Беппо

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1818
Категория:Поэма
Входит в сборник:Произведения Байрона в переводе П. А. Козлова
Связанные авторы:Коган П. С. (Автор предисловия/комментариев), Козлов П. А. (Переводчик текста)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Беппо (старая орфография)

Дж. Г. Байрон

Беппо. 

Перевод Павла Козлова с предисл. П. С. Когана

Байрон. Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905

"Беппо", небольшая, шаловливо-грациозная поэма, которой сам поэт не придавал серьезного значения, занимает тем не менее почетное место в истории байроновского творчества.

Эта поэма была поворотным пунктом к тому направлению, которое Эльце окрестил названием "сатирико-нигилистического". Когда 28 февраля 1818 года {Letters and Journals Vol. IV, стр. 173, прим. 2. Lond. 1900.} "венецианская повесть", написанная еще в октябре 1817 г. (12 октября 1817 года Байрон упоминает {То John Murrey 12 okt. 1817. Lettors and Journals. Vol. IV. Lond. 1900, стр 173.} о написанной им юмористической поэме из 84 стансов, очевидно остальные 15 строф были прибавлены позднее {В письме от 23 окт. 1817 г. Байрон уже говорит о Беппо, как о "story in 89 stanzas" Let. and Jour. Vol. IV. стр. 176.}) появилась в печати, для всех, кто внимательно следил за развитием поэта, стало ясно, что "мировая скорбь", необузданная романтическая фантазия восточных поэм и таинственный "демонизм" далеко не исчерпывают со-держания байроновской поэзии. Замечательно, что "Беппо" был написан между "Манфредом" и IV песнью Чайльд-Гарольда: среди стихов, звучавших похоронной песнью земным радостям и тревогам, писались строфы, полные смеха и заразительного веселья, среди героев, звавших к отречению от земли, тоскующих и грезящих о несбыточных идеалах, появились причудливые фигуры в "масках клоунов и арлекинов", в нарядах "всех времен и народов", кружащияся под веселые звуки гитары, этой традиционной спутницы венецианского карнавала! Один немецкий критик (К. Bleibtreu: "Byron der Uebermench") назвал "Беппо" подготовкой к "Дон-Жуану" и заметил, что каждое произведение Байрона как-бы выростало из предыдущого с удивительной последовательностью. И действительно, в то время как в "Манфреде" и в заключительной песне "Чайльд-Гарольда" грустные мотивы, звучавшие тихо в восточных поэмах, слились в могучую скорбную мелодию, - в это время "Беппо" отразил в себе проблески новых интересов и стремлений поэта, нашедших вскоре такое полное и гениальное выражение в "Дон-Жуане".

Нет сомнения, что Байрон, так легко проникавшийся каждым творением поэтического гения и с таким интересом изучавший итальянскую литературу, в её богатой комической поэзии нашел краски и образы для своего первого крупного юмористического произведения. Из итальянских писателей наибольшее влияние на Байрона оказал, вероятно, Пульчи; как известно, Байрон даже перевел часть его Morgante Maggiore. Даже y себя на родине Байрон не был первым творцом того комического жанра, образцом которого является "Беппо". В коварных проделках, жертвой которых становится Фальстаф, или в шутках, которые устраивают слуги Оливии над одураченным гордецом Мальволио, можно усмотреть отражение того же своеобразного легкомыслия,той же скрытой ненависти к лицемерному английскому пуризму, которые водили и пером автора "Беппо". Поэт чувствовал эту связь, соединявшую его первое произведение в новом жанре с бытовыми, сатирическими и комически-любовными сценами шекспировских комедий, и эпиграфом к "Беппо" выбрал слова из комедии "As you like it". Приступая к изображению Лауры, Байрон вспоминает, что Шекспир уже нарисовал подобный тип в Дездемоне. Наконец, Байрон сам назвал один из литературных источников, который вдохновил его при создании поэмы. Его соотечественник Джон Фрир (John Hookham Frеre) под псевдонимом Whistlecraft'a напечатал остроумную пародию на легенды о короле Артуре {Prospectus and Specimrn of an intended National Work, by W. and. R. W., of Stomarkot, in Suffolk, Harness and Dollar Makers. Canto I and II, Lon., 1817. III and IV 1818. Cp. Lord Byron von Richard Ackermann, стр. 106.}. Она появилась не задолго до "Беппо" и так понравилась Байрону, что он взял ее за образец {"У мистера Уистлькрафта нет более ревностного поклонника. чем я". То John Murray. Venic. October 23. 1817.}.

Великие подражатели всегда затмевали оригиналы, которыми они пользовались.Трагедии Шекспира стали достоянием всего мира; хроники, из которых он черпал сюжеты, известны только специалистам. Имя Уистлькрафта давно забыто, "Беппо" переведен на все языки. Несомненно, что литературные источники не могли послужить единственным материалом для этой драгоценной безделки. Жизнь, живая действительность была главным источником поэта. Известно, что Италия расширила кругозор поэта. Здесь его опьянение радостями и наслаждениями жизни достигло апогея, но здесь же началось и серьезное увлечение поэта политическими и социальными вопросами, здесь он вступил в сношения с карбонариями. - "Венеция и я подошли друг к другу как нельзя лучше", пишет Байрон {To John Murrev. Jan. 2. 1817.} вскоре по приезде в этот город, пребывание в котором ненавистники Байрона считают особенно печальным периодом в жизни его: периодом распущенности и нравственного падения" поэта. Какие нравы нашел Байрон в Венеции, видно из следующих строк: "женщина, по здешним правилам, считается добродетельной, если y нея кроме мужа только один любовник; если их два, три и больше, то женщину находят немного своевольной (a little wild) {Letters and Jour. Vol. IV, стр. 40.}.

Поэт отдался венецианскому веселью со всем свойственным ему увлечением. Но стоит внимательно перечесть письма, относящияся к венецианскому периоду, и не трудно убедиться, что среди кутежей, которые принято изображать в преувеличенно мрачном свете, Байрон не переставал быть тонким наблюдателем и оригинальным мыслителем. Никогда он не работал и не думал так много. Его письма к издателю (1816--1818 гг.) {Lett. and Journals. Vol. IV. стр. 42. 52, 53, 85 и т. д.} наполнены сообщениями о новых литературных планах и замыслах, об оканчиваемых работах, о сомнениях поэта по поводу законченных произведений.

"Беппо" самый характерный продукт венецианского периода жизни поэта. И неподдельное увлечение жизнью, и более глубокий интерес к ней, начало вдумчивого отношения к вопросам, занимавшим передовое общество Европы, словом, все,что дала поэту Италия, нашло здесь свое отражение.

Сам Байрон, как мы уже заметили, не придавал особенно серьезного значения своему произведению. Однако, посылая поэму своему издателю и уведомляя его, что эта юмористическая повесть основана на венецианском анекдоте, он заметил,что в ней есть "политика и драма". И в этих двух словах поэт прекрасно определил отличительные черты своей поэмы. Она полна драматического движения; в ней бьется пульс современной жизни и среди шуток не раз слышен голос серьезной социальной и политической сатиры.

