше всехъ ей понравился Фредъ, онъ былъ белокурый немецъ и самый интересный изъ насъ всехъ. Она попросила его проводить ее до фермы, чтобы принести оттуда провизiи; а мы должны были темъ временемъ присмотреть за ея лошадьми.

- На ферме никого нетъ, - сказала она, и она не решалась насъ захватить всехъ съ собой, боясь испугать свою матъ. Пока девушка и Фредъ ходили на ферму, мы по очереди садились на соломорезку и правили лошадьми. Черезъ несколько минутъ къ намъ подошелъ хозяинъ фермы. Онъ увидалъ, что мы умеемъ работать и, прежде чемъ девушка вернулась съ едой, ея отецъ нанялъ насъ, четырехъ бродягъ, къ себе въ услуженiе вплоть до окончанiя жатвы.

Съ жатвой мы покончили въ четыре дня, а съ молотьбой въ следующiе два дня; такимъ образомъ мы: получили плату за семь дней и снова были свободны, какъ птицы. Іецъ готовъ былъ тотчасъ же покинутъ это место - какъ передъ этимъ онъ покидалъ уже вероятно целую сотню; ведь уже целую неделю онъ не велъ бродячей жизни. Я согласился итти съ нимъ вместе; но мы не хотели брать съ собою Гунтлея и немца Фреда.

Когда мы стояли на дворе, а Гунтлей удалился уже на порядочное разстоянiе, то фермеръ сказалъ, что ему понадобятся двое изъ насъ еще на целый месяцъ для осеннихъ полевыхъ работъ. Іецъ отказался оставаться на ферме, отговариваясь темъ, что ему необходимо отправиться немедленно на востокъ, такимъ образомъ немецъ Фредъ и я были принуждены оставаться на ферме. Фредъ очень этому обрадовался, онъ тотчасъ же снялъ куртку и отправился на работу.

Іецъ сказалъ мне:

- Мы условились съ тобой вместе путешествовать. Проводи меня хотя до города. У насъ у обоихъ есть деньги, и мы можемъ прiискать себе более выгодное место, чемъ это.

до городка Элiотъ. По дороге Іецъ объяснилъ мне, что можно получить хорошiй заработокъ, если только не сидеть целую вечность на какой-нибудь отдаленной ферме. Вотъ теперь передъ нами лежитъ маленькiй городокъ; быть-можетъ, намъ удастся достигнуть его, идя по полотну железной дороги.

- Я хочу вернуться завтра на ферму, - сказалъ я.

- Я прекрасно знаю, что ты задумалъ, - сказалъ Іецъ. - Девчонка вскружила тебе голову. Оставь ее въ покое. Фредъ нравится ей больше тебя, и у него больше шансовъ, такъ какъ у него красивая наружность.

- Я нахожу, что Фредъ далеко не красавецъ, - заметилъ я.

На это Іецъ промолчалъ. Но немного погодя онъ сказалъ:

- Поэтому Фреду тоже не удается жениться на девочке.

- И ты тоже такъ думаешь? - сказалъ я радостно. - Ты въ этомъ отношенiи настоящiй чортъ, ты въ этихъ делахъ смыслишь, Іецъ, - значитъ, ты не думаешь, что Фреду удастся жениться на ней?

- Старикъ этого не допуститъ... Я скажу, что тебе нужно делать, если у тебя действительно серьезныя намеренiя. Ты долженъ удалиться на некоторое время, заработать побольше денегъ я тогда только вернуться къ нимъ. Вотъ тебе верный путь.

Съ этой минуты мне захотелось заработать какъ можно больше денегъ. Придя въ городъ, мы отправились въ кабакъ и приказали подать себе напитковъ. Мне такъ редко приходилось пить спиртные напитки, что я съ места въ карьеръ опьянелъ и принялся буйствовать. Но это продолжалось недолго. Какъ только въ кабакъ вошла странствующая труппа музыкантовъ и стала играть на арфе и на скрипке, я сделался опять скромнымъ и сталъ тихо всхлипывать. Женщине, игравшей на арфе, я далъ несколько пфенниговъ. Іецъ посмотрелъ на меня съ удивленiемъ.

- Видно, что ты влюбленъ, - сказалъ онъ. Мы перекочевывали изъ одного кабака въ другой, такъ какъ у насъ не было другого пристанища. Всюду насъ встречали очень радушно, такъ какъ мы пришли съ запада, а по нашему поведенiю можно было заключитъ, что у насъ много денегъ. Въ одномъ изъ кабаковъ мы встретили Гунтлея, который былъ совсемъ пьянъ и хотелъ заколоть насъ своимъ карманнымъ ножомъ. Поэтому мы не захотели быть съ нимъ вместе. Вечеромъ мы опять вернулись въ первый шинокъ. Стоя у прилавка, мы услыхали часть разговора между хозяиномъ и однимъ изъ посетителей, железно-дорожнымъ служащимъ, который пришелъ сюда, чтобы выпить виски. Хозяинъ спросилъ:

- Я виделъ сегодня мистера Харта и его супругу, они шли по направленiю къ вокзалу. Куда они уехали?

- Въ Чикаго, - ответилъ человекъ. - У него тамъ дело, какъ я слыхалъ. А жена поехала съ нимъ, чтобы развлечься.

- Значитъ, Георгъ будетъ темъ временемъ управлять банкомъ?

- Я думаю, что Георгъ не хуже другихъ, если только онъ не будетъ тамъ.

Этотъ разговоръ не представлялъ для меня никакого интереса, но мой товарищъ слушалъ съ большимъ вниманiемъ и по окончанiи разговора тотчасъ же попросилъ меня выйти съ нимъ: ему нужно было со мной поговорить. Мы шли не спеша, и Іецъ всю дорогу мечталъ о чемъ-то. Мы подошли къ зданiю, на которомъ была вывеска: "Хартъ и К°. Земельный банкъ"; Іецъ попросилъ меня подождать его здесь минутку, а самъ вошелъ въ подъездъ. Когда онъ вернулся, я спросилъ его:

- Что ты тамъ делалъ?

- Я разменялъ свою последнюю ассигнацiю, - ответилъ Іецъ.

Мы дошли дальше и дошли такимъ образомъ до самаго конца города; тамъ мы уселись у полотна железной дороги, у самаго дровяного склада.

