Пограничный легион.
Глава XI

Глава XI

После этой встречи, перевернувшей Джоун всю душу, настали спокойные дни, дни без всяких происшествий, когда Джоун разъезжала по ущелью и понемногу привыкала к грубым шуткам и красноречивым взглядам бандитов. Ей казалось, что, все видя и все слыша, она, тем не менее, сухим, непроницаемым безразличием отгородила свое сокровенное "я" от всего, что могло ее оскорбить.

Дни были спокойны, потому что, хотя она искала встречи с Джимом Кливом, ей ни разу не удавалось его увидеть. Время от времени ее слух улавливал его имя. Он был то тут, то там - у Бэрда, в горах, еще где-нибудь. Однако у Келлза не появлялся, и Джоун догадывалась, что Келлза это беспокоит: он никак не хотел терять Клива. По вечерам Джоун в ожидании Джима все посматривала из своего укрытия в нижнюю хижину, но скоро уставала от неумолкавшего шума и гама - бандиты орали, хохотали, переругивались за игрой, курили и, конечно, пили. Поздно ночью, отчаявшись увидеть там Джима, Джоун ложилась спать.

Зато теперь она узнала, что Келлз был страстный игрок, играл плохо, но очень азартно, и, как ни странно, болезненно переживал свои неудачи. Проиграв, он обычно напивался до потери сознания и становился опасен. За игрой бандиты часто ссорились, поднимали шум, ругань, хватались за револьверы. Однако, несмотря на все свои слабости, Келлз уверенно и властно правил людьми.

Наконец однажды вечером в хижине появился Гулден. Его приход совершенно выбил Джоун из колеи. Холодная дрожь пробрала ее до мозга костей, но вместе с тем по жилам пробежал непонятный огонь. Неужели эта огромная мерзкая горилла ищет встречи с Джимом Кливом? Что ж, тем хуже для него, подумала Джоун и содрогнулась, поняв вдруг, что понемногу привыкает смотреть на вещи с тех же позиций, что и весь беспутный сброд вокруг.

Гулден выглядел вполне здоровым и крепким, и, если бы не повязка, Джоун в голову не пришло бы, что он был ранен. Он подошел к столу и стал следить за игрой, но на приветственные возгласы игроков ответил лишь угрюмым мычаньем. Потом что-то сказал Келлзу.

-- Что-что? - быстро переспросил тот и повернулся, чтобы лучше видеть Гулдена.

Игроки смолкли. Только один понимающе засмеялся.

-- Одолжишь мне мешочек песку? - спросил Гулден.

Келлз непонимающе взглянул на него, но тут же расплылся в широкой улыбке.

-- Как! Ты хочешь занять у меня золото?

-- Да. Я отдам.

-- В этом-то я не сомневаюсь. Но значит - ты склонен принять мое предложенье?

-- Считай, что так, - прорычал Гулден. - Мне нужно золото.

-- Я страшно рад, Гулден, - ответил Келлз, и весь вид его говорил, что он вполне искренен. - Ты мне нужен. Нам с тобой надо ладить... Вот, держи!

Он протянул кожаный мешочек. На другом краю стола подвинулись, чтобы дать Гулдену место, и игра возобновилась. Наблюдать за игроками было очень интересно. На конце стола, где сидел Пирс, стояли весы, и он то и дело отмерял и взвешивал золотой песок. Цены на золото стояли примерно пятнадцать долларов за унцию, но играли бандиты не из-за денег: драгоценная пыль просыпалась на стол, на землю, словно простой песок. Однако в сколько-нибудь значительных количествах золото на столах не появлялось. Похоже, бандитам приходилось туго. Не раз до ушей Джоун доходили толки о богатой жиле - так порядочные люди говорят о крупном состоянии. Только бандиты имели в виду совсем другое: если будет открыто большое месторождение, им будет чем поживиться, грабя старателей.

Гулден играл совершенно равнодушно, так же, как делал все остальное. Сначала он выиграл, потом проиграл. Занял у Келлза еще, снова выиграл. Он выигрывал, проигрывал, занимал и отдавал, не проявляя никаких эмоций, не сердясь, не радуясь, не волнуясь. Джоун подумала, что в игре им движет одна только неприязнь к окружающим его людям. Ведь игра - это состязание, борьба.

В тот вечер почти все, кроме Гулдена, много пили - с последним караваном пришло свежее спиртное. Под конец почти все были пьяны. Потом бандиты разошлись, остались только Пирс и Вуд. Напоследок Пирс передернул.

-- Хозяин, - заметил Вуд, - Красный-то тебя надул.

Келлз жестоко проигрался и был пьян. Угрюмо обругав Вуда и выпроводив его из хижины, он вставил в пазы несколько жердей - закрыл дверь. Потом принялся пошатываясь, как бы бесцельно, расхаживать по комнате, но то и дело останавливался и смотрел на дверь, ведущую к Джоун. Джоун опять стало не по себе, но Келлза она больше не боялась. Она следила за ним, пока он, наконец, совсем не подошел к двери, и тогда отступила на шаг назад. Келлз, словно чего-то страшась, остановился перед разделявшей их занавеской и задумался. Потом стал осторожно, медленно отодвигать одеяло. Темнота не давала ему разглядеть Джоун, зато она видела его хорошо. Келлз подергал колья, понял, что не может их вынуть, и оставил в покое. В нем не было теперь ни силы, ни властности, свойственных ему, когда он бывал трезв. Он. еще немного постоял, как бы в нерешительности, и отошел. Джоун слышала, как он гасил фонари. В хижине стало темно и тихо. 

