Старая дева.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Погребенное прошлое.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Старая дева. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Погребенное прошлое. (старая орфография)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Погребенное прошлое.

Джоанна трудилась над проектом одного из "поселений" Боаса. Она подняла взор с груды бумаг, перед нею лежавших, и с тревогою стала глядеть на аллею.

Христина в первый раз отправилась одна в г-же Протеро, и Джоанна не могла быть спокойною в её отсутствие. Она не совсем была уверена, что Христину можно отпускать в гости, как будто ничто не отличает ее от тех девушек, с которыми она может встретиться в обществе. Вместе с тем она повторяла себе, что ради узкого предразсудка невозможно лишать Христину сношений со сверстницами, и укоряла себя за недоверие к своей воспитаннице.

Христина уже четыре года жила в Хатче и за это время изменилась во всех отношениях. Джоанна наблюдала за нею, когда она, несколько часов тому назад, стояла и ждала коляски, чтобы ехать в Брендон.

Она еще была миниатюрна и похожа на ребенка, но стан её приобрел грациозные очертания, а лицо, красотою напоминавшее дикую розу, стало проще и изящнее. В ней теперь не было ничего резкого, ничего бьющого на эффект. Смелая и честолюбивая маленькая хитрячка превратилась в кроткую и скромную девушку, полную чистых побуждений и мыслей. Ей случалось еще бывать капризной и непослушной; но в последнее время какое-то неведомое влияние сделало ее кротче и терпеливее; порою она даже становилась печальна и во всем проявляла какую-то серьезность, необъяснимую ничем из её прошлой жизни.

В тот день, как она увидела Неллу в Олимпии, порвалась последняя связь, соединявшая ее со злом.. Этоть один взгляд в пропасть, откуда ее вытащили, заставил ее вдвойне привязаться в добру; взрыв страшной ненависти к прошедшему побудил ее вполне погрузиться в настоящее и золотыми цепями приковал ее в чистой жизни. С тех пор ее уже не возмущала скука в Хатче. Глаза её открылись: она увидела, какою неблагодарностью платила Джоанне за ласку и заботу, и все, что она могла сделать, стало казаться ей недостаточным для выражения своего раскаяния.

С самого начала она согласилась жить в Хатче ради смешанных побуждений, из которых лучшим было не особенно возвышенное стремление добиться восхищения Боаса, единственного человека, которого она уважала. Но с годами она изменилась и стала стремиться в лучшему ради любви в добру и ради отвращения во злу.

Боас только толкнул ее на тот путь, который привел ее к добродетели; но в ней самой было нечто, не допустившее ее сойти с этой дороги. Любовь Джоанны и её доверие также сделали много для развития дремавших в ней зародышей добра.

Соединенная сила этих побуждений удержала ее на добром пути. Она вышла из-под влияния Боаса; зато сознала свой долг перед мисс Трэль и привязалась в ней с такою страстью и восхищением, которые, в свою очередь, воздействовали на Джоанну, побуждая ее безсознательно оправдывать веру девушки в её ум и силу воли.

Джоанна за эти четыре года переменилась не менее Христины. Она стала подвижной, сообразительной, твердой - словом, женщиной хоть куда, и её имя приобрело в филантропических кружках известность. Правда, деятельность её направлялась, главным образом, Боасом; но теперь, в случае нужды, Джоанна могла обходиться и без него. Она утратила свою нервность и робость, и теперь её манеры, несмотря на сохранившуюся деликатность, казались внушительными.

Когда она подняла глаза с бумаг, её бледное лицо светилось умом и тою притягательною силою, которую развили в ней её труды. Свою волю она противопоставила судьбе и вышла из борьбы победительницею.

Треск гравия под колесами заставил ее вскочить и подбежать в двери. Христина вышла из коляски, Джоанна взяла ее за руку и ввела в зал.

- Приятно-ли ты провела время, друг мой?

- О, прелестно, мисс Траль. Г-жа Протеро так жалела, что простуда задержала вас дома. Она вам кланяется.

- Были гости, кроме тебя?

- Только г. Беван.-- Христина вспыхнула и начала разстегивать перчатку.-- Г-жа Протеро пригласила его в ожидании вас. Ну, да!-- прибавила она вдруг.-- Был еще г. Протеро и г. и г-жа Крэн. Меня просили петь.

- Вот уж это напрасно.

- Напрасно? Почему?

- Правда; я жалела, что вас не было. И г. Бевану хотелось видеть вас.

Христина опять покраснела и опустила глаза, но мисс Траль не заметила её смущения.

Семена, брошенные г-жею Крэн год назад в её душу, не дали ростков. Она давно перестала считать возможным какое-либо сближение между Беваном и Христиною. Её понятия о женихах, составленные но наблюдениям над гг. Краном, Протеро и Рагланом, не позволяли ей считать женихом или влюбленным такого робкого, сдержанного и молчаливого человека, как Беван. Кроме того, смешно было предполагать, чтобы такой образованный, развитой ум мог плениться незрелой и необразованной, хотя хорошенькой девочкой, как Христина.

