Авторы: | Грамматин Н. Ф., Макферсон Д., год: 1806 |
Категория: | Стихотворение |
Н. Ф. Грамматин
Конлат и Кютона
Джеймс Макферсон. Поэмы Оссиана
James Macpherson
The Poems Of Ossian
Издание подготовил Ю. Д. Левин
Л., "Наука", 1983
Серия "Литературные памятники"
Глас ли был то иль мечтание? |
Иногда воспоминание |
О протекшей, красной младости, |
Как светило заходящее, |
Озаряет мрак души моей, |
Звероловцев раздается крик, |
И я в мыслях копнем ражу. |
Некий голос мне провещился; |
Кто ты? кто ты, сын полуночи? |
Все почило сном вокруг меня, |
Не почил один дубравный ветр, |
Прозвучал Фингала ржавый щит, |
На стене висит чертогов он, |
И руками часто дряхлыми |
Осязает Оссиан его. |
Нет, знакомый сердцу сладостный |
Голос друга мне послышался; |
Он давно не посещал меня. |
Побудило что, Конлат, тебя |
Принестись ко мне на облаке? |
Старца други не с тобою ли? |
Где Оскар, любимый славы сын? |
Часто близ тебя он ратовал. |
Тень Конлата
Спит глас Коны звучный, сладостный, |
Спит в чертогах Оссиан своих, |
А друзья его во гробе спят; |
Славы луч не озаряет их. |
Вкруг Итоны океан шумит, |
А безмолвны камни гробные, |
Не промолвят, не рекут они, |
Вопрошающу их страннику, |
Любопытному и дальнему, |
Кто под ними спит в сырой земле, |
Чей в забвеньи истлевает прах. |
Оссиан
О! когда б узреть мог я тебя, |
Восседящего на облаке; |
Ты подобен ли воздушному |
Чуть мерцающему пламени |
Иль туману Лана вредного? |
Из чего твоя воздушная |
Соткана одежда легкая? |
И какое копие твое? |
Но как тень исчез сын Морния, |
Ветр унес его от слов моих. |
Где ты, арфа, друг души моей? |
Да услышу звуки струн твоих! |
Воссияй, светильник памяти! |
Озари лучами яркими, |
Да увижу я друзей моих! |
Так я зрю вас, незабвенные! |
Зрю Итону, исходящую |
Из лазоревых, глубоких волн, |
Зрю пещеру Тоны мрачную, |
Мхом обросшие скалы ее, |
С них нависши сосны древние; |
Внемлю шум глухой источника, |
Зрю Тоскара с копнем в руке, |
Близ его Феркут, героя друг, |
И Кютона, горько плачуща; |
Шум ли волн морских мне слышится |
Или то они беседуют? |
Тоскар
Бурна ночь была и пасмурна. |
Ветры, яростно ревущие, |
Исторгали дубы с корнями. |
Страшно море волновалося, |
Волн кипящих окроплялися. |
Небо рдело молний пламенем, |
Некий призрак на брегу стоял |
И, безмолвный, лил источник слез, |
Ветр одежду развевал на нем, |
Из седых туманов тканную; |
Старцем призрак сей казался мне, |
Полным думы и уныния. |
Феркут
О Тоскар! то был родитель твой; |
Смерти вестник злополучный он; |
Так на Кромле пред падением |
Он явился Маронанновым. |
О Уллин! о гробы праотцев! |
Мы вовеки не увидим вас. |
Не для нас вы зеленеете, |
Холмы родины любезныя! |
Не для нас журчите сладостно, |
Вы родны струи, лазоревы! |
В красоте своей сияешь всей! |
Глас Селамской арфы сладостен, |
И приятен звероловца крик, |
В камнях Кромлы раздающийся; |
А вокруг нас море бурное |
Преграждает нам к исходу путь, |
Волны плещут чрез утесы в нас, |
Мы трепещем, в страхе утра ждем. |
Тоскар
Где же мужество, Феркут, твое? |