* * *

Попозже, когда Джоун стала собираться на обычную прогулку, она вдруг увидела, что вверх по склону на взмыленной лошади во весь опор мчится всадник. Другие тоже его заметили: бандиты выскакивали из хижин, что-то кричали ему и, раздетые, с непокрытыми головами, бросались следом за ним. Бейт уронил седло Джоун и позвал Келлза. Тот выскочил на крыльцо.

-- Бликки! - заорал он и на радостях тихо выругался.

-- Точно, Бликки, - подхватил Вуд, и Джоун неприятно поразил жестокий блеск его обычно добродушных глаз.

Приезд этого Бликки вызвал целый переполох. Джоун припомнила, что так звали одного из доверенных людей Келлза. Не успела лошадь остановиться, как он соскочил на землю. Это был худой загорелый молодой парень, лет двадцати, не больше, однако на лице его запечатлелись целые годы суровой, полной лишений жизни. Он стоял и стряхивал пыль с перчаток. Увидев Келлза, он подбросил их вверх и, не удостоив взглядом, когда они упали, пронзительно крикнул: "Жила!"

-- Не может быть! - вырвалось у Келлза.

Бейт радостно завопил, ему вторили сбегавшиеся со всех сторон по склону бандиты.

-- Уже несколько недель! - еле переводя дух, говорил Бликки. - Огромное месторождение. Даже представить не могу, какое большое. Мы с Джессом Смитом и Ловкачом Оливером наткнулись на новую дорогу - отсюда, если напрямую, миль пятьдесят, ну а по тропе и вся сотня. Мы сперва удивились, а потом, как встретили погонщиков, верховых, фургоны да почтовые кареты, сразу смекнули, что за Медвежьей горой что-то стряслось, и рванули туда. Только перевалили через хребет, а там все кишмя кишит, как растревоженный улей - во-о какой лагерь. Джесс и Ловкач поехали дальше, осмотреть, что там и как, а я пустился назад, к тебе. Со вчерашнего вечера из седла не вылезал. А Джесс только посмотрел, сразу закричал "ура!" и велел тебе сказать, что дело стоящее, надо хорошо подумать, а они вернутся через пару дней и все подробно расскажут.

Пока Келлз выслушивал торопливое сообщение о новом месторождении, Джоун внимательно за ним наблюдала, и ее неприятно поразило, как странно загорелись у него лицо и глаза. Столпившись вокруг Бликки, бандиты без умолку орали, однако Келлз не проронил ни слова. Он расхаживал взад-вперед, крепко сжав руки, полуоткрыв рот, так что виднелись ею стиснутые зубы - словно оскал бульдога. Лицо его выражало страстную надежду, целеустремленность, железную волю и хитрость. А радостный свет, озаривший его в первую минуту, понемногу померк, сменившись угрюмой озабоченностью. Вдруг, очнувшись, он велел всем замолчать.

-- А где Пирс и Гулден? Они уже знают? - спросил он.

-- Нет, откуда? Знают только те, кто сейчас здесь, - ответил Бликки.

-- Пирс и Гул никак не проспятся после вчерашней удачи, - бросил Бейт Вуд.

-- А Клива кто-нибудь видел? - продолжал Келлз быстро, звенящим голосом.

Никто не ответил, и Келлз с силой ударил себя кулаком по ладони.

-- Ну, живо! Соберите всех у Бэрда... Ребята, пришло наше время. Джесс Смит видел и сорок девятый и пятьдесят первый. Он не стал бы поднимать шума... если бы не был уверен, что час настал, что теперь-то мы возьмем куш... Пошли.

Он зашагал вниз по склону. Бандиты толпой последовали за ним. По дороге к ним присоединялись все встречные, и орущая на все голоса, размахивающая руками, радостная толпа валила к заведению Бэрда.

Джоун осталась одна. Недавнее событие, особенно явное стремление Келлза втянуть в свои дела.

Джима Клива, сильно ее расстроило. Ведь Келлз того и гляди убедит Джима вступить в свой разбойничий легион.

Вся эта шатия так походила на стаю волков во главе с сильным жестоким вожаком - Келлзом. Никто не взял на себя труд позаботиться о лошади Бликки, а такое упущение со стороны пограничных головорезов говорило о многом - произошло нечто из ряда вон выходящее. А лошадь была еле жива. Джоун расседлала ее, обтерла с боков уже подсохшую пену и отвела в загон. Потом принесла ведро воды и напоила - небольшими порциями в несколько приемов.

