| Автор: | Гюго В. М., год: 1874 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
Книга вторая
ТРОЕ ДЕТЕЙ
I. PLUS QUAM CIVILIA BELLA*
Лето 1792 года было очень дождливое; лето 1793 года было очень жаркое. Вследствие гражданской войны в Бретани были уничтожены все дороги. Однако, благодаря хорошему лету, можно было путешествовать: хорошо просохшая земля - самая лучшая дорога.
В один ясный июльский вечер, приблизительно с час после захода солнца, всадник, ехавший со стороны Авранша, остановился перед небольшой харчевней Круа-Браншар, у въезда в Понторсон, на вывеске которой можно было прочесть следующие слова: "Здесь можно получить хороший мед". Днем было жарко, но теперь начинал дуть свежий ветер.
Путник был укутан в просторный плащ, покрывавший и круп его лошади. На голове у него была надета широкополая шляпа с трехцветной кокардой, что было не совсем безопасно в этих краях, так как, того и гляди, можно было ожидать выстрела из-за какого-нибудь плетня, причем кокарда представляла собою отличную цель. Плащ был завязан под шеей, но спереди он распахивался и из-под него можно было разглядеть трехцветную перевязь и две ручки пистолетов, торчавшие из-за пояса. Из-под полы плаща высовывался конец сабли.
Когда всадник остановил своего коня возле харчевни, дверь отворилась, и на пороге показался хозяин с фонарем в руке. На дворе было еще достаточно светло, но в комнате уже стемнело.
- Что, гражданин, вы думаете здесь остановиться? - спросил хозяин, взглянув на кокарду.
- Нет, я еду в Доль.
- В таком случае лучше возвратитесь в Авранш или оставайтесь в Понторсоне. В Доле дерутся.
- Вот как! - заметил всадник и прибавил: - Дайте овса моему коню.
Хозяин принес колоду, высыпал в нее мешок овса и разнуздал лошадь, которая, фыркая, принялась жевать овес. Разговор продолжался.
- Что, гражданин, этот конь ваш собственный или реквизированный?
- Мой собственный. Я купил его, заплатив свои кровные денежки.
- А откуда держите путь?
- Из Парижа. Только я еду окольными дорогами.
- Еще бы! Большие дороги не безопасны. Впрочем, почта еще ходит.
- До, но только до Алансона. Туда я доехал в почтовой карете.
- А-а, скоро во Франции уже не будет почты! Не хватает лошадей. За лошадь в триста франков платят шестьсот, а к фуражу и не подступишься. Я сам прежде держал почту, а теперь приходится держать постоялый двор. Из 1313 прежних содержателей почтовых станции двести бросили это занятие. А что, гражданин, вы платили прогоны по новому тарифу?
- Да, начиная с первого мая.
- Значит, по двадцати су за милю в карете, по двенадцати - в кабриолете и по пяти - в телеге. А эту вы лошадь купили в Аланосе?
- Да, в Аланосе.
- И вы ехали на ней целый день?
- Оно и видно. Вы проехали, значит, на Домфрон, Мортен и Авранш. Послушайтесь моего совета, гражданин, - отдохните. И лошадь ваша устала, да и вы, вероятно, не менее того.
- Лошади имеют право уставать, но люди этого права не имеют.
Хозяин снова уставился на путника и увидел перед собою лицо спокойное, серьезное и даже строгое, обрамленное седыми волосами. Затем он перевел взор на дорогу, на которой ни в ту ни в другую сторону не видно было ни души, и спросил:
- И вы решаетесь путешествовать совершенно один?
- Нет, у меня есть конвой: моя сабля и мои пистолеты!
Хозяин принес ведро воды и напоил лошадь, не переставая смотреть на приезжего и бормоча сквозь зубы:
- До чего он похож на священника!
- Вы говорите, что в Доле дерутся? - спросил всадник.
- Да. Вероятно, мы сейчас услышим выстрелы.
- Но кто же дерется?
- "Бывший" с "бывшим"; один "бывший" дерется за республику, а другой - за короля.
- Да ведь уже нет больше короля.
- Все равно: есть дофин. И любопытнее всего то, что оба "бывшие" - родня между собой.
