Ода к Венеции

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1818
Категория:Стихотворение
Входит в сборник:Стихотворения Байрона (разные переводчики)
Связанные авторы:Щепкина-Куперник Т. Л. (Переводчик текста)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ода к Венеции (старая орфография)

Дж. Г. Байрон

Ода к Венеции.

Байрон. Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905.

Ода к Венеции

ОДА К ВЕНЕЦИИ.

                              I.

          Венеция! Когда тебя поглотят воды

          И с морем мрамор твой сравняет власть времен -

          О, над тобой тогда заплачут все народы

          И громко прозвучит над морем долгий стон.

          И если я теперь рыдаю над тобою,

          Я, путник северный, - то как твои сыны

          Тебя мучительно оплакивать должны!

          И что-ж они? Мирясь с ужасною судьбою,

          В дремоте ропщут лишь, не отгоняя сна;

          И доблесть их отцов так с ними не сходна,

          Как с грязью мутною берегового ила

          Потока вешних вод сверкающая сила,

          Что рыбака влечет на берег без челна.

          И пресмыкаются они в испуге слабом

          По влажным улицам, подобны жалким крабам.

          

          Столетья лучших жатв добиться не могли!

          Тринадцати веков - с их пышностью и славой -

          Вся память отдана лишь мраку и слезам.

          И каждый памятник - дворец, колонна, храм -

          Пришельцу шлет привет с печалью величавой,--

          И даже самый Лев как будто побежден.

          A барабанный бой, зловещим эхом вторя

          Тумана голосу, теперь звучит вдоль моря,

          Вдоль тех же кротких волн, где лишь гитары звон

          Да песни сладкия, бывало, ночью лунной

          Лились под плеск гондол, под тихий ропот струнный.

          Где прежде слышался лишь шум толпы живой,

          Веселых, молодых созданий звонкий лепет,

          Чей самый тяжкий грех был разве сердца трепет,

          Избыток радости безпечной, огневой,

          Чье безудержное стремленье к страсти, к счастью,

          Лишь время удержать могучей может властью.

          Но лучше юный пыл волнения любви,

          Борьба кипучих чувств, бушующих в крови,

          Чем эти мрачные ошибки, заблужденья,

          

          Когда Порок, влача тяжелый Ужас свой,

          Повсюду празднует безстыдно новоселье;

          Когда Безумием становится веселье

          И Смерть несет в своей улыбке роковой.

          Надежда-ж - ложная отсрочка, облегченье

          За час до гибели - последняго мученья.

          Так иногда больной (когда - тяжелых Мук

          Последнее дитя - отнимет Слабость силы

          У тела бедного, и, пробираясь в жилы,

          Стремится заглушить последний пульса стук, -

          В начале тягостном той скачки безпощадной

          Где побеждает Смерть) - вдруг облегчен на миг,

          Как будто-бы в него влился поток отрадный,

          Освободив его от мертвенных вериг.

          И вот лепечет он с трудом о жизни новой,

          О том, что дух его хоть слаб, но уж парит;

          О свежем воздухе он жадно говорит,

          Искать спасения, здоровья вновь готовый...

          И шепчет все слабей, не чувствуя того,

          Что задыхается, что Смерть уж ждет его.

          

          Глаза подернулись неуловимой пленкой,

          И тихо комната вся плавает вокруг,

          И Тени близ него уже снуют безгласно

          С заботой странною; он ловит их напрасно,

          Пока... последний стон задушенный - и вдруг

          Все лед и темнота, и мир в одно мгновенье

          Стал тем-же, как за миг до нашего рожденья.

                              II.

          Надежды в мире нет для наций и племен;

          Переверните вы истории страницы:

          Все уплывающих столетий вереницы,

          Прилив и вновь отлив - несменный их закон.

          И "будет", каждый миг преображаясь в "было",

          Нас все-же ничему почти не научило.

          Опоры ищем мы, как прежде, только в том,

          Что тяжестью своей уничтожаем сами;

          Сражаясь с воздухом, мы силы отдаем

          Неведомо на что - и управляет нами

          Природа наша-же, и ныне, как и встарь.

          Так все животные (и высшого разряда):

          

          Хотя-бы их вели на жертвенный алтарь.

          О вы, что льете кровь за королей, как воду,

          Потомкам вашим что дадут они взамен?

          Наследство бедствия, слепой и жалкий плен,

          И награжденную ударами свободу!

          Скажите, неужель вас все еще не жжет

          Плуг докрасна давно уж раскаленный тот,

          Что, спотыкаяся, вы тащите устало?

          Ужели все еще насилия вам мало?

          Вы честность мните в том сознательно вполне,

          Что с унижением лобзать готовы руку,

          Толкающую вас на раны, боль и муку,

          И славу возглашать на медленном огне?

          То, что оставили для своего народа

          Владыки щедрые, и что дала свобода

          Векам - прекрасного, и то, чем так велик

          Завет Истории - y них иной родник.

          Смотрите-же теперь, читайте... и вздохните,

          Потом падите ниц и кровью изойдите!