Сама она в это утро никуда не поехала, с беспокойством и любопытством ожидая возвращенья Келлза. Однако тот все не приходил. Джоун ждала до самого вечера, но так и не увидела ни его самого, ни кого другого из его людей. Она знала, что Келлз сейчас из раскаленного докрасна железа кует свою организацию, которой сама она ненароком дала имя - Пограничный легион. Она понимала, что банда будет ужасным орудием в его руках: в подготовке и осуществлении преступных замыслов никто не мог тягаться с его злым гением. Далекая глухая граница с ее непроходимыми ущельями и недоступными высокогорными убежищами как нельзя более подходила для темных дел; оставалось только дождаться нужного момента. И вот теперь он, похоже, наступил.

Ей вспомнилось, как ее дядя не раз предсказывал, что Медвежьи горы еще увидят открытие такого богатого месторождения, которое поднимет на ноги весь Запад и поразит мир. А Бликки сказал, будто разработка идет уже не одну неделю. Так что сбывалось пророчество Келлза о том, что Джоун еще наглядится на дикие нравы границы. От того, что она уже повидала, можно было поседеть, думала про себя Джоун, однако понимала, что это всего лишь малая толика в сравнении с предстоящим. Она все время жила в будущем. И что бы она ни делала, о чем бы ни размышляла, ни грезила наяву и во сне, все заволакивали мрачные тучи неизвестности.

почву вечно преследующий ее страх перед Гулденом? Права ли она, считая, что причина его теперешних отношений с Келлзом кроется именно в ней? Оправдается ли ее страшное предчувствие, пустая фантазия, будто Гулден - это огромная горилла, которая намеревается ее похитить? Такие опасения и тысячи разных других - и совсем беспочвенных, и вполне реальных - донимали Джоун, лишали ее покоя. А что будет дальше? К вечеру она так устала от ожидания, так проголодалась, что, не в силах более терпеть, пошла в хижину и стала готовить себе поесть.

Когда почти стемнело, вернулся Келлз. С одного взгляда Джоун поняла, что не все прошло так, как ему хотелось бы. Внутри у него, казалось, все кипело. Увидев Джоун, он очень удивился - верно, в лихорадке последних часов он совсем забыл о своей пленнице. И сразу все в нем переменилось; как ни донимали его заботы, было видно, что он рад ее Присутствию, хотя, с другой стороны, сожалеет, что ей приходится тут быть. Он извинился, что никто не позаботился о се ужине, пояснив, что совсем о нем забыл: парни словно с ума посходили, стали неуправляемы, и ему еще не удалось разрешить спорные вопросы. Голос его звучал необычно мягко. На лице появилось задумчивое выражение, которое, как заметила Джоун, бывало у него в минуты слабости.

-- Я очень сожалею, что затащил вас сюда, - сказал он, беря ее за руки. - Только теперь поздно об этом думать. Я просто не могу вас потерять... Но ведь есть еще один выход... для него еще не поздно!

-- Что за выход? Что вы говорите? - спросила Джоун.

-- Слушай, бежим сегодня со мной отсюда? - хрипло прошептал Келлз. - Клянусь, я женюсь на тебе, стану порядочным человеком. Завтра будет уже поздно! Бежим?

Джоун покачала головой. Ей стало его жаль. Когда он так говорил, он был уже не бандит Келлз. Его переживания не оставили ее безучастной, непонятным образом взволновали ее. Вот, минуту назад в хижину вошел вожак бандитов, замышляющий кровавую резню; но, увидев ее, он как бы сломался, потерял всю свою силу и теперь стоял, замирая от безнадежной любви к ней.

-- Отвечай же, Джоун, - потребовал он, сжимая ей руки, и на лицо его набежала тень.

-- Нет, Келлз, - ответила Джоун.

-- Почему? Потому что я бандит? Потому что руки у меня в крови?

-- Нет, не поэтому. Просто я... я вас не люблю.

-- Но ведь лучше быть моей женой по-честному... чем оставаться здесь рабыней, которую в конце концов бросят, и она достанется Гулдену - попадет в его пещеру под его веревку? - Голос у Келлза окреп - верх начинало брать его второе "я".

-- Конечно, лучше... Только я ведь знаю, что вы никогда меня не обидите... не отдадите... Гулдену.

-- Откуда ты знаешь? - воскликнул Келлз, и кровь ударила ему в голову.

-- Потому что вы побороли в себе зверя... и вы на самом деле меня любите.

Келлз так резко оттолкнул ее от себя, что она едва не упала.

-- Я с этим справлюсь... Тогда - берегитесь, - с безнадежной тоской в голосе сказал Келлз.

Он махнул рукой, как бы приказывая ей уйти к себе, и повернулся к наружной двери, за которой слышался гул голосов.