Всадник внимательно слушал его. Трактирщик продолжал:
- Один молод, другой стар; племянник сражается против дяди. Дядя - роялист, племянник - республиканец; дядя начальствует над белыми, племянник - над синими. Ну, эти-то уж не пощадят друг друга, нет! Вот увидите! Это - борьба не на жизнь, а на смерть. Хотите ли знать, гражданин, какими любезностями они обмениваются? Прочтите-ка вот эту афишу; старик велел расклеить ее повсюду, на всех заборах, на всех деревьях и даже на моей двери.
Трактирщик поднес свой фонарь к листу бумаги, наклеенному на одной из створок дверей, и так как афиша была напечатана очень крупными буквами, то всадник, не слезая с коня, мог прочесть следующее:
"Маркиз Лантенак имеет честь уведомить племянника своего, господина виконта Говэна, что если ему, маркизу, удастся захватить господина виконта, то он с превеликим удовольствием велит его расстрелять".
- А вот и ответ, - продолжал трактирщик, оборачиваясь и освещая фонарем другую афишу, приклеенную рядом с первой, на другой створке двери. Путник прочел:
"Говэн предупреждает Лантенака, что если он Лантенака захватит, то велит его расстрелять".
- Вчера, - сказал трактирщик, - на мою дверь наклеили первую из этих афиш, а сегодня утром - вторую. Как видите, ответ не заставил себя долго ждать.
- Да, это уже не гражданская война; это - война семейная. Впрочем, оно так и лучше. Обновление народов может совершиться только этой ценой, - и затем, не спуская глаз со второй афиши, он поднес руку к шляпе и отдал ей честь.
- Видите ли, в чем дело, гражданин, - продолжал трактирщик. - Мы, жители городов и местечек, стоим за революцию, поселяне - против нее; другими словами, мы - французы, они - бретонцы. Это борьба горожан против мужиков. Они называют нас мещанами, мы их называем мужланами. Дворяне и попы стоят за них.
- Понятно, не все, гражданин; вот видите ли, - прибавил он, указывая на обе афиши, - виконт против маркиза. - И он пробормотал сквозь зубы: - И к тому же бьюсь об заклад, что я теперь беседую с бывшим попом.
- Пока на стороне виконта. Но он достается ему нелегко. Старик силен. Оба они - из семейства Говэнов, из здешних. Семейство это разделилось на две ветви: на старшую, главой которой считается маркиз Лантенак, и на младшую, с виконтом Говэном во главе. Теперь обе эти ветви борются друг с другом. У деревьев это не случается, но среди людей бывает. Этот маркиз Лантенак пользуется в Бретани громадным авторитетом; крестьяне считают его принцем. В первый же день его высадки под его знаменем собралось восемь тысяч человек; в течение одной недели поднялось триста приходов. Если бы ему удалось утвердиться на каком-нибудь пункте побережья, англичане немедленно бы высадились. К счастью, по какой-то странной случайности, тут оказался его племянник с отрядом республиканцев, и он оттеснил от берега своего дядю. К тому же случилось, что этот Лантенак в самый день своего прибытия велел перебить множество пленных и в том числе двух женщин, у одной из которых было трое ребятишек, усыновленных одним из парижских батальонов. Это привело батальон в ярость, - он называется батальоном Красной Шапки; уцелели уже немногие из этого батальона, но все это народ беззаветно храбрый. Они вошли в состав отряда Говэна, и ничто не в состоянии противостоять им. Они во что бы то ни стало желают отомстить за смерть женщин и выручить ребятишек; а между тем неизвестно, что сделал с последними старик, и это приводит в ярость парижских гренадеров. Если бы не случай с этими детьми, борьба никогда не велась бы с таким ожесточением. Виконт - храбрый и прекрасный молодой человек, но старик - настоящий изверг. Крестьяне называют эту войну борьбой архангела Михаила против Вельзевула; вам, быть может, известно, что архангел Михаил особенно почитается в этой стране; его имени посвящен большой утес, возвышающийся в бухте из воды. По распространенному в народе преданию, он убил дьявола и зарыл его тело под другой горой, недалеко отсюда, которая зовется "Могильной".
- Да, да, знаю, - проговорил путник и продолжал как бы про себя: - Гора называется могильной, "tombelaine". Может быть, это название происходит также от латинского "Tumba Beleni", то есть могила Ваала или Вельзевула.
