Бездна.
Глава IV

IV

- Как идет работа, Дюрталь?

- Закончил первую часть жизни Жиля де Ре; его подвиги и добродетели я постарался отметить возможно короче.

- И правильно. Они вовсе не интересны, - заметил Дез Эрми.

- Очевидно, неинтересны. Жиля де Ре помнят четыре века только из-за чудовищных пороков, которые символизирует его имя. Теперь я перешел к преступлениям. Трудней всего, понимаешь ли, объяснить, как этот человек, бывший сначала храбрым воином и добрым христианином, превратился вдруг в богохульника, в жестокого и низкого садиста.

- Согласен, едва ли удастся найти случай другого столь резкого душевного перелома.

- Потому-то и удивляются его биографы метаморфозе, случившейся, как в театре, по мановению волшебной палочки. Видимо, порок просачивался незаметно, не оставив ни следа ни в одной из хроник. Из того, что до нас дошло, мы можем заключить, что ничего не понимаем, а знаем и того меньше.

Известно, что Жиль де Ре родился около 1404 года на границах Бретани и Анжу, в замке Машкуль. Его отец умер в конце октября 1415; его мать почти тотчас же вышла снова замуж за сира д'Эстувиля, бросив Жиля и его брата, Ренэ де Ре, на попечение деда, Жана де Краона, синьора Шантос и ля Суз, "человека преклонных лет", дряхлого и слабого, как гласят тексты. Детство Жиля теряется в тумане, добродушный и рассеянный старик не следил за ним, не руководил им, и, наконец, избавился от него, женив его на Катрин де Туар 30 ноября 1420 года.

Известно, что пять лет спустя Жиль состоял при дворе дофина; современники описывают его как изящного кавалера, при этом энергичного и физически крепкого, на редкость элегантного. Нет сведений о роли, которую он играл при дворе, но недостаток этот легко восполнить, представив себе приезд Жиля, богатейшего барона Франции, к бедному королю.

В это время Карл VII, действительно, дошел до крайности; ни денег, ни престижа, ни авторитета; города, расположенные вдоль Луары, едва повинуются; положение Франции, истощенной войнами, опустошенной несколько лет назад чумой, ужасно. Истекая кровью, до мозга костей высосанная Англией, которая, подобно Кракену, спруту из скандинавских мифов, выходит из моря и через пролив протягивает к Бретани, Нормандии, части Пикардии, Иль-де-Франсу, всему северу и центру до Орлеана, свои щупальца, присоски которых, поднимаясь, оставляют только мертвые деревни и опустошенные города.

Бесполезны воззвания Карла, требующего новых займов, изобретающего новые поборы, увеличивающего налоги. Разграбленные города, опустошенные поля, где рыщут волки, не могут помочь королю, самое право которого на престол сомнительно. Он жалок, он тщетно вымаливает у окружающих гроши. При его убогом дворе в Шиноне целая сеть интриг, завершающихся время от времени убийством. Утомленный травлей, не чувствуя себя в безопасности и за Луарой, Карл со своими сторонниками ищет утешения от надвигающихся несчастий в небывалом разврате; королевство распадается, обобранное и попранное налогами и займами, которые обеспечивают обильную еду и пьянство; забыто все: окрики часовых и внезапные нападения, над завтрашним днем смеются, осушая кубки и обнимая проституток.

Пир во время чумы. Так чего можно было ожидать от ленивого и уже бессильного короля - отпрыска развратной матери и сумасшедшего отца?

- Что бы ты не сказал о Карле VII, не стоит его портрета работы Фуке в Лувре. Я часто останавливался перед этой омерзительной рожей, в ней соединились скотское выражение, глаза деревенского ростовщика, жалобные и лицемерные губы на землистой коже. Фуке как будто изобразил захудалого деревенского кюре с перепою. Можно угадать, что физиономия его сына и наследника, короля Людовика XI, .сохранит тот же тип, но более сухой и острый, менее похотливый, успешнее утаивающий жесткосердие, и чрезмерно упрямый и пронырливый. Чтобы судить о нем, довольно знать, что он велел убить Иоанна Бесстрашного и бросил на произвол Жанну д'Арк.

