Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке.
Письмо XIII

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Голдсмит О.
Категории:Повесть, Философская монография


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Письмо XIII

[Описание Вестминстерского аббатства.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Я только что вернулся из Вестминстерского аббатства, где покоятся философы, герои и короли Англии. Как грустно читать надписи на плитах и сознавать, что под ними лежат благородные останки великих людей! Представь себе храм, отмеченный печатью древности, торжественный, как священный обряд, разубранный с варварской расточительностью, тусклые окна, темные своды, длинные ряды колонн, украшенных резьбой, и ты поймешь, какой трепет я испытал там в первую минуту. Я стоял посреди храма и обводил взглядом испещренные надписями стены, подле которых возвышались статуи и памятники умершим.

- Увы, - сказал я себе, - ничтожные дети праха уносят гордыню и в могилу! При всей моей незначительности сегодня я выше любого погребенного героя. Они трудились свой недолгий век ради преходящего бессмертия и в конце концов сокрылись в могиле, где нет у них иной свиты, кроме червей, и иных льстецов, кроме эпитафии.

Пока я предавался этим размышлениям, ко мне подошел господин в черном платье и, угадав, что я чужестранец, учтиво вызвался быть моим проводником в храме.

- Если какой-нибудь памятник, - сказал он, - в особенности заинтересует вас, я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

Я поблагодарил его за любезность и прибавил, что пришел сюда затем, чтобы посмотреть сколь проницательно, мудро и справедливо англичане воздают почести усопшим соотечественникам.

- Такие свидетельства признания, если пользоваться ими должным образом, - продолжал я, - а хвала покойникам никак повредить не может, - без сомнения, будут вдохновлять тех, кто созерцает их ныне. Долг каждого разумного правительства обратить эти гордые памятники себе на пользу и черпать силу в человеческой слабости. Если лишь воистину великие люди покоятся в сей несравненной усыпальнице, такой храм может преподать живым превосходный нравственный урок и пробудить в них благороднейшее честолюбие. Я слыхал, что здесь погребают только тех, кто был отмечен самыми высокими достоинствами.

Заметив, однако, что господин в черном слушает меня с явным нетерпением, я прервал свою речь, и мы принялись осматривать храм, переходя от памятника к памятнику.

Поскольку наш взор, как правило, привлекают наиболее прекрасные предметы, меня особенно заинтересовало надгробие красоты поистине удивительной.

- Очевидно, перед нами гробница человека знаменитого? - спросил я своего провожатого. - Судя по тому, как мастерски выполнено это величественное надгробие, под ним, наверное, покоится король, спасший страну от гибели, или законодатель, который положил конец междоусобице и утвердил справедливый порядок?

- Совсем не нужно иметь столько достоинств, - с усмешкой возразил мой спутник, - чтобы получить здесь прекрасный памятник. Вполне достаточно заслуг и поскромнее.

- Неужели? Тогда, вероятно, надо выиграть два-три сражения или взять десяток городов?

- Выигранные сражения или взятые города, - заметил господин в черном, вещь недурная, но и тот, кто за всю свою жизнь не бывал ни в одном сражении и не участвовал ни в одной осаде, тоже может получить прекрасный памятник.

- Тогда, очевидно, это памятник поэту, одному из тех, кто блеском ума снискал себе бессмертие?

- Нет, сударь, - ответствовал мой провожатый, - тот, кто покоится здесь, стихов никогда не писал и презирал ум в других, поскольку сам был его лишен.

- Помилуйте, - вскричал я с сердцем, - чем же тогда знаменит погребенный здесь великий человек?

- Знаменит? - переспросил мой собеседник. - Если вам, сударь, не терпится узнать, то сей усопший джентльмен очень знаменит: он знаменит тем, что похоронен в Вестминстерском аббатстве.

- Но, во имя всего святого, как он сюда попал? Не подкупом же добился он места у тех, кто блюдет этот храм, и не стыдно ли ему пребывать в обществе, в котором даже незаурядные заслуги кажутся ничтожными?

- Полагают, - ответил господин в черном, - что этот джентльмен был богат, а друзья, как водится в подобных случаях, убедили его, что он великий человек. Он охотно им поверил, а те, чьим заботам вверен этот храм, охотно поверили ему, благо такой самообман был им полезен, и вот покойный заплатил за отличный памятник, а ваятель превосходно его выполнил. Впрочем, не думайте, что этот джентльмен здесь одинок, в соборе найдется немало господ, которых великие люди при жизни ненавидели и сторонились, но которые, тем не менее, пробрались сюда с твердым намерением попасть в их общество хотя бы после смерти.

Тем временем мы приблизились к особой части храма.

- Здесь, - сказал мой новый знакомый, показав пальцем, - уголок поэтов {1}. Тут вы видите памятник Шекспиру, Мильтону {2}, Прайору {3} и Драйтону {4}.