- Я вижу, что вам знакомы эти подробности, - сказал трактирщик и прибавил про себя: "Он знает по-латыни! Ну конечно же, это поп!" Так вот, гражданин, - продолжал он, - в глазах крестьян возобновляется именно борьба святого Михаила против Вельзевула. Само собою разумеется, что для них святой Михаил - это роялистский генерал, а Вельзевул - это предводитель республиканцев. На деле же, если здесь есть дьявол, то это Лантенак, а если есть ангел, то это Говэн. Ах, я совсем было забыл спросить вас, гражданин, не желаете ли вы поужинать?
- Спасибо; у меня есть кусок хлеба и фляжка с вином. Но вы ничего не сказали мне о том, что происходит в Доле.
чтоб открыть доступ в страну англичанам и привести на помощь двумстам тысячам восставших вандейцев английский вспомогательный корпус в 20 000 человек. Говэн расстроил весь этот план. Он занял побережье и оттесняет Лантенака внутрь страны, а англичан - в море. Недавно еще Лантенак был здесь, но Говэн выбил его; он отнял у него Пантобо, прогнал его из Авранша и Вильдье, не допустил до Гранвилля. Теперь он разными маневрами старается загнать его в Фужерский лес и там окружить. До сих пор все шло хорошо. Не далее как вчера Говэн был здесь со своей колонной. Но вдруг старик сделал ловкий маневр, и, как слышно, идет теперь к Долю. Если ему удастся взять этот город и установить на близлежащей горе батарею, - а при его отряде есть артиллерия, - то англичанам можно будет здесь высадиться, и все будет потеряно. Поэтому, так как нельзя было терять ни минуты, то Говэн, человек очень способный, быстро, никого не спрашиваясь и не дожидаясь приказаний, принял самостоятельное решение: велел седлать лошадей и запрягать орудия, собрал свой отряд, и в то самое время, когда Лантенак собрался атаковать Доль, двинулся вперед, чтобы атаковать Лантенака. В Доле оба этих упрямых бретонца должны столкнуться лоб в лоб. Удар будет сильный! В настоящее время они уже должны быть там.
- А за сколько времени можно добраться отсюда до Доля?
- Для отряда с обозом, по крайней мере, нужно три часа. Но они уже там.
- Действительно, мне кажется, будто я слышу пушечную пальбу, - сказал путник, прислушиваясь.
- Да, гражданин, - подтвердил трактирщик, вслушиваясь в свою очередь. - Слышна даже и ружейная перестрелка, точно разрывают пополам холст. Вам бы лучше переночевать здесь. Что вам там делать?
- Напрасно! Я не знаю, какие у вас там дела, но риск очень велик, и если только дело не идет о том, что для вас всего дороже на свете...
- Именно об этом-то и идет дело, - перебил его всадник.
- Например, о вашем сыне...
- Почти что так, - проговорил всадник.
"Этот гражданин, однако, поразительно похож на священника! - И, немного подумав, он прибавил про себя: - Впрочем, что ж! Встречались примеры, что и у священников бывали дети".
- Взнуздайте мою лошадь, - проговорил путник. - Сколько вам с меня следует?
Трактирщик ответил и получил деньги. Он отодвинул колоду и ведро к забору, снова приблизился к путешественнику и произнес:
- Так как вы решили ехать дальше, то послушайте моего совета. Вы, очевидно, едете в Сен-Мало; ну, так не ездите на Доль. В Сен-Мало ведут две дороги: одна - через Доль, другая - вдоль морского берега. Обе они одинаковой длины. Прибрежная дорога проходит через Сен-Жорж-де-Брээнь, Шерюэ и Ирель-Вивье; Доль останется у вас к югу, Канкаль - к северу. В конце улицы, гражданин, будет развилка: налево пойдет дорога на Доль, направо - дорога на Сен-Жорж. Послушайтесь меня; если вы поедете к Долю, вы рискуете быть убитым. Поэтому не берите влево, берите вправо.
- Спасибо, - сказал путник и дал шпоры своей лошади.
Когда путник доехал до конца улицы, он услышал голос трактирщика, кричавшего ему издали: "Поезжайте направо!"
Сноски
* Больше чем гражданская война