Беппо

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Беппо (старая орфография)

БЕППО.

                              I.

          Что в католических землях,

          Перед постом, увеселенья

          С ума всех сводят, так, что страх!

          Но вторник масляной чуть минул,

          Папист безумье позабыл

          И маску шутовскую скинул;

          Замолкли пляски и пиры,

          Конец забавам с той поры.

          Но мы на масляной неделе.

          Ночь темная, влюбленных ночь,

          Покрыла небо; закипели

          Сердца восторгом; цепи - прочь!

          Шум, хохот, шопот страстных пар,

          Рулады, песни, звон гитар,

          Веселость резвая летает;

          У всех на мысли цель одна -

                              III.

          Великолепные костюмы

          Мелькают, пестротой своей

          Взор развлекают, гонят думы,

          Евреи, Турки, Персияне,

          Народы всех земель, веков,

          Между паяцов и шутов,

          Кипят как волны в океане;

          И шорох ног, и толкотня!...

                              IV.

          Италиянцы Carnavalе

          И очень кстати: Carne, vale!

          Прощай, мясное!... Чуть прошли

          Дни шумные забав, и клики

          Затихли тостов с звоном чар -

          Вдруг погашает пост великий.

          Кривляньям, глупостям конец!

          Народ сурьёзен, как мудрец.

                              V.

          Таким забавам пред постом?

          Задача трудная, признаться,

          Неразрешимая умом!

          Не потому ли, как и с нами

          На долго или навсегда,

          Должны разстаться мы с друзьями,

          Последний час разлуки той

          Мы запиваем - круговой.

          Но мы оставим отступленье,

          И лучше к делу перейдем;

          Разскажем, что за приключенье

          Раз было в карнавал! О том,

          Нигде шумней, ни веселей,

          Ни вычурней на-счет затей,

          Как карнавалы, что давала

          Венецья некогда, - весь свет

                              VII.

          Так и минуя описанья,--

          Чтоб не измучить, не равно,

          Моих читателёй вниманья!--

          Венецья задавала балы

          И веселилася ни них,

          Под маской, - для своих интриг,

          В свои былые карнавалы,--

          Перенесем мы свой рассказ.

                              VIII.

          Лишь надо помнить, что столицы

          Красивей не было тогда,

          Все поклонялись города.

          Да и теперь, скажите сами,

          Где отыскать красивей и к

          Венецианок огневых,

          С одушевленной красотой?

          Лишь разве - в Греции одной!

                              IX.

          Что за черты и выраженье

          В очах - все неги упоенье,

          Под черным пологом ресниц....

          Но полюбуйтеся, как милы,

          Когда вот выйдут на балкон

          И на чугунные перилы

          Облокотясь, оне стоят,

          Внимая звукам серенад.

                              X.

          Изобразила на холсте.

          Но это - скицы! и напрасно

          По ним судить о красоте

          Венецианов, как созданий

          Лишь очерк передаст; но нет

          В нем полноты, всех сочетаний

          Любви и жизни, как бы он

          Удачно ни был начерчен.

          Еще вот только у Джорджона

          Искусно схвачены черты,

          Со всею истиною тона,

          Венецианской красоты.

          И отойти от ней нет сил!

          Художник в ней изобразил

          Три головы: свою и сына,

          Да женскую, - жены своей,--

                              XII.

          Вот! вот Венецианка! Это -

          Сама любовь! Но лишь не та,

          Что создал вымысел поэта,

          Нет! это лучше идеала,

          Живое, просто, существо!

          И кисть художника в него

          Влила всю душу, что дышала

          Любовь и жизнь, - все видишь-в нем!

                              XIII.

          Что за волшебное созданье!

          Не верите своим глазам,

          Над вами полное: мечтам

          Вы тотчас предаетесь. Где-то

          Случалось, кажется, знавать,

          По-крайней-мере хоть видать

          И точно видели! да! да!

          Но с ним простились навсегда!

                              XIV.

          В дни нашей юности бывает:

          Но мимо нас вдруг пролетает

          Одно создание из тех

          Волшебных призраков воздушных,

          Что мы хотели б уловить.

          Не в силах; мы, в мечтах послушных,

          Его докончивасм вид:

          Разлука с ним нас истомит!

