Мальчик-великан

Братья Гримм

Жил-был мужичок, а у него был сынок, никак не больше пальца. Много лет малютка оставался всё таким же крошечным и ни на волос не вырастал. Пошёл мужик в поле землю пахать, а мальчик-с-пальчик и говорит ему:

- Возьми меня с собой.

- Что тебе делать в поле? - сказал отец. - Останься лучше дома, а там ты ни на что не годен да ещё, пожалуй, потеряешься.

Расплакался мальчик-с-пальчик; отец, чтоб успокоить его, засунул его к себе в карман и унёс с собою в поле, а в поле он вынул его из кармана и посадил на свежую борозду. Недолго сидел мальчик-с-пальчик, вдруг на горе показался огромный великан. Отец, желая попугать мальчика, чтоб он вперёд был умнее, сказал:

- Видишь, вон там стоит большущий людоед? Вот он придёт и унесёт тебя с собой.

Не успел мужичок выговорить этих слов, как великан сделал несколько шагов своими длинными ногами и как раз очутился у борозды. Осторожно двумя пальцами поднял он мальчика, осмотрел его с ног до головы и, ни слова не говоря, унёс его с собою. Отец стоял тут же, но со страха и слова не мог выговорить.

"Теперь, - думал он, - сынишка мой пропал, и никогда более не увидать мне его!"

Великан унёс мальчика к себе домой, кормил его по-своему своим молоком, и вскоре мальчик стал расти, расти и сделался наконец здоровым высоканом как и сами великаны. Так прошло два года. Чтоб испытать его силу, великан повёл его в лес и сказал:

- Сорви себе хлыстик.

У мальчика было столько силы, что он взял да и вырвал молодое деревцо из земли с корнем вон. А великан думает про себя:

"Ну, ему следовало бы быть посильнее".

Опять он увёл его к себе и кормил ещё два года, и когда после этого опять повёл его на испытание в лес, то у мальчика хватило силы вырвать старое дерево с корнем вон. Но и этим был недоволен великан и потому кормил его ещё два года. Когда же после этого повёл его в лес и сказал:

- Вырви же себе порядочный хлыстик.

Тогда мальчик-великан вырвал с корнем вон самый толстый дуб, так что по лесу загрохотало; а ему это казалось только детскою забавою.

- Теперь довольно, - сказал ему старый великан, - твоё ученье кончено.

Тут он повёл его обратно в поле, откуда его взял. Мужичок-отец стоял за плугом; сын подошёл к нему и сказал:

- Видишь ли, отец, каким большим человеком стал твой сын?

- Нет, ты не мой сын, я и знать тебя не хочу. Уйди, пожалуйста, скорее.

- Ну, право же, я - твой сын. Позволь мне поработать за тебя: я тоже могу пахать землю не хуже, а ещё, может быть, и лучше тебя.

- Нет, нет, ты не сын мой, и пахать ты не можешь. Уйди ты от меня!

Но крестьянин так испугался этого большого человека, что оставил плуг и сел в стороне. Тогда сын взял плуг в руки и только чуть наложил на него руку, но это прикосновение так придавило плуг, что он глубоко вошёл в землю. Не мог мужик смотреть на это равнодушно и закричал:

- Если хочешь пахать, так не больно нажимай, а то работа твоя будет плоха.

Сын выпряг лошадей, сам плуг потащил да и говорит отцу:

- А ты, отец, не заботься ни о чём, а только ступай домой да скажи матери, чтоб она сварила мне обед, только бы побольше блюдо, а я пока поле обработаю.

Ушёл мужик с поля домой и заказал жене обед. Сын остался пахать; и вспахал поле: ровно две десятины; потом запрягся он в две бороны и разом всё выборонил. Когда всё было кончено, мальчик-великан пошёл в лес, вырвал пару дубов, взвалил их к себе на плечи, а на них - обе бороны, одну - сзади, другую - спереди, и пару лошадей, одну - назад, другую - наперёд, и всё это словно сноп соломы принёс в дом родителей. Когда он вошёл на двор, мать не узнала его и спросила:

- Кто это ужасный большой человек?