Сюжет поэмы чрезвычайно несложен. Купец Джузеппе, или просто Беппо, ведший морскую торговлю, часто отлучался из дому и однажды совсем исчез; долго горевала его одинокая жена и наконец решила прибегнуть к помощи "вице-мужа" (vice-husband), которого завела "главным образом для защиты". Лаура и граф, щедрый кутила и изящный законодатель мод, прожили много лет, счастливые и довольные друг другом. Но вот во время блестящого карнавала, где появление красивой и нарядной Лауры было встречено восторженным шопотом мужчин и завистливыми взглядами женщин, граф и его возлюбленная обратили внимание на незнакомца, одетого турком и не спускавшого глаз с Лауры. Незнакомец оказывается мужем Лауры. Он попал в плен к туркам, затем стал пиратом, разбогател и вернулся домой. В Венеции, стране счастья и веселья, в стране легких нравов и чудной природы, нет места трагедии и кровавой развязке. Изменница-жена встречает мужа как ни в чем не бывало, разспрашивает его о приключениях; граф ссужает его на первое время своим платьем, так как не удобно же ему появляться в костюме турка; граф и Беппо становятся навсегда друзьями, и в доме водворяется мир и согласие.

На этой простой канве гений поэта вышил роскошные, причудливо-яркие узоры.

Реализм и протест против социальной и нравственной неправды шли в начале XIX века часто рука об руку. Переходя от романтических грез и разочарования к изображению действительности, литература серьезнее всматривалась в жизнь, и правдивое изображение последней стало могучим орудием бичевания социальных непорядков и политического гнета. Реализм и сатира - главные достоинства "Беппо".

Вспомним Чайльд-Гарольда или Лару. Это - романтические герои; они вне времени и пространства; их прошлое окутано мраком; они почти не соприкасаются с действительностью; прикосновение жизни уничтожило бы их обаяние, величие их демонических образов, свело бы их с пьедесталов; они возвышаются над пошлостью житейской прозы, над людскими дрязгами; мы не видим их в семье, среди близких, среди обыденных забот. Взгляните теперь на героев венецианской повести. Они прикреплены к месту и времени; они являются перед нами не на снежных вершинах Альп, как Манфред, не на бесконечной глади океана, как Чайльд-Гарольд. Мы видим Беппо скучающим в карантине, где возвращающихся издалека моряков держат по сорока дней; автор сообщает даже название города, с которым вел торговлю Беппо. Вместо таинственного Чайльд-Гарольда, о котором известно только, что он принадлежал к знатному роду, пред нами в лице любовника Лауры, этого vice-husband'a Беппо, типичная и яркая фигура великосветского франта. Он прекрасно говорит по-французски и тоскански; он завсегдатай театров; к его мнению прислушиваются; фальшивая нота не могла ускользнуть от его слуха; сердце примадонны трепетало от страха, когда она замечала неодобрение на его лице. Его образование было светским и дилетантским. Трудно, взирая на портрет графа, не вспомнить безсмертный перечень познаний Онегина:

Мог изъясняться и писал,

Легко мазурку танцовал

И кланялся непринужденно...

Имел он счастливый талант

Без принужденья в разговоре

Коснуться до всего слегка,

С ученым видом знатока

Хранить молчанье в важном споре.

И возбуждать улыбку дам

Огнем нежданных эпиграмм.

Разве не его прототип воскресает перед нами в строфах XXXI--XXXIII?

Пространство, отделяющее Венецию от Петербурга, не мешало светскому обществу той и другого выработать почти тождественную образовательную программу для модных франтов. Об Онегине и "свет решил, что он умен и очень мил". Граф тоже считался в своем кругу "perfect cavaliero".

Лаура по яркости один из очаровательнейших женских образов, созданных Байроном. Туманный образ Астарты, контуры которого едва выступали из окутывавшей его романтической дымки, героини восточных поэм, обаятельные, но далекия и чуждые европейскому обществу, даже Гаиде и Мирра, обрисованные более реальными, но все же неожиданными красками, - какой контраст представляют оне с Лаурой, чувства которой так просты и понятны. Это - истая итальянка, отдающаяся во власть настроений, быстро переходящая от впечатления к впечатлению. Грустная, томимая тревожными предчувствиями, разстается она с мужем; но её сердце не выносит одиночества и ожидания, и она со всей страстью отдается новому возлюбленному. Она не молода, но время щадит ее и её красота остается все такой же привлекательной; она умеет вознаграждать недостаток юности: как эффектно её появление на карнавале, как умеет она разливать счастье вокруг одной своей сияющей улыбкой, сколько вкуса в её наряде, сколько чарующей силы в нежных лукавых взглядах, сколько презрения в её взоре, когда она замечает безвкусное платье какой-нибудь дамы! Она владеет собою и умеет быть коварной, как истинная куртизанка.

Смущение овладевает ею при виде вернувшагося мужа; но мгновенье - и она уже овладела собою, и слышится такой естественный, такой милый наивный лепет:

В чужой стране ты не женился ль снова?

Ужель там дамы пальцами едят?

Как шаль твоя красива! мне обновой

Ты дай ее. Вам правда ль не велят

Свинины есть? С страной сроднившись новой,

Ах, как ты желт! Болезни ль это след?

Сбрей бороду (мне этого подарка

Не откажи). Тебе она нейдет,

К чему она? y нас ведь климат жаркий...

Говоря о Пушкине, как о подражателе Байрона, мы всегда имеем в виду, главным образом, ранния поэмы нашего поэта. Но разве добродушные насмешки над женской добродетелью в "Нулине" не напоминают разсуждения о венецианских дамах в "Беппо"? Разве Нулин с "запасом фраков и жилетов", завсегдатай театров, знаток дамских мод и модных поэтов, не двойник возлюбленного Лауры? Разве смех Лидина и дружба Беппо с графом не представляют собою однород-ной развязки? Разве остроумная болтовня от лица поэта в отступлениях "Евгения Онегина" и "Домика в Коломне" не походят по тону и настроению на таковую же в "Беппо" и "Дон-Жуане" и разве в этих отступлениях y обоих поэтов не скрыты за легкомысленной формой самые серьезные и глубокия мысли?