Спотыкаясь в темноте на грубых ступеньках, Джоун пробралась в свою комнату, тихонько собрала жерди - чтобы в любую минуту можно было загородить вход, и приготовилась спокойно ждать и слушать, что будет дальше. Нервы ее были напряжены до крайности, почти до физической боли, и она всем существом ощущала, что этот вечер, такой важный для Келлза, будет иметь особое значение и для ее дальнейшей судьбы. Только почему и как, не догадывалась. Она чувствовала, что ее подхватила волна событий и несет в открытое море. Келлз вышел. Голоса за дверью стали поглуше. Похоже, бандиты уходят. Джоун почувствовала разочарование. Однако вскоре голоса снова зазвучали громче; мужчины ходили взад и вперед. Спустя несколько минут Келлз, один, вернулся в хижину. Было темно, и Джоун его еле различала. Келлз зажег фонари; два поставил на стол, остальные повесил на стены. Потом достал откуда-то записную книжку и карандаш и положил рядом с тяжелым, инкрустированным золотом револьвером на то место за столом, которое собирался занять. Покончив с приготовлениями, он стал медленно расхаживать по комнате, заложив руки за спину, опустив голову на грудь, целиком уйдя в свои мысли. Мрачная, зловещая фигура! Джоун случалось видеть разных людей, погруженных в раздумья, но только от Келлза исходила смутная, но страшная эманация зла. И все, что находилось в этой мрачной комнате, вдруг обрело новый смысл: седла и сбруя, висящие на стенах, оружие, записная книжка и карандаш, револьвер - все вдруг заговорило о темных кровавых делах бандитов. А над самим Келлзом витала зловещая тень, несущая угрозу гибели сотням далеких, неизвестных старателей.

Вдруг Келлз поднял голову, как бы прислушиваясь, и тотчас весь его облик преобразился. Казалось, давившее его бремя вдруг исчезло. Как генерал, готовый провести смотр своим войскам, он строгим, внимательным, властным взглядом уставился на дверь. Джоун услышала тяжелые шаги, звяканье шпор, глухие голоса: прибыла банда. Будет ли среди них Джим Клив?

Чтобы получше видеть и слышать, что происходит в хижине внизу, Джоун, после минутного раздумья, осторожно пробралась на другую сторону лестницы и уселась там, свесив ноги. Прижавшись к стене, она могла теперь сквозь щель между бревнами видеть всю комнату. Бандиты молча входили один за другим; казалось, они чувствовали себя неуверенно. Джоун насчитала двадцать семь человек. Войдя, они расходились в две стороны: большая группа расположилась поближе к Келлзу, меньшая - за Гулденом, который был уже без повязки и выглядел еще отвратительней прежнего: на месте отстреленного уха виднелась красная, еще не зарубцевавшаяся рана. Но и теперь от него исходили импульсы мощи, хотя и не живой, всепокоряющей силы мысли, которой дышал Келлз. Гулден был яростным диким зверем и сила его была чисто физического свойства. В любом состязании между ним и Келлзом, если только речь не шла о состязании мускулов, победителем должен был быть Келлз. За Гулденом толпились тяжело вооруженные бородачи в клетчатых рубахах - худшее, что было в банде. На стороне Келлза собрались парни помоложе и поаккуратнее: Пирс, Французик, Джоунз, Уилльямз, разведчик Бликки. Группы представляли две клики, но вражды между ними по существу не было. Каждым нервом Джоун ощущала напряженность атмосферы, ждать можно было всего. К великой ее радости, Джима среди присутствующих не было.

-- Где Бэрд и Вуд? - спросил Келлз.

-- Клива нашли?

-- Нет. Он где-то в лесу. Надо думать, скоро придет.

Келлз уселся во главе стола, взял в руки записную книжку и, играя ею, вперил бледные глаза в стоящих бандитов.

-- Там, у Бэрда, - начал он, - мы вроде бы перетасовали всю колоду. Теперь к делу... Кому карту?.. Я организовал Пограничный легион. Он должен мне полностью подчиняться, будь в, нем хоть десять человек, хоть сто. Кто запишется первым?

Пирс подошел к столу и вывел в книжке свое имя. За ним то же самое сделали Бликки, Джоунз, Уилльямз и другие. Никто не проронил ни слова, только каждый пожимал Келлзу руку. Похоже.

Келлз не требовал никакой клятвы, довольно было свободного выбора и честного слова бандитов. В лице Келлза было нечто такое, что придавало этому простому обряду значимость клятвы крови. В Легионе должны быть только преданные ему люди, а он, судя по всему, был как раз таким вожаком, который может полагаться на верность подчиненных.

-- Келлз, - обратился к нему бандит, который вроде бы не спешил заносить в книжку свое имя, - расскажи-ка еще разок об этих твоих условиях.

И в этот момент Джоун, вся задрожав от волнения и страха, увидела, что в комнату вошел Джим Клив. Он был страшно бледен, его острый взгляд переходил от Келлза к Гулдену, от бандита к бандиту. Потом он отошел в тень и прислонился к стене. Келлз не подал виду, что заметил его приход.

-- Во главе Легиона буду стоять я, - отчетливо произнес Келлз. - Я планирую операцию, я отдаю приказы. Никакой самодеятельности без моего ведома. Делить золото будем поровну между всеми. А вы клянетесь стоять за. мной.

По толпе пробежал одобрительный ропот.

-- Что ж, я с тобой, - сказал бандит, который просил повторить условия.

Он подошел к столу и поставил в книжке какой- то знак - писать он, видимо, не умел. Келлз внес его имя. Все остальные из большей группы тоже приняли условия. Теперь дело было за Гулденом и его сторонниками.