Или старость седовласая |
У тебя его похитила? |
Дух опасность веселила твой, |
Взор пылал твой брани пламенем; |
Или пламень сей угас в тебе? |
Наши деды и отцы, Феркут, |
Страха, ужаса не ведали! |
Зри, спокойно море бурное, |
Стихли ветры, стихли буйные, |
Исчезают ночи сумраки, |
Скоро влажный запылает дол |
От лучей денницы утренних. |
Там, где Мора возвышается, |
Я с весельем поднял парусы, |
Остров волн был на пути моем, |
Я узрел на нем Рюмара дщерь, |
Звероловицу узрел младу; |
Против скачущих Итоны серн |
Напрягала лук тугой она. |
Луч златый денницы - взор ее, |
Кромлы снег - полуоткрыта грудь, |
Пламя вспыхнуло в душе моей, |
Пленник стал я красоты ее; |
Но она слезами горькими |
Отвечает на любовь мою, |
Ей Конлат один мечтается. |
Чем могу, Кютона милая, |
Возвратить тебе спокойствие? |
Там, где волны разбиваются |
Об ардвенский, каменистый брег, |
Где пасутся серны робкие, |
Там Конлат к своей возлюбленной |
Дщери ловли возвратилися, |
Очи долу их потуплены. |
"Где Кютона?" - вопрошает он; |
Нет ответа на слова его. |
На ардвенском берегу живут. |
Тоскар
Так, они с тобою будут жить, |
Я Конлату возвращу тебя. |
Три дни был я угощаем им. |
Вейте, ветры легкокрылые, |
С берегов Уллина злачного, |
И к Ардвену каменистому |
Там, Кютона, ты останешься! |
Но печаль затмит Тоскара взор. |
Я в пещере мрачной скроюся, |
Ветр пустынный во полуночи |
Я проснуся и подумаю, |
Не Кютоны ли глас слышится? |
Но мечтанье! волны делят нас; |
Ты в объятиях Конлатовых. |
Что за облак, зрю, несется там, |
И чьи тени восседят на нем? |
Вижу сгибы их туманных риз, |
Тени предков узнаю своих. |
Я предчувствую, мой близок час, |
Час, в который скроет гроб меня! |
Ах! увижусь ли с возлюбленным? |
Оссиан
Он на черном корабле своем |
Рассекает волны синие. |
Смерть Тоскара на мече его, |
Но и сам Конлат из ребр своих |
Зрю, покрытый смертной бледностью, |
Удержать он хочет крови ток. |
Где ты? где ты, дщерь Рюмарова? |
Умирает твой возлюбленный, |
Я не зрю вождей вокруг себя. |
Чада племени грядущего! |
Барды! вспомните Конлата смерть, |
И оплачьте дней конец его; |
В море мрачность и безмолвие; |
Пыльный щит героя падшего |
Обагрен явился кровию. |
Мать взглянула на кровавый щит |
Камни Моры отзываются |
На рыданья нежной матери. |
Ты ль, Кютона, ты ль на камени |
Бездыханным приседишь вождям? |
Воссияла утра вновь краса; |
Но героям не воздвигнут гроб. |
Птицы хищные слетаются, |
Ты, Кютона, отгоняешь их! |
Ты бледна, как влажно облако. |
В третий день Фингала ратники |
Бездыханну обрели ее |
И воздвигли двум героям гроб. |
Ты воспет уже, сын Морния! |
Не являйся в сновиденьях мне! |
Сон бежит от старца дряхлого |
При твоем, Конлат, пришествии. |
Не могу из слабой памяти, |
До свидания на облаках? |
Близок, близок день сей радостный, |
Скоро, утро, воссияешь ты |
Скоро я узрю друзей моих! |
1806
ПРИМЕЧАНИЯ
Утренняя заря, 1806, кн. IV, с. 44-57. Печ. по: Грамматин Николай. Стихотворения, ч. II. СПб., 1829, с. 187-197. - Conlath and Cuthona.
