Плач по Игнасьо Санчес Мехиас

Заявление о нарушении
авторских прав

Автор:	Гарсиа-Лорка Ф., год: 1935
Примечание:	Перевод М. Зенкевича
Категория:	Поэма

Плач по Игнасьо Санчес Мехиас (1935)
{Мехиас - знаменитый испанский тореадор}

I. УДАР БЫКА И СМЕРТЬ

Било пять часов пополудни.
Было точно пять часов пополудни.
Принёс простыню крахмальную мальчик
в пятом часу пополудни.
И корзину с известью негашёной -
в пятом часу пополудни.

А над всем этим - смерть, одна только смерть
в пятом часу пополудни.
Вата взлетела, подхвачена ветром,
в пятом часу пополудни.
Стекло и никель посеяла окись
в пятом часу пополудни.
Голубка вступила в бой с леопардом
в пятом часу пополудни.
И было бедро пропорото рогом
в пятом часу пополудни.
И гулко ударил большой колокол
в пятом часу пополудни.
Трезвон хлороформа и дымной крови
в пятом часу пополудни.
В трауре улиц безмолвные толпы
в пятом часу пополудни.
А сердце быка так яростно билось
в пятом часу пополудни.
Когда заморозились капли пота
в пятом часу пополудни
И стала арена желтее иода
в пятом часу пополудни,
То смерть положила личинки в рану
в пятом часу пополудни.
Било пять часов пополудни,
Было точно пять часов пополудни.

Помост катафалка, вместо кровати.
в пятом часу пополудни.
Могилой флейты ему зазвучали
в пятом часу пополудни.
Наполнился мозг его рёвом бычьим
в пятом часу пополудни.
Агония радугой расцветилась
в пятом часу пополудни.
Гангрена выткала траурный бархат
в пятом часу пополудни.
Хоботы ириса в зелени паха -
в пятом часу пополудни.
От давки народной звенели стёкла
в пятом часу пополудни.
В пятом часу пополудни.
О мрачные пять часов пополудни!
Было мрачно в пять часов пополудни!

II. ПРОЛИТАЯ КРОВЬ

Не хочу её я видеть!
Пусть луна взойдёт багровей.
О, засыпьте лужи крови,
На песке, где пал Игнасьо!
Не хочу её я видеть!
Пусть луна открыта настежь,
Кони облачные серы,
Тускло светится арена,
Лозы воткнуты в барьеры.
Не хочу её я видеть!
Пусть воспоминанье меркнет.
Детской белизне жасминной
Дайте знать об этой смерти!
Не хочу её я видеть!

Грустным языком оближет
Мира старого корова
На песке арены лужу
Пролитой горячей крови.
Дикие быки Гисандо {*} -
Полусмерть и полукамень -
Промычат с тоски, что надо
Землю попирать веками.
Нет.
Не хочу её я видеть!

{* Остовы диких быков, найденные при раскопках Гисандо.}

По ступеням вверх Игнасьо С ношей смерти шёл устало, Он искал рассвет, но тщетно - В эту ночь не рассветало. Он искал свой образ твёрдый, Тело, полное здоровья, А нашёл он - распростёртый - Только бред свой, смытый кровью. На неё смотреть не стану! Не хочу я видеть струйки, Бьющие, как из фонтана, Льющиеся алым светом На зелёный плющ, на руки Жаждущей толпы под тентом. Кто там крикнул, чтоб взглянул я? Всё равно, смотреть не стану!

Он не дрогнул пред рогами, Не закрыл он глаз, не крикнул, Только ужас материнский Встал окаменелым ликом, И донёсся зов потайный С ветром пастбищ бесконечных К облачным быкам небесным, К пастухам туманов млечных!

Гранда не было в Севилье, Кто б сравнился с ним в отваге, Не было такого сердца, Нет другой подобной шпаги! В нём текла рекою львиной Чудодейственная сила И его картинный облик Торсом мраморным взносила. Андалусский дивный воздух Облекал его в сиянье, Смех его струился нардом Остроумья, обаянья. Он великий был тореро! Горец, как любил он горы! Как с колосьями был нежен! Как вонзал он твёрдо шпоры! Как он ласков был с росою! Как прекрасен на арене! Пред последней бандерильей Тьмы не пал он на колени!