                              XV.

          К Венециянкам, что стоят

          За балюстрадою- балкона,

          Внимая звукам серенад.

          Хоть часто издали, без спора,

          И помогает темнота

          Обману чувств, обману взора;

          Но все почти что до одной,

          Оне премилые собой!...

          Притом, и то сказать: к несчастью,

          Сердцам чувствительным оне

          Опасны; разжигая страстью,

          Так, что сгоришь, как на огне!

          Там вздохи следуют; потом,

          Записка послана тайком;

          Доходит дело до развязки,

          И часто пылкая любовь

                              XVII.

          В лице прелестной Десдемовы

          Шекспир, чудесно описал

          Италиянок; только жены,

          Да и мужья не те уж стали:

          По подозренью одному

          Не душат жен; а потому,

          Что, если бы и пожелали,

          Защитники со всех сторон.

                              XVIII.

          Теперь уж ревность Итальянца

          Когда б и стали ревновать,

          Кипела бурно: не сыскать

          Отеллов больше; все друзьями,

          По-философски все живут;

          Жена ль изменит - муж, как тут

          Как раз окончит В ней разсчет:

          К жене соседа подольнет!

                              XIX.

          Да и гондолы, как нарочно

          Что ж за гондолы? Очень точно

          Могу я описать вам их:

          Гондола - ялик длинный, крытой;

          Корма украшена резьбой;

          Войдешь - и все от глаз там скрыто.

          Тут, стоя, два гребца гребут

          Их гондольерами зовут.

                              XX.

          По всем каналам день и ночь;

          Наружный вид оне имеют

          Все черный, в трауре точь в точь!

          Хоть часто сцены пресмешные

          В каретах траурных под час.

          Но отступления такия

          Пора уж кончить, и начать,

          Что обещался рассказать.

          Был карнавал блестящий, шумной,

          Во всем значении своем,

          Кипя веселостью безумной.

          Между красавиц, что на нем

          Была одна. Её милей

          Там не было! Как имя ей?

          Не помню я, положим, звали

          Ее Лаурой. Да в стихах,

                              XXII.

          Каких же лет была? Прелестно

          Французское: un certain,

          Красавиц возраст; и нельзя ж

          Ни пожилой, ни молодою,

          Назвать ту женщину, когда

          Ей стукнет за тридцать! Года

          Все неизменною идут,

          И соблюдают свой маршрут.

                              XXIII.

          Лаура ж свежесть сохранила,

          И разрушительная сила

          Злодея-времени над ней

          Лишилась всякого влиянья I

          Со вкусом тщательным всегда

          И так полна очарованья;

          Наряд же вдвое придает

          Ей прелестей: к ней все идет!

                              XXIV.

          Да и замужнею притом.

          Пункт важный! Это орифламой,

          И от злословия щитом,

          Всегда для женщины служило,

          Пусть и забылась бы она,

          Муж все собой прикроет мило...

          Но к католическим землям

          Я это отношу, не к нам!

          Лаура, впрочем, пресогласно

          Жила с Супругом, и язык

          Злословья, для красы опасный,

          Не мог коснуться, хоть привык

          По надобности, по делам,

          По разным странствуя морям,

          И редко дома оставаться,

          Чтобы жене не наскучать,

                    XXXII.

          Боялась дома оставаться

          Одна, чтоб не равно, порой

          Ночною, к ней не мог ворваться

          А наконец, чтобы и хуже

          Не приключилось ей чего,

          Так, ради страха одного,

          Подумала - о вице-муже,

          Иметь, для слабости своей!....

                              XXXIII.

          Но если Беппо да случайно

          Воротится когда-нибудь

          Шептал ей тихо. - Впрочем, будь,

          Что б ни было, а надо друга

          И покровителя избрать!

          И вот, Лаура, став искать,

          Или защитника, пока

          Вернется муж издалека.

                              XXXIV.

          Он был из тех, которых любят

          Порой, и сами ж дурно трубят:

          Из волокит был записных,

          Но знатного происхожденья;

          С титулом графским, молодой,

          Любитель музыки и пенья,

          Знал языки, и обо всём

          Судил он резко и с умом.

                              XXXV.