- Согласен. Представь, как Жиль де Ре, на свой счет снарядивший войско, был принят при этом дворе. С распростертыми объятиями. Нет сомнения, что он устраивал турниры и пиры, что придворные были с ним весьма почтительны, что он одолжал королю значительные суммы. Но несмотря на достигнутые им успехи, он не погряз в распутстве; обретя за короткий срок положение при дворе, он отправляется в Анжу и Мэн, которые защищает от англичан. Хроники утверждают, что он был "добрым и храбрым капитаном", хотя ему и пришлось, уступая численности неприятеля, бежать; войска англичан соединялись, наводняли страну, распространялись, захватывая центральные области. Король задумывал укрыться на Юге, предать Францию; и в этот момент явилась Жанна д'Арк.

Жиль возвращается к Карлу, который поручает ему охрану и защиту Девственницы. Он следует за ней повсюду, сопровождает ее в битвах, до самых стен Парижа, присутствует при ней в Реймсе в день коронования, и там, за его храбрость - как говорит Монтреле - король дает ему - в двадцать пять лет - титул маршала Франции.

- Каково, - прервал Дез Эрми, - в то время быстро делали карьеру; или, быть может, они были тогда не такими тупицами и дураками, как современные никуда не годные франты.

- О! не следует смешивать. Титул маршала Франции был тогда не тем, что при Франциске I, и совершенно не тем, чем он стал после Наполеона.

Как вел себя Жиль де Ре относительно Жанны д'Арк? Сведений нет. Балле де Вирвиль без всяких доказательств обвиняет его в измене. А аббат Боссар утверждает, что он был предан Жанне и честно заботился о ней; он подтверждает свое мнение довольно правдоподобными рассуждениями.

Достоверно только, что душа этого человека была насыщена мистическими идеями, - вся история его это доказывает. Он жил рядом с необычайной девой-юношей, все приключения которой, по-видимому, подтверждают возможность божественного вмешательства в события здесь, на земле.

Он присутствует при чуде порабощения этой крестьянкой двора, состоящего из бездельников и разбойников, при воодушевлении ею подлого короля, готового бежать. Он присутствует при невероятном событии. Юная крестьянка ведет, как послушных овечек, Ла Гиров и Ксентраев, Бомануаров и Шабаннов, Дюнуа и Гокуров, матерых хищников, послушно идущих на ее зов. Да и сам Жиль щиплет вместе с ними постную травку проповедей, причащается перед битвой, чтит Жанну, как святую.

Он видит, что Девственница сдержала все обещания. Она сняла осаду с Орлеана, короновала в Реймсе короля и теперь сама заявляет, что миссия ее кончена, просит как милости разрешить ей вернуться домой.

Можно быть почти уверенным, что в подобной среде мистицизм Жиля усилился; мы имеем, следовательно, перед собой человека с душой полурыцарской, полумонашеской; с другой...

- Прости, что перебиваю, но я не уверен, как ты, что вмешательство Жанны д'Арк было полезно Франции.

- A?

- Да, выслушай... Ты знаешь, что большинство защитников Карла состояло из головорезов с Юга, жестоких и страстных хищников, которых ненавидело население, искавшее защиты. Столетняя война была, в общем, войной Юга против Севера. Англичане в ту эпоху во многом оставались норманнами, сохранив кровь, язык и обычаи своих покорителей. Если, предположим, Жанна д'Арк осталась бы дома, Карл VII лишился владений и война закончилась бы. Плантагенеты царствовали бы над Англией и Францией, которые, впрочем, и составляли в доисторические времена, когда Ла-Манша не было, единую территорию, имели общих предков. Так создалось бы единое могущественное Северное царство, простирающееся до Луары, соединяющее людей, вкусы, наклонности и нравы которых были схожи.

надолго, этими южанами, смуглокожими с темными блестящими глазами, этими пожирателями шоколада и чеснока, которые вовсе не французы даже, а испанцы или итальянцы. Одним словом, без Жанны д'Арк Франция не принадлежала бы потомству шумных и хвастливых людей, легкомысленных и коварных, этой проклятой латинской расе, чтоб ее черт взял.

Дюрталь пожал плечами.

- Скажи-ка, - смеясь, заметил он, - исходной точкой тебе служат идеи, доказывающие, что ты интересуешься родиной; вот уж чего я не ожидал.