-- Гулден, - спокойно обратился к нему Келлз, - а ты все еще ничего не решил?

Великан тяжелым шагом подошел к столу. Джоун снова подумала, что он больше похож на огромное неповоротливое тихоходное судно, а не на человека с живой душой и умом.

-- Я вступаю в твой Легион, только сперва нам надо кое о чем договориться, - сказал он зычным голосом.

-- А как же иначе, конечно, сначала надо договориться, - перебил Келлз. - Только давай все обсудим по-доброму. Граница велика, хватит на нас обоих. Но ты мне нужен. Я хочу, чтобы ты был с нами. Ну, а если нам не договориться, давай разойдемся мирно. Ты как на это смотришь?

Бандиты одобрительно зашумели.

-- Тогда скажи, что ты собираешься делать и как действовать, - ответил Гулден.

Келлз едва подавил раздражение и досаду.

-- Тебе-то какое до этого дело, да и всем твоим тоже? - вопросом ответил Келлз. - Ты же знаешь, что все обдумываю и планирую я. И пока удачно, это не раз было доказано. Во-первых, нам нужны мозги. Это моя забота. Во-вторых - исполнение. Это уж твое с Пирсом дело, да и всей банды тоже. Что еще тебе нужно знать?

Келлз всплеснул руками, словно признавая всю тщету споров с таким несговорчивым тупицей.

-- Ладно, скажу, - бросил он. - Так слушай. До того, как вернется Джесс с подробными вестями да я сам не побываю на прииске, я не могу сказать ничего определенного. Но вот тебе основа моего плана. Слушай внимательно, Гулден, да и все вы, ребята. Мы со всеми пожитками переберемся на разработки, понастроим на окраине поселка хижин и ни в коем случае не станем там собираться вместе. Банда рассеется. Большинству надо будет делать вид, будто вы роете золото. Будьте как все. Общайтесь со всеми кланами и общинами. Бэрд откроет игорный дом. Пирс тоже найдет себе дело. Я стану скупать заявки, нанимать рудокопов. Приму совсем другой вид, буду общаться с влиятельными людьми, участвовать в решении разных вопросов. А вы все станете разведчиками, будете ночыо приходить ко мне в хижину и обо всем докладывать.

Мелочевкой заниматься не будем. Наша забота - старатели, увозящие по пятьдесят - сто фунтов в фургонах или почтовых каретах. Мы будем все о них знать, и кого я пошлю на дело, будет их брать. По возможности не напивайтесь. Полностью полагайтесь на меня, на мой здравый смысл. Во время налетов все должны быть в масках. И еще придется держать язык за зубами, чтобы ни на кого не пало ни малейшее подозрение. Если все это будет выполнено, мы сможем продержаться там все лето, никто нас не выследит. Пограничный легион прогремит на всю округу, но будет неуловим, как призрак. Все будут думать, что в горах орудует очень много людей. Чем лучше мы будем хранить тайну, тем ощутимее будет результат нашей работы на прииске. В лагерях старателей, когда найдена богатая жила, все сходят с ума, подозревают друг друга. Они уже не способны к организации и будут против нас совсем беззащитны. Короче говоря, если месторождение и впрямь такое богатое, как кажется, то еще до начала зимы у нас будет столько золота, что нашим лошадям не увезти.

Келлз начал речь довольно сдержанно, но потом звук собственного голоса, видение своей воплощенной великой мечты привели его в состояние, близкое к исступлению. Он так и сиял. Вот, значит, о чем он так страстно мечтал, вот к какому царству стремился.

На всех, кроме Гулдена, речь Келлза произвела сильное впечатление, и он, подумала Джоун, отлично это видел. А Гулден оставался самим собой - непонятной, но внушительной фигурой. Он как бы противоречил общему порядку вещей. Келлз смотрел на него, смотрели все остальные; из темного угла на его тяжелое лицо был устремлен сверкающий пронзительный взгляд Джима Клива. Было видно, что Гулден хочет что-то сказать, но не спешит, и помехой тому не одолевающие его сомнения и эмоции: просто мысли в его мозгу ворочались так же медленно, как он сам.

-- Мертвые не болтают! - глухо выдавила наконец его широкая глотка. В словах, сопровождавшихся клокочущим рыком, в торжественном тоне звучала жестокая угроза, призыв к убийству. Подобно тому, как Келлз, развивая свои идеи, демонстрировал острый ум, способность разрабатывать замечательные планы, а вместе с тем и свою одержимость золотом, так Гулден заявил о своей звериной жажде крови, что как болячка, как тромб свербила у него в мозгу. Келлз жаждал славы и золота; Гулдена обуревала страсть убивать. Все замолчали. В наступившей тишине буйные пограничные головорезы на все лады поворачивали слова Гулдена, вникали в их смысл, силясь понять его, и, хотя кое-кого они оттолкнули, многие почувствовали, что его безжалостный замысел обещает большую безопасность.

Но Келлз тотчас стал возражать.