Последняя возможность подозрений этого рода исчезла для нея с прекращением посещений Бевана. Он не был в Хатче целый год, с того самого дня, как встретил здесь г-жу Крэн и выслушал её предостережение.

Краска и конфузливость Христины при упоминании о нем ничуть не подготовили ее к дальнейшему.

- Понравилось-ли твое пение? Что они сказали?

- Я не слыхала... почти не слыхала,-- робко и безсвязно ответила Христина.

- Обыкновенно, ты не забываешь приятных речей,-- сказала Джоанна.-- Ну, что, очень хвалили?

- Очень!-- сказала она вызывающе.

- Что ты пела?

- "И имя той песне - любовь!"

Джоанна взглянула на нее с тревогою.

- Милая, ты знаешь, я не люблю, когда ты поешь эту песню.

- Знаю,-- сказала Христина,-- но г-жа Протеро просила спеть именно ее, и я не могла отказать. Я думаю, это било бы невежливо.

Джоанна перестала хмуриться. И в самом деле, разве не "узкий предразсудок" побуждал ее считать эту песню неподходящею для Христины?

- Она всем очень понравилась,-- продолжала девушка,-- И... и сказать вам, что один человек сказал?

- Скажи.

Джоанна улыбнулась лучезарному виду Христины.

- Он сказал, что "лучше всех песен - любовь".

- Он сказал: "люблю я тебя, о друг мой! И рад, что здесь встретил тебя".

- Христина, говори серьезно!

- Правда, мисс Трэль, он это сказал.-- Джоанна поддалась шутке и перестала разспрашивать.

- Милое дитя, эта поездка вскружила, кажется, тебе головку. Боюсь, что тебе не следует слишком развлекаться.

С этими словами она ласково погладила ее по голове.

- Ну, не скажу, чтобы было весело,-- сказала Христина.-- Мне пришлось выслушать длинное описание скучнейшого в мире, чаепития...

- Хорошо. Разденься, а потом разскажешь.

Христина бросила на диван кофточку и шляпу и села на скамеечку у ног Джоанны. Глава её прыгали от оживления; волосы были спутаны, но выходило красиво.

- Было так скучно, что даже смешно. Сидели при тусклом освещении, и одна дама развертывала картины болезней всех своих детей; другая шутила, но в шутках её проглядывало раздражение; третья намазывала хлеб на масло, но больше занималась болтовнею; четвертая...

- Ты говорила с г-ном Боасом, дитя. Я узнаю его речи. Он всегда саркастичен, когда не в духе.

- Нисколько! Это не он говорил. Что-ж, рассказывать дальше? Про чаепитие? Было двое мужчин, оба в самом скверном расположении духа, один - потому что говорил одной девицей, а другой - потому что не говорил с ней. Потом стали играть, и девушка пела.

- И это все?

- Нет, не все. Я не кончила. Один из них любит ее,-- голос Христины дрогнул,-- и целый год не видался нею; а она думала, что обидела его и что он никогда не вернется; а теперь...

- Что-ж теперь?-- спросила Джоанна, едва дыша после довольно долгой паузы.-- Что-ж теперь?

- Она пропела ту-же песню, а он попросил ее повторить слова, и вот... и вот...

Христина опустила голову, а Джоанна достаточно овладела собою, чтобы выговорить:

- Дитя мое, ты плачешь! Что с тобою, Христина?

- Я не плачу, прорыдала она.-- Я только очень, очень счастлива.

Она бросилась на колени и, обхватив руками Джоанну, подняла к ней улыбающееся и залитое слезами лицо.

- Г. Боас?-- резко спросила Джоанна.

- Г. Боас? Да нет! Как это вам пришло в голову? Меня?

Джоанна вся дрожала и не могла говорить.

- Вы не угадали,-- тихо произнесла Христина.-- Ведь там был еще г. Беван.

* * *

- Что такое? Вам дурно!-- воскликнула она через несколько минут.-- И какая вы холодная! Руки у вас точно лед. Что случилось? Отчего вам дурно?

Джоанна не могла преодолеть нервную дрожь. Она протянула Христине трепещущую руку.

- Дитя мое, он знает? Ты говорила ему... о твоем прошлом?

- Не нужно было,-- ответила та с удивлением.-- Ведь он знает меня с тех пор, как я живу здесь.

- Ну да! Но о прежнем... о твоей прежней, старой жизни...

Волна крови прихлынула к лицу Христины.

- Я никогда не говорила о ней и с вами... Как же я стала-бы рассказывать ему?..-- спросила она просто.

- О, милая! так ты забыла?!-- безпомощно воскликнула Джоанна.

- Забыла?-- сказала Христина с горькою улыбкою.-- Я каждый вечер молюсь, чтобы Бог дал мне забыть. Я думала, что вы забыли. Вы сказали, что никто не должен этого знать, кроме вас и г-на Боаса. Зачем же теперь напоминать? Зачем рассказывать?

Краска исчезла, и девушка побелела, как полотно. Джоанна ужаснулась выражению немого гнева на её лице.