- Конечно, - ответил Дез Эрми, зажигая потухшую папиросу. - Я согласен с древними римлянами: "Где хорошо, там и родина". А мне хорошо только с северянами. Но я перебил тебя; вернемся к нашему разговору; на чем ты остановился?

- Не помню. Да, постой, я говорил, что Девственница выполнила свою задачу. Так вот, является вопрос, что было с Жилем, что он делал после ее плена, после ее смерти? Никто этого не знает. Самое большее, если отмечают его присутствие в окрестностях Руана, во время расследования дела; но отсюда далеко еще до заключения, которое делают некоторые его биографы, что он намеревался попытаться спасти Жанну д'Арк.

Потеряв его следы, мы все же скоро находим его снова: в двадцать шесть лет он заперся в замке Тиффож.

Прежний солдат, бурбон, в нем исчезает. В то время как начинаются его злодеяния, черты художника и ученого проявляются в Жиле, побуждают его даже, под влиянием вернувшегося мистицизма, на самую изуверскую жестокость, на самые изощренные преступления.

А все потому, что среди современников он одинок, этот барон де Ре. Его пэры - простые животные, а ему хочется безумной утонченности искусства, он жаждет беспредельной глубины в литературе, даже сам пишет трактат " Об искусстве вызывания демонов"; он обожает церковную музыку, он хочет окружить себя только невиданными нигде предметами, только редчайшими вещами.

Он был ученым латинистом, остроумным собеседником, надежным и великодушным другом. Он владел библиотекой, необыкновенной для того времени, когда читали только теологов и жития святых. У нас имеется описание некоторых его рукописей: Светоний, Валерий Максим, Овидий на пергаменте, в обложке из красной кожи с золоченой застежкой и ключом.

Книги были его страстью, даже в путешествиях возил их повсюду с собой; он нанял на службу живописца по имени Томас, который разукрашивал их инициалами и миниатюрами, а сам Жиль рисовал эмали, которые с трудом отысканный специалист вправлял в ювелирные украшения переплетов. В обстановке ему нравилось исключительное и странное; он восхищался тканями священнических облачений, нежнейшими шелками, золотисто-сумеречными переливами старинной парчи. Истинный гурман, он любил обеды, обильно приправленные пряностями, крепкие ароматные вина; он грезил о необычных драгоценностях, неведомых металлах, фантастических камнях. Он был Дез Эссентом {См. "Наоборот", т. 1 собрания сочинений.} XV века.

Все это обходилось дорого, но все же дешевле пышного двора, окружавшего его в Тиффоже, и делавшего эту крепость местом, единственным в своем роде.

Его окружала свита больше чем в двести человек, рыцари, конюшие, пажи, и всем им прислуживали слуги, великолепно одетые за счет Жиля. Роскошь его домовой церкви и причта доходила, положительно, до безумия. В Тиффоже пребывало духовенство целой епархии, декан, викарии, казначеи, каноники, церковнослужители, богословы и духовный хор; до нас дошел счет за стихари, епитрахили, священнические меховые мантии и шляпы хористов из тонкого серого сукна на беличьем меху. Церковь буквально ломилась от украшений и драгоценной утвари, облачения изобильны; так, существует напрестольная пелена из красного сукна, шелковые изумрудного цвета завесы, риза, кармазинная и фиолетовая с золотом шитой отделкой, другая из ярко-оранжевого узорчатого штофа, атласные ризы дьяконов, узорные балдахины, расшитые золотом; потом блюда, чаши, дароносицы, кованые, усаженные кабошонами, оправленные драгоценными камнями, раки со святыми мощами, среди которых главной была серебряная рака св. Гонория, целая масса чудеснейших ювелирных изделий, изготовленных по его вкусу художником, живущим в замке.

Этой роскоши соответствовало все остальное; стол открыт для всех желающих; со всех концов Франции тянулись караваны к замку, где художников, поэтов и ученых встречало княжеское гостеприимство, приятное довольство, приветственные дары и прощальные подарки.

Ослабленное тратами, произведенными войной, его состояние пошатнулось от этих расходов; тогда он вступил на страшный путь долгов, занимал у худших ростовщиков, заложил замки, продавал земли; доходил иной раз до того, что закладывал церковные облачения, драгоценности, книги.