Прежде всего Іецъ обошелъ вокругъ всего склада и, убедившись, что мы совершенно одни, онъ вернулся на место и сказалъ:

- Ни ты, ни я не обладаемъ такимъ количествомъ денегъ, чтобы объ этомъ стоило говорить, не правда ли?

- Значитъ, у тебя долларомъ меньше, чемъ у меня. Ты ведь заплатилъ арфистке. Это было самое глупое, что ты только могъ сделать.

- Ну, я не нахожу, чтобы было разумнее ходитъ по кабакамъ и пропивать деньги.

- А ты заметилъ, какъ я пью? - спросилъ Іецъ. - Я выпиваю стаканчикъ въ то время, какъ ты выпиваешь целую кружку. И такъ каждый разъ.

- О чемъ же ты хотелъ поговорить со мной? - спросилъ я.

- А кроме того, если бъ мы не пошли въ кабакъ, въ моей голове не могъ бы зародиться тотъ планъ, о которомъ я хочу тебе разсказать, - продолжалъ Іецъ.

- А какой это планъ?

- Мистеръ Хартъ и его супруга уехали сегодня въ Чикаго, - сказалъ Іецъ.

- Да?

- А управлять темъ временемъ банкомъ будетъ Георгъ.

- Да, я это слышалъ.

- По наведеннымъ мною справкамъ, Георгъ - братъ мистера Харта.

- Такъ, такъ.

- Но Георгъ завзятый пьяница.

- Все это мне уже известно, Іецъ. Что за вздоръ ты мелешь?

Тогда Іецъ сталъ говорить яснее, и изъ его словъ я понялъ, что онъ просто-напросто въ эту или следующую ночь намеревается обокрасть банкъ. Я долженъ былъ помочь ему въ этомъ деле.

- Я не решаюсь этого сделать, - ответилъ я.

- Ну, тогда я возьму съ собой Гунтлея.

Это мне тоже не улыбалось, и я сказалъ:

- Я этого никогда не делалъ. Это, говорятъ, очень рискованно. Но если ты будешь мною руководить...

- Здесь нетъ никакой опасности, - сказалъ Іецъ. - Если только Георгъ запьянствуетъ, то все остальное пустякъ, я изучилъ домъ.

- Но потомъ? - спросилъ я.

- А после этого мы будемъ уже далеко отсюда, - возразилъ Іецъ. - Мистеру Харту нужно три дня езды туда и столько же обратно, это значитъ шесть дней; въ Чикаго они пробудутъ четыре дня, въ общей сложности выходитъ десять дней. - Затемъ онъ добавилъ: - Впрочемъ, я и не намереваюсь до нихъ обокрасть банкъ. А эти деньги послужатъ тебе фундаментомъ для того, что тебе нужно будетъ для этой девочки; впоследствiи ты можешь еще прикопить.

Мы шатались несколько часовъ сряду, лавки закрылись, и улицы оживились на время людьми, идущими со службы. Только кабаки были еще открыты, но они не закрывались до техъ поръ, пока тамъ были посетители. "Ну, теперь намъ предстоитъ отыскать Георга и посмотреть, что онъ думаетъ предпринять", сказалъ Іецъ. И мы ходили изъ трактира въ трактиръ, пили пиво и виски, но среди посетителей не находили никого, кто могъ бы быть Георгомъ. Мы отправились въ первую корчму. Тутъ мы встретили Георга.

Георгъ пробылъ здесь уже несколько часовъ сряду и ни за что не хотелъ уходить изъ этой трущобы; такъ онъ сказалъ по приходе. Но сегодня такой дивный осеннiй день, прибавилъ онъ, что совершенно безразлично, где онъ проведетъ часокъ-другой.

Это былъ маленькiй живой человечекъ, летъ сорока, не больше, съ удивительно чувственнымъ взглядомъ. Онъ былъ прекрасно одетъ, и такъ какъ онъ почти постоянно сиделъ на одномъ месте и писалъ, то руки его были очень белы. На насъ онъ не обратилъ никакого вниманiя.

Съ места въ карьеръ онъ началъ сильно пить. Съ улицы приходили люди, которые были съ нимъ знакомы, и въ ихъ компанiи онъ кутилъ. Все относились къ нему съ большимъ уваженiемъ.

Когда Іецъ подошелъ къ столу и предложилъ ему съ нимъ выпить, Георгъ отказался, говоря, что онъ въ городе крупная шишка, а Іецъ бродяга.

- Вы все-таки выпейте съ нимъ, - вмешался хозяинъ. - У обоихъ господъ карманы полны денегъ, - прибавилъ онъ, указывая на меня и на Іеца.

- У нихъ наверное больше, чемъ у меня, - возразилъ онъ, показывая свой бумажникъ. Тамъ было несколько банковыхъ ассигнацiй.

Съ этой минуты онъ взялъ на себя все расходы и угощалъ всехъ, кто хотелъ выпить. Хозяинъ делалъ все, чтобы удовлетворить его.

- Мне нужно принести побольше денегъ, - сказалъ Георгъ. - Подождите меня, ребята.

Онъ вышелъ. Онъ былъ очень возбужденъ и пелъ.

- Прекрасный молодой человекъ, - говорили между собой его собутыльники.

И такъ онъ проведетъ всю ночь напролетъ.

Іецъ не пропускалъ ни единаго слова мимо ушей.

Вернувшись обратно, Георгъ прежде всего притворился, что не нашелъ больше денегъ; но затемъ заказалъ целый рядъ напитковъ и щедро расплатился ассигнацiями, лежавшими въ бумажнике.

Такимъ образомъ прошло несколько часовъ.

- Теперь пойдемте къ Тонваю, - объявилъ Георгъ.

- У него уже закрыто, - сказалъ хозяинъ.

- Тогда мы вломимся силой, - сказалъ Георгъ. - Идемте, ребята!

Іецъ и я держались въ стороне, желая показать, что мы слишкомъ горды, чтобы итти съ ними.

- А вы оба не хотите итти съ нами? - спросилъ Георгъ. - Я приглашаю васъ.

Мы согласились.

