Пограничный легион.
Глава III

Глава III

Джоун бежала, спотыкаясь о камни и сучья. Глаза застилала темная пелена, душу леденил ужас. Она уходила все дальше в глубь кедрача, как вдруг кто-то схватил ее сзади. Чьи-то руки змеиными кольцами обвились вокруг тела. Ей стало дурно, но падать в обморок было нельзя. Отчаянным усилием она высвободилась и обернулась. Перед ней стоял человек по имени Билл. Он сказал что-то нечленораздельное. Джоун отшатнулась и прильнула к корявому стволу сухого кедра, пытаясь побороть нахлынувшую слабость, почти осязаемый холодный беспросветный ужас.

Когда туман в глазах рассеялся, она увидела Келлза, он подходил, ведя в поводу лошадей - свою и ее. Джоун обдало жаром, но тут же смятенный мозг напомнил ей о Робертсе.

-- Ро... Робертс? -- запинаясь, еле выговорила она.

Келлз пристально посмотрел на нее.

-- Мисс Рэндел, мне пришлось утихомирить вашего друга, -- ответил он.

-- Вы... Вы его... Он умер?

-- Я только попортил ему правую руку. Не сделай я этого, он бы кого-нибудь ранил. Он вернется в Хоудли и передаст вашим родным, что вы живы и находитесь в полной безопасности.

-- В безопасности! -- шепотом повторила Джоун.

-- Вот именно, в безопасности, мисс Рэндел. Если вы собрались ехать на границу, то должны знать, что быть там в безопасности можно только со мной.

-- Но я хочу домой! Отпустите меня.

-- Об этом не может быть и речи.

-- Тогда... что вы... собираетесь со мной сделать?

Он снова бросил на нее острый взгляд серых глаз - ясных, прозрачных, как хрусталь; в них не было ни холодности, ни темноты - они не выражали ничего.

-- За вас я получу бочонок золота.

-- Как так? -- изумилась Джоун.

-- Возьму выкуп. Рано или поздно ваши золотоискатели обязательно найдут жилу. Богатую жилу! А мне тоже надо на что-то жить.

Говоря это, Келлз подтягивал подпругу у ее седла. Его голос, манеры, приветливая улыбка на умном лице, казалось, говорили о его искренности, и, если бы не глаза, Джоун вполне бы ему поверила. Пока же сомнения ее не покидали. Она помнила, как охарактеризовал этого человека Робертс. И все же понемногу стала успокаиваться. В панику ее ввергли мысли о Робертсе, о том, что его убили. Теперь же, узнав, что Робертс только легко ранен, что жизнь его вне опасности и он может спокойно вернуться домой, она перестала тревожиться, и настроение у нее поднялось настолько, что она не дрогнув приняла все случившееся.

-- Билл, -- окликнул Келлз человека, стоявшего поодаль с ухмылкой на грубом красном лице, -- ступай, помоги Холлоуэю упаковаться, потом следуйте за мной.

Билл кивнул и пошел к лагерю, а Келлз вдогонку крикнул;

-- Вот еще что, Билл, Робертсу ты ничего не говори, а то он снова рассердится.

Билл захохотал.

Грубый гогот парня резанул Джоун слух, хотя она уже давно привыкла к тупицам, которых смешили самые плоские шутки.

 Вставайте, мисс Рэндел, -- сказал Келлз и вскочил в седло, -- впереди долгий путь. Вам понадобятся все ваши силы. Поэтому советую вам спокойно ехать за мной и не пытаться бежать. У вас все равно ничего не выйдет.

Джоун села на лошадь и поехала за ним. Раз она оглянулась, в надежде увидеть Робертса и помахать ему на прощанье. Но возле лагеря была только оседланная лошадь Робертса, да Билл, сгибавшийся под тяжестью тюка.

Вскоре лес стал гуще, и лагерь пропал из виду. Тогда Джоун посмотрела вперед, ей хотелось выяснить, что представляет собой лошадь Келлза - сама она всю жизнь провела среди лошадей и знала в них толк. Келлз ехал на крупном мускулистом жеребце, наверняка очень резвом и выносливом. Ее лошадке от такого не уйти. И все же норов самой Джоун позволил бы ей при первом же удобном случае сделать попытку к бегству.

Наступило ясное розовое прохладное утро. В воздухе разлился сухой сладковатый аромат. При их приближении с полян испуганно уносились белохвостые олени. Подошвы ближних холмов скрывались в тени обрывистых черных склонов серогорбых сверкающих хребтов.