Эти последния составляют вторую важную черту интересующого нас произведения. Байрон не только превращался из романтика в реалиста по форме; и по содержанию его поэзия начинала принимать другое направление; Байрон спускался с неба на землю; вместо неопределенной титанической скорби о мире и мировом непорядке, - он ищет в жизни и бичует те темные её стороны, которые прикрывают гнет и несправедливость. Его поэма полна сатирических выходок: здесь мы встретим едкия насмешки над корыстолюбием духовенства, злую каррикатуру на лицемерный английский пуризм, нападки на злоупотребление парламентской свободой, на тяжесть налогов. Изображая пестрые костюмы карнавала, поэт не забывает прибавить, что лишь один костюм, костюм капуцина не допускался сюда под страхом адского огня, от которого ничто не может спасти, кроме внушительного денежного взноса. Рисуя в грациозных стихах красоту итальянок, свободу венецианских нравов, искренность и увлекательность южного веселья, он пользуется случаем, чтобы противопоставить этой простоте и искренности чопорность английских мисс, не смеющих говорить и чувствовать без разрешения мамаш. Закат южного солнца заставляет его вспомнить о жалком вечернем освещении Лондона, музыкальный итальянский язык - о свистящих, шипящих и плюющихся во время разговора англичанах. Он любит английское "правительство (когда оно действительно правительство), свободу печати и пасквилей, Habeas Corpus (когда мы не лишены его), парламентския прения, когда они не затягиваются слишком поздно, налоги, когда они не слишком тяжелы" и т. д. Трудно, конечно, искать в Беппо следов положительного политического или социального миросозерцания поэта. Но несомненно, что все оскорбления и обиды, накипевшия в душе Байрона и выбросившия его навсегда за пределы неблагодарной родины, школьная рутина, печатные пасквили, клеветы и обвинения в разврате, картины нищеты и эксплоатации, против которой он выступил еще в палате лордов в своих речах, - все это постепенно выступало в более ясных очертаниях из хаоса фантазии и "мировой скорби", и в Байроне вырабатывался общественный реформатор. "Беппо" - один из первых симптомов этого нового направления байроновской поэзии. Старая тема венецианского карнавала, которую Байрон, как второй Паганини, поднял, по выражению Брандеса, "концом своего божественного смычка, разукрасил безчисленным множеством смелых и гениальных вариаций, осыпал жемчугом и расшил золотыми арабесками", этот "венецианский анекдот" останется навсегда свидетельством разнообразия байроновского гения, воплотившого не только мечты и скорбные думы своего века, но и съумевшого подслушать биение нового времени, подойти к новым жизненным и социальным проблемам, выдвинутым эпохой.

П. Коган.

БЕППО.

Розалинда. Прощайте, господин путешественник! Старайтесь картавить и носите странное платье, браните все хорошее в вашем отечестве, проклинайте ваше рождение и чуть чуть не упрекайте Бога за то, что он создал вас не с каким-нибудь другим лицом. Иначе я с трудом поверю, что вы плавали в Гондолах.

Как вам это понравится. Действие IV, сц. 1.

Венеция, которую в то время очень много посещала знатная английская молодежь, была тогда тем-же, чем в настоящее время является Париж - сосредоточием распущенности всяческого рода.

                              I.

          Католики, свои усилья множа,

          Чтоб искупить грехи, перед постом

          

          Скажите мне, не ведает о том?

          Готовясь к покаянью, и вельможа,

          И нищий тем же следует путем.

          Веселию все предаваться рады;

          

                              II.

          Нисходит ночь, и чем она темней,

          Тем для влюбленных более отрады,

          Хоть мрак густой опасен для мужей.

          

          Разгул царит; притворство без цепей;

          Любовники ликуют; серенады,

          Романсы, песни, страстный шопот пар

          Волшебно вторят рокоту гитар.

                              

          Средь оживленья праздничной картины

          Костюмы всех времен и стран блестят;

          Здесь видны янки, буффы, арлекины,

          Там римляне и греки тешат взгляд,

          

          Не встретится монашеский наряд.

          Глумленья над монахами опасны...

          О, вольнодумцы, будьте ж здесь безгласны!

                              IV.

          

          Чем иноком одеться. Без сомненья

          За это попадает грешник в ад,

          Где ждут его тяжелые мученья.

          Кипящого котла не охладят

          

          В такой беде спасется только тот,

          Кто за молитвы куш двойной внесет.

                              V.

          За исключением рясы, вы свободны

          

          Так, в Лондоне на ярмарке народной

          Наемных одеяний целый ряд;

          Таких здесь лавок сколько вам угодно,

          Но только благозвучней речи склад:

          "Piazza" слово без значенья...

          (Одно я знаю только исключенье).--

                              VI.

          Коль слово "Карнавал" перевести,

          Услышите в нем с пищею мясною

          

          Действительно, лишь рыбою одною

          Постом живет народ. За что ж в чести

          Веселье перед трапезой такою?

          То для меня, сознаюся, темно;

          

                              VII.

          Простяся с мясом, рыбу разварную

          Едят, поста не прерывая нить;

          Приправ здесь вовсе нет. Еду такую

          

          (Но повторять не след мне ругань злую).

          Возможно ль эту пищу выносить,

          Когда о сое даже нет помину,

          A мы едим лишь с нею лососину.

                              

          Поэтому совет я дать могу:

          Запас приправ различных брать с собою.

          Готовясь быть на чуждом берегу,

          С багажем захватить недурно сою;

          

          Не покидают вас, - a то, не скрою,

          Что умереть в течение поста

          От голода - не праздная мечта.

                              IX.

          

          Коль вы католик и хотите жить,

          Обычай чтя, как римляне средь Рима;

          Не всем же надо постниками быть:

          Пусть протестант, больной, что едет мимо,

          

          От них нельзя, что ждет их, как награда,

          За этот грех тяжелый - пекло ада.

                              X.

          Венеции роскошный карнавал

          

          Все прочие собою затмевал;

          Но прелести его раскрыть пред вами

          Не в силах я; кого он не пленял?

          Венеция, рожденная волнами,

          

          Когда мой начинается рассказ.

                              XI.

          Красивы и стройны венецианки!

          Когда судить по копиям плохим

          

          Давно минувших дней присущи им;

          Венеры Тициана по осанке

          И грации - оне лицом своим

          Напоминают, стоя на балконе,

          

                              XII.

          Его картины дышат красотой

          И грацией. Одно его творенье

          Блестит в дворце Манфрини: нет такой

          

          Я не боюсь встречать его хвалой:

          Уверен я, что вы того же мненья.

          В картине, где с женою виден он,

          Земной любви им образ воплощен.

                              

          Пред вами не создание поэта,

          Не идеальный плод его мечты,

          A вдохновенный образ, полный света

          Земной любви и женской красоты;

          

          Вам кажется, что дивные черты

          Встречали вы и знали их когда-то;

          Но встречи их напрасно ждать возврата.

                              XIV.

          

          Витают мимолетные виденья...

          От них не остается и следа,

          Но их красу и лиц их выраженья

          Мы позабыть не в силах никогда.

          

          Так навсегда скрываются от нас

          Плеяды те, которых свет угас.

                              XV.

          Когда венецианка на балконе

          

          Картины, что писал Джиорджионе.

          (Издалека она еще милей).

          Ей любо героинею Гольдони

          Сердца сжигать огнем своих очей.

          

          И любят, чтоб заметить их могли вы.

                              XVI.