          Вдруг "Secatura!" вскрикнет он,--

          Уж пьеса та навек пропала,

          Актер со сцены изгнан вон!

          Зато все покрывалось славой,

          Пред любопытною толпой,

          Его решительного bravo!

          И академия пред ним

          Склонилася челом своим!

          А также в опере, чуть взором

          Граф поведет - оркестр дрожит,

          Чтоб не сфальшивить полутоном,

          И примадонна чуть стоит

          От графских взоров и ушей,

          Желали б, в робости своей,

          Скорей укрыться под Риальто,

          Чем слышать: bah!

          Так ужасало всех оно!

                              XXXVII.

          К тому же был он покровитель

          Импровизаторов, и сам

          Романсы нежные для дам;

          Художник был, повествователь,

          И очень ловко, как Француз,

          Он танцовал; всех, словом, муз

          Чу, настоящий был герой,

          Презанимательный собой!

                              XXXVIII.

          Под час красавицы бывают

          Не угодишь: зато ж меняют

          И часто рыцарей своих!

          Но граф таким владел искусством

          Всем прихотям их угождать,

          Быть-может и с притворным чувством,--

          Что он для них кумиром был,

          И ни одной не огорчил.

                              XXXIX.

          Красавице не угодить,

          И делом, словом, подозреньем,

          Против себя вооружить.

          Он сердце словно восковое

          Остынет, даже навсегда,

          Хранит клеймо заповедное:

          Так, охлаждение дарит

          Всему здесь постоянный вид!

          По-этому и мудрено ли,

          Что женщины все от него

          С ума сходили против воли,

          Как, может-быть, ни от кого?

          И думать перестали: он

          Уж не писал. Так и закон

          На этот случай пригодился,

          Что, как нет слуха про него,

                              XLI.

          Притом" за Аллами, ведется

          Обычай давний" что жена" -

          Пускай читатель не смеется!--

          И ныне все оне имеют

          Мужей по паре у себя;

          Но, право, удивляюсь я,.

          Как вывести там не умеют

          Он не пробрался б по морям!

                              XLII.

          Из этих двух мужей, законный

          Один лишь первый; а второй

          Или лакей жены чужой.

          Зовется ж: Cavalier Servente,

          Что в старину был чичисбей;

          От По до Того и по Бренте,

          Так стало грубым, что оно

          В позор уж там обращено.

                              XLIII.

          Играете! А между-тем,

          Мужчины, с пылкими страстями,

          Все так и льнут к вам, больше чем

          Простите, милые девицы!

          Куда любезнее для нас;

          И в обществах оне царицы,

          Затем, что с ними (что таить!)

          О всем возможно говорить!....

          Созданья милые, конечно,

          Девицы в существе своем:

          Но их приличья света, вечно,

          Стесняют ужас как во всем.

          Чуть поведет кто слово с ней.

          Что глазки в землю поскорей,

          И до ушей вся покраснеет;

          И часто вымолвить, в ответ,

          да иль нет!

                                        XLV.

          Но обратимся к дамам снова,

          И к чичисбею, что теперь

          Зовется, для смягченья слова,

          С своею дамой неразлучный,

          Отходит только слуг позвать

          Иль экипаж велеть подать;

          А то, всегда у ней подручный,

          И палатин сам подает.

                              XLVI.

          Как ни грешат Италиянцы,

          Признаться, край их я люблю,

          Взор манят; как в земном раю

          Душа там дышет; небо ясно,

          Картины чудные кругом.

          И где язык такой притом.

          Язык Италии, страны

          Любви и неги и весны!

                              XLVII.

          Люблю я этот милый, гибкой

          Латыни мощной, что с улыбкой

          На свет взглянуло, и шутя

          Играет звуками своими;

          В стихах у Данта он гремит,

          Лишь поцелуями одними,

          Богатый звонких рифм родник.

          Вот твой, поэзия, язык!

                              XLVIII.

          Я от рассказа своего!

          Но как, порой, и не сбиваться

          В Италии, стране всего

          Прекрасного, где все так мило!

          Да и поэту ли простор

          Стеснять железной воли силой,

          И цепи тяжкия носить?

          Но уж пора вас не томить!