В голове Джоун, быстро сменяя друг друга, мелькали странные мысли, боролись противоречивые чувства. Как же так: вот она послушно едет за каким-то никчемным бродягой, разбойником с большой дороги, который хочет получить за нее выкуп. Но это же совершенно невероятно! Ее не покидал страх перед безвестными опасностями. Тщетно пыталась она забыть слова Робертса: "Не будь ты такой красоткой..." - они все не выходили из головы. Джоун знала, что хороша собой, только до сих пор никаких неприятностей от этого не было. А уж представить себе, что ее красота - как вообразил Робертс - способна затронуть Келлза, было бы и вовсе абсурдно: Келлз и не глядел-то на нее. Такие, как он, жаждут только золота. И Джоун стала прикидывать, какой он может заломить выкуп, как дяде собрать такую сумму и насколько вероятно, что им в самом деле удастся напасть на богатую жилу. Потом ей вспомнилась мать, умершая, когда Джоун была еще совсем маленькой. Незнакомая сладкая грусть защемила ей сердце и тут же прошла. Джоун представила себе дядю - высокого, крепкого, здорового старика, его раскатистый смех, его доброту, привязанность к племяннице, его непоколебимую веру, что скоро - совсем скоро - он нападет на богатую жилу. Какую бучу он устроит в поселке, узнав, что ее похитили! Как поднимет на ноги всех и вся! И все же, подумала она, найдутся в поселке и такие, что даже обрадуются, потому что те несколько молодых женщин, которые жили в лагере, ее искренне ненавидели; да и парни без нее будут поспокойнее.

Тут она вдруг вспомнила о Джиме Кливе, виновнике всех ее бед, о котором совсем забыла. Теперь она думала о нем лучше. Как приятно вспоминать, что он подрался из-за нее и даже ничего ей не сказал. Пожалуй, она его недооценивала. И ненавидела только потому, что он ей нравился. А может, и больше, чем нравился. Эта мысль се поразила, но, вспомнив его поцелуи, она снова вспыхнула от возмущенья. Если бы она и не питала к нему неприязни, то теперь-то уже обязательно должна была.

Что он такое? Никчемный парень, посмешище всего поселка, бегал за ней, как собачонка, а держался так, что другие ее поклонники и друзья считали, будто он ей нравится и она просто вываживает его на длинном поводке. Теперь же все выглядело иначе. Да, он переступил границы приличия. Запугал ее, грозя сделать что-то ужасное. Из-за этого она поехала за ним, из-за этого попала в такую страшную передрягу. Где же он теперь? И тут ее поразила мысль о том, что может произойти. Джим отправился на границу с безумной затеей разыскать Келлза, Гулдена и прочих головорезов, разбойничающих в этих глухих бездорожных местах. Он, конечно, сделает все, что наобещал. И тут вдруг появится она, причина всей сумятицы, пленницей пресловутого Келлза! Ее везут в дикий приграничный мир, в котором Келлз и Джим Клив неминуемо встретятся, и Джим увидит ее в руках Келлза. Вот тогда-то и начнется ад! Мысль о таком обороте дел как громом поразила ее, снова ввергнув в отчаянье. Однако, как ни странно, в мысли этой было и нечто притягательное. По телу прошла волна дрожи, но не от страха. В душе Джоун нарождалось что-то новое, о чем она раньше и не подозревала. Она вдруг поняла, что, несмотря на страх, она рвется навстречу опасности, риску, и со стыдом, недоуменно, вглядывалась в эту только что открывшуюся ей незнакомую сторону своего характера.

А тем временем, пока у нес в голове мысли стремительно сменяли друг друга, пролетело утро, остались позади многие мили подъемов и спусков. Перед нею открылся зеленый проход в каньон с отвесными желтыми склонами, который вел в глубь гор.

Келлз остановился на покрытом густой травой берегу неглубокого ручья.

-- Слезайте. Здесь мы сделаем привал, дадим отдых лошадям. Должен сказать, вы - молодец. За утро мы отмахали миль двадцать пять.

Вход в каньон закрывали буйно разросшиеся цветущие кустарники. Место было изумительно красиво. Берега ручья поросли ивами, ольхой и осиной.

На другой стороне тянулся пышный луг. По склону через ельник карабкалось что-то бурое - верно, они спугнули оленя или медведя.