- О Драйтоне я впервые слышу, - признался я, - но мне рассказывали о некоем Попе {5}. Его могила тоже здесь?

- Нет, еще не приспело время, - ответил мой вожатый. - Надо подождать: он ведь не так давно умер, и ненависть к нему еще не остыла.

- Как странно! - воскликнул я. - Ненавидеть человека, посвятившего всю жизнь тому, чтобы развлекать и наставлять своих соотечественников!

- Потому-то его и ненавидят! Есть люди, которые называются обозревателями книжных новинок. Они следят за тем, что происходит в мире изящной словесности, и с помощью газет создают литературные репутаций. Они несколько похожи на евнухов в серале, которые сами не способны доставить наслаждение и не допускают туда тех, кто от них отличен. Эти обозреватели только и делают, что кричат "тупица!" и "щелкопер!", расхваливают покойников, поносят живых, снисходительно признают за настоящим талантом кое-какие способности, превозносят десяток болванов, чтобы прослыть беспристрастными, и чернят частную жизнь тех, чьи сочинения они бессильны опорочить. Обычно эти негодяи состоят на жаловании у корыстных книготорговцев, а еще чаще сами книготорговцы берутся за эту грязную работу, потому что ничего, кроме брани и глупости, тут не требуется. Любой поэт с талантом непременно обретает подобных недругов. И, как он ни презирает их злобу, им все же удается отравить его существование, так что погоня за призрачной славой оборачивается подлинными муками {6}.

- Да, этого, к сожалению, не избежал ни один, кроме счастливчиков, родившихся мандаринами. Если они богаты, то могут купить похвалу продажных критиков, равно как и монумент в этом храме.

- Но разве нет, как у нас в Китае, людей, которые, отличаясь изысканным вкусом, покровительствуют таланту и пресекают происки бездарных завистников?

- Их довольно много, - последовал ответ, - но, увы, сударь, эти книжные обозреватели вьются вокруг меценатов и выдают себя за сочинителей, а те слишком ленивы, чтобы докапываться до истины. И вот за столом такого мандарина не находится места для поэтов, а заслуженное ими вознаграждение достается их врагам, пирующим в его доме.

Покинув эту часть храма, мы направились к железной двери, которая, как пояснил мой спутник, ведет в усыпальницу королей {7}. Я, разумеется, не мешкая, поспешил туда и хотел было войти, как вдруг привратник, загородивший мне дорогу, потребовал плату за вход. Возмущенный его словами, я полюбопытствовал, не ярмарочный ли это балаган, не позорит ли такое корыстолюбие Англию и не прибавится ли ей славы, если она откроет обозрению древности и величавые памятники старины, не облагая налогом человеческую любознательность, которая служит к ее же славе.

- Может, все, что вы говорите, справедливо, - сказал привратник, потому что я ничего не понял, а три пенса вам все-таки придется заплатить. Посудите сами: свою должность я принял от одного человека, а ему ее за хорошую плату уступил другой, тот же связан с третьим, который откупил эту должность у тех, кто ведает храмом, и нам всем нужно кормиться.

Уплатив за вход, я надеялся увидеть что-нибудь необыкновенное, поскольку то, что мне показывали даром, было удивительно. Но тут меня ждало разочарование: за дверью не оказалось ничего, кроме черных гробниц, ржавых доспехов, рваных знамен да нескольких уродливых восковых фигур. Я пожалел зря истраченные деньги, но утешился мыслью, что больше платить уже не придется. Сопровождавший нас привратник плел, даже не краснея, всякий вздор. Он сообщил нам про какую-то даму, которая умерла оттого, что уколола себе палец {8}, и про короля, у которого голова была из золота {9}, и прочую чепуху.

- Поглядите, господа, сюда, - говорил он, тыча пальцем в старое дубовое кресло. - Вот диковинка, так диковинка! В этом кресле венчались на царство английские короли! А видите под креслом камень: он служил подушкой патриарху Иакову {10}.

Признаться, ни кресло, ни камень не произвели на меня никакого впечатления. Другое дело, если бы мне показали в этом кресле древнего английского короля или голову Иакова на этом камне. А тут чему было дивиться? Ведь и я мог бы подобрать на какой-нибудь их улице камень и объявить его диковинкой только потому, что кому-то из королей случилось однажды наступить на него во время процессии.

Наш проводник повел нас какими-то мрачными переходами и винтовыми лестницами, продолжая плести небылицы, бормотать что-то и размахивать жезлом, который держал в руке, точно один из зловещих колдунов, обитающих в пустыне Гоби. Когда обилие диковинок сильно утомило нас, наш вожатый указал на какие-то доспехи, которые показались мне весьма заурядными.

- Эти доспехи, - объявил он, - носил генерал Монк {11}.