Николай Федорович Грамматин (1786-1827), поэт и филолог, составитель "Нового английско-российского словаря" (ч. I. M., 1808), занимался стихотворными переложениями поэм Оссиана на протяжении всей своей сравнительно недолгой творческой жизни. Первые опыты относились ко времени учения Грамматяна в Московском университетском благородном пансионе (1802-1807), и они уже тогда, по-видимому, привлекли внимание и вызвали одобрение И. И. Дмитриева, первооткрывателя Оссиана для русской поэзии. Позднее, посвящая Дмитриеву переложение "Картона", Грамматин утверждал:
В грудь бессильную вдохнул мою |
Силу, твердость, духа мужество |
Состязаться в песнопении |
. . . . . . . . . . . . . . . . |
Се - начатки дерзка подвига, |
Робкой музою предпринята |
По твоим советам, Дмитриев! |
(Грамматин Н. Стихотворения, |
Отвечая на посвящение, Дмитриев писал 21 марта 1820 г.: "... мне очень нравились и первые ваши опыты, и я не однажды убеждал вас к продолжению оных" (Дмитриев И. И. Соч., т. Л. СПб., 1895, с. 262). Уже в 1804 г. в сборнике произведений воспитанников пансиона "И отдых в пользу" Грамматин поместил "Видение Коннала" (отрывок из "Фингала", кн. II). Затем через два года в другом сборнике пансиона появились "Конлат и Кютона". Далее последовали отрывки пз "Сельмских песней" в "Утренней заре" (1807, кн. V) и "Вестнике Европы" (1808, ч. XLII); полный перевод поэмы вошел в сборник стихотворений Грамматина "Досуги" (кн. I. СПб., 1811). В 1808 г. было опубликовано переложение отрывка из "Картона" - "Клессамор" (Вести. Европы, 1808, ч. XLII); полностью Грамматин перевел поэму, по-видимому, около 1820 г., а напечатана она была только в посмертном издании его "Стихотворений" (1829). Здесь же впервые появились его переложения шести из восьми книг "Теморы" и "Бератона", а также оыли перепечатаны отредактированные заново ранее публиковавшиеся переложения. Все они объединялись заглавием "Древние гальские песнотворения" и были снабжены предисловием и примечаниями. В цитированном выше письме Дмитриев писал Грамматину: "Надеюсь, что вы... подарите нашу словесность полным переводом шотландского барда. Желал бы при том, чтоб вы не употребляли другого размера". Вероятно, это пожелание совпадало с намерениями самого Грамматина, осуществить которые ему, однако, помешали другие филологические занятия и ранняя смерть. Общий объем его переложений из Оссиана - более 5200 строк - значительно превышает вклад любого другого русского поэта.
Приверженец романтического, фольклоризма, Грамматин интересовался древними памятниками словесности разных народов, пропагандировал их, создавая переложения, в которых использовал разные формы русского народного стиха. В круг этих интересов входил и его труд над Оссианом. Зная об оссиановскон полемике, он, однако, не сомневался в подлинности публикаций Макферсона и писал в предисловии к "Древним гальским песнотвореяиям": "Что Оссиан жил и пел на гальском языке, в том нет никакого сомнения; песни его носят на себе такие очевидные признаки древности, что разве тот только в них усумнится, кто прочтет его не с надлежащим вниманием" (Грамматин Н. Стихотворения ч. II, с. 3). В представлении Грамматина Оссиан вместе с Гомером - "два величайшие епические песнопевца, каковых когда-либо произвела природа". "Живое и верное изображение природы" делает их "неподражаемыми" "и творения их драгоценными для самого отдаленного потомства". Самый "дух Оссиана" Грамматин видел "в простоте, возвышенности, силе, краткости и живописи слога, т. е. что оный чрезвычайно обилен смелыми и неискусственными фигурами, отличительный признак первобытной поэзии у всех народов, когда самая грубость и бедность языка сему способствуют" ([Грамматин Н. Ф.] Критическое рассуждение о "Слове о полку Игоревом". - В кн.: Слово о полку Игоревом, историческая ноема... М., 1823, с. 11-12, 25). Кроме поэм Оосиана, которые он читал по-английски, Грамматин также изучал "рассуждения" Макферсона, "Критическое рассуждение о поэмах Оссиана" Блэра (отрывок из которого он перевел еще в университетском пансионе: Сравнение Оссиана с Гомером. - Утренняя заря, 1806, кн. IV) и использовал их при составлении предисловия и примечаний.
Избрав для переложений поэм Оссиана "русский склад" (возможно, не без влияния примера Гнедича), Грамматин не отступал от этого размера (в чем, как видно из цитированного письма, его поддерживал Дмитриев). Однако к 1820-м годам "русский склад" уже утратил привлекательность и вышел из моды. И когда собранные вместе переложения увидели свет, рецензент "Стихотворений" Грамматина заметил: "Хорошо написать сим метром несколько строк, даже страничек, но Грамматин написал множество песен, пьес отдельных... переводил Оссиановы поэмы упомянутым метром" (Моск. телеграф, 1829, ч. XXX, Ќ 21, с. 96). Это был единственный печатный отклик на "Древние гальские песнотворения".