Сном заснул он бесконечным. Мхи зелёные и травы Раздвигают, словно пальцы, Черепа цветок кровавый. По лугам, холмам зелёным Льётся кровь его, как песня, Льётся по рогам склонённым И душою не воскреснет, Тысячью копыт топочет, Разливается всё шире, Лужею сравняться хочет С звёздной тьмой в Гвадалквивире. О, средь белых стен испанских Чёрные быки печали! Вены вскрытые Игнасьо Соловьями зазвучали! Нет. Не хочу её я видеть! Не вместить её в потире, Ласточек таких пет в мире, Чтоб её по капле выпить, Инея, чтоб заморозить, Песен нет таких и лилий, Хрусталей нет, чтоб закрыли Серебром кровавость розы.

Нет. Не хочу её я видеть!

III. ПРИСУТСТВУЮЩЕЕ ТЕЛО

Камень - это лоб, где стонут сонмы сновидений
Без змеистых вод, без льдистых мрачных кипарисов.
Камень - как спина, что носит вечным грузом время
И деревья слёз и ленты млечные созвездий.

Серые дожди сбегают торопливо к рекам,
Изрешеченные руки нежно поднимая,
Чтоб дорогой не поймал их камень распростёртый,
Не сломал их членов хрупких, не впитал их крови!

Камень жадно собирает семена и капли,
Ласточек костяк летучий и скелеты волчьи;
Он не даст певучих звуков, пламени, кристаллов,
Он даёт одни арены, серые арены.

Благородный наш Игнасьо распростёрт на камне.
Он скончался. Что с ним стало? На лицо взгляните:
Словно смерть его натёрла бледножёлтой серой,
Голова его темнеет, как у минотавра.

Он скончался. Дождь проникнул в рот его открытый.
Вылетел из сжатых лёгких воздух, как безумный,
А любовь его, питаясь снежными слезами,
Греется в лазури горной отдалённых пастбищ.

Что там шепчут? Здесь почило тленье и безмолвье,
Перед нами только тело в тяжком испареньи.
Прежде в этой чёткой форме соловьи звучали,
А теперь она покрыта синью дыр бездонных.

Кто наморщил саван? Лживы все слова и речи.
Здесь, в углу, никто не плачет, не заводит песни,
Шпорами коня не колет и змеи не гонит.
Я хочу увидеть взглядом широко открытым
Пред собою это тело, только не в покое.

Я хочу людей увидеть с голосом, как трубы.
Укрощающих уздою лошадей и реки;
Я хочу людей увидеть с костяком звенящим
И с певучим ртом, где солнце искрится кремнями.

Здесь хочу я их увидеть. Перед этим камнем.
Перед этим торсом бледным с тросом перебитым.
Я хочу, чтоб эти люди указали выход
Для Игнасьо - паладина, связанного смертью.

Пусть укажут эти люди плач такой широкий,
Чтоб он тёк в туманах нежных светлою рекою,
Чтоб без бычьего пыхтенья яростно-двойного
По реке той плыл Игнасьо охладелым телом.

Чтоб река та затерялась на арене круглой,
На луне, что притворилась светлым кротким агнцем;
Чтоб река исчезла в ночи рыбьего безмолвья,
Затерялась в белой чаще дымов отвердевших.

Нет, лица его платками вы не закрывайте,
Чтобы не привык он к смерти, в нём самом сокрытой.
Спи, Игнасьо, и не чувствуй жаркого мычанья.
Мчись, лети, покойся с миром. Так умрёт и море.

IV. ОТСУТСТВУЮЩАЯ ДУША

Ты чужд хребту иссеченному камня,
атласу чёрному, в котором тлеешь.
Ты чужд своим немым воспоминаньям -
ушёл ты навсегда, навеки умер.

Да, потому что ты навеки умер,
как мёртвые, оставившие землю,
как мёртвые, которых забывают
средь кучи мусора и псов издохших.

Пусть чужд ты всем. Тебя я воспеваю.
Я сохраню твой мужественный облик,
и зрелость опыта, и жадность к смерти,
вкус терпкий губ твоих и привкус грусти
в весёлой смелости твоих порывов.