          От взгляда вздох, рождаяся, ведет

          К словам любви; письмо за ними следом

          

          (Ведь честный труд бездельнику неведом);

          Затем любовь в сердца отравы льет;

          Нет перечня рожденным ею бедам;

          Она плодит разврат и сеет грех;

          

                              XVII.

          Невинна Дездемона! к сожаленью,

          Спастися не могла от злых клевет;

          Здесь и доныне (дать ли ход сомненью?)

          

          Способного убить по подозренью

          Красивую жену во цвете лет,

          За то, что увлечен её красою,

          Поклонник к ней относится с хвалою.

Беппо

                              

          Коль здесь мужья ревнивы, ревность их

          Довольно мирных свойств и знает меру.

          Они в перинах бедных жен своих

          Душить не станут, следуя примеру

          

          В законную жену утратив веру,

          Он с женщиною сходится другой,

          Пленяясь иногда чужой женой!

                              XIX.

          

          (Таких здесь масса целая видна)

          С резной кормой, навесом и решеткой.

          Легка на вид гондола, но прочна.

          Два гондольера правят ею. Ходко,

          

          Вся траурною краскою покрыта.

          От глаз толпы, что в ней творится, скрыто.

                              XX.

          Гондолы вдоль Риальто все снуют

          

          Оне найма вокруг театра ждут;

          Их мрачный вид сродняет вас с тоскою,

          Оне ж утех таинственный приют

          И лишь веселью служат. Так порою

          

          Звучит веселый смех - не скорбный стон.

                              XXI.

          Мне б за рассказ приняться не мешало!

          Тому назад лет тридцать (может быть

          

          Когда народ веселью рад служить,

          Взглянуть на бал роскошный пожелала

          Одна из дам Венеции. Открыть

          Ея не мог я имени. С цезурой

          

                              XXII.

          Синьора та была "известных лет",

          Не молода и не стара. Что значит

          Определенье это? Средства нет

          

          На тот вопрос уклончивый ответ.

          Пускай мужчина сердится иль плачет,

          Все жгучей тайны не узнает он,

          Хоть, сознаюсь, такой прием смешон.

                              

          Блеск юности Лаура сохранила.

          Ее не тяготило бремя лет

          И время красоту её щадило,

          К лицу ей шел богатый туалет.

          

          Восторга полн пред ней склонялся свет;

          За то, что все кадить ей были рады,

          Весь род людской её ласкали взгляды.

                              XXIV.

          

          Мы, христиане, обращаем мало

          Вниманья, но безжалостны к грешкам

          Девиц. Для прекращения скандала

          Брак во-время необходим иль срам

          

          Чтоб жертвами не быть своей вины,

          Скрывать концы оне уметь должны.

                              XXV.

          Лауры муж нередко на чужбине

          

          Сидел в сорокадневном карантине.

          (Ведь карантин спасает от зараз).

          В те дни, на вышке стоя, в злой кручине,

          Лаура не спускала с моря глаз.

          

          Джузеппе назывался или Беппо.

                              XXVI.

          Он смугл был, как испанец; не сходил

          С его лица загар природы юга;

          

          Храбрец глядел на море, как на друга,

          И полон был энергии и сил.

          Хотя его красивая супруга

          Святошей не казалась, но она

          

                              XXVII.

          Они давно друг друга не видали;

          Иные говорили, что в волнах

          Погиб моряк; другие - что едва ли

          

          Вернется он иль нет - пари держали.

          Побиться об заклад во всех странах

          Охотников всегда найдется масса;

          Той страсти лучший врач пустая касса.

                              

          Томило их в разлуки горький час

          Предчувствие, под тяжким гнетом горя,

          Что видятся они в последний раз.

          (Предчувствие порой, страданью вторя,

          

          В слезах, на берегу родного моря

          Стояла Ариадна наших дней,

          Когда, в уныньи, муж разстался с ней.

                              XXIX.

          

          Себя Лаура в траур облекла

          И аппетит, горюя, потеряла;

          Без мужа спать к тому же не могла:

          То чудился ей вор, то спать мешало

          

          Что нужен ей виц-муж, по той причине,

          Что даме безопасней при мужчине.

                              XXX.

          Надежный друг (всегда пленяет тот,

          

          Лаурою был избран; муж прервет,

          Вернувшись, эту связь; за ним лишь дело...

          Богатый граф, красивый фат и мот,

          Ей близок стал, отдавшись ей всецело...

          

          Хоть дорого порою стоит им.

                              XXXI.

          Граф не одним был наделен талантом:

          Прекрасно по-тоскански говорил,

          

          Французский знал язык; к тому же был

          Во всем значеньи слова музыкантом.

          За критика серьезного он слыл;

          Успеха не имела партитура,

          "seccatura";

                              XXXII.

          Он криком: bravo! пьес судьбу решал:

          Уверенность терял оркестр смущенный,

          Когда являлся граф; его похвал

          

          Весь театральный мир пред ним дрожал

          И не один певец, им уязвленный,

          Жалел, что под Риальто он в волнах

          Не утонул: такой внушал он страх.

                              

          Он был импровизаторов опора;

          Писал стихи; пел песни и блестел

          В салонах остроумьем разговора;

          Картины продавал; ему в удел

          

          (Затмить его француз бы лишь съумел).

          В такой он моде был, того не скроем,

          Что и слуге казаться мог героем.

Беппо

                              XXXIV.

          

          И перечень его грехов был краток;

          Его любили дамы; он похвал

          Не мало получал от них в придаток,

          Как воск, он впечатленье принимал,

          

          Чем больше остывал в нем страсти пыл,

          Тем постоянству он верней служил.

                              XXXV.

          Таким героем можно было слепо

          

          A все домой не возвращался Беппо

          И не писал. Давать терпенью ход,

          Прождав так долго, было бы нелепо.

          Коль о себе известий муж не шлет,

          

          Считаться должен всеми жертвой смерти.

                              XXXVI.

          В Италии иметь разрешено

          И по два мужа женам. (Без сомненья,

          

          Кто в моду ввел такое навожденье

          Сказать я не могу, но уж давно

          Cavalier servente здесь явленье

          Обычное вполне. Миряся с ним,

          первый брак вторым.

                              XXXVII.

          Друг дома назывался чичисбеем

          

          Так груб, что в ход пускать его не смеем.

          Кортехо и в Испании почет.

          Уверен я, что, массами лелеем,

          

          Коль Англия сроднится с странной модой,

          Чем заменить и пени, и разводы?

                              XXXVIII.

          Хоть юных дев мой не порочит стих,

          

          Как в обществе отрадно видеть их

          Иль с глаза на глаз! (Тщетно в этом мненье

          Вы будете искать намеков злых;

          Я говорю лишь вообще). Уменье

          

          Изящество манер пленяет всех.

                              XXXIX.

          Что наши мисс цветущи и красивы,

          Об этом, без сомненья, спора нет,

          

          Во всем им нужен маменьки совет.