          И так Лаура заменила

          Супруга - градом молодым;

          Любовь чету благословила,

          И вот лет шесть уж с небольшим,

          Своей Лаурою живут;

          Друг друга любят и ведут

          Разсчет сердечный пресогласно;

          Хоть иногда не без, того,

                              L.

          Любовь была б и слишком вяла

          Без вспышек ревности порой,

          И даже скоро б погасала,

          И так, за исключеньем только

          Подобных вспышек иногда,

          Решительно сказать, чета

          Была счастливейшая, сколько

          Преступной... как ни назови!

                              LI.

          Лауру граф любил престрастно,

          Она - красавица была;

          Свои оковы;, их свела

          Судьба сама; она их тоже

          И развести могла легко!

          Стояли ж оба высоко;

          Им и могло бы помешать

          Любить друг друга продолжать?

                              LII.

          Одни педанты возставали

          И в ад зараньше посылали,

          В желаньях ревностных своих.

          "Но кажется, что их желанья

          Не слишком доходили в ад!

          Что б люди, слабые созданья,

          Побольше силились грешить,

          Да и других в соблазн вводить!

                              LIII.

          Опасней тут чем молодых:

          У них нет ни любви, ни веры,

          А потому-то нет у них

          И никакого исправленья.

          И веры оставался след

          В сердцах у них, что заблужденья

          Свои еще, когда-нибудь,

          Успеют с душ своих стряхнуть

          Но карнавал был, мы сказали,

          Блестящий, шумный.... все о нем

          Уже заране помышляли,

          Приготовлялся, тайком,

          Чтоб всех вниманье обратить;

          Лаура тоже, чтоб не быть

          На последи, приготовляться

          К нему усердно принялась,

                              LV.

          Хоть и не очень нужно было

          Собою заниматься ей,

          И без того пленяя милой

          Но свету как обычной дани

          Не заплатить? И вот она

          Красивей всех разряжена!

          Ни на одной не видно ткани

          Пышней и лучше, как на ней!

                              LVI.

          Уже с Лаурой граф в Ridotto....

          Что ж за Ридотто? Как сказать?

          Идет всяк скуку разогнать.

          Я б назвал это маскарадом,

          Затем, что в масках, в карнавал,

          Туда съезжаются на бал,

          Танцуют, ужинают там;

          Смесь общества, мущин и дам I

                              LVII.

          Люблю я этот род собраний,

          Свободной, без различья званий,

          Следить за маскою иной,

          Угадывать мистификацьи,

          Когда начнут интриговать;

          Любуясь, как костюмы наций,

          С паяцом об руку, с шутом,

          Расхаживают там кругом.

                              LVIII.

          Лауре весело: тут нет

          Той принужденности тяжелой,

          Какою дам стесняет свет.

          С улыбкой на устах игривой,

          Шепнуть, взять руку, увести,

          Все вольно ей, и взор ревнивой

          Не может ничего сказать,

          И клевета должна молчать.

          Лауре сделалось вдруг жарко....

          Граф ей подносит лимонад.

          "Смотри, как вот у этой ярко

          Румяны на щеках горят!

          Насилу дышет, а у той -

          Что за тюрбан такой смешной!

          На этой палантин прекрасной,

          Да полинял немножко цвет

          "

                              LX.

          Так всех своих подруг Лаура

          Перебирала: той, наряд;

          Другой, не нравилась фигура,

          Довольно колких замечаний

          Лаура сыпала на дам;

          Да и сама от эпиграмм

          Не ускользнула: притязаний

          Быть первенствующей одной!

                              LXI.

          И точно занята собою!

          Лаура, с радостным лицом,

          Выслушивала, как кругом

          Ей комплименты расточались,

          То прямо, то издалека.

          И женщины, изподтишка,

          Как, в эти лета, столько ей

          Иметь поклонников, ей-ей!....

                              LXII.

          Но, говорили меж

          Мужчины эти - чудаки!

          И так развратный что толпою

          К таким безстыдницам в силки

          Летят охотно! нет им дела,

          Что в молодости красота;

          Морочить только б их умела.

          И этим тварям оттого,

          Прельщать," не стоит ничего!