-- Гулден, - обратился он к бандиту, и воздух со свистом вырвался у него изо рта, - ты хочешь сказать, что, отобрав у старателей золото, мы должны их убивать? Великан угрюмо кивнул.

-- Так просто, не защищая себя, убивают только круглые дураки, - запальчиво объявил Келлз.

-- Так мы дольше продержимся, - невозмутимо парировал Гулден.

-- Ну нет. Именно так нам долго не продержаться. Несколько убийств, и поднимется весь лагерь, не помешает никакая золотая лихорадка. Вмешаются карательные отряды.

-- А мы сами можем стать карательным отрядом, не хуже, чем твоим Легионом.

Келлз вдруг понял, что Гулден не так туп, как он до сих пор считал. Бандиты закивали головами, беспокойно задвигались - идея показалась заманчивой. Даже Пирс и другие поддались ее коварной хитрости. В злых сердцах восторжествовало зло. Над бандитами проплыл призрак крови и смерти. Острый глаз Келлза тотчас заметил перемену в общем настроении, и, казалось, он изо всех сил старался подавить в себе нечто, сопротивлявшееся холодной жестокости своих людей.

-- Слушай, Гулден, - начал он снова, - ну, а если мне это не подходит?

-- Тогда я не вступлю в твой Легион.

-- И что же ты сделаешь?

-- Возьму тех, кто пойдет за мной, и выпотрошу весь приисковый поселок.

Джоун видела, как помрачнел Келлз - он отлично понимал, что предложение Гулдена не только поставит крест на его собственном плане, но и загубит оба предприятия.

-- Знаешь, Гулден, я не хотел бы тебя терять.

-- Ты и не потеряешь, коли посмотришь на дело, как надо, - ответил Гулден. - Ты парень с головой, ты можешь нами командовать. Только у тебя чего-то кишка тонка стала... А все из-за этой девчонки, что тут живет.

Джоун увидела, как в глазах у него загорелись зеленые огни, как исказилось и посерело его лицо, задрожали руки. Почти со сверхъестественной ясностью она поняла, что происходит у него в голове: он борется с искушением сию минуту убить Гулдена. И еще она поняла, что он должен на это решиться именно теперь, иначе с этой минуты его власть и авторитет на границе неудержимо пойдут на убыль. Однако сам Келлз не распознал поворотного момента в своей судьбе. Его невероятные усилия подавить в себе злость и ненависть ясно говорили, что в данный момент для него важнее всего не упустить Гулдена, заручиться его поддержкой и таким образом удержать людей.

-- А может, лучше отложить решение, пока не будем на месте? - предложил он.

-- Чего тут откладывать? Либо так, либо эдак, и точка, - объявил Гулден.

-- Хочешь быть в Легионе вожаком? - осторожно осведомился Келлз.

-- Нет.

-- Тогда чего же ты хочешь?

Гулден не сразу нашелся, что ответить.

-- Я много чего хочу, - помолчав, сказал он, - я хочу сам во все влезать. И чтоб никто мне не мешал убивать, если мне придет охота кого прихлопнуть.

-- Придет охота? - повторил Келлз и выругался.

И вдруг, словно по волшебству, его угрюмое лицо просветлело, показав всю глубину гибкости его ума и хитрости. Он больше не пытался противостоять Гулдену, подавив свою ненависть и отвращенье, оттолкнувшие было от него Гулдена.

-- Гулден, давай так договоримся: сам ты волен делать, что тебе заблагорассудится, но остальные - все без исключения - будут подчиняться только мне. Идет?

Гулден протянул свою огромную лапу. Такая покладистость немало удивила и Келлза, и всех остальных.

-- А, пропади все пропадом, - воскликнул Гулден. Он пожал Келлзу руку и с трудом нацарапал в книжке Келлза свое имя.

С этой минуты Гулден стал сам себе хозяин, ему больше не было дела до людей, среди которых он находился, до Келлза и его пресловутого Легиона.

Что ему золото - больше его или меньше?

-- Все, что заблагорассудится, только не заводи драк с моими людьми, - продолжал Келлз, - это само собой разумеется.

-- Ну, если они не станут нарываться на драку, - добавил великан и ухмыльнулся.

Один за другим его дружки прошли простую процедуру, которую личность Келлза превратила в серьезный, ко многому обязывающий обряд.

-- Кто еще? - спросил Келлз, обведя взглядом комнату. Лицо его оттаяло.

-- Остался Джим Клив, - кивнул на стену Пирс.

Клив не спеша выдвинулся из тени. Взгляд его блестящих глаз неотрывно следил за Гулденом. На миг в комнате повисло ожидание. Гулден тоже посмотрел на Клива. Но тут между ними быстро встал Келлз.

-- Да, я совсем забыл, что между вами кошка пробежала, - сказал он и обратился к Гулдену. - Сейчас не время сводить старые счеты. Ты же знаешь, все мы тут не раз ссорились и дрались, а потом ничего - дружили. Я хочу, чтобы Клив вступил в отряд, но только если ты ничего против него не имеешь. Что ты скажешь?

-- Я на него зла не держу, - ответил великан и, как ни странно, это, похоже, была чистая правда. - Только я не позволю отстрелить мне еще и второе ухо!