          Оне привыкли сдерживать порывы,

          Чтоб благосклонно к ним отнесся свет.

          Как речь наивна их! Оне при этом

          

                              XL.

          Cavalier servente верный друг

          Сошедшейся с ним дамы; он обязан

          Оказывать всегда ей ряд услуг;

          

          Понятно, не велик его досуг;

          Всегда ему зараней путь указан...

          Перчатки, веер, шаль нося за ней,

          Он исполнитель всех её затей.

                              

          A все же грешный край, сознаться надо,

          От всей души люблю я; солнца свет

          Мне ежедневно созерцать отрада;

          Я шлю ему восторженный привет;

          

          (С пришпиленной лозой в нем сходства нет;

          Лозы оранжерейной вид печальный

          Пригоден лишь для залы театральной).

                              XLII.

          

          Не поручая груму брать с собою

          Мой плащ, чтоб не промокнуть под дождем.

          Обоз, что виноград везет порою,

          Вам пресекает путь, - но что же в том?

          

          В моей стране родной тяжелый воз -

          Наверно в нем ил пиво, ил навоз.

                              XLIII.

          Уверенный, что к утру солнце снова

          

          Лучи денные завтра с силой новой

          Своим сияньем вновь нас озарят

          И солнца взгляд, весь мир ласкать готовый,

          Нам не напомнит пьяниц мутный взгляд

          

          Мерцает в полумраке постоянном.

                              XLIV.

          Я итальянской речью вдохновлен;

          Латыни отпрыск нежный поцелуем,

          

          Звучит; его я чарами волнуем;

          Благословенным югом дышет он...

          Красою ж речи север не балуем;

          Произнося слова родной страны,

          

                              XLV.

          Люблю я также женщин и пощады

          Прошу за эту слабость. Мне милы

          Крестьянки, что обжечь вас взором рады;

          

          Люблю и знатных дам; грустней их взгляды,

          Но как оне правдивы и светлы.

          При виде их чье сердце не трепещет?

          В них свет небес и нежность юга блещет.

                              

          Ты - Ева той страны, где рай земной,

          О, красота! Ты с силой вдохновенья

          Сроднила Рафаэля; он тобой

          Погублен был, но гения творенья

          

          Воспроизвесть безсильны песнопенья

          Твой чудный блеск. Пусть молкнут звуки лир,

          Когда резцом дивит Канова мир.

                              XLVII.

          "Люблю свой край, хоть он и грешен много",

          Сказал я раз и это не забыл;

          К правительству я отношусь не строго;

          Мне безконтрольной прессы голос мил,

          Хулить свой край я не ищу предлога,

          

          Люблю я и парламентския пренья,

          Когда не бесконечно их теченье.

Беппо

                              XLVIII.

          Налоги я люблю, коль мало их;

          

          Когда не слышно капель дождевых,

          Люблю я климат Англии счастливой.

          (Но много ль насчитаем дней таких?)

          Бифштекс люблю; не прочь от кружки пива...

          

          Я Регента и Церковь похвалю!

                              XLIX.

          Люблю войска, что в бой идти готовы;

          Мне жаль, что оскудел наш славный флот;

          

          Готов свободу любящий народ.

          Могу забыть, что климат дан суровый

          Моей стране; что наши дамы - лед;

          Победами горжусь, но полн печали,

          

                              L.

          Грешно все прерывать рассказа нить...

          Коль мне замашка эта надоела,

          Зачем же ей читателя дразнить?

          

          Он может всю поэму похулить,

          Найдя, что автор пишет неумело.

          Очутится тогда, сомненья нет,

          В печальном положении поэт.

                              

          О, еслибы легко умел писать я,

          То взобрался бы тотчас на Парнас;

          Там музы мне открыли бы объятья,

          И я бы мог, их пеньем вдохновясь,

          

          Сирийский или греческий рассказ,

          Где Запада герой сантиментальный,

          Пленяя всех, в стране б скитался дальной.

                              LII.

          

          Подыскиваю рифмы в лексиконе;

          Коль сносной нет, довольствуюсь плохой,

          Не думая о том, что в фельетоне

          Напишет, негодуя, критик злой.

          

          Забыв; но так как спрос на песни есть,

          Стихи мне надо прозе предпочесть.

                              LIII.

          Лаура с графом мирно проживала,

          

          Как их судьба нежданно сочетала.

          Нельзя ж весь век прожить без мелких ссор

          Из ревности; те ссоры длятся мало;

          Проходит гнев; сердитый меркнет взор

          

          Без ссор возможны ль эти отношенья?

                              LIV.

          Коль счастьем дышит грех, моя чета

          Вкушала счастье: граф был нежен с милой,

          

          Хоть брачных уз их бремя не тягчило,

          В салонах связь не осуждалась та.

          Вражда одних ханжей ей ад сулила;

          Но хитрый ад крутых не принял мер;

          

                              LV.

          При красоте им улыбалась младость;

          Что без нея любовь и что любовь

          Без юности? Она приносит радость

          

          С теченьем лет, свою теряя сладость,

          Любовь встречает опыт, хмуря бровь;

          Ей юность лишь мила; не от того ли

          Присущи старикам ревнивцев роли?

                              

          Строф тридцать шесть назад я уж сказал,

          Что посреди роскошной обстановки

          Венецианский длился карнавал:

          Лаура в ослепительной обновке

          

          (Нельзя ж являться в свет без подготовки!)

          Не больше ночи длится маскарад

          В других странах; здесь - шесть недель под ряд.

                              LVII.

          

          К лицу ей шел изысканный наряд;

          Свежа, в роскошном платье, как Амуры,

          Что иногда на вывесках торчат,

          Она могла изящною фигурой

          

          Обложками, которых смысл понятен,

          Предохраняют те листки от пятен.

Беппо

                              LVIII.

          В Ридотто, где танцуют и кутят,

          

          Я назвал тот народный маскарад).

          Ридотто сходно с Лондонским вокзалом,

          Хоть менее его; но дождь и град

          Не могут угрожать блестящим залам.

          смешано подчас!

          (То означает: недостойно вас).

                              LIX.

          смешанным собранье,

          Где в меньшинстве находится наш круг,

          Лишь тот достоин нашего внимания

          

          Все ж прочие не стоят описанья;

          К ним относясь презрительно, мы вслух

          Лишь называем лиц большого света;

          Но почему? Мне непонятно это.

                              

          В те дни царили Дэнди. Может-быть,

          Узнав судьбы тяжелые невзгоды,

          Другим пришлось им место уступить...

          Царят не долго демагоги моды,

          

          Мы можем смело страсти, войны, годы...

          Порой и от морозов даже свет

          Переносил не мало тяжких бед.

                              LXI.

          

          Не мог он с грозным Тором вынесть бой.

          Стихийных бурь неотразима сила.

          Он пал, сражен неровною борьбой;

          Ему к тому ж Фортуна изменила;

          

          Я не могу в ней видеть лишь химеру

          И в власть её едва ль утрачу веру.