В этот момент она поняла, что сделала. Последствия рокового молчания застали ее врасплох. Ах, зачем она побоялась света, зачем скрыла прошлое и не помогла девочке бороться на глазах у всех?! Разве спасение Христины не могло-бы совершиться на виду у всего мира? И разве тогда будущее не было бы прочнее вследствие победы над зложелателями? Что за беда, еслибы г-жи Крэн и Протеро осудили ее? Разве это уменьшило бы её шансы на успех? А своим молчанием Джоанна дала Христине лишь краткую отсрочку и внушила ей ложное понятие о её положении. Прошедшее было погребено, и Христина весело плясала на его могиле; а теперь весенния воды размыли могильный холм и обнаружили гниющий труп, к которому прикованы эти плящущия ноги!

Она посмотрела на ничего не понявшую девушку с немою мольбою о прощении. Она, Джоанна, причинила ей это зло.

Четыре года назад, грубая душею, неразвитая нравственно, плохо отличавшая зло от добра, Христина не стеснилась бы рассказать о своем прошлом. Теперь, при созревшем сознании, утонченной чувствительности и привычке к незапятнанной репутации, такой рассказ должен был стать для нея пыткою и разрушить надежды на будущее.

Мало было вероятности, чтобы любовь Бевана пережила подобное открытие; однако, оно было неизбежно. Среди этого мрака, Джоанна видела для Христины лишь один луч надежды: она гнала Бевана. Он был не похож на других. Он был свободен от порока, обличенного современными романистами под названием "сладострастного эгоизма" и состоящого в требовании от женщины незапятнанной чистоты. В нем не было "эстетической жадности к женской непорочности". Джоанна, сильная духом, понимала разницу между чистотою души и полным неведением зла, и знала, что есть и мужчины, понимающие это различие. К ним она причисляла и Бевана.

Так неужели он мог оказаться неспособным призвать красоту бриллианта, хотя поднятого в грязи, однако не загрязненного?

Джоанна знала, что душа Христины не развратилась и приюте порока. О её прошедшем ей было известно только и намекам Боаса. Его слова могли иметь лишь одно значение и она боялась распрашивать подробнее. Но она питала уверенность, что каково ни было прошлое, стремления Христины невинны и чисты, как свойственно хорошей женщине. Тем не менее бедняжке предстояло пройти через позор признания. Джоанне несносна была эта мысль, и в душе её мучительно стало зарождаться желание, чтобы девушку лучше полюбил Боас, которому не нужно было никакого признания.

Глаза её снова поднялись на Христину. Девушка стояла перед нею холодная, гордая, безмолвная; все её веселье и счастье пропали.

Она не понимала причины волнения Джоанны и мучилась её молчанием. Глаза её вдруг расширились и приняли испуганное выражение. Она схватила Джоанну за плечи и стала трясти ее со всей энергией юности.

- Что вы на меня так смотрите?-- проговорила она, задыхаясь.-- Что вы думаете? Что вы молчите? Говорите, что вы думаете?..

- Христина, перестань. Перестань, моя милая,-- сказала Джоанна, потихоньку освобождаясь.-- Именно потому, что я тебя люблю, мне нестерпима мысль о необходимости рассказать твою историю другому лицу.

- Да я и не намерена рассказывать,-- вызывающе ответила Христина.

- Надо сказать, милая,-- сказала Джоанна, не обращая внимания на её тон.-- Для него это будет ужасно; но сказать необходимо, даже если бы это заставило его отказаться от тебя...

- Отказаться от меня!-- презрительно воскликнула Христина.-- Вы не знаете его, если думаете так.

Она стала ходить по комнате и заговорила быстро:

В своем возбуждении, она вернулась к прежней речи и манерам. Ничего не осталось от того изящества, какое было в ней пять минут назад.

Джоанна вздрогнула, увидевши Христину опять такою, как в минуту их первой встречи.

- Знаю, милая, знаю,-- сказала она успокоительно.-- Он не бросит тебя за то, что ты была бедна, но жена его должна быть порядочной женщиной.

- А я не порядочная?-- вскипела Христина.-- Я не хороша, нет?

- Ох, милая! Ведь, то, что было...

- Но вы говорите, что Бог меня все-таки любит. И Беван полюбил меня. Почему же, когда он узнает, чем я была, я стану другой, недостойной его любви?

Христина топнула ногою и чуть не задохнулась от злобы.

Джоанна не в силах была ответить. По лицу её катились крупные слезы. Она с мольбою протянула руки.

* * *

- И я непременно должна сказать?-- жалобно простонала Христина, когда Джоанна прощалась с нею перед сном.

Мисс Трель приподняла влажные волосы с её лба. Она не смела высказать свою надежду, что зрелище унижения девушки тронет сердце Бевана и заставит его понять и простить.

- Голубушка моя, да! Бог поможет тебе. Сказали бы, пожалуй, и я или г. Боас, но лучше тебе сказать самой.

- Хорошо,-- покорно ответила Христина и губы её задрожали.-- Он, конечно, меня не осудит. Я была такая молоденькая и не знала. Я не виновата. Зачем люди так злы? Я была молоденькая и никого у меня не было.