Бандиты загоготали, хотя Гулден, казалось, не видел в своей реплике ничего смешного. Келлз же рассмеялся со всеми вместе. Даже на бледном лице Клива появилось подобие улыбки.

-- Вот и хорошо. Значит, мы поладили, - объявил Келлз и, довольный собой, уверенно и властно обратился к Кливу - Ну, Джим, играешь с нами?

-- А во что играем?

Келлз быстро и красноречиво повторил все, что уже говорил о Пограничном легионе, его выгодах для любого молодого бродяги, отщепенца, и кончил почти теми же доводами, что недавно излагал Джоун. А тем временем Джоун, сидя в своем укрытии, смотрела во все глаза и слушала все, что говорилось, стараясь во что бы то ни стало удержать себя в руках, не дать выхода чувствам. Ведь в тот момент, когда Джим выбрался из своего угла на свет, ее всю затрясло.

-- Знаешь, Келлз, мне на все это наплевать, - сказал Клив.

Такой ответ привел Келлза в замешательство.

-- Тебе наплевать, будешь ты в моем Легионе или не будешь?

-- Ну да, - равнодушно подтвердил Клив.

-- Тогда сделай мне одолженье, - продолжал Келлз, - вступи в него ради меня. Мы станем друзьями. Здесь, на границе, тебе плохо, так иди к нам.

-- Нет, уж лучше я буду сам по себе.

-- В одиночку тебе долго не продержаться.

-- Ну и плевать.

Келлз внимательно посмотрел на его бесшабашное бледное лицо.

-- Послушай, Клив, может, ты просто тряпка, боишься преступить закон - стать преступником?

Клив вздрогнул, словно его кто-то неожиданно и больно укусил. Джоун зажмурилась, чтобы не видеть его лица. Келлз почти слово в слово повторил то, что кода-то бросила Джиму она сама и что привело его к гибели. Слова Келлза заставили его как бы очнуться. Какое роковое совпадение! Как Джоун ненавидела себя в эту минуту! Ведь эти самые ее слова заставят обезумевшего, убитого горем мальчишку стать одним из бандитов Келлза. Еще не открыв глаз, она уже знала, что увидит, но когда открыла, перед ней стоял другой Джим - он весь пылал.

-- Скажи, Клив, ведь ты убиваешься из-за бабы? - спросил он, но в голосе его звучала насмешка.

-- Ну... Зачем тебе в меня стрелять? Я же тебе друг. Тебе же очень плохо. Ты как отравившийся щенок. Еще раз тебе говорю, возьми себя в руки и не отказывайся. Поохотимся за золотом вместе. Увидишь жизнь. Будешь от души драться, добудешь золота. На свете много женщин. Я сам когда-то думал, что из-за женщины брошу все. Да не бросил. Я ни разу не встретил настоящей женщины, пока не прошел через ад на этой вот границе... Если ты смел, покажи это. Будь же мужчиной, а не свихнувшимся хлюпиком. Выплюнь отраву!.. А ну, давай, выкладывай перед всеми! Сбежал сюда от девчонки?

-- Да, от девчонки, - хрипло рыкнул Клив.

-- Нет.

-- Выходит, только наша развеселая жизнь поможет тебе ее забыть?

-- Выходит, что так... Только я не могу забыть... - тяжело дыша, выдавил Клив.

Его терзали воспоминания, отчаянье, сознание собственного бессилия. Джоун отлично видела, как умело играл Келлз на чувствах Джима. Пылкий, отчаявшийся мальчик был пустой игрушкой в руках сильного, волевого взрослого, мягким воском под искусными пальцами скульптора. Конечно, Джиму не устоять перед властным вожаком бандитов, и сама неколебимость его любви, память о ней погонит его все дальше к пьянству, игре, преступлению.

Келлз сделал резкое движенье.

-- Ну, давай, докажи, что ты мужчина, вступай в мой Легион. Ты прославишься по всей границе, Запад надолго тебя запомнит.

Помянув мрачную славу, хитрый бандит пошел с сильного козыря и выиграл. Клив нервно, почти беспомощно отбросил с потного лба волосы. Он весь обмяк, куда девались его сила, горевший в душе огонь, безразличие. Он был потрясен, словно его только что уличили в подлой трусости.

-- Что ж, Келлз, - объявил он, - включай меня в игру... И, видит Бог... я... буду играть с открытыми картами.

-- Стой! Ради Бога, стой! - закричала Джоун. Голос ее, непривычно высокий и проникновенный, прозвучал так требовательно, что Клив замер. В голосе слышалось и ясное осознание того, что предвещает эта минута, и понимание роковых последствий этого поступка для ее собственной судьбы, столь же трагичной, как судьба Клива. Джоун выскользнула из тени занавески на яркий свет фонарей и оказалась лицом к лицу с Келлзом и Кливом.

Келлз бросил на нее удивленный взгляд, но, поняв, что она собирается сделать, громко засмеялся, словно вид ее подстегнул его, как шпора, словно он восхищен ее смелостью и не возражает против того, что она сейчас сделает, хотя и понимает, как это глупо и неуместно.

-- Клив, это моя жена, Дэнди Дейл, - представил он ее спокойно и вполне по-светски. - Пусть она поможет тебе решить, что делать.

Странное предостережение, а потом появление женщины, переодетой в мужской костюм, поразило Клива, как громом. Он резко выпрямился, еще пуще прежнего побледнел, а глаза его, уже давно мертвые, вдруг ожили, загорелись огнем. У Джоун тоже кровь отлила от щек. Под его взглядом она едва не лишилась чувств. Но Джим ее не узнал, хотя при виде ее и разволновался.

честен. Ради всего святого, не ступай на путь этих людей! Келлз сделает из тебя бандита... Поезжай домой, поезжай домой, пока не поздно!

-- Кто вы такая, чтобы говорить мне о честности... вспоминать о доме? - презрительно спросил Клив.

По телу Клива пробежала волна дрожи. Он судорожно, протестующе поднял руку. Было ли то от боли, причиненной ее словами, или от отвращения, что такая, как она, осмеливается говорить о его любимой, - Джоун не знала. Ясно было только одно: ее присутствие задело Джима, одновременно привлекая и отталкивая. Ее порыв, ее слова нашли отклик в его душе, но он не верил тому, что слышал, и больше полагался на глаза.

-- Умоляю!

-- Я уже сказала: ты еще молод, еще неиспорчен. Ты только погорячился... потому что...

-- Вы жена Келлза? - вдруг спросил он.

-- Никакая я ему не жена, - медленно, словно против ее воли, выдавили губы Джоун.

Наступила тишина. Правда, о которой все знали, теперь, подтвержденная самой Джоун, привела бандитов в состояние шока - они стояли разинув рты, не смея дохнуть. На лице Келлза играла насмешливая ухмылка, но он тоже побледнел. А лицо Клива выражало безмерное презренье.

Тон, каким были произнесены эти слова, потряс Джоун. Она вся сжалась, а в груди у нее бушевало пламя. Как же он, должно быть, ненавидит всех представительниц ее пола!

-- И вы еще взываете ко мне? - продолжал он. И вдруг весь поник, силы совсем оставили его. Поразительная двойственность женской натуры была выше его понимания. Он едва не повернулся к Джоун спиной.

-- Не думаю, что такая, как вы, может уберечь меня... от Келлза... от крови... от ада!

При этих словах Келлз выпрямился и замер - бледный, настороженный. Клива же они просто ошеломили, и до него не сразу дошел их подлинный смысл. Он стоял к ней вполоборота, но тут вдруг стал медленно поворачиваться: тело его напряглось, руки лихорадочно хватали воздух. Ни один человек в здравом уме и рассудке не стал бы в эту минуту к нему обращаться. Все ждали, что вот-вот случится нечто подобное тому, что произошло при его встрече с Люсом и Гулденом.

-- Он принудил меня... носить эти вещи, - пролепетала она. - Я его пленница. Я ничего не могу поделать.

С проворством кошки Клив отскочил назад, так что оказался один против толпы бандитов и вскинул блестящие стволы револьверов. Его бесстрашие поразило и напугало бандитов. А Келлз, похоже, решил, что угроза нависла только над ним самим.

-- Ладно, припер к стенке, - просипел он, - все это чистая правда... Только если меня шлепнешь, ей будет еще хуже.

Он ожидал, что сорвавшегося с цепи мальчишку уже ничто не остановит, и все же ум подсказал ему именно те слова, что еще могли его удержать.

-- Выходите, - приказал Клив, - садитесь на лошадь и приведите к крыльцу еще одну... Ступайте! Я увезу вас отсюда.

В Джоун боролись искушение и страх. Ведь в свалке Джима неминуемо убьют, а с ней будет и того хуже. Эти мысли, мысль о возможности побега, видение незнакомого лика этого некогда бесстрашного юноши привела ее прямо в неистовство. Но мужества на эту отчаянную, безнадежную глупость у нее не было.

-- Я останусь здесь, - прошептала она, - а ты - уезжай!

-- Нет, нет! Только я должна!

-- Значит, ты его любишь?

Всем своим сердцем Джоун хотела отвергнуть оскорбление, однако женская хитрость заставила ее проглотить готовые сорваться с губ слова - слова, которые ее полностью бы разоблачили. От стыда она низко опустила голову, но все же у нее хватило духа - ради него самого, ради его блага - предстать перед ним в таком неприглядном свете. Это был ее единственный шанс.

-- Прочь с моих глаз! - прохрипел Джим. - А я-то готов был за вас драться!

Что из того, что он ее не узнал? Шаг за шагом, еле помня себя от горя, сотрясаемая идущей изнутри дрожью, ослепленная жгучими слезами, она стала отступать к своей двери и, спотыкаясь, скрылась за занавеской.

-- Келлз, ты был прав, - услышала она голос Джима, как бы идущий откуда-то издалека. - Мне нет оправданья... У меня в голове не все дома, когда дело доходит до женщин. Хочешь - забудь о моей вспышке, хочешь - нет. Только если я тебе нужен, я готов вступить в твой Пограничный легион.