                              LXII.

          В женитьбе, в лотереях нам дает

          

          В прошедшем и грядущем. Ряд невзгод

          Я испытал и мало ей обязан,

          Но с ней пока я не окончил счет.

          Надеюсь, что не буду ей наказан;

          

          Не буду говорить до лучших дней.

                              LXIII.

          От рук рассказ отбился. То и дело

          Приходится на месте мне стоять;

          

          На мой рассказ кладет свою печать

          Размер, что муза выбрать захотела;

          Капризен он; с ним трудно совладать;

          Коль справлюсь с ним, на будущее время

          

                              LXIV.

          Направили они в Ридотто путь.

          (Туда пойду я завтра же; мне надо

          Свою тоску разсеять как-нибудь.

          

          Мне средство даст душою отдохнуть

          Хотя на полчаса, - и то отрада,

          Когда душа гнетущею тоской

          Объята и утратила покой).

                              

          По залам, где толпа необозрима,

          Лаура ходит; этим шлет поклон;

          Кивает тем, когда проходит мимо;

          Здесь шепчется; там возвышает тон;

          

          Пьет лимонад, что графом принесен;

          Приятельниц окидывая взглядом,

          Лаура недовольна их нарядом.

                              LXVI.

          

          Тюрбан на третьей будит смех невольно;

          Четвертая - что призрак гробовой;

          Глядеть на платье пятой просто больно;

          Вульгарна та; не свеж костюм седьмой;

          

          Их всех не перечесть; конца им нет,

          Как призракам, что вызывал Макбет.

                              LXVII.

          Тогда как эти длились наблюденья,

          

          Когда был слышен шопот одобренья,

          Она ему, уйти не торопясь,

          Внимала; приводили в изступленье

          Ея победы женщин. Им дивясь,

          

          Успех в года Лауры непонятен!

                              LXVIII.

          Нельзя не осуждать развратный вкус.

          Когда к объятьям зла ведет дорога,

          

          Проповедей я написал бы много,

          Коль заключил бы с церковью союз;

          В своих речах я грех карал бы строго;

          И Вильберфорс, и Ромильи в них клад

          

Беппо

                              LXIX.

          В то время, как Лаура в вихре бала,

          Поклонников толпой окружена,

          Кокетничая, весело болтала

          

          Красою горделивою блистала

          (Чем гневала приятельниц она) -

          За ней следил с пытливостью ревнивой

          Какой-то незнакомец молчаливый

                              

          В костюме турка, с бронзовым лицом.

          Она была нежданной встрече рада,

          Опору многоженства видя в нем,

          Но стать женою турка не отрада:

          

          И рабства цепь носить им вечно надо;

          К тому же четырех имея жен,

          Наложниц сколько хочет держит он.

                              LXXI.

          

          Оне не видят даже и родных;

          На севере судьба с средой веселой

          Сродняет дам; a эти, никаких

          Забав не зная, чахнут; гнет тяжелый

          

          Кормить детей, купаться, тело холя,

          Рядиться, мужа тешить - вот их доля!

                              LXXII.

          Безграмотны оне, и потому

          

          Остроты недоступны их уму;

          Нет книг y них, журналов, обозрений;

          Какую подняла бы кутерьму

          Ученость средь гаремных развлечений!

          

          В гаремах нет и синих нет чулков.

                              LXXIII.

          Там не блистает, смысл утратив здравый,

          Маститый бард, скучнейший из людей,

          

          Ловя, при счастье, только пискарей;

          Несносен председатель величавый

          Мельчайших сошек, друг пустых идей;

          Посредственность, что ловит жадным слухом

          

                              LXXIV.

          Там не царит любитель звонких фраз,

          Которого без веса одобренья;

          Который желчной бранью дразнит вас,

          

          Поэтов он переводил не раз,

          Не понимая их; его творенья

          Так жалки, что слабее будь они,

          Все так-же оставались бы в тени.

                              

          О, как невыносимы те поэты,

          Что в свете только заняты собой;

          Увы! в плащи шутов они одеты;

          В них дышит зависть с тайною враждой:

          

          Они задор бы охладили свой.

          Пустейший фат мне более приятен,

          Чем шут, хранящий след чернильных пятен.

                              LXXVI.

          

          Людей, которых чтит литература;

          Как далеко бездарностям таким

          До Вальтер-Скотта, Роджерса и Мура!

          Талант всегда идет путем иным.

          

          Бездарный бард царит в кружке своем:

          Обресть успех он может только в нем.

                              LXXVII.

          В гаремах незнакомы типы эти,

          

          Ходящим для моления в мечети;

          Я новый предложить проект готов

          (Хотя, порой, и лучшие на свете

          Проекты погибают без плодов):

          

          Для пропаганды фраз высокопарных.

                              LXXVIII.

          Гаремным дамам автор ни один

          Моральных книг не посвящает строки,

          

          Щадят их метафизики уроки;

          Неведомы им выставки картин;

          Оне не изучают мир далекий

          Светил и математике гарем,

          

                              LXXIX.

          Но почему благодарил я Бога?

          На тот вопрос позднее дам ответ;

          Теперь же мне молчать причин есть много,

          

          Открою тайну я в сатире строгой:

          Нам смех милей, чем гнев, с теченьем лет

          Хоть он не веселит; такого смеха

          Тяжелое раздумье часто эхо.

                              

          Прошли те дни, когда мы с молоком,

          Разбавленным водою, были дружны;

          В наш черствый век, порабощенный злом,

          Напитки нам забористее нужны.

          

          Увы! в борьбе со злом мы безоружны!

          Но я, любя промчавшиеся дни,

          Пью водку, чтоб вернулися они.

                              LXXXI.

          

          Упорно не спускал с синьоры глаз;

          Казалось, взор его твердил упрямо:

          "Побудьте здесь, пока гляжу на вас!"

          Когда бы взгляду подчинялась дама,

          

          Она тот взгляд выдерживала смело

          (Ведь жгли ее глазами то и дело).

                              LXXXII.

          Кончалась ночь; совет могу благой

          

          Румяная заря, оне домой,

          Не мешкая, должны уехать с бала.

          Когда погаснут лампы, свет денной

          Усталому лицу вредит не мало;

          

          Как дамы после пиршества бледны!

                              LXXXIII.

          На бале оставаясь до разсвета

          (На то причины были y меня),

          

          Как блекнут лица дам при блеске дня,

          По окончаньи танцев; в вихре света

          Красивых жен не мало видел я.

          И что ж? всего одна была румяна

          

                              LXXXIV.

          По имени назвать Аврору ту

          Я не хочу, хоть повредить едва ли

          Ей мог бы тем; её лишь красоту

          

          Все ж пищу дать молве за грех сочту.

          Коль даму ту вы встретите на бале,

          Ее узнать не трудно будет вам:

          Она свежей и краше прочих дам.