Только оказавшись на земле, Джоун ощутила, как ломит у нее ноги, и с наслаждением их распрямила. Взглянув на оставшуюся позади долину, она увидела у подножья ближайшего холма тех двоих, что оставались в лагере с вьюками. Жизнь научила Джоун наблюдательности: она сразу заметила, что у них была теперь вроде бы лишняя лошадь, но не придала этому значенья, решив, что просто о ней забыла. Вниманье ее перешло на Келлза - она стала смотреть, как он расседлывает лошадей. Жилистый, сильный, он двигался легко и проворно. Спереди у него раскачивался большой голубоватый ствол револьвера, и Джоун почему-то никак не могла оторвать от него глаз. За черным изгибом рукояти ей виделась крепко сжимающая его рука. Не стреноживая лошадей, Келлз похлопал своего гнедого по крупу и повел к ручью на водопой; ее лошадка последовала за ними. Лошади напились, вскарабкались по камням на противоположный берег и принялись кататься по траве. Подошли те двое с поклажей. Джоун обрадовалась: раньше ей как-то не приходило в голову, что негоже ей оставаться с Келлзом одной. Она посмотрела на подошедших мужчин; никакой лишней лошади с ними не было. Странно, подумала она и решила, что у нее не все в порядке с головой.

-- Снимай тюки, Билл, -- распорядился Келлз.

Мужчины снова развели костер и стали готовить еду. Билл и Холлоуэй теперь без умолку болтали, а когда Келлз не видел, исподтишка посматривали на Джоун. Холлоуэй сидел, насвистывая мелодию дикси. Келлз спустился к ручью. Билл воспользовался его отсутствием и стал бесстыдно разглядывать Джоун. Та, сделав вид, будто ничего не замечает, отвернулась и засмотрелась на горы. Мужчины хихикали.

-- Ишь, какая гордячка! Только меня не обдуришь. У меня кучи баб были, -- сказал Холлоуэй, загоготал и о чем-то зашептался с Биллом.

Вернулся Келлз с ведром воды.

-- Что это с вами, ребята? -- спросил он.

Те оглянулись с нарочито невинным видом.

-- Да то же, что с тобой, та же хворь, -- ответил Билл.

По ответу можно было судить, как мало нужно этой дикой вольнице, чтобы вспыхнуть и все смешать.

-- Хозяин, -- примирительно усмехнувшись, добавил Холлоуэй, -- больно компания-то непривычная. Вот Билл и растаял. Что ж теперь поделаешь? Парень-то что кремень был, а тут - на тебе. Здорово, а?

Келлз не удостоил его ответом и продолжал делать свое дело. Джоун увидела его глаза, и они опять ее поразили. Ей стало казаться, что это вовсе не глаза, а два серых кружка, две пустые дырки; в них ничего не видно, и все же там таится нечто ужасное.

Шли последние приготовления к обеду. Билл и Холлоуэй еле двигались.

тень - высоко над обрывом каньона парил орел. Понемногу ее охватила дремотная истома, она прикрыла глаза: позволить себе заснуть она боялась. Время еле ползло. Уж лучше бы ехать дальше. Только этим людям торопиться некуда. Вот и Келлз еле двигается. Всем им нечего делать со временем, кроме как тратить его впустую. Джоун постаралась побороть в себе желанье куда-то спешить, что-то делать. От лишней суеты проку не будет. Но смириться со своей участью она тоже не могла. Надежда на благополучную развязку стала слабеть. Надвигалась беда, казалось, все висит на волоске.

Топот и фырканье лошадей вернули ее к реальности. Она села. Мужчины уже упаковывались и седлали лошадей. За весь день Келлз говорил с ней всего два раза, и Джоун была признательна ему за молчание, хотя и не понимала, чем оно вызвано. Вид у Келлза был озабоченный и никак не соответствовал любезному выражению лица. Келлз казался мягким, добродушным, и говорил сдержанно, от него веяло дружелюбием. Однако Джоун уже понимала, что он совсем не то, чем кажется. Его явно что-то беспокоило, но не совесть, а скорее всего новые планы, захватывающие замыслы, требующие размышления. Наверно, он думает о выкупе, о золоте, решила Джоун.

тут же схватил ее за руку. Еще ничего не понимая, она вырвала руку. И увидела, как его загорелое лицо заливает волна краски. Билл снова потянулся к ней и провел рукой по груди. Жест был инстинктивный, как у животного. Парень ни о чем не помышлял. Джоун прекрасно понимала, что он просто не мог удержаться: она достаточно долго жила среди неотесанных старателей. И все же с отвращением отпрянув, она вскрикнула.