- Это сын наш, - отвечал мужик.

- Нет, - сказала она, - не может быть, чтоб это был наш сын; у нас не было такого большого сына; наш был такой малюсенький, - и обратившись к мальчику-великану, закричала. - Уйди прочь, мы не хотим тебя.

Мальчик ничего не отвечал, молча отвёл лошадей в конюшню, дал им овса и сена, всё, как следует. Кончив своё дело, он вошёл в избу, сел на скамью и сказал:

- Теперь мне хочется поесть. Скоро ли, матушка, обед будет готов?

- Всё готово, - отвечала она и подала ему два больших-пребольших блюда, полные и с верхом: этим она и её муж были бы сыты целую неделю.

Сынок стал есть и всё съел один до последней крошки, да ещё спрашивает:

- Нет ли ещё чего поесть?

- Нет, - отвечала мать, - это всё, что у нас было.

- Как же быть? Ведь этого довольно было бы только на закуску, а мне дайте чего-нибудь посытнее.

Мать боялась противоречить такому большому сыну и потому пошла и поставила котёл со свининой на огонь, а когда свинина сварилась, подала ему на стол.

- Наконец-то принесли мне ещё несколько крох! - сказал он и съел всё.

- Вижу, отец, что тебе не прокормить меня, так лучше достань мне железную дубинку, а я уж уйду от тебя. Но только дубинка должна быть так крепка, чтоб я не мог переломить её о колено.

Очень обрадовался этому мужик, пошёл скорее запрягать пару лошадей в телегу и привёз такую большую и толстую дубину, какую только можно стащить на паре лошадей. Сын взял дубину, упёрся в неё коленом и разломал пополам словно колышек, что приставлен к бобам.

Тогда мужик запряг четвёрку лошадей и привёз такую толстую дубину, какую еле тащила четверня; но сын и эту дубинку приложил к колену, сломал пополам и отбросил в сторону:

- И эта не по мне. Запрягай-ка, отец, побольше лошадей да притащи мне дубинку покрепче, как следует ей быть.

Тут уж отец запряг восемь лошадей и привёз такую толстую дубину, что и восьмёрка еле стащила с места. Как только сын взял в руки эту дубинку, разом отломил кусок сверху и сказал:

- Нет, отец, вижу, что тебе не достать и дубинки, какой мне надо. Прощай же, мне нечего у тебя оставаться.

С этим он оставил дом отца и стал выдавать себя за кузнеца. Пришёл он в деревню, где жил хозяин-кузнец, страшный скряга и такой завистник, что всегда завидовал чужому доброму, и всё ему хотелось, как бы одному всё себе захватить. Вошёл к нему мальчик-великан и спросил, не надо ли ему подмастерья.

- Надо, надо! - отвечал кузнец, а сам смотрит на него да и думает: "Эка здоровенный парень! Вот уж не даром будет хлеб есть, должно быть, здоров на работу". - А сколько жалованья хочешь ты? - спросил он вслух.

- Да нисколько, - отвечал он, - я хочу только давать тебе по два пинка каждые две недели, когда ты будешь раздавать другим работникам жалованье. Ну, и ты должен эти два пинка выносить в терпении.

А скряга лучше того и не желает и сам себе думает: "Вот-то денег накоплю!"

На следующее утро новому подмастерью приказано было приняться за работу. Мастер дал ему докрасна накалённую полосу. Подмастерье как ударил раз - железо разлетелось пополам, а наковальня в землю ушла да так там и осталась; сил ни у кого не хватило вытащить её оттуда.

Скряга ужасно рассердился и сказал:

- Не могу тебя держать: ты слишком грубо ударяешь. Что следует тебе за этот удар?

- Я слегка тебя ударю, и больше ничего, - отвечал он и, приподняв ногу, дал скряге пинка да такого, что тот перелетел через четыре воза с сеном.

Потом выбрал он самую толстую железную дубину, какая только была в кузнице, взял её в руки вместо палки и пошёл, куда глаза глядят.