          И в правду, я не постигаю,

          Как женщины-кокетки.... Но

          Остановлюсь! не то, уж знаю,

          Накликать мог бы, неравно,

          Вот, если б я аббатом был,

          Уж как бы тут заговорил!

          Но полно! и повествованье,

          Покамест будем мы опять,

                              LXIV.

          И так, когда всех озирая

          И пересмеивая всех,

          Приличье даже забывая,

          И на себя тем обращала

          Вниманье общее: и в ней

          Досада дам знакомых ей,

          Тож недостатки замечала,

          Ей вымещала - с барышком.

                              LXV.

          А между-тем, в толпе блестящей

          Первейших щеголей пред ней,--

          Как пред Мадонною своей,

          Один - с особенным вниманьем,

          Взор на Лауру устремлял,

          И на минуту не спускал

          Он ловко роль свою играл:

          То Турок перед ней стоял.

                              LXVI.

          Лаура, с тайным восхищеньем,

          И смугл лицем, и обращеньем,

          Страх, как на Турка походил.

          А Турков любит пол прелестный,

          Затем, что и они сыны

          Прелестный пол, как всем известно,

          Престрастно любят; хоть их жен

          Удел и больно не красен!

                              LXVII.

          Обходятся, - pardon, mes dames!--

          Как с лошадьми, или другими

          Животными! По их правам,

          Иметь их могут столько, сколько

          Достаток каждого в разсчет.

          Законных же - четыре только

          Разрешено кораном их;

          А то - сверхштатные у них.

          Они на рынках их скупают,

          И, под надзором сторожей,

          В свои гаремы запирают,

          Где уж никто тогда не смей

          Не могут с ними говорить!

          Не правда ль, что не может быть

          Уж ничего гнусней и гаже

          Таких обычаев; что срам

                              LXIX.

          Не весело турецким женам

          Такую жизнь всегда вести,

          Где, равнодушный к вздохам, стонам,

          Как аргус сторожит, не дремля,

          И безпрестанно, день и ночь,

          Долг исполняя свой точь в точь.

          Чуть шорох - голову подъемля,

          Обходить рундом весь гарем.

                              LXX.

          И от такого заключенья,

          Все, все, бедняжки, до одной,

          Оне теряют вскоре свой

          Румянец, свежесть, и бледнеют!

          Да как беседы ни один

          Не любит важный Муслемин,

          Других занятий, как - есть, пить,

          Да наряжаться и любить.

                              LXXI.

          Запрещено им даже чтенье;

          Им ни о чем, а в сочиненье

          Пускаться, грамотными быть...

          Избави их Аллах! и, стало,

          Нет, между ними, ни одной

          В чернилах пальчики марала,

          И умничала, как, не раз,

          Встречать случается у нас.

                              LXXII.

          Какими, наш прелестный пол,

          Не редко пользуясь без нужды

          С приличий колеи сошел,

          Затворницы гаремов, только

          И в мир наук, для них чужой,

          Уж не заносятся нисколько;

          И потому, нет между них,

          Педантов скучных и пустых.

          И сами Турки не умнее,

          Непросвещенней жен своих:

          По них - нет ничего скучнее,

          Ученых и безумных книг!

          У них и в заведеньи нет

          Книг, ни журналов, ни газет;

          Для них приятней из кальяна

          Благоуханный дым пускать,

                              LXXIV.

          О, край невежества счастливый,

          Любви и лености страна!

          Отбросив лишь надзор ревнивый,

          Напоминаешь, как живали

          Когда-то, в-старь, когда умы

          Не знали нравственной чумы,

          И вздоров, врак не сочиняли,

          Но станем продолжать рассказ.

                              LXXXV.

          Не взором, впрочем, мусульманским

          Лауру Турок пожирал!

          Ей, будто, высказать желал:

          Я делаю вам много чести,

          Любуясь вами! дайте ж мне!

          Налюбоваться уж вполне

          Сказать вам, милая моя,

          Очаровали вы меня!

                              LXXVI.

          И если только могут взоры

          То этот Турка взор, который

          Так живо выражал всю страсть,

          Лауру должен был, конечно,

          Как раз собою покорить!

          Ее с пути и так сердечно

          Любила графа своего,

          Что - не боялась никого!

                              LXXVII.