Тут же сбоку послышались быстрые шаги и странный свистящий звук - кто-то с шумом втянул воздух.

-- Ты чего это, Джек? -- раздался крик Билла.

С ловкостью и проворством дикого зверя Келлз прыгнул вперед и оказался между ними. Выхватив револьвер, он рукоятью изо всех сил ударил Билла в лицо. Тот упал как подкошенный, обмякший, с зияющей кровавой раной во лбу. Келлз постоял над ним и медленно опустил револьвер. Джоун испугалась, что он выстрелит.

-- Не надо! Не надо! Он ничего мне не сделал!

красные блики.

-- Возьмите свою лошадь, -- приказал он. -- Нет, не садитесь, переведите ее через ручей. Там будет тропа. Идите по ней в глубь каньона. Я вас догоню. И не вздумайте бежать или прятаться, -- вам будет только хуже. Ну, быстрей!

Джоун повиновалась. Пробежав мимо Холлоуэя, который замер с раскрытым ртом, она спустилась к ручью и по камням перешла на другую сторону. Там сразу нашла тропу и, не обернувшись назад, пустилась в путь. Ей ни разу не пришло в голову спрятаться или попытаться бежать. Она слепо повиновалась, не в силах сопротивляться чужой воле. Раз до нее донеслись громкие голоса и пронзительное ржанье лошади. Тропа отклонилась от левого склона и пошла вдоль берега шумного ручья. Вдруг ей показалось, будто прозвучали выстрелы, она испугалась, но полной уверенности у нее не было, и она остановилась, прислушиваясь. Однако в ушах раздавалось лишь журчанье быстрого ручья, да шелест ветра в ельнике. Она пошла вперед. До нее вроде бы стал доходить смысл поступков Келлза.

Только был ли он движущей силой? Сомнительно. Все, что касалось этого человека, вызывало сомнение. Кроме одного: исходящей от него энергии, неистовой, беспощадной силы, чудовищной мощи.

Громкий окрик заставил ее остановиться и оглянуться назад. По тропе трусили две вьючные лошади, сзади ехал Келлз, ведя на поводу ее собственную. Тех двух парней с ним не было. Келлз быстро нагнал ее, и ей пришлось сойти с тропы, чтобы пропустить вьючных животных.

 Садитесь, -- сказал Келлз и бросил ей уздечку.

Она опять беспрекословно повиновалась и тут же, собравшись с духом, прямо спросила:

-- А где остальные?

-- Мы расстались, -- коротко бросил он.

-- Почему? -- настойчиво продолжала Джоун.

 Что ж, если вам так хочется знать, мы расстались, потому что вы стали слишком быстро завоевывать их... скажем, расположение... а меня это не устраивает.

-- Завоевывать их расположение? -- растерянно воскликнула Джоун.

На миг пронзительные серые глаза испытующе посмотрели на нее и тотчас скользнули в сторону. Этот взгляд сразу подсказал ей, что крылось за его словами: он заподозрил, что она флиртовала с его головорезами... вероятно, ради того, чтобы с их помощью избавиться от него! Конечно, это было всего лишь подозрение, и лицо ее сказало ему, что подозрение совершенно беспочвенное. Джоун тут же пришло в голову, что, если она притворится, будто не понимает его намерений, если станет разыгрывать невинность и невежество, ей удастся выстоять в неравной схватке с этим непонятным человеком. И она решила попытаться, призвав на помощь всю свою женскую интуицию, ум и хитрость. Ведь Келлз человек образованный, хотя и ставший преступником, отщепенцем. Может быть, где-то глубинах его души сохранилась память об иной жизни. Может быть, ее удастся расшевелить. И Джоун решила, что надо постараться лучше его понять, выяснить его истинные намерения - тогда ей будет легче ему противостоять.

-- Билл и его приятель слишком интересовались... выкупом, который я хочу за вас взять, -- продолжал Келлз, коротко засмеявшись. -- А теперь поехали. Не отставайте от меня.

Джоун выехала на тропу. Смех Келлза все еще раздавался у нее в ушах. В нем, похоже, звучала насмешка... Или это только плод ее воображения? Можно ли верить хотя бы единому его слову? Джоун почувствовала, что бессильна понять его, бессильна предугадать свою судьбу.