У Тонвая не было еще закрыто; тамъ тоже собралась теплая компанiя, и Георгъ со своей свитой былъ принятъ съ распростертыми объятiями. Іецъ не хотелъ отстать отъ другихъ, онъ началъ мастерски насвистывать и имелъ громадный успехъ.

"Онъ чертовски хорошо насвистываетъ!" решили все.

Мы пробыли тамъ часа два и уничтожили целую уйму спиртныхъ напитковъ. Я пилъ такъ, такъ училъ меня Іецъ, а такъ какъ я былъ въ большомъ волненiи по поводу предстоящихъ событiй, то вино не имело на меня никакого действiя.

Георгъ сосчиталъ свои деньги и сказалъ: - Теперь я иду къ девочкамъ. Покойной ночи, дети. Пойду захвачу еще денегъ.

- У тебя же еще куча денегъ, - возразили ему.

- Этого недостаточно, - ответилъ онъ. Шатаясь, онъ направился къ двери.

- Сегодня за ночь банкъ обеднеетъ на несколько сотъ талеровъ, - говорили молодые люди.

- На то похоже, - согласился Іецъ. - Онъ мастерски умеетъ тратить деньги.

Но такъ какъ никто не хотелъ вести разговоровъ съ Іецомъ, который былъ и оставался бродягой, то все мало-по-малу перешли за другой столъ.

Іецъ подошелъ къ нимъ и сталъ спрашивать каждаго въ отдельности, чего бы онъ хотелъ выпить, но все отказывались, говоря, что они ничего больше не хотятъ.

- Пойди и закажи себе виски, - обратился онъ ко мне.

Я посмотрелъ на него съ удивленiемъ.

- Тебе это пригодится, - сказалъ Іецъ.

Я выпилъ два большихъ стакана виски и сразу почувствовалъ себя бодрымъ и непобедимымъ, мне ничего бы не стоило выкинуть за шиворотъ одного за другимъ всехъ посетителей питейнаго дома.

Георгъ былъ дома.

- Подожди меня здесь! - сказалъ Іецъ, и пятью неслышными прыжками онъ очутился около дома. Онъ исчезъ за калиткой.

"Куда онъ могъ пойти?" - думалъ я. Я подождалъ минуты две, Іецъ вернулся обратно. Онъ делалъ те же прыжки

- Где ты былъ? - спросилъ я его.

- Я былъ тамъ и смело ощупалъ дверной замокъ, - ответилъ Іецъ. - Мы можемъ здесь спокойно переждать.

Вдругъ Іецъ схватилъ меня за руку и шепнулъ:

- Ты слышишь?

Мы услыхали, какъ кто-то вертелъ ключомъ въ замке, произнося все более и более ужасныя проклятiя.

- Это Георгъ, - сказалъ Іецъ.

Мы прижались къ углу дома и стали ждать.

- Я никакъ не могу запереть проклятую дверь, - сказалъ Георгъ и вышелъ на улицу. - Ну, а впрочемъ, шкафъ запертъ двумя замками!

Георгъ отправился къ девочкамъ. Онъ не твердо держался на ногахъ.

- Теперь сделаемъ маленькую прогулку, пока все успокоится, - сказалъ Іецъ.

По дороге я сказалъ:

- Я все-таки не думаю, чтобы ты могъ решиться на это, Іецъ.

- Такъ, - сказалъ Іецъ. Онъ разглядывалъ дома, насколько это было возможно при полной темноте, выбралъ лавку съ двойной дверью и сказалъ, что онъ мне кое-что покажетъ. Онъ притворился совершенно пьянымъ и какъ бы нечаянно ударился о дверь. Это произвело сильное сотрясенiе по всему дому, и обе двери раскрылись. Сторожъ, сидящiй въ лавке, закричалъ:

- Что за чортъ?

Іецъ стоитъ у дверей, шатаясь во все стороны, какъ бы не понимая, какимъ образомъ онъ сюда попалъ.

- Кто тамъ? - спрашиваетъ сторожъ. - Я буду стрелять, собака, если ты не ответишь.

Человекъ, сидящiй въ лавке, принужденъ теперь тащить его на тротуаръ. И Іецъ сумелъ притвориться пьянымъ настолько естественно, что сторожъ былъ въ полной уверенности, что это было нечаянное вторженiе. Онъ заперъ дверь и ругался.

- Какъ досадно, что въ лавке сиделъ сторожъ, - сказалъ Іецъ, снова подойдя ко мне на улице. - А то можно было бы сделать небольшой уловъ.

- Теперь я вижу, что ты на все способенъ, - сказалъ я.

И опять мы стояли около банка. Іецъ сказалъ:

- Ты долженъ набрать горсть песку и въ случае, если кто-нибудь пройдетъ по улице, бросить ее въ окошко.

- Хорошо, - сказалъ я и слышалъ, какъ сердце колотилось въ груди.

- Теперь я иду, - сказалъ Іецъ.

Я стоялъ и смотрелъ ему вследъ, пока онъ не скрылся за садовой калиткой. А что, если бы теперь кто-нибудь подошелъ ко мне и спросилъ, зачемъ я здесь стою: что я бы ответилъ? Я нашелъ горсть песку: и сталъ очищать его отъ маленькихъ камешковъ; улица была немощеная, и на дороге лежали кучи песку. Ничего не было видно, городъ спалъ, и только по временамъ раздавались свистки локомотивовъ. Вдругъ я слышу шаги по панели. Я поднимаю уже руку, чтобы бросить песокъ въ окно банка, но раздумываю и вместо того иду идущему навстречу, кланяюсь ему, онъ отвечаетъ темъ же и идетъ своей дорогой. Такимъ образомъ Іецъ выигралъ несколько лишнихъ минуть. Теперь я ясно слышу тихiй скрипъ въ банке. Это Іецъ отвинчиваетъ винты, соображаю я и удивляюсь его хладнокровiю. Я зналъ, куда мне следуетъ бежать въ случае опасности: къ полотну железной дороги, къ тому месту, где вдоль рельсовъ былъ складъ шпалъ.

Это продолжалось долго, целую вечность. Вотъ Іецъ начинаетъ пилить металлъ, я слышу визгъ пилы и стою, какъ на иголкахъ, и въ то же время удивляясь его безпримерному нахальству. "Хотя бы ему удалось украсть что-нибудь посущественнее", думаю я и страстно жажду получить поскорее свою часть. Но чемъ становилось позднее, темъ спокойнее становился я, ходилъ взадъ и впередъ по набережной и мечталъ.