                              

          Лаура, понимавшая прекрасно,

          Что после бальной ночи ей с зарей,

          Блеснуть готовой, встретиться опасно,--

          Нашла, что ей необходим покой;

          

          Неся за нею шаль. Они домой

          Готовы плыть; но (не досадно ль это?)

          Гондола их тогда застряла где то.

                              LXXXVI.

          

          Здесь гондольеры; в тесный круг сомкнуты,

          Они бранятся, ярости полны;

          Без стычек не проходит ни минуты;

          У выхода всегда вы ждать должны;

          

          Такую сквернословью платят дань,

          Что передать их невозможно брань.

                              LXXXVII.

          Дождавшись наконец своей гондолы,

          

          И розсказней настал черед веселый;

          О бале говоря, они в тени

          Злословья не оставили уколы.

          Когда ж к крыльцу подъехали они,

          

          Пред ними очутился турок бала.

                              LXXXVIII.

          Нахмуря брови, граф сказал ему:

          "Чем извините ваше появленье?

          

          Быть может, это случай без значенья;

          Когда причин понятных нет тому,

          Потребую от вас я объясненья!"

          Магометанин дал такой ответ:

          

Беппо

                              LXXXIX.

          Я здесь с своей женой! - Была не мало

          Поражена Лаура вестью той,

          Но где бы лэди в обморок упала,

          

          Она к своим святым в момент скандала

          С горячей обращается мольбой,

          И рвать шнурки корсета, оттиранья

          Пуская в ход, излишния старанья.

                              

          Она молчит, и кто б не замолчал?

          Но иностранца граф просил любезно

          Войти в их дом; он так ему сказал:

          "Нам ссориться публично безполезно;

          

          По городу пойдет лишь сплетен бездна;

          Не лучше ль потому, чуждаясь драм,

          Келейно весть переговоры нам?"

                              ХСИ.

          

          (У христиан и турок он в чести,

          Хоть разно пьют его); не без усилий

          Придя в себя, с ним стала речь вести

          Лаура: "Как тебя там окрестили?

          

          Твоих скитаний бесконечна повесть.

          Ужель за них тебя не мучит совесть?

                              ХСИИ.

          Признайся мне: ты вправду ль ренегат?

          

          Ужель там дамы пальцами едят?

          Как шаль твоя красива! мне обновой

          Ты дай ее. Вам, правда ль, не велят

          Свинины есть? С страной сроднившись новой,

          

          Ах, как ты желт! Болезни ль это след?

                              ХСИИИ.

          Сбрей бороду - (мне этого подарка

          Не откажи). Тебе она нейдет.

          

          Как вынесла я времени полет?

          Прошу, костюм не надевать твой яркий,

          A то, поверь, нас ряд насмешек ждет.

          Ты будешь злыми сплетнями пристыжен,

          ".

                              ХСИѴ.

          Что молвил он? - не ведаю о том;

          Но вот, что мне известно: он близ Трои,

          Исчезнувшей безследно, стал рабом

          

          И черствый хлеб; затем, бежав тайком,

          К пиратам он пристал и стал разбои

          Производить с их шайкой, как собрат;

          Он вере изменил и стал богат.

                              Ѵ.

          Разбогатев, он возымел желанье

          Свой край родной увидеть; утомлен,

          Решился бросить он свои скитанья;

          Ведь скучно жить весь век, как Робинзон.

          

          Привлек. С табачным грузом нанял он

          Испанский бриг и в путь пошел опасный,

          Желая край родной увидеть страстно.

                              ХСѴИ.

          

          (Темно ведь было их происхожденье),

          Он перенес на судно в добрый час;

          "Меня спасло от смерти Провиденье",

          Так Беппо говорил друзьям не раз,

          

          Корабль в Корфу домчался без препон;

          Задержан был лишь в Бонне штилем он.

                              ХСѴИИ.

          Когда приехал Беппо, он товары

          

          И турком стал, что ездят на базары;

          Когда бы скрыть концов не удалось,

          Он за грехи не избежал бы кары,

          Но счастливо был разрешен вопрос;

          

          Стремясь к жене, друзьям, отчизне, дому.

.

                              XCVIII.

          Он принят был женой и окрещен

          Вторично патриархом. (Дар богатый

          

          С него доспехи турка были сняты,

          И день ходил в одежде графа он.

          Для пиршеств он открыл свои палаты,

          Разсказами смеша друзей не раз.

          

                              ХСИХ.

          В дни юности боролся он с врагами,

          Но зажил без тревог на склоне лет;

          Хоть он с Лаурой ссорился, друзьями

          

          Окончен лист, и я прощаюсь с вами;

          Давно пора уж кончить, но поэт,

          Начав повествование, порою,

          Никак не может справиться с собою.

Беппо

БЕППО. 

Стр. 89. У нас "Piazza" - слово без значенья.

В старину Ковент-Гарденская площадь в Лондоне называлась "Piazza".

Стр. 90. Венеры Тициана по осанке.

"Во Фюренции я остался только на один день потому что торопился в Рим", писал Байрон в 1817 г. "Все-таки, я успел осмотреть две галлереи, из которых вернулся, опьяненный красотой. Более всего поразили меня: портрет любовницы Рафаэля, портрет любовницы Тициана, Венера Тициана в галлерее Модичи; Венера, Венера Кановы и пр.".

Напоминают, стоя на балконе,

Красу Мадонн картин Джиорджионе.

"Я мало понимаю в живописи я мало ею интересуюсь; но для меня нет картин лучше венецианских, и особенно - Джиорджионе. Я хорошо помню его Соломонов суд в галлерее Марискальки в Болонье. Настоящая мать - прекрасна, удивительно прекрасна". ("Письма" 1820 г.).

          Одно его mвopeнie

Блестит во дворце Манфрини.

"Я побывал также во дворце Манфрини, знаменитом своими картинами. В числе их портрет Ариосто, писанный Тицианом, превзошел все мои представления о силе экспрессии в живописи: это - портретная поэзия или поэтический портрет. Там есть также портрет какой-то ученой дамы, жавшей за много столетий тому назад; я забыл её имя, но всегда буду помнить черты её лица. Я никогда не видел такой красоты, грации и особ, живших много столетий и много поколений тому назад, с лицами, которые каждый день встречаются среди нынешних итальянок. Королева Кипрская и жена Джиорджионе, особенно последняя - чистейшия венецианки, которых я словно только вчера видел: те же глаза, то же выражение лица, красивее которого, по моему мнению, нет на свете". (Письмо к Муррею 14 апр. 1817).

Картина, так поразившая Байрона, - т. наз. "Семейство Джиорджионе". Она находится теперь в палаццо Джиованелли и представляет почти совсем обнаженную женщину, вероятно - цыганку, которая сидит, держа на коленях ребенка; на все, стоя, смотрит воин. Пейзаж изображает бурю. По сообщениям Вазари и других биографов, Джиорджионе (Джорджио Басбарелли, 1178--1511) никогда не был женат. Картина приложена к настоящему тому.