- Я с удовольствием вижу, что средневековые способы разоряться не отличаются существенно от теперешних, - сказал Дез Эрми. - Не достает только Монако, нотариусов и биржи.

- Но зато - колдовство и алхимия. Мемуар, адресованный наследниками Жиля королю, сообщает нам, что его несметное богатство растаяло меньше чем в восемь лет. Сегодня капитану жандармов проданы за ничтожную цену поместья Конфолана, Шабани, Шатоморан, Ломбер; завтра епископ Анжера приобретает ленное владение Фонтэн-Милон и пустоши Граткюиса, Гийом ле Феррон совсем по дешевке получает крепость Сен-Этьен де Мер Морт; потом какой-то Гийом де ла Жюмельер захватывает замок Блазон и Шемиле и не платит. Ты только посмотри, их целый список, этих кастелянств и лесов, солеварен и лугов, - сказал Дюрталь, развернув длинный лист бумаги, на котором он тщательно отметил все покупки и продажи.

Испуганная этими безумствами, семья маршала умоляла короля вмешаться; и, действительно, в 1436 году Карл VII, "уверенный в дурном управлении сира де Ре", сообщает письмом из Амбуаза, что постановлением Большого Совета ему запрещена продажа и отчуждение какой бы то ни было крепости, замка или земли.

Этот приказ лишь ускорил разорение отданного под опеку. Великий скряга, главный ростовщик своего времени, Иоанн V, герцог Бретани, отказался обнародовать эдикт в своих владениях, но тайком известил тех из своих подданных, которые вели дела с Жилем. Никто больше не решался покупать у маршала поместья, боясь навлечь себя ненависть герцога и подвергнуться гневу короля; Иоанн V остался единственным покупателем и с тех пор назначал цены. Ты можешь представить себе, как дешево было захвачено все добро Жиля де Ре.

Этим объясняется также гнев Жиля на семью, которая исходатайствовала у короля открытые листы, и то, почему он никогда больше за всю свою жизнь не заботился ни о жене, ни о дочери, сосланных им в уединенный замок Пузож.

Так вот, возвращаясь к только что поставленному мною вопросу, как и почему Жиль покинул двор, мне кажется, эти факты освещают его хотя бы отчасти.

Очевидно, давно уже, много раньше, чем маршал ушел в свои чудачества, жена его и другие родственники осаждали жалобами Карла VII; с другой стороны, придворные наверное, ненавидели молодого человека за его богатства и блеск; король, тот самый, который не задумался покинуть Жанну д'Арк, когда он в ней больше не нуждался, искал случая отомстить Жилю за все оказанные им услуги. Когда деньги были нужны ему, чтобы усилить пьянство или снарядить войска, маршал не казался ему слишком расточительным. Когда же тот на половину разорился, он упрекал его за щедрость, отстранял его, не скупился на порицания и угрозы.

Понятно, что Жиль оставил двор без сожаления; но есть и другая причина. Без сомнения, он чувствовал усталость от кочевой жизни, отвращение к лагерной обстановке; он спешит найти себя в мирной атмосфере, окруженный своими книгами. По-видимому, им целиком овладело увлечение алхимией, и он все для нее покинул. Он увлекся этой наукой, когда еще был богат, призрак нищеты сделал его демономаном, надеящимся добыть алхимическое золото. Еше в 1426 году, когда его сундуки были полны, он сделал первую попытку осуществить Великое Делание.

- Но все это еще не объясняет, - заметил Дез Эрми, - почему благочестивый человек становится вдруг сатанистом, мирный ученый - насильником над детьми, убийцей невинных младенцев.

- Я говорил уже тебе, что нет документов, объясняющих связь между двумя половинами этой странно двойственной жизни; но пользуясь тем, что я уже рассказал, ты можешь распутать многие нити. Я только что отмечал, что человек этот был настоящим мистиком. Он наблюдал необычайнейшие явления, которые когда-либо показывала история. Частые свидания с Жанной д'Арк, конечно, обострили его порывы к Богу. А от экзальтированного мистицизма к отчаянному сатанизму один только шаг. По ту сторону все сливается. Он перенес неистовство молитв в область извращенности. Его подталкивала и влекла к тому же, окружавшая его в Тиффоже толпа священников-оскорбителей святыни, алхимиков, превращающих металлы, вызывающих демонов.