Я думалъ о девушке съ фермы, которую звали Алисой Родгерсъ. Теперь уже наверное прошелъ целый часъ съ техъ поръ, какъ ушелъ Іецъ, а его все еще не было. Тогда я наконецъ решаюсь войти въ садъ и посмотреть, что онъ делаетъ, но какъ разъ въ эту минуту выходитъ Іецъ. Онъ спешитъ впередъ къ складу шпалъ, находящемуся у полотна железной дороги.

"Проклятая судьба!" бормоталъ онъ.

- Что случилось? - спросилъ я.

- Этотъ проклятый Георгъ унесъ верно все деньги къ девчонкамъ, - сказалъ Іецъ. - Шкафъ былъ пустъ. Тамъ лежали только протоколы.

Радость охватила меня при этомъ сообщенiи, и я выдалъ себя, похлопывая его по плечу и говоря:

- Значитъ, ты себе ничего не заработалъ?

- Что же я могъ заработать, безмозглая бестiя? - сказалъ Іецъ озлобленно.

- Я не хочу здесь долее сидеть, - продолжалъ онъ взволнованно, - намъ нужно попытать еще что-нибудь. - Съ этими словами Іецъ направился по шпаламъ къ станцiи, я пошелъ за нимъ. Но я изнервничался, благодаря тому напряженному состоянiю, которое я испыталъ, карауля его, и сказалъ:

- Нетъ, мы еще одно попробуемъ, - сказалъ Іецъ.

Онъ пошелъ на станцiю и спросилъ телеграфиста, когда пройдетъ поездъ, идущiй на востокъ.

- Черезъ полчаса, - ответилъ телеграфный служащiй, посмотревъ на часы.

- Пока поездъ не прiедетъ, намъ нечего делать, - сказалъ мне Іецъ. Мы сели поблизости отъ станцiи и мерзли изрядно въ ожиданiи поезда.

Начинало светать. Какъ только послышалось приближенiе поезда, Іецъ всталъ и попросилъ меня подождать его тутъ. Онъ пошелъ на станцiю и остался тамъ. Я дожидался его. Поездъ подошелъ къ станцiи, сделалъ остановку и тронулся дальше. Я прождалъ понапрасну целый часъ, на востоке занялась заря.

"Онъ выжидаетъ удобнаго случая", подумалъ я про себя. Я пошелъ на станцiю и спросилъ, не видали ли моего товарища. - Онъ уехалъ съ поездомъ, - ответилъ телеграфистъ.

- Такъ, значитъ, онъ уехалъ съ поездомъ, - сказалъ я, не рискуя выразить своего удивленiя. У меня закралось подозренiе относительно того, что Іецъ нашелъ въ банке не одни протоколы. Онъ былъ какъ въ лихорадке и какъ-то странно отнесся ко мне.

Телеграфистъ спросилъ, улыбаясь:

- А что, онъ удралъ у тебя изъ-подъ носа? Я тотчасъ же ответилъ ему съ улибкой: - Нетъ, я зналъ, что онъ хотелъ уехать. Я зналъ его очень мало и прямо сказалъ ему, что не хочу иметь съ нимъ никакого дела.

Я покинулъ станцiю, въ голове у меня роились тысячи мыслей. Я былъ огорошенъ нахальствомъ своего прiятеля. Конечно, этому негодяю посчастливилось, и онъ нашелъ въ банке уйму денегъ. А мне онъ не далъ и десятой части. Чортъ бы его побралъ! Я пошелъ по направленiю къ ночлежному дому, вывеска котораго бросилась мне сегодня въ глаза, и хотелъ отдохнуть. Мне становилось все легче и отраднее на душе, что я не осквернилъ своихъ рукъ ворованными деньгами. "Какое наслажденiе жить на земле чистымъ и незапятнаннымъ!" думалъ я и заржалъ отъ удовольствiя. Пусть я буду беднымъ и буду работать для другихъ до последней капли крови! Дойдя до ночлежнаго дома, я решилъ лучше отправиться къ дровяному складу и тамъ задаромъ выспаться. У меня было всего два доллара въ кармане, а мне хотелось подаритъ Алисе Родгерсъ золотую ручку, которую я виделъ въ окне ювелирнаго магазина.

- Я думалъ, что ты останешься со своимъ прiятелемъ на востоке, - сказалъ фермеръ Родгерсъ, когда я вернулся къ нему. - Мне нравится, что ты сдержалъ свое слово.

- Я же сказалъ, что вернусь сегодня, - возразилъ я. - Что касается моего прiятеля, то мы поссорились, и я не захотелъ остаться съ нимъ.

- Тебе въ башмакахъ холодно будетъ сидеть на плуге. Тебе следовало бы купить пару новыхъ сапогъ, разъ ты былъ въ городе и у тебя были деньги, - сказалъ мистеръ Родгерсъ.

Меня послали въ степь выбрать себе пару воловъ. Я надевалъ сбрую на все стадо и приглядывался, какiе волы больше подходятъ другъ къ другу. Наконецъ я выбралъ себе запряжку.

- Это моя запряжка, - сказала Алиса, когда я вернулся на ферму. - Будь осторожней!

- Будьте покойны, миссъ, - ответилъ я.

Я прибавилъ миссъ, какъ-будто она была дама; обыкновенно же мы не говорили такъ на ферме.

Но мне недолго пришлось пользоваться запряжкой Алисы. Какъ-то однажды волъ Фреда споткнулся и околелъ отъ заворота кишокъ, Фредъ потребовалъ, чтобы я уступилъ ему свою запряжку. Я отказался, и самъ старикъ Родгерсъ былъ на моей стороне; но Алиса и Фредъ одержали верхъ надъ нами. На следующее утро Фредъ всталъ раньше обыкновеннаго, и, когда я подошелъ къ стойлу, моихъ воловъ ужъ и следъ простылъ. Для меня этого было достаточно, чтобы уйти съ фермы, но мистеръ Родгерсъ сказалъ, чтобы я не разстраивался и выбралъ бы себе другую запряжку. Я такъ и сделалъ, и новые волы во всякомъ случае не были хуже первыхъ, а даже выносливее. А такъ какъ я хорошо кормилъ ихъ, мылъ имъ головы и чистилъ ихъ ежедневно скребницей. то я скоро значительно опередилъ Фреда въ работе.