          Все, кроме гордых душ, кому неведом страх,

          

          Происходящия от страстного стремленья

          Разбить твердыни стен своей темницы в прах,

          И выпить, наконец, те сладостные воды,

          Что льются из святых источников свободы;

          На преступления, творимые толпой,

          Дошедшей наконец до ярости слепой

          От долгих тяжких лет мучения и гнета,

          Когда y каждого уже одна забота:

          Топча других вокруг, добыть воды скорей,

          Что им забвение несет в струе своей, -

          Забвение цепей, забвение печали,

          Ярма, в котором все песок они пахали,

          Безплодный и сухой... A если-бы зерно

          Взошло нежданно там, - то им-бы все равно

          Колосья не могли достаться золотые.

          О, слишком долго уж они сгибали выи

          Под тяжестью ярма; и мертвый их язык

          Лишь жвачку горести одну жевать привык.

          Да, кроме гордых душ, в ком, несмотря на это,

          Все на грядущее надеждами согрето.

          

          Они с причиною не смешивают зла

          

          Природы от её законов. Их умы

          Готовы видеть в них прообразы чумы

          Иль бедствий мировых, больших землетрясений...

          На миг пройдут они, промчатся над землей -

          

          И весны прилетят, и принесут покой,

          И поколения появятся младые,

          И в гордой красоте возстанут города,

          Прекрасны - если им свобода не чужда;

          

                                        III.

          О, как, Империя и Слава, вы в своем

          Союзе царственном с Свободою втроем,

          Владели некогда твердыней этих башен.

          

          Для духа гордого Венеции тогда!

          

          Склонялась перед ней. Она привыкла видеть

          Монархов y себя; все поклонялись ей

          

          Не в силах ни за что ее возненавидеть.

          С монархами толпа была здесь заодно:

          Она - красавица - Венеция - давно

          Была уже для всех пришельцев чужестранных

          

          И преступлений кто-б простить ей не съумел?

          Они смягчалися, рожденные любовью.

          И никогда она не упивалась кровью,

          И не были нужны ей груды мертвых тел.

          

          Дарило радости счастливое сиянье.

          Она спасала крест, и постоянно он

          С небес благословлял ту сень её знамен,

          Что развевалася преградою святою

          

          И Полумесяц тот померк и побледнел,

          Благодаря лишь ей... и вот её удел:

          

          Неумолимый звон, тяжелый лязг цепей;

          

          Всем, кто обязан ей Свободою своей.

          Но с ними может лишь делить она Страданье.

          И "королевство" враг ей даровал названье!..

          Но знает и она - как мы - всю цену слов,

          

                              IV.

          Уже для трех частей измученного мира

          Исчезла и прошла Республики мечта:

          Венеции - конец; Голландия - взята,

          

          Швейцарцы, те еще среди родимых гор,

          Не знающих оков, спокойны и свободны;

          Но тиранния им готовит уж позор:

          Ея усилия и хитрость не безплодны...

          

          Все искры, что в золе могла еще найти.

          Но есть великий край, свободный и счастливый,

          В расцвете юных сил встает он горделивый.

          

          

          Народ тот вскормлен был с заботой неизменной

          В благоговении к Свободе драгоценной,

          Еще отцы его сражались за нее

          И детям отдали наследие свое;

          

          Движению руки монарха лишь подвластных,

          Как будто-бы для них бездушный скипетр в ней

          Был жезл магический, науки всей сильней.

          Один великий край, непобежденный, твердый

          

          Из вод Атлантики! Тот край нам доказал -

          Исавам-первенцам, - что гордые знамена,

          Неустрашимая защита Альбиона,

          Легко парящая над высью наших скал -

          

          Что кровью заплатил за Право и Свободу.

          О, если в людях кровь подобна бегу вод -

          Не лучше-ль, чтоб она стремилась все вперед,

          Не лучше-ль, чтоб её поток был мощен, силен,

          

          Цепями загражден, как сумрачный канал, -

          И, как больной во сне, едва-едва шагал?

          Нет! лучше гибнуть там, где и поднесь Свобода

          Спартанцев память чтит, погибнувших в бою,

          

          У Фермопильского безсмертного прохода, -

          Чем мертвенный застой. Иль - прочь из этих стран,

          И новый влить поток в могучий океан;

          И, вольною душой достойного их, сына

          

          И нового еще прибавить гражданина,

          Свободного бойца, Америка, тебе!...

Ода к Венеции

Ода к Венеции.

Ода была окончена до 10 июля 1818 г., но напечатана только в 1819 г., вместе с "Мазепой" и "Отрывком". Основной её мотив - сетование на упадок "царицы морей" - является как бы отголоском вступительных строф ИѴ-й песни "" (см. наст. изд. I, стр. 122--127), от которых это произведение отличается реалистическим изображением смертного часа и восторженною похвалою Соединенным Штатам. За эту похвалу Байрона упрекнули в недостаточном патриотизме, и он писал Муррею, 21 февр. 1821 г.: "Впредь я буду обращаться с приветствиями только к Канаде u высказывать желание дезертировать к англичанам".

Стр. 107. Плуг докрасна давно ужь раскаленный тот,

Чшо, спотыкаяся, вы тащите устало.

"до красна раскаленном плуге общественнной деятельности".

И "королевство" врат ей даровал названье.

В 1814 г. итальянския владения австрийского императора были обращены в отдельное государство, под наименованием "Ломбардо-Венецианского королевства".

                    Голландия взята

Принц Оранский был провозглашен 1 декабря 1813 г., владетельным князем Нидерландским, a в следующем году, 13 августа, получил титул короля Нидерландского, с условием, что его королевство войдет в состав Германского Союза.