          Всем дамам, этою порой,

          Скорей, советовал бы, с бала

          Спешить домой! Спешить домой!

          Не то, как солнце их застанет

          Огни погасятся, - беда!

          Пускай тогда на них кто взглянет,

          При блеске солнечных лучей,

          Все - самых призраков бледней!

          Из любопытства я, нередко,

          Любил, бывало, до конца,

          На бале оставаться, метко

          Подстерегая цвет лица

          И что же? все, увы! оне

          Прежалкими казались мне,

          От освещения дневного!....

          Хотя бы выдержать одна

                              LXXIX.

          Лаура ж это очень знала,

          Что безразсудно было б ей

          Остаться до последка бала,

          И семь часов пробыв там сряду,

          Подумала: пора домой!

          Граф подал шаль, и меж толпой

          Уж пробрались но, на досаду,

          Не могут, где должна б их ждать.

                              LXXX.

          Все эти плуты гондольеры,

          Страх, как на наших кучеров

          Одной все держатся: с плотов

          И с пристаней они сгоняют

          Друг друга сплошь, и не хотят

          Ни шагу уступить, кричать,

          И драки страшные порой,

          Не хуже, как в кулачный бой.

                              LXXXI.

          И как полиция за ними

          Не удержат их никакими

          Ей средствами, так что беда!

          А даже часто достается

          Самой полиции, от них,

          Зато, который попадется,

          Поплатится спиной своей,

          Чтоб был в другой раз поумней!

                              LXXXII.

          Гондолу кой-как отыскав,

          Плывет по дремлющим каналам,

          С своей подругой страстный граф;

          А между-тем, как будит волны

          Они свой занимают ум,--

          Приятных впечатлений полный,--

          Сравненьем балов, тех, других,

          Как веселилися на них.

          Танцоров, дам, и их наряды,

          Все перебрали, и, притом,

          Кто на кого бросал там взгляды.

          Но вот и день. - И пред крыльцом

          Остановились.... Но глядят,

          С Лаурой граф, - и в жар и в хлад

          Ее бросает! Слабость пола!

          И здесь - в нее свой взор вонзил

                              LXXXIV.

          Граф бровь нахмурил, и с досадой

          Поспешно подошел к нему:

          Чего вам, сударь мой, здесь надо?

          Что всюду следом вы за нами!

          Но извините.... Может-быть,

          Ошибкой здесь.... Так пособить

          Весьма легко

          Вы понимаете меня?

          Не то, понять заставлю я!

                              LXXXV.

          Не безпокойтеся напрасно!

          Я знаю, где я. Вот прекрасно!

          Я у себя. Он продолжал:

          Угроз же не боюсь ни мало;

          И, как узнаете сейчас,

          Моя жена! Лица не стало

          Тут на Лауре. О, испуг!

          То Беппо! то её супруг!

                              LXXXVI.

          Услышав голос муженька,

          Упала б в обморок, не зная,

          Что делать) Робость не ловка!

          Но сметливой Италиянке

          Ей ничего не нужно пить,

          Ни нюхать спирт в граненой стклянке.

                              LXXXVII.

          Так и Лаура поступила:

          Да только всех святых долила,

          Чтоб буря как-нибудь прошла!

          Но граф, догадлив чрезвычайно,

          Чуть незнакомец объяснил,

          Его в покои, чтоб случайно.

          Не сделаться им всем порой,--

          Забавной сказкой городской!

                              LXXXVIII.

          Обыкновенье Мусульман,

          Подать велел, стул придвигая,

          Скорее кофе и кальян.

          Лаура, между-тем, подсела

          С ним разговор, какой могла,

          И быть любезною хотела,

          Стараясь гостя занимать,

          Чтоб не давать ему скучать.

          Скажи же, Беппо, как, откуда

          Сюда ты прибыл?"... Но, теперь,

          Не иначе ль зовешься? Худо

          Не быть так долго.... и, поверь,

          С ума совсем я не сошла!

          Со дня на день тебя ждала.

          Какую ж бороду, мой милой,

          Ты отростил! О, признаюсь,

                              ХС.

          Неужли стал ты, в самом деле,

          Уж Турок?... Стало, и сераль

          Завел ты? Много ль жен доселе?

          Мне подаришь ее, конечно?