Пришёл он в большое село и спросил у управителя: не нужен ли ему батрак? Только он желает быть главным над другими приказчиком.

- Нужен, - отвечал управитель, - пожалуй, я возьму тебя: вид-то у тебя работящего человека. Сколько же ты хочешь жалованья в год?

Он отвечал, что в жаловании не нуждается, а только желает каждый год давать ему по три пинка.

Управитель ужасно был доволен этим, потому что тоже был скряга. На следующее утро всем работникам приказано было ехать в лес за дровами; все уже давно встали, а их приказчик всё ещё нежится в постели. Тут закричал ему один из работников:

- Вставай! Пора нам ехать за дровами, и тебе следует быть с нами.

Работники пошли к управителю и рассказали ему, что их приказчик не встаёт и не хочет отправляться с ними в лес. Управитель приказал ещё раз хорошенько побудить его и сказать, что ему велено запрягать лошадей; но это не помогло, приказчик и ухом не ведёт, а только твердит своё:

- Ступайте себе, а я всё же прежде вас ворочусь.

Он провалялся ещё два часа и наконец встал. Прежде всего он взял из амбара два четверика гороху, сварил себе кашицу и преспокойно всё убрал, потом уже пошёл запрягать лошадей, чтоб отправиться в лес. Не доезжая до леса был овраг, через который надо было переезжать. Он и переехал со своей телегой, потом остановил лошадей, набрал хворосту, деревьев и сделал большую засеку, так что ни одной лошади нельзя было проехать.

Когда он приехал к лесу, другие работники возвращались уже из лесу с нагруженными возами.

- Ступайте себе домой, - сказал он, - всё же я первый буду дома.

Он и не заезжал далеко в лес, но сейчас же вырвал пару самых больших деревьев; бросил их в телегу и повернул оглобли назад. Когда он подъезжал к засеке, видит, что все остальные работники всё ещё тут стоят.

- Вот теперь и сами видите, - сказал он, - что гораздо лучше бы вам ехать со мною: тогда бы и домой вернулись вместе, да и могли бы лишний часочек поспать.

Тут он погнал своих лошадей, но куда же лошадям пробраться чрез засеку? Он выпряг лошадей, посадил их в телегу, сам взял дышло в руки и вмиг проложил себе дорогу - и всё шло у него так легко как по маслу, словно у него в телеге пух. Очутившись за засекою, он закричал другим:

- Сами видите, я проворнее вас прошёл.

Домой он приехал первый. На дворе он взял одно дерево в руку и, показывая его управителю, сказал:

- Посмотри, что за прекрасные дрова! Не правда ли?

Управитель повернулся к жене и сказал:

- А ведь он - отличный работник! Правда, он долго спит, зато домой раньше других поспевает.

Так служил он целый год. Когда пошли работники за жалованьем, тогда и он подумал, что пришло время и ему взять своё. Но управитель задумался: страшно ему стало получать условленные пинки, и стал он слёзно просить приказчика: подарил бы он ему эти три пинка, а за это сулил ему даже сделать его управителем, а самому стать у него приказчиком.

- Нет, - сказал тот, - я не хочу быть управителем; я - приказчик и останусь приказчиком, но я хочу, чтобы каждый получил своё по условию.

Управитель предлагал уж ему всё, чего он потребует, но всё напрасно: приказчик стоит на своём: нет и нет. Тогда управитель, не зная как ему быть, выпросил у приказчика отсрочку на две недели: он надеялся, что за это время что-нибудь да выдумает хорошенького.

Приказчик согласился на отсрочку. Управитель созвал всех своих писарей и просил их хорошенько обдумать дело и присоветовать ему, что делать. Долго-долго раздумывали писари и наконец решили, что с таким приказчиком никто не в безопасности, и что он убьёт любого человека как комара. Тогда они присоветовали управителю отдать приказ, чтоб приказчик спустился в колодезь и вычистил его. А когда он спустится на дно, то прикатить один из жерновов и бросить ему на голову. После этого, разумеется, ему не выйти на свет Божий.