- Так значит, злодеяния Жиля вызваны Девственницей?

- Да, до известной степени, если принять во внимание, что она безмерно разжигала душу, равно готовую на оргии святости и на безмерность преступлений.

Притом, переходной ступени не было; как только умерла Жанна, он попал в руки колдунов, бывших тончайшими мошенниками и проницательными учеными. Эти люди, часто посещавшие его в Тиффоже, были ревностными латинистами, блестящими собеседниками, владельцами забытых тайных целебных средств, хранителями древних тайн, Жиль, очевидно, был скорее создан для жизни с ними, чем с Дюнуа и Ла Гирами. В XV веке эти волшебники, которых его биографы единогласно изображают - и, по моему, напрасно - вульгарными паразитами и низкими плутами, были в общем аристократами духа. Им не нашлось места в церкви, где они, конечно, не приняли бы поста ниже кардинала или папы; в те времена невежества и тьмы им ничего не оставалось более, как искать убежища у какого-нибудь могущественного сеньора, вроде Жиля, который среди современников один только был достаточно умен и образован, чтобы их понять.

Природная наклонность к мистицизму с одной стороны и частые встречи с учеными, увлеченными сатанизмом, с другой, соединились. Впереди - надвигающаяся нищета, которую, быть может, мог бы отвратить каприз дьявола; пылкое, безумное любопытство к тайным наукам; все это объясняет, как, постепенно, по мере того, как крепли его связи с миром алхимиков и колдунов, он бросился в оккультизм, вовлекший его в невероятнейшие преступления.

Убийства детей начались не сразу; Жиль стал насиловать и умерщвлять мальчиков после того, как алхимия оказалась бессильной, и в этом он не особенно отличался от баронов того времени.

Он превосходил их лишь блеском разврата и обилием жертв. Это действительно так, прочти Мишле. Ты увидишь, что князья в ту эпоху были опасными и кровожадными хищниками. Некий сир де Жиак отравил свою жену, посадил ее верхом на лошадь и пустил кобылу во весь опор. Другой, позабыл его имя, захватив родного отца, тащит его босиком по снегу и бросает умирать от голода и холода в подземную тюрьму. А сколько еще других. Я напрасно искал, не совершил ли маршал важных злодеяний во время битв и разбойничьих набегов. Я ничего не нашел, кроме ясно выраженного пристрастия к виселице; он охотно вешал французов-отступников, застигнутых в рядах англичан, или в недостаточно верных королю городах.

Пристрастие к этой казни я нашел и позднее в замке Тиффож.

Наконец, прибавь ко всему этому чудовищную гордыню, гордыню, которая во время процесса побуждает его говорить: "Я родился под такой звездой, что никто в мире никогда не совершал и не сможет совершить того, что совершил я".

И уже, конечно, маркиз де Сад - скромный буржуа, жалкий бумагомарака рядом с ним.

сатанизма.

- Может быть. Гордиться, что достиг в преступлении той же высоты, какой святой достигает в святости. В этом весь Жиль де Ре.

- Все равно для разработки тема нелегкая.

- Очевидно. Сатана Средних веков ужасен, документы, подтверждающие данные факт, имеются в изобилии.

- А в наше время? - спросил, вставая, Дез Эрми.

- Да ведь сатанизм к наши дни свирепствует, наследуя Средние века, связанный с ними тайными нитями.

- Да неужели же ты веришь, что в наши дни вызывают дьявола, служат черные мессы?

- Да.

- Ты уверен?

- Совершенно.

- Да, и мы потом поговорим об этом, а сегодня я спешу. Послушай, как тебе известно, мы завтра обедаем у Каре. Я за тобой зайду. До свидания; обдумай в ожидании фразу, которую ты сказал о чернокнижниках: "Если бы они принадлежали Церкви, они пожелали бы быть непременно кардиналами или папами", и в то же время сообрази, как отвратительно духовенство наших дней.

- Но чего же они хотят, наконец, эти священники?

- Всего, - сказал Дез Эрми.

"Знания! Могущества! Богатства!", всего, что всегда жаждало человечество.