Первая неделя на ферме прошла въ постоянномъ страхе. Престулленiе негодяя Іеца могло со дня на день открыться, и меня могли бы притянуть за сообщничество; но когда на ферму пришли две газеты изъ городка Элiотъ и ни въ одной изъ нихъ ни слова не было сказано о мошенничестве, то ко мне вернулась бодрость, и я больше не думалъ объ этомъ. Или Іецъ совсемъ не взламывалъ денежнаго шкафа, а просто форсилъ передъ мною, желая доказать свою храбрость, или же банкъ былъ действительно ограбленъ, но Георгъ побоялся объ этомъ донести. Мне пришлось услыхать потомъ, что Георгъ - сынъ богатаго мельника, и въ случае необходимоcти отецъ могъ бы всегда покрыть дефицитъ.

больше другихъ, а когда наступало время обеда, онъ задолго до него становился передъ зеркаломъ и расчесывалъ на проборъ свои светлые волосы. Его огорчало то, что у него не хватало одного глазного зуба, и, когда онъ смеялся, была видна дырка. А что мне было делать, мне, совершенно оплешивевшему за одинъ годъ пребыванiя въ степи! Къ тому же я пересталъ бриться, и у меня выросла жесткая борода, а къ довершенiю всего отъ солнца и непогоды у меня вылезли брови. Я не могъ тягаться съ Фредомъ.

Но зато старикъ Родгерсъ и его жена были очень милы въ обращенiи со мной и хорошо ко мне относились. Случалось часто, что за столомъ мистрисъ Родгерсъ говорила мне, чтобы я бралъ больше пудинга или пирожныхъ. Иногда она съ интересомъ разспрашивала меня о техъ или иныхъ обычаяхъ моей родины, а Фреда она никогда не разспрашивала, такъ какъ онъ родился въ Америке, въ Фарiоне и, следовательно, былъ городскимъ жителемъ.

Однажды утромъ Алиса разрядилась во-всю. Я думалъ, что она собирается въ городъ, и предложилъ проводить ее, но оказалось, что было воскресенье, и поэтому она надела свое праздничное платье. Я, какъ всегда, отправился на работу и старался не думать больше объ этомъ. Вдругъ я вижу, что Алиаа во всемъ своемъ великолепiи направляется къ Фреду. Онъ работалъ въ степи. Ко мне она не зашла. Такъ проходилъ день за днемъ. Я не заискивалъ въ Алисе, хотя продолжалъ называть ее миссъ и былъ всегда очень внимателенъ по отношенiю къ ней. Фредъ держался гораздо естественнее меня. "Ты придаешь вещамъ слишкомъ много значенiя!" думалъ я про себя. Но теперь Алиса избаловалась, и, когда я пересталъ называть ее миссъ, а просто сталъ называть Алисой, она считала это нахальствомъ съ моей стороны и не отвечала мне. Однажды мне удалось принести въ исполненiе одну хитрость, бывшую у меня давно на уме, Какъ-то въ продолженiе несколькихъ часовъ шелъ проливной дождь, и была гроза, пахать было невозможно, мы распрягли воловъ и отправились въ домъ. У меня не было второй куртки для перемены. Я наделъ сухую рубашку и пошелъ въ комнаты, где было тепло и все семейство сидело въ сборе. Тутъ я принялся писать письмо, мне хотелось показать, какъ быстро я умею писать, я воспользовался золотой ручкой, для того, чтобы все могли подумать, что я привыкъ ей писать.

- Мне никогда еще не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь такъ красиво и скоро писалъ! - сказалъ съ удивленiемъ мистеръ Родгерсъ.

Алиса невольно бросила взглядъ въ мою сторону; Фредь сиделъ возле нея, и они болтали между собою.

- Ты пишешь золотой ручкой? - сказала она.

- А вамъ она нравится? - спросилъ я.

- Конечно.

- Вы можете ее получитъ, миссъ, - сказалъ я и подалъ ей ручку.

- Я? Я вовсе не хочу ее, - коротко возразила она. - Но меня удивляетъ, что ты пишешь такой дорогой ручкой.

- Пишутъ темъ, что имеется. - Далее я намекнулъ ей, что ручка была мне подарена женщиной. Но это не произвело на нее никакого впечатленiя. А мне такъ и не удалось подарить ей ручку, несмотря на то, что я и употребилъ хитрость.

Я прибегалъ къ всевозможнымъ уловкамъ и придумывалъ одинъ планъ за другимъ. Въ продолженiе одной недели я былъ сдержанъ и молчаливъ, желая вызвать ея сочувствiе, на следующую неделю я былъ веселъ и старался блистать остроумными ответами. Алиса спросила только:

- Ты давно въ Америке?

-- Въ общемъ летъ семь, - ответилъ я. - Теперь я здесь во второй разъ.

- А ты, Фредди?

- Я родился здесь, - последовалъ его ответъ.

- Ты видишь разницу, - сказала Алиса, обращаясь ко мне.

Родиться въ Америке было признакомъ благороднаго происхожденiя. Она потому и назвала Фреда - Фредди, что это звучало не на немецкiй, а на американскiй ладъ.

- Посмотри на его волосы! - сказала Алиса, указывая на волосы Фреда. - Они совсемъ какъ золото. А что случилось съ твоими волосами, Нутъ?

- Я растерялъ ихъ въ степи, - ответилъ я. - Но теперь, мне кажется, они окрепли и начинаютъ расти.

Но, наконецъ, долженъ былъ настать день, когда моя звезда действительно взошла высоко, и я на короткое время оказался победителемъ на ферме. То были для меня часы непомерной гордости.

Къ Родгерсамъ прiехалъ гостить маленькiй внукъ, его звали Эдвинъ. Мальчуганъ былъ почти целый день со мной, ходилъ со мной въ поле, и тамъ я сажалъ его вместе съ собой на плугъ, и онъ правилъ волами. Однажды, когда онъ былъ съ дедомъ на ферме, съ нимъ случилось несчастiе. Старикъ былъ занятъ темъ, что спускалъ доски внизъ по лестнице амбара, одна изъ этихъ досокъ скользнула неправильно и попала однимъ концомъ ребенку въ голову. Эдвинъ упалъ и лежалъ, какъ мертвый.