- Подумать только! Генерал ходил в доспехах!

- Прошу вас, сударь, - не унимался тот, - взгляните на эту шляпу - ее тоже носил генерал Монк.

- Невероятно! Просто невероятно! Значит, генерал еще ходил и в шляпе! А как ты думаешь, сколько примерно она прежде стоила?

- Точно сказать не могу, но она составляет весь мой заработок за труды и хлопоты, сударь!

- Да. Вознаграждение не очень большое, - согласился я.

- Как! Опять деньги?

- Каждый джентльмен что-нибудь жертвует, сэр.

- А вот я не дам тебе ни гроша, - возразил я. - Блюстители храма обязаны тебе платить и следить, чтобы ты не вымогал деньги у посетителей! Когда мы платим за вход в балаган, с нас ничего не требуют при выходе. Видно, твои хозяева жадны не в меру. Укажи мне выход, а не то, неровен час, ко мне пристанут еще какие-нибудь церковные попрошайки.

Поспешно покинув храм, я вернулся домой, чтобы поразмыслить над тем, что мне довелось увидеть великого и ничтожного в этот день {12}.

1...уголок поэтов. - Расположен в южном трансепте собора. Некоторые могилы расположены также в центральном нефе ("Малый уголок поэтов"), однако ряду писателей в знак признания их таланта и заслуг здесь воздвигнуты памятники, хотя они и похоронены в другом месте. Так, Шекспир похоронен у себя на родине Стрэтфорде-на-Эйвоне а памятник в Вестминстере был сооружен по подписке в 1740 г., т. е. незадолго до выхода книги Голдсмита.

2 Мильтон Джон (1608-1674) не был похоронен в Вестминстере из-за ненависти, которую питали к защитнику и певцу английской революции возвратившиеся Стюарты; лишь в 1737 г. ему был воздвигнут там монумент.

3 Прайор Мэтью (1664-1721) - политический деятель и поэт.

4 Драйтон Майкл (1563-1631) - посредственный поэт, который был погребен в Вестминстере благодаря ходатайству своих знатных покровителей.

"...одному из тех, кто не был погребен в Вестминстерском аббатстве".

9...оборачивается недлинными муками. - В этом абзаце есть личные намеки: Голдсмит имеет в виду издателя журнала "Ежемесячное обозрение" Гриффитса, у которого он незадолго перед тем сотрудничал. После их разрыва Гриффите опубликовал резко отрицательный отзыв некоего Кенрика на критический обзор Голдсмита "Исследование о современном состоянии словесных наук в Европе" (1759).

7...в усыпальницу королей. - Капелла св. Эдуарда Исповедника, или так называемая Капелла королей. Восковые фигуры, о которых пишет далее автор, представляют собой изображения погребенных в соборе королей и вельмож. Со времени похорон Генриха V возник новый церемониал: короля везли в закрытом гробу, за которым несли его изображение, устанавливавшееся затем у надгробия.

к возникновению легенды, будто она умерла, уколов палец иглой. В действительности она умерла от туберкулеза.

9...голова была из золота...- На могиле Генриха V было установлено его изображение, вырезанное из дуба, а голова и регалии были из серебра (а не из золота, как сказано у Голдсмита), но при Генрихе VIII голова и регалии были похищены, и статуя так и осталась обезглавленной.

он служил изголовьем библейскому патриарху Иакову, когда он увидел во сне лестницу, упиравшуюся в небо (Книга Бытия, 28). Камень был будто бы потом увезен в Египет, затем в Испанию и, наконец, в Шотландию, где почитался святыней, хранился в Скотском аббатстве и долгое время служил коронационным креслом шотландских королей. Однако в 1297 г. Эдуард I увез его в Англию, и с тех пор английские короли короновались, сидя одновременно на коронационном кресле Англии и Сконском камне, что должно было символизировать их власть над обеими странами и повлекло в дальнейшем неоднократные попытки шотландских патриотов вернуть эту реликвию.

11 Монк Джордж (1608-1670) - участник подавления восстаний в Шотландии и Ирландии Карлом I Стюартом в 1642 г. После казни короля стал одним из военачальников Кромвеля, а затем способствовал реставрации Стюартов. Герои Голдсмита стоят не у его могилы, а у его изображения в доспехах, которое вместе с некоторыми другими восковыми фигурами еще выставлялось тогда для обозрения. Одежда на статуях пришла в ветхость и за ними закрепилось название "Команда оборванцев". По традиции, посетители бросали подаяние в шляпу генерала Монка.

12...великого и ничтожного в этот день. - Замысел этого номера был, вероятно, отчасти подсказан Голдсмиту очерком Аддиссна в "Зрителе" (18.111.1712), герой которого провинциальный помещик Роджер де Коверли тоже посещает Вестминстерское аббатство.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница