Ваня и Груня

Братья Гримм

Типография В.А. Гатцук (Д. Чернышевский), Москва 1893 г.

Перевод: В.А. Гатцука.

От жилья в стороне, на опушке большего леса жил бедный дровосек. У него было двое детей: сын Ваня да дочка Груня. Родная их мать умерла, и женился отец на другой, на молодой; взял детям в дом мачеху. В доме у них была такая нужда, беднота, что и хлеба ели впроголодь. А когда вздорожал он, так семья - хоть умирай с голода.

Вот раз и говорит муж жене: - "Я уж и не придумаю, как теперь жить будем, и чем детей кормить? Самим двум есть вовсе нечего" - "А знаешь что, муженек, - говорит жена, - давай, заведем, ребятишек в лес подальше, да где поглуше; разложим им там огонек, дадим по куску хлеба, а сами на работу уйдем; они оттуда не найдут дороги домой, - вот и избавимся от них." - "Что ты, женушка? - Как это я родных детей своих, брошу в лесу? Да их там дикие звери разорвут." - "Ох, дурак, ты дурак! - говорит жена, - а легче тебе будет, как мы все с голоду умирать начнем? Тогда только успевай доски на гроба тесать."

И мачеха до тех пор приставала к своему мужу, пока он не махнул рукой: "Будь, мол, по-твоему. А мне, всё-таки, жаль загубить их..."

Ребяткам с голоду тоже не спалось, и они слышали всё, что про них говорили. Девочка заплакала и шепчет братишке: "Ваня, что нам делать?.." - "Молчи, Груня, я ухитрюсь как-нибудь беде помочь..." Стал Ваня прислушиваться, а когда отец с матерью заснули, он - марш за дверь. Вышел за калитку; ночь светлая, - точно день. Месяц полный светит на землю, а камушки-голыши блестят вокруг дома, словно новенькие серебряные монетки. Ваня давай набирать их в карманам. Набил оба кармана полнешеньки, пришел к сестре и шепчет ей: "Не бойся, Груня, спи! - Бог милостив." И заснули оба.

Только рассвело, - еще до солнышка, - слышат они мачехин голос: - "Ну, лентяи, вставайте: пора в лес за дровами. Вот вам по куску хлеба, да смотрите, чтоб до обеда не есть: хлеб то весь туг!.." Груня взяла хлеб к себе в фартук, - у Вани оба кармана были полны камешков, - и пошли они все четверо в лес. Ваня идет, а сам то и дело оглядывается, да голыши потихоньку на дороге разбрасывает. "Чего, сынок, всё отстаешь да оглядываешься?" - окликнул его отец. "Я гляжу, батюшка, на свою белую кошечку: она на крыше сидит, знать, прощается со мной." - "Полно, дурень, какая там кошка: это труба белеется!" - прикрикнула на него мачеха.

Пришли они в самую глушь леса, отец и говорит: Натаскайте-ка, детки хворосту; я разведу вам огонек - веселее с ним будет." Когда разгорелся костер, мачеха сказала деткам: "Прилягте-ка к огоньку, а мы с отцом пойдем дрова рубить."

Вот и обед подошел. Ваня и Груня съели по куску черствого хлеба, прилегли у костра, чтобы лучше слышать, где отцов топор постукивает, - да и задремали.

Просыпаются они, а в лесу уж ночь темная. Груня испугалась, заплакала. "Полно, Груня, не бойся; я знаю, как из лесу выбраться. Подожди, только месяц взойдет," - говорит Ваня. И правда: только выглянул на небо полный месяц, Ваня взял сестренку за руку, и пошли они отыскивать дорогу по разбросанным голышам, которые при месяце блестели, как серебряные. Шли они всю ночь напролет, а к утру уж подошли к отцовскому дому и постучались.

Вышла отпирать им мачеха, и сама своим глазам не верит: "Ах вы негодные! До какой поры прошатались! Мы уж думали, что вы совсем не придете!" Отец вскочил с постели; обрадовался бедняга - он всю ночь не спал, всё про деток думал; как-то они там в лесу.

А мачеха злится, и еще пуще одолевает его попреками по ночам: - "Давай, заведем ребят в лес подальше; чего ждать? Пока все перемрем с голода?.." - "Эх, женушка! Лучше бы делить всем вместе последний кусок!.." Но она его до тех пор ругала, до тех пор к нему приставала, - пока он опять, скрепя сердце, не согласился: "Делать нечего... Назвался груздем, полезай в кузов. Уступил жене раз, надо уступить и другой."

"Ну, - думает Ваня, - дело наше плохо." А всё-таки не унывает. Вошел в избу, подсел к сестренке и давай ее утешать: "Полно Груня, не плачь: Бог милостив!"

Утром рано разбудила их мачеха. Опять дала им по кусочку хлеба и повела в лес. Идут дорогой, - Ваня всё отстает, оглядывается, да сзади себя кусочки хлеба разбрасывает, чтобы потом по ним дорогу найти. "Что ты, сынок, всё оглядываешься?" - спрашивает его отец. "На голубочка моего гляжу, батюшка, он на крыше сидит, знать прощается со мною." - "Вот дурень! Это труба на солнце белеется, а не голубок," - говорит мачеха.

В этот раз мачеха еще дальше завела детей, - в такую лесную глушь, где они никогда не бывали. Отец закрыл себе рукой глаза, и отошел от них прочь. А мачеха разожгла костер и сказала: "Подождите здесь, пока мы с отцом нарубим дров и придем за вами."

Подошла обеденная пора. Груня разделила с братом свой кусочек хлеба, - у Вани от своего ничего не осталось, - и перекусили чуть-чуть оба. Сидят они да прислушиваются, как отцовский топор постукивает. А топора и вовсе не было: это сук, привязанный мачехой к дереву, от ветра постукивал. Сидели-сидели ребятки, слушали-слушали, потом задремали от скуки, да и заснули.

Наступила ночь. Проснулись детки, - а в лесу уж темь непроглядная. Расплакалась со страху Груня, а Ваня говорит: "Подожди, сестричка, вот месяц взойдет." Взошел ясный месяц, стали дети отыскивать хлебные крошечки, что Ваня, из дому идучи, по дороге разбросал, - а их ни одной не видно. Не светятся они, как голыши, да и птички их поклевали. Так бродили Ваня с Груней по лесу до самого утра. Утром тоже не могли догадаться, в какую сторону идти: чем дальше идут, тем глубже в лес уходят. Подошла и другая ночь. Усталые, голодные забрались они под кустик, прижались друг к дружке, как ягнята без матки, и заснули.

с ветки на ветку, с деревца на деревцо. Ваня и Груня всё идут за ней. Шли, шли, глядь, перед ними избушка, вся из пряника, покрыта сладкими оладьями, а в окошки вместо стекол леденцы вставлены в сахарных переплетах. "Вот где мы досыта наедимся-то," - думают детки. Ваня забрался на крышу, - яблочные оладьи там подъедает. А Груня стала от оконницы кусочек сахару отгрызать.

Вдруг, слышат они, кто-то в избушке говорит: 

Детки притаились, и отвечают: 

Дверь избушки распахнулась настежь, - и выходит оттуда старуха старая-престарая, с клюкой. Она их не тронула, только покачала головой и говорит: "Э-э-э, детушки! Как это вы сюда забрались? Милости просим ко мне в гости!" Взяла их за руки и повела в избушку.

Вошли они и видят: стол накрыт чистой скатертью, а на столе наставлены всякие кушанья; молоко и сладкие пироги и орехи в меду. - "Садитесь за стол, - говорит им старуха, - и ешьте, чего душе угодно." После обеда старуха приготовила им чистенькую постельку, вымыла их, вычесала, надела чистые рубашки и уложила спать. Когда ребятки улеглись в мягкую постель, да укрылись чистым одеяльцем, - им показалось, что они в рай попали. Бедняги не думали и не гадали, что приласкала их не простая старуха, а ведьма. Она нарочно заманивала к себе ребятишек своей пряничной избушкой, откармливала их, потом варила в супе и ела по праздникам. Это была для неё самая лакомая еда. Издалека еще она почуяла, что Ваня с Груней бродят одни по лесу, обернулась птичкой и нарочно приманила их к своей избушке.

Смотрит ведьма, - спят детки раскинувшись, раскраснелись у них щечки со сна, - и думает: - "Вот так лакомый кусочек добыла я себе!" Даже глаза от жадности налились у неё кровью и слюни изо рта потекли. Схватила она сонного Ваню в свои жесткие, костлявые руки, потащила в курятнику за решетку и заперла там его на замок. Потом растолкала Груню и говорит: "Вставай, лентяйка! Натаскай воды да свари братишке суп повкуснее: я его откармливать буду, а потом съем." Груня горько заплакала, но делать нечего: ведьма не знала ни к кому жалости.

"Братец, сбереги косточку от курятины; она тебе пригодится..." На другой день она принесла ему баранью кожицу и сказала: - "Братец, обтяни косточку бараньей кожицей, а когда спросит старуха посмотреть твой палец, ты протяни ей косточку."

Вот, дня через два старуха подошла к курятнику и говорит: - "Протяни-ка мне, мальчик, палец сквозь решетку." Ваня сунул ей косточку вместо пальца. Старуха-то плохо видела; пощупала, и говорит: "Нет еще, плох..." Так прошло еще несколько дней. Старухе не терпится: хочется ей Ваниного мясца поесть: - "Ну, - говорит, - какой уж есть: худой ли, жирный ли, пора из него супец сварить." И велела она Груне воды наносить да дров наколоть. Та носит, а сама слезами обливается: - "Боже Милосердый, защити ты нас! Лучше бы в лесу дикие звери нас растерзали вместе!" А ведьма оскалила на нее свои длинные зубы и запела хриплым голосом:

Ваня сунул ей косточку, вместо пальца.

Вечерком выбежала Груня к курятнику и говорит: - "Милый братец! Вода уж наношена, дрова приготовлены: завтра варить тебя будут!"

На другой день утром ведьма разбудила Груню помогать ей стряпать. - "Я, - говорит, - уж и печку истопила и пироги замесила; полезай-ка, узнай: не пора ли сажать их?" Груня смекнула, что старуха хочет изжарить ее, и притворилась, будто не знает, как в печку влезть. Ведьма взяла хлебную лопатку и говорит: - "Садись, я тебе помогу влезть". А Груня легла поперек устья печки и спрашивает: - "Так, что ли? Покажи, бабушка, - не умею." - "Вот, дура-то, - говорит ведьма, - да в эту печь я и то пролезу! Вот как, гляди!" И села сама на лопату, нагнувши голову. Груня как сунет ее в печь, да и захлопнула за ней заслонку, и лопатой приперла, чтобы ведьме уж не выбраться. Завыла ведьма в горячей печи, а Груня побежала к брату, отперла курятник и говорит: - "Ваня, милый Ваня! Я ведьму в печи захлопнула; уж она теперь там жарится!" Ваня, как птичка выпорхнул из клетки. Бросился он обнимать сестричку и оба от радости запрыгали и запели: 

Бояться им было уж некого: вбежали они в избушку, напились, наелись и стали собираться домой. Начала Груня искать платочка, чем покрыться на дорогу, приподняла крышку от ведьминого сундука, - а там золото, жемчуга и разные самоцветные камни. Набрала она их себе в фартук, а Ваня в оба кармана, и пустились они опять разыскивать дорогу домой. Шли, шли и дошли до воды: огромному озеру и конца-края не видно. Смотрят они, - как быть: ни лодочки, ни кораблика не видно, только плавает белая уточка. И начали они ее к себе манить: 

Уточка подплыла к ним, Ваня вскочил к ней на спинку и кричит: - "Садись и ты, Груня!" - "Нет, Ваня, я не сяду: уточке тяжело будет двоих зараз везти. Лучше поодиночке: сперва одного, потом другого." Добрая уточка так и сделала: сперва Ваню, а потом и Груню перевезла на ту сторону. Детки

поблагодарили ее и пошли дальше. Только видят, - лес всё реже да реже; уж и места стали попадаться знакомые. Вдруг, увидали они издали свою избушку и бросились бегом к ней. Прибежали, запыхавшись, и кинулись отцу на шею. Мачехи уж не было у них: она умерла тем временем. А бедный отец, ни одной минуты не знал себе покоя с тех пор, как бросил своих деток в лесу.

Выстроил он себе дом большой, новый, купил лошадь с коровой и зажили они припеваючи.