По всей усадьбе поднялось невероятное волненiе. Алиса позвала меня, такъ какъ я былъ ближе другихъ, я долженъ былъ итти немедленно. Я отпрягъ воловъ, оставилъ ихъ на произволъ судьбы и побежалъ къ дому. Но Алиса обратилась ко мне въ минуту отчаянiя; когда она опомнилась, то позвала Фреда, такъ какъ питала къ нему больше доверiя, чемъ ко мне. Она поручила ему, какъ можно скорей запрячь въ экипажъ лошадей и ехать въ городъ за докторомъ.

Старики были въ отчаянiи, и ихъ слезамъ и причитанiямъ не предвиделось конца. Мистеръ Родгерсъ поворачивалъ ребенка во все стороны, не умея принести его въ чувство. Старое воспоминанiе изъ дней юноcти пришло мне вдругъ въ голову, и мне стало ясно, что нужно было сделать.

- Снимите ему курточку, - сказалъ я, моя бритва лежала у меня подъ подушкой на кровати, я поспешно принесъ ее; вернувшись, я разорвалъ рукавъ рубашки Эдвина и сталъ осторожно надрезать жилу на его руке.

Женщины закричали и бросились на меня, какъ угорелыя, особенно Алиса была невоздержна и кричала, что я хочу умертвитъ ребенка. Я ударилъ ногой объ полъ и приказалъ ей отойти въ сторону; здесь дело шло о жизни или смерти, и я хочу спасти ребенка. На старика Родгерса мои слова произвели сильное впечатленiе, и онъ сталъ помогать мне держать ручку ребенка.

- Разве это не опасно - вскрыть ему жилу? - спрашивалъ онъ только.

Когда я надрезалъ немного глубже, показалась кровь, сначала маленькими капельками, а потомъ тоненькой струйкой. Я разстегнулъ сорочку и приложилъ ухо къ его груди, сердце не работало. Тогда я схватилъ его за ноги и началъ качать взадъ и впередъ головою внизъ. Я сделалъ это для того, чтобы возстановить кровообращенiе. Затемъ я положилъ ребенка на полъ и сталъ выслушивать его сердце - оно начинало слабо работатъ. Это была наиудачнейшая операцiя, на которую я могъ только разсчитывать. Мы стояли и смотрели на ребенка. Маленькiе пальчики на его руке слегка задвигались.

- Онъ зашевелилъ пальчиками, - сказалъ мистеръ Родгерсъ, задыхаясь отъ радости.

- Онъ зашевелилъ пальчиками, - сказала бабушка и, рыдая, вышла изъ комнаты.

Вследъ за этимъ ребенокъ открылъ глаза и опять закрылъ ихъ.

- Онъ открылъ глаза! - воскликнулъ мистеръ Родгерсъ, - онъ живъ. - Онъ позвалъ свою жену и повторилъ ей то же самое.

- Принеси мне кусокъ полотна, - сказалъ я Алисе.

Алиса ушла и долго не возвращалась, я делался все смелее, я схватилъ то, что бросилось мне въ глаза, это былъ кусокъ полотна, приготовленный очевидно для работы. Я оторвалъ четырехугольникъ для корпiи и длинную полосу для бинта.

Алиса вернулась и сказала:

- Это ты разорвалъ мое хорошее полотно?

- Я вамъ заплачу за него, - ответилъ я и продолжалъ щипать корпiю.

Мистеръ Родгерсъ проникся ко мне уваженiемъ за мое искусство и сказалъ дочери:

- Замолчи, Алиса.

узналъ. Я положилъ теперь корпiю на вскрытую жилу и наложилъ повязку, что мне следовало уже сделать раньше. После этого мы отнесли его на кроватку; и раздели его. Онъ впалъ въ безсознательное состоянiе; темъ временемъ я омылъ рану на его голове и забинтовалъ ее.

- Теперь можетъ прiехать и докторъ, - сказалъ я. И у меня было божественное настроенiе.

Но когда состоянiе напряженноcти улеглось во мне, я сделался вялымъ и апатичнымъ. Я опустился въ изнеможенiи на стулъ. Вскоре затемъ я поднялся и вышелъ изъ дому, колени у меня дрожали, я примостился за конюшней и чувствовалъ, что я никуда больше не гожусь. Я просиделъ тутъ минутъ десять, после этого я почувствовалъ себя немного бодрее, пошелъ на поле, запрягъ воловъ и принялся пахать. Меня клонило ко сну.

Я пахалъ часа три. Наконецъ пришелъ старикъ Родгерсъ и сказалъ, что былъ докторъ, сделалъ Эдвину перевязку и далъ ему капель. Мистеръ Родгерсъ попросилъ меня на сегодня прекратить работу. Я отпрягъ воловъ и отправился съ нимъ въ домъ.

Мы почти не говорили между собою, но я виделъ по глазамъ старика, какъ онъ былъ мне благодаренъ.

Мистрисъ Родгерсъ вышла къ намъ навстречу и сказала мне: - Здесь былъ докторъ, онъ надеется, что Эдвинъ выживетъ.

- Онъ сказалъ, что ты правильно поступилъ, надрезавъ жилу, - добавилъ Родгерсъ.

- Онъ сказалъ, что ты спасъ ему жизнь, - вмешалась мистрисъ Родгерсъ.

И опять я почувствовалъ Бога въ душе. Остальную часть дня я отдыхалъ. Но это безделье не доставляло мне никакого удовольствiя, я бродилъ по ферме и скучалъ; если бы было возможно, я опять принялся бы за полевыя работы. Алисе следовало бы сказать мне несколько ласковыхъ словъ, но вместо того, она подошла ко мне и сказала сердито.

- Ты топнулъ на меня ногой, Нутъ. Не делай этого въ другой разъ.

Я не нашелся ничего ответить. Зато старики решили, что я замечательно знающiй человекъ, они внимательно прислушивались къ тому, что я разсказывалъ, и мне казалось, что они начали делать различiе между мной и Фредомъ, и, конечно, въ мою пользу. Такъ, напримеръ, они однажды послали меня въ городъ продавать пшеницу и сделать кое-какiя порученiя и покупки.

Между темъ дни проходили за днями. Эдвинъ поправлялся, и все входило въ свою колею; подвигъ мой былъ мало-по-малу забытъ, и я опять бродилъ по ферме беднымъ и побежденнымъ. И для меня не было больше никакихъ переменъ. Фредъ пришелъ ко мне и сказалъ:

- Скоро наступятъ морозы, а съ ними и конецъ пахотнымъ работамъ. Что ты думаешь предпринять?

- Право, я не знаю, - ответилъ я. - Во всякомъ случае, мне надо обдумать.

Фредъ и я, мы жили дружно между собою, мы не были противниками, и я не сердился на него за то, что онъ присвоилъ себе мою запряжку. Алиса была тому виною. Фредъ не былъ бродягой въ худшемъ смысле этого слова, онъ принялся за бродяжничество только въ этомъ году, лишившись заработка. Къ тому же онъ гордился своей красивой наружностью, и когда онъ смеялся, то едва открывалъ ротъ, желая скрыть пустое место въ ряду зубовъ. Благодаря этому, у него былъ такой видъ, будто онъ смеется черезъ щель. Но это ему шло, такъ какъ отъ природы у него были довольно полныя губы. - Посмейся еще немного! - говорила ему въ такихъ случаяхъ Алиса. Она была влюблена въ него по уши.

Хотя мне приходилось не легко въ виду того, что на мою любовь не отвечали взаимностью, но Фредъ также не покоился на розахъ. Онъ разсказалъ мне, что Алиса призналась своимъ родителямъ, что любитъ его, но родители потребовали, чтобъ она его забыла.

Фредъ сказалъ мне:

- Ты долженъ намъ помочь, Нутъ.

Я почувствовалъ себя польщоннымъ этой просьбой и спросилъ:

- Ты просишь меня съ согласiя Алисы?

Я сказалъ:

- Тогда я это сделаю!

Мне казалось, что я своимъ невероятнымъ благородствомъ вытесню Фреда изъ сердца Алисы. Старики охотно разговаривали со мною, и я однажды спросилъ мистера Родгерса, где онъ родился, въ городе или деревне.

- Въ деревне, - послышался ответъ.

- Должно быть, жизнь молодой девушки на уединенной ферме не изъ веселыхъ, - продолжалъ я. - Какъ же здесь знакомятся съ людьми?

Мистеръ Родгерсъ ответилъ, что здесь все-таки есть окрестныя фермы. Затемъ каждую неделю она ездитъ въ городъ. Но, конечно, много людей здесь не встретишь.

- А какъ обстоитъ дело съ замужествомъ? - спросилъ я. - Берутъ перваго встречнаго?

Старики переглянулись между собою. Ихъ старшая дочь удрала изъ дому съ проходимцемъ. Но имъ посчастливилось, молодые люди прiобрели себе кусокъ земли и сделались фермерами; маленькiй Эдвинъ былъ ихъ сыномъ.

- Но все же опасность есть, - продолжаю я доказывать дальше. - Какъ легко можетъ случиться, что молоденькая девушка влюбится въ недостойнаго человека только потому, что она не знаетъ другого и не имеетъ выбора. Да, въ этомъ отношенiи я наверное былъ правъ.

- Вообще, надо относиться осторожней къ такимъ бродягамъ, какъ мы, напримеръ, - добавилъ я въ заключенiе. Старики опять переглянулись между собою и, очевидно, поняли меня.

Но вскоре я самъ испугался своихъ словъ; я зашелъ слишкомъ далеко. Алиса узнаетъ, что я действовалъ противъ Фреда.

Итакъ, я воспользовался первымъ удобнымъ случаемъ и сказалъ мистрисъ Родгерсъ, что Фредъ представляетъ собой исключенiе, что онъ несомненно порядочный малый и, будь я девушкой, мой выборъ наверное палъ бы на него.

И на этотъ разъ старики выслушали меня, и я заметилъ, что имъ стало ясно, какой я безкорыстный человекъ.

Въ сумерки я подкараулилъ девушку и хотелъ съ ней поговоритъ.

- Ты не другъ Фреда, - сказала она.

- Что я сделалъ?

- Ты худо отозвался о немъ.

Тогда я повелъ Алису къ ея матери и спросилъ, что я сказалъ худого о Фреде.

- Ты сказалъ, что нужно остерегаться бродягъ, но Фредъ представляетъ собой исключенiе и находку, - ответила мать.

Я гордо отошелъ отъ нея и сумелъ использовать свою выгодную позицiю.

Когда Фредъ въ следующiй разъ попросилъ меня помочь ему, я ответилъ, что не хочу больше вмешиваться въ его дела, и объяснилъ, что причиной тому было поведенiе Алисы.

Алиса пришла ко мне вся въ слезахъ и умоляла сказать родителямъ еще что-нибудь хорошее о Фреде. Дело происходило вечеромъ, когда все работы были уже окончены... Алиса подошла ко мне вплотную, касаясь пальцами пуговицъ на моей блузе, я чувствовалъ на себе ея дыханiе. Оги счастья у меня захватило духъ, и я безсвязно ответилъ:

- О Фреде? Хорошо, но что я долженъ сказать? Да, я сделаю все, что вы потребуете.

Я не зналъ, что Фредъ подслушиваетъ насъ; а онъ стоялъ въ конюшне и прислушивался къ нашему разговору.

- Что долженъ я сделать? - спросилъ я. - Знаете, о чемъ вы меня просите? Ведь вы заметили, что я тоже люблю васъ.

- Нетъ, я этого не замечала, - ответила она. - Ты мне этого никогда не говорилъ.

- Говорить я этого не говорилъ, нетъ. Я знаю, что я бродяга и недостоинъ васъ.

- Впрочемъ, это все равно, - сказала Алиса, - такъ какъ я люблю Фредди.

- А меня вы просите о помощи?

- Нетъ, нетъ, - сказала она, - не будемъ больше говорить объ этомъ.