Плеяды те, которых свет угас.

"Quae sentent dicщ sex tamen esse solent."

(Ovid.). (Прим. Байропа).

Невинна Дездемона! К сожаленью,

Спастися не могла от злых клевет.

В подлиннике эти стихи читаются: "Шекспир, в лице Дездемоны, изобразил венециавок прекрасными, но не свободными от подозрения". В примечании Байров сделал ссылку на "д. III, сц. 3 (см. изд. под ред. С. А. Венгерова, III, 325):

                    Мне знакомы

Характеры венецианских жен:

Лишь небесам решаются оне

Мужьям своим не смеют рассказать,

И совесть их - не в том, чтоб воздержаться,

A в том одном, чтоб скрыть свои дела.

Стр. 91.

Пленяясь иногда чужой женой.

"Ревность теперь не в обычае в Венеции, и кинжалы вышли из моды, а дуэли из-за любовных приключений совсем неведомы, - по крайней мере мужьям". (Письма Байрона).

Гондолы вдоль Риальто все снують...

"Риальто - название не моста, а острова, на который ведет мост; венецианцы говорят: il ponte di Rialto. На острове находится биржа. Я часто прогуливался там, на классической почве. Савсовино писал в 1580 г., что "в аркадах ежедневно собираются купцы флорентинские, генуэзские, миланские, испанские, турецкие и других многоразличных национальностей, и сходятся там в таком множестве, что эта площадь считается одною из первых во всем свете". Здесь христиане вели свои диспуты с евреями; об этой площади говорит Шейлок:

Синьор Антонио, припомните, как часто

В Риальто вы ругались надо мной...

"Пойдем на Риальто", "час Риальто" - обычные выражения венецианцев и в наше время, как мы видим из комедий Гольдони".

Стр. 92. Хотя его красивая супруга

Святошей не казалась, но она

Была по слухам долгу предана.

"Общия условия нравственности здесь, по большей части, такия же, как и во времена дожей; по общепринятому кодексу, добродетельною признается та женщина, которая довольствуется своим мужем и одним любовником; те, у которых есть два, три или больше любовников, считаются уже немножко "дикими"; но только те, которые уже слишком неразборчивы и заводят связи с людьми низшого происхождения (вроде нашей принцессы Уэльской, которая живет с курьером), считаются нарушающими супружеския приличия... Здесь женщина вполне убеждена в том, что она не совершает ни малейшого отступления от пути добродетели, если у вся есть один любовник; грехом считается это скрывать, или иметь больше одного - за исключением, впрочем, тех случаев, когда это делается с ведома и согласия первого любовника". (Письмо к Муррею от 2 янв. 1817).

Успеха не имела партитура,

Когда его звучало: "seccatura".

"Чертовски хорошее слово!" как говорит Байрон в письме к Муру от 6 ноября 1816 г.

Стр. 93. Что и слуге казаться мог героем.

Известная фраза: "Нет героя для своего лакея" приписывается маршалу Катина (1637--1712).

Друг дома назывался чичисбеем.

Кортехо и в Испании почет.

Происхождение слова "чичисбей" не выяснено. По словарю флорентинской академии, cicisbeo - перестановка слов: bel cece "красивый горошек". Согласно с этим, и Пасквалино, цитируемый Дицем, сближает это слово с французским chiche beau.

"Словом обозначается положение, для которого в английском языке в настоящее время еще не существует особого наименования, хотя на практике оно встречается в Англии не реже, чем в любой заальпийской стране". (Прим. Байрона).

Я итальянской речью вдохновлен.

Ср. "", п. IV, строфа 58 (наст. изд. I, 140):

Кто создал речь тосканскую, в устах

Звучащую, как пение сирены,

Как музыка?

и пр.

"В этой строфе автор отступает от обычного в данном сочинении тона и предается своего рода восторженному и глубокому чувству, которое близко к общему светлому и фантастическому стилю его поэзии. Этот неожиданный переход достигает высшей силы в следующей строфе. Надо, впрочем, прибавить, что эти строфы единственные во всей поэме, в которых автор обнаруживает тайну своего гения и свою внутреннюю близость к поэтам высшей категории, нежели те, которых ему угодно было здесь взять себе в образец". (Джеффри).

О, красота! Ты с силой вдохновенья

Сравнила Рафаэля; он тобой

"О причинах смерти Рафаэля см. в его биографиях". (Прим. Байрона).

По словам старинных биографов Рафаэль, живя большею частью в Риме, "утешался мимолетными связями и от одной из них получил болезнь, от которой и умер" (6 апр. 1520); новейшие биографы считают причивою его смерти "деликатное сложение, переутомление и малярийную лихорадку, которой он заразился среди развалин древняго Рима".

Когда резцом дивит Канова мир.

выноску:

Здесь автор, разсуждая специально

О женщинах, был должен пояснить,

Что лишь как зритель, - неоффициально

Притом, конечно, и принципиально

Их, как поэт, боится оскорбить:

Известно, что поэзия без дам

Подобна неотделанным чепцам *).

*) Переведено для наст. издания П. О. Морозовым.

Стр. 96. Сирийский или греческий рассказ.

"Ильдерим", сирийскую сказку Галли Найта.

Стр. 98. В Ридотто, где танцуют и кутят.

Ridotto - от латинского reductus, собств. "убежище", место встреч, где собирается публика для развлечения; зал для концертов и маскарадов

В те дни царили дэнди.

"Выражения: синий чулок и дэнди могут когда-нибудь послужить предметом ученого исследования; в настоящее же время они понятны для каждого английского читателя. Наши нынешние дэнди - родные братья старинных "макарони". Первое из приведенных выражений сделалось классическим. благодаря поэме миссис Ганны Мор: "Bas-Bleu", а второе благодаря тому, что его употребил, в одной из своих поэм лорд Байрон". (Лордь Гленберви).

"Я люблю дэнди, говорит Байрон в своем Дневнике: - они всегда были со мной очень любезны, хотя вообще они не долюбливают литераторов... Правда, в ранней юности я и сам увлекался дэндизмом, и хотя рано бросил его, но вероятно, во мне еще осталось его настолько, что его великие представители могут со мною мириться".

И в власть её едва ль утрачу веру.

"Подобно Сулле, я всегда верил, что все зависит от Фортуны и ничего от нас самих. Я не знаю ни одной мысли, ни одного поступка, которые заслуживали бы название хороших для меня или для других и не могли бы быть приписаны влиянию доброй богини - Фортуны!" 1821 г.)

Туда пойду я завтра же.

Здесь на полях рукописи Байрон отметил: "Января 19-го, 1818. Завтра будет воскресенье, и ридотто полно".

Стр. 99.

"Я не знаю ничего удачнее этой язвительной небольшой диатрибы, так кстати включенной в рассказ о жизни турецких дам в их гаремах". (Джеффри).

          .......и математике гарем

Лэди Байрон, как известно, увлекалась изучением математики.