Совет понравился управителю, и приказчик спустился в колодезь. Когда же он стоял на дне, то на него скатили самый большой жёрнов, в полной уверенности, что вот теперь сокрушили уж ему голову, но вдруг он закричал:

- Прогоните кур с колодезя, а то они разрывают песок и засыпают мне глаза, так что я ничего не вижу.

- Кши! Кши! - закричал управитель, как будто отгоняя кур.

- Посмотрите, какое у меня прекрасное ожерелье, - сказал он, указывая себе на шею.

А это жёрнов он повесил себе на шею. После этого приказчик непременно хотел взять условленную плату, но управитель опять выпросил у него отсрочку на две недели. Писарям опять задана работа; тут они посоветовали послать приказчика в заколдованную мельницу и заставить его ночью молоть рожь: из этой мельницы ни один ещё человек не вышел к утру живой.

Совет понравился управителю; вечером позвал он приказчика и велел ему отвезти на мельницу десять четвертей ржи и вымолоть их за ночь: дело-то, вишь, к спеху.

Пошёл приказчик в амбар, положил две четверти в правый карман, две четверти - в левый, шесть же в мешок взвалил себе через плечо и, так навьючив на себя, пошёл прямо в заколдованную мельницу. Мельник сказал ему, что днём он может молоть сколько хочет, но ночью нельзя о том и думать, потому что мельница под заклятием, и кто туда входил ночью, того находили утром мёртвым.

- Ну, я-то как-нибудь пробьюсь; ты только пусти меня туда, а сам уходи спать.

Мельник не стал спорить. Приказчик вошёл в мельницу и высыпал рожь. К одиннадцати часам он пошёл в горницу и уселся на скамью. Недолго сидел он, вдруг распахнулись двери, и пришёл огромный, совсем накрытый стол; на стол ставились сами бутылки с вином, разные жаркие и другие хорошие кушанья, и всё это само собой по воздуху неслось, потому что никого не видать, кто бы это делал. Потом стулья сами придвинулись к столу, но опять никого не видать, кто бы садился за стол. Вдруг увидал он пальцы, которые работали вилками и ножами и клали кушанья на тарелки.

Приказчик и сам проголодался, а увидел кушанья, так и он сел за стол и тоже ел и пил досыта. Когда же он насытился, да и другие опорожняли свои тарелки, тогда вдруг кто-то погасил все свечи - это он ясно слышал, и когда стало совсем темно, он получил в лицо что-то очень похожее на оплеуху. Он сказал:

- Если ещё раз попадётся мне что-нибудь подобное, так и я тоже буду раздавать оплеухи.

Когда же и во второй раз получил он оплеуху, тогда стал и он раздавать удары направо и налево и во все стороны. Так провёл он и всю ночь; даром ничего не брал, но щедро за всё платил и не ленился размахивать руками вокруг себя.

С рассветом всё прекратилось.

- Ночью я досыта наелся, получал оплеухи и исправно за них платил.

Мельник обрадовался, говоря, что разрушено теперь колдовство, мельница освобождена, и что он охотно даст ему денег в награду.

Но приказчик отвечал ему на то:

- Я не хочу денег, у меня и своих довольно.

он расхаживал по комнате взад и вперёд; крупные капли пота катились по его лицу. Ему стало так жарко, что он отворил окно и прежде чем успел заметить, приказчик дал ему пинка, да такого, что управитель полетел вон из окна по воздуху, и всё дальше и дальше летел до тех пор, пока скрылся из глаз.

Тогда приказчик сказал управительше:

- Если муж ваш не вернётся, так вы должны получить другой пинок за него.

А управительша закричала:

- О, нет, нет! Как это можно!? Мне не вынести того.

выше мужа поднялась в воздух. Муж закричал ей:

- Да поди же ко мне!

- Нет, ты приди ко мне, а я никак не могу к тебе! - кричала жена.

И так носились они всё по воздуху и никак не могли подойти один к другому. Уж право не знаю, продолжают ли они там кружиться или покончили.

А мальчик-великан опять взял свою железную дубинку и пошёл себе в путь-дороженьку.