- Вамъ никогда не приходило въ голову, что я и безъ того былъ достаточно безкорыстенъ? - сказалъ я. - Я никогда не слышалъ отъ васъ ни слова благодарности. Но если бъ мне пришлось говорить еще, то это было бы выше моихъ силъ.

- Я знаю, что ты хорошiй человекъ, - сказала Алиса.

- И больше ничего?

- Нетъ, ты также человекъ съ большими познанiями. Ты пишешь съ быстротой молнiи.

Но то, что мне хотелось услыхать, а именно, что я такъ же интересенъ и обольстителенъ, какъ Фредъ, этого Алиса мне не сказала.

- А вы никогда не могли бы полюбить меня? - спросилъ я.

- Конечно, отчего же нетъ, - сказала Алиса, - немного, то-есть...

Я старался прiобрести ея доверiе и спросилъ:

Алиса молчала.

- Вы не знаете, что я за человекъ, - оказалъ я таинственнымъ голосомъ, желая внушить ей, что она не имеетъ обо мне никакого представленiя.

- А я, а я! - закричалъ Фредъ и выскочилъ вдругъ изъ конюшни. Въ рукахъ у него были сенныя вилы. - Я имею представленiе, что ты подлецъ и скверный малый, - сказалъ въ бешенстве Фредъ, - я убью тебя, какъ собаку! Я струсилъ и, защищаясь, поднялъ руку.

- Успокойся, Фредъ, и пусти меня, - сказалъ я.

- Отпустить тебя! Я сiю же минуту убью тебя! - закричалъ Фредъ и бросился на меня съ вилами. Алиса и не подумала разнимать насъ.

- Не убивай его, - это было все, что она сказала.

- Ты убiйца, - сказалъ я Фреду. - Я прошу тебя оставить вилы, ты убiйца!

Но Фредъ не хотелъ пощадить меня.

Я селъ на землю. Я виделъ, что Фредъ окончательно сошелъ съ ума, и съ нимъ ничего не поделаешь.

Известно, что рана, нанесенная вилами, заживаетъ очень медленно, а иногда даже совсемъ не зарастаетъ. Поэтому я дрожалъ за свою жизнь.

- Что ты наговорилъ обо мне старику? - кричалъ Фредъ.

- Ты глупое животное, - сказалъ я. - Я ничего не говорилъ и не хочу, делать тебе никакого одолженiя. - Фредъ перевернулъ вилы и ударилъ меня рукояткой по голове. Это не было особенно больно. Но когда вилы коснулись меня, я выхватилъ ихъ изъ рукъ Фреда. Алиса поняла, что теперь опасность грозитъ Фреду, она побежала домой и притащила отца.

- Спросите Фреда, - ответилъ я. - Онъ бросился на меня съ вилами.

- Вилы были у васъ по очереди у обоихъ, - сказала Алиса.

Теперь я понялъ, что Алиса была дурнымъ человекомъ, и хоть и я не былъ особенно хорошъ, она была хуже меня. Взбешенный я пошелъ своей дорогой и предоставилъ обоимъ любовникамъ объясняться, мириться и делать за моей спиной все, что имъ будетъ угодно. Но на следующiй день я отправился къ Фреду, въ то время какъ онъ пахалъ, и приказалъ ему слезть съ плуга. Онъ не захотелъ этого сделать, тогда я далъ ему въ зубы, онъ зашатался и упалъ съ сиденья. Въ отместку за это Фредъ не нашелъ ничего умнее, какъ разрезать всю спину на моей куртке, въ то время какъ я спалъ.

Мы пахали до техъ поръ, пока поле не затянулось снежной пеленой, до техъ поръ, пока морозъ ужъ сталъ проникать въ землю. И тогда однажды мистеръ Родгерсъ сказалъ:

- Становится темно, скоро наступитъ ночь, оставайтесь до завтра, - сказалъ мистеръ Родгерсъ.

Онъ высчиталъ, сколько намъ следуетъ, и заплатилъ намъ деньги. Такъ какъ я не бралъ денегъ впередъ, то получилъ больше Фреда. А онъ бралъ раньше деньги для покупки шляпы и моего костюма.

Мистеръ Родгерсъ одолжилъ мне на дорогу свою куртку, которая была крепче моей; я могъ оставить ее у его знакомаго купца, сказалъ онъ. Я вывернулъ карманы, чтобъ онъ могъ убедиться, что въ нихъ ничего не было. Это была уловка съ моей стороны, которая должна была служитъ доказательствомъ моей честноcти.

Ночью я проснулся оттого, что Фредъ всталъ съ своей койки и началъ одеваться.

"У него что-то на уме!" - подумалъ я, шмыгнулъ вследъ за нимъ къ двери и открылъ ее; снаружи было темно и холодно, несколько звездъ мерцали на небе. Шпiонить дальше я не рискнулъ и вернулся къ себе; что бы ни случилось, лучше держаться въ стороне. Я промерзъ, стоя у двери, и заснулъ крепкимъ сномъ; проснулся я только на следующее утро.

Я всталъ и отправился къ старикамъ. Фреда еще не было.

- Где Фредъ? - спросила мистрисъ Родгерсъ; она приготовила намъ закуситъ.

- Я не знаю, - ответилъ я.

- Куда запропастилась Алиса?

Ея лицо сделалось сераго цвета. Мы стали искать обоихъ, обыскали все вдоль и поперекъ, но не могли ихъ найти. Въ конюшне не хватало Алисиной запряжки, и намъ стало ясно, что парочка бежала.

- Совершенно какъ наша старшая дочь, - сказала смущенно мистрисъ Родгерсъ.

Старикъ Родгерсъ тосковалъ по дочери, былъ молчаливъ, и хотя онъ и принялся за работу, но нигде не находилъ себе покоя. Жена его первая забрала себя въ руки и сказала:

- Если ты когда-нибудь будешь опять въ нашей стороне, я тебе съ удовольствiемъ дамъ работу, - сказалъ мне на прощанiе мистеръ Родгерсъ. - Куда ты поедешь теперь?

- Подальше, на западъ, - ответилъ я.

- Этого я бы тебе не посоветовалъ, - сказалъ мистеръ Родгерсъ. - Найди себе место здесь въ городе и оставайся въ нашихъ краяхъ.

Но я отправился оттуда въ калифорнiйскiе виноградники.