          Да правду ль говорят про вас,

          Что вы, - я слышала не раз,--

          Народ такой безчеловечной!

          И строги, Боже вас прости!

                              ХСИ.

          Но где ж ты был все это время?

          Что делал? разскажи скорей!

          Уж, верно, выбрито!... ей-ей,

          Ты настоящий Мусульманин!

          Но бороду ты должен сбрить;

          Здесь не зачем ее носить,

          Ты с этой длинной бородой

          Да скинь и свой наряд смешной!

                              ХСИИ.

          А то, пожалуй, кто ни встретит

          Смеяться будет Да уж светит

          И проседь у тебя, друг мой!...

          Как постарел ты с дня разлуки!

          Ах! если б знал ты, как и я

          Так было грустно, что со скуки,

          Хоть умереть! Но наконец

          Привел тебя сюда Творец!

                              XCIII.

          Но что ей Беппо отвечал,--

          Когда вопросами душила,--

          Не знаю. Чуть ли не молчал,

          Свободу полную давая

          Да только дым, по временам

          Клубами на нее пуская,

          Быть-может, на судьбу роптал,

          Что долго дома не бывал.

          Но вскоре рассказал ей Беппо,

          Про приключения свои,

          Как был он, бурею свирепой,

          Заброшен на берег земли,

          Но где ни камешка теперь

          Нет от нея, и даже зверь

          Не знает скрыться где от зноя;

          Да как в неволю он попал,

                              XCV.

          Но, наконец когда пристала

          В залив соседний, на грабеж,

          Пиратов шайка, - он ни мало

          И сделался там ренегатом;

          Жизнь удалую полюбил;

          Когда ж богатств он накопил,

          Про край свой вспомнил, и пиратом

          Скучать уж стал по временам.

                              XCVI.

          Тут стал он реже заниматься

          Таким постыдным ремеслом;

          От буйной братьи, и, потом,

          Когда, как Крузое, порою,

          Один по острову бродил,

Нашел корабль, что в Корфу плыл.

          Богатство все свое забрав,

          Пустился в море, цел и здрав.

                              XCVII.

          Корабль был легкий и уютный,

          Под парус ветер дул попутный,

          И вскоре, жаждущим глазам,

          Брега Корфу во тьме предстали....

          Тут Беппо, ведая о том,

          Что ренегатом был, узнали,

          Была б беда! назвался он

          Купцом турецким. - Был смышлен.

                              ХСVIII.

          Избавлсь там от всяких бед,

          Ведомый счастливой звездою,

          Вот прибыл, после многих лет,

          В свою Венецию родную,

          На дом свой, веру; но сперва

          На милую жену младую,

          С которою так долго он

          Был, до несчастью, разлучен.

          Хотя ж, сначала, и смутился,

          Но, вскоре, он утешен был;

          С своей Лаурой помирился

          И тотчас шаль ей подарил.

          Что вновь на родине своей,

          Нашел жену, нашел друзей,

          Он в тот же день всю иноверца

          Одежду скинул, и, одет

                              С.

          По всей Венеции богатый

          Счастливец Беппо прогремел;

          Его забытые палаты

          Друзей угащивать столами.

          Пошли обеды, вечера,

          Где веселились до утра;

          За танцами, да за пирами,

          Смеялись.... Но он был богат!

                              CI.

          Да, впрочем я не верю слепо

          Всему, что люди говорят.

          Был редкой человек: он рад

          Был всякому, кто только руку

          Ему пожмет, да и, притом,

          Какую, на веку своем,

          Зато, под старость, наконец,

          Прямой он сделался мудрец!

                              СиИ.

          Во всем судьбе своей послушный,

          И толки света равнодушно,

          Добряк, сквозь уши пропускал.

          Любил Лауру очень нежно,,

          Ее рассказами смешил;

          Все жил довольно безмятежно;

          Что ж удивительней всего:

          Граф первым другом был его!

                              CIII.

          Благодарю вас, господа!

          Хотя читатель, без сомнения,

          За отступленье иногда,

          Нахмуря брови и зевая,

          Но верьте: право, мудрено

          Порой бывает, развивая

          Разсказ свой, мысля удержать

          И за черту не проскакать.