то и дело раздавался шум и треск - там бродили дикие животные. С тропы, не спеша, разбегались испуганные кролики и куропатки. Наконец Келлз и Джоун проехали старую полуразвалившуюся бревенчатую хижину - когда-то в ней, наверное, ютились старатели или охотники. Тропа оборвалась. Однако Келлз поехал дальше в глубь каньона. Джоун заметила, что желтые стены поднимались все выше, деревья росли все гуще, ущелье расширялось.

На каком-то повороте одна из вьючных лошадей, похоже, непривычная к ноше, в первый раз оказалась целиком в поле зрения Джоун, и та вдруг увидела, что она напоминает ей какую-то другую, хорошо знакомую лошадь. Конечно, не лошадь Келлза, не лошадь Билла - их Джоун почти и не видела. Ей сразу бросилось в глаза, что это явно не вьючное животное: груз ей мешал, она не знала, как с ним надо идти. Джоун стала присматриваться, и вдруг ее словно громом поразило - лошадь-то больше всего похожа на жеребца Робертса! У нее перехватило дыханье, снова поднялся холодный липкий страх. Она закрыла глаза и попыталась представить себе ту лошадь: белая левая передняя нога, старое треугольное клеймо, лохматая челка; и особая примета - светлая полоска поперек морды. Не успела Джоун припомнить что-либо еще, как поняла, что сейчас, сию минуту, все это найдет у идущего впереди жеребца. Она боялась открыть глаза. Потом заставила себя. Ей показалось, что три приметы совпадают, и она все еще надеялась, что ошибается. Но тут лошадь, осторожно выбирая дорогу, обратилась к ней мордой. На темной шерсти явственно проступала светлая поперечная полоска! Джоун сразу ее признала. Значит, Робертс вовсе не едет сейчас домой.

усилием воли заставила себя удержаться в седле. Она сражалась со своим страхом, как с диким зверем. Вцепившись обеими руками в луку седла, закрыв глаза, она предоставила своей лошадке выбирать дорогу, а сама изо всех сил старалась не поддаться панике от ужасного открытия, не позволить ей окончательно раздавить себя. Пока Джоун боролась с тошнотворной слабостью, ум ее успел вникнуть в ситуацию, как та ей теперь виделась. Она поняла Келлза, догадалась о собственной плачевной участи. Как это получилось, она не знала, только никаких сомнений у нее больше не было. Была реальность, ясная, беспощадная, неотвратимая.

Зачем ему понадобилось обманывать ее, как ребенка? Все разговоры о выкупе были сплошным враньем. Как и утверждение, будто бы он расстался с Биллом и Холлоуэйем из-за того, что не хотел делить с ними выкуп. Сама мысль об этом пресловутом золоте казалась теперь просто смехотворной. С самой первой минуты Келлз хотел только ее; пытался заставить Робертса ее бросить, а когда это не удалось - убил его; потом избавился и от своих двух сообщников - теперь-то Джоун понимала, что тогда действительно слышала выстрелы. Замысел Келлза, выношенный в глубине его темной души, стал, наконец, вырисовываться. Джоун ясно видела свою судьбу, жалкую, горше судьбы рабыни, горше смертных мук - самую страшную судьбу, что может выпасть на долю женщины.

Ее снова потрясла реальность всего случившегося: ведь все это происходит на самом деле, как бывало в тех историях, которым она не верила! И ей самой, и ее родным и друзьям казалось, что в далеком горном поселке они жили в полной безопасности, вполне счастливо, трудились, верили в добро и не придавали значения слухам о таких вот вещах. А теперь это произошло с ней самой.

как апачи, -- были достаточно ужасны, о худшем никто не хотел и думать. Реальность похищения и того, что за ним должно последовать, подействовало на ум и волю Джоун, как грубый удар острых шпор. Раз она жива, -- а в свете того, что она узнала о Келлзе и ему подобных, это казалось ей почти невероятным, -- ей надо собраться и встретить его во всеоружии женских кошачьих хитростей, коварства и дьявольской ловкости! Она обязана победить его, одолеть любым способом, убить - или погибнуть.

Она не из тех, кого какой-то головорез может затащить в горное логово и сделать своей игрушкой. Страх и ужас добрались до глубины ее души и отомкнули там силы, о которых она и не подозревала: ее рутинный жизненный уклад оставлял их невостребованными. Она больше ничего не боялась. Она не слабее этого человека. Теперь она женщина, а не беспечная юная девица, которая смутно грезила то о делах давно минувших дней, когда ее самой еще не было на свете, то о немыслимых приключениях, ожидавших ее в будущем. Она познала ярость и ненависть, оскорбленная женская гордость воспламенила ее дух.