Проклятие Минервы

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Байрон Д. Г., год: 1811
Категория:Поэма
Входит в сборник:Произведения Байрона в переводе Н. В. Гербеля
Связанные авторы:Гербель Н. В. (Переводчик текста)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Проклятие Минервы (старая орфография)

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ

НИКОЛАЯ ГЕРБЕЛЯ

ТОМ ПЕРВЫЙ

САНКТПЕТЕРБУРГ.
1882.

ПРОКЛЯТИЕ МИНЕРВЫ.
САТИРА
ЛОРДА БАЙРОНА.

С АНГЛИЙСКОГО.

..................Pallas te hoc vulnere, Pallas
Immolat, et poemat scelerato ex sanguine sumit.
"Энеида" книга XII.

          Светило дня, с землёй прощаясь на закате,

          Садится за горой, всё в пурпуре и злате:

          Тень тучи не мрачит сияния его.

          Здесь юг - не север наш! Здесь много своего!

          Светило дня к волнам лучи свои склоняет

          И, погружаясь в них, верхи их позлащает.

          Вершины гордых скал соседних островов

          

          Казалось, солнце край, который так побило

          И греть, и освещать, покинуть не спешило,

          Хоть алтари его повержены в пыли.

          Вот славный Саламин чуть виден ужь вдали!

          Одни вершины гор увенчаны багрянцем,

          Пылающей зари пленительным румянцем.

          Но вот светило дня над морем и землёй

          Простёрло тень свою - и скрылось за горой.

          В ту ночь, когда погиб тот лучший из людей.

          Кто славой был Афин, светило дня бледней

          Сияло в небесах. С каким души волненьем

          Друзья его вели печальный счёт мгновеньям,

          Которым рок судил протечь для мудреца

          Последними в тот день - день скорбного конца.

          "Помедли, друг!" друзья Сократу говорила:

          "Ещё толпы теней зари не погасили;

          Ещё не близок час разлуки роковой!"

          Как тяжело очам глядеть на свет дневной,

          Который злая смерть закрыть уже готова!

          

          И самый Феб с небес - им кажется - свой взор

          Ужь больше не стремит на гребни ближних гор.

          Но прежде чем погас за скатом Кнеерона

          Последний луч его, без жалоб и без стона

          Был кубок осушон - и тот, кто не хотел

          Ни ползать, ни бежать, чей - слава был удел,

          Чья жизнь и смерть была примером для потомства,

          Погиб за правоту, пал жертвой вероломства.

          Вот в мрачный свой покров богиня Ночи мглистой

          Окутала Гимет и скат его кремнистый.

          Серебряной звездой чело её горит;

          Ничто её лица тоскою не мрачит.

          Вот томные лучи её затрепетали

          И на карниз столпа могильного упали

          И сообщили блеск таинственной луне,

          На шпице золотом сиявшей в вышине.

          Масличные леса встают в дали туманной;

          Шумит седой Кефис волною неустанной;

          Печальный кипарис встаёт из-за стены;

          

          Тенистых пальм верхи глядят на храм Тезея.

          Завидя это всё, нельзя - не пламенея -

          Спокойно созерцать все эти чудеса.

          Простор Эгейских вод - Морей всей краса -

          Виднеется вдали. Сдержав свои порывы,

          Пучина чуть шумит и - лёгки и игривы -

          Валы её бегут, сребрясь и золотясь,

          Межь-тем как острова, средь вод её таясь,

          Развёртывают вкруг - дугой по горизонту -

          Завесу от теней, толпой сходящих к Поиту.

          В то время как, стоя близь храмины Паллады,

          Я нежил и купал свой алчный дух и взгляды

          В священных красотах волшебных берегов,

          Чьи подвиги живут в творениях певцов,

          Я часто обращал свой взор к порталу храма,

          Столь чтимого везде, где жаждут фимиама,

          И попранного злом и алчностью людской -

          И прошлое из мглы вставало предо мной,

          Тогда-как всё кругом, казалось, исчезало

          

          Часы неслись чредой и диск Дианы плыл

          Уже среди небес, в кругу других светил,

          А попирать шаги мои всё продолжали

          Исчезнувших богов забытые скрижали -

          Святые алтари и более всех - твой,

          Паллада, где, лиясь, Гекаты свет благой,

          Встречаемый везде колоннами твоими,

          Ложился и нежней, и мягче между ними

          На мрамор гладких плит, который повторял

          Шаги и сердце тем сжиматься заставлял.

          И долго я мечтал, любуясь каждой нишей,

          О Греции былой мне внятно говорившей,

          Когда передо мной гигантский образ встал -

          И взор Паллады мне привет свой ниспослал.

          Да, то была она; но вид её ужь боле

          Так не был величав, как на Дарданском поле.

          Она ужь не была такой на этот раз,

          Бакой изобразил богиню Фидиас:

          Блеск глаз не говорит про тщетность обороны,

          

          Шлем повреждён её и ржавое копьё

          Ни чьё ужь прекратить не в силах бытиё.

          Оливковая ветвь, которую держала

          Она ещё в руке, поблёкла и завяла,

          А впалые её лазурные глаза

          Мрачила за слезой сбегавшая слеза.

          Сова же, пред её кружась померкшим ликом,

          Кляла её судьбу своим зловещим криком.

          "О, смертный! Стыд в глазах и щёк твоих румянец -

          Всё говорит, что ты враждебный мне британец.

          Ты сын далёких стран, пленявших всех кругом

          В былые времена свободой и умом,

          Но ныне - знаю я - ценимых под луною

          Всё меньше с каждым днём и менее всех - мною.

          Паллада будет век страны твоей врагом.

          Желаешь знать - за что? Взгляни, пришлец, кругом!

          Здесь, несмотря на меч, измену и пожары,

          Боролась долго я, снося судьбы удары

          И, наконец, спаслась от готеов и татар;

          

          Прислав в страну богов грабителя и вора.

          Ты можешь ли взглянуть, не потупляя взора,

          На этот и пустой, и осквернённый храм

          И на его колонн остатки по краям?

          Вот это всё воздвиг Кекропс перво венчанный,

          Вот это всё Перикл украсил, небом данный,

          А это вновь создал великий Адриан,

          Когда науку стал задёргивать туман.

          О том же, кем была я почтена в минувшем,

          Пусть говорит моя признательность к уснувшим.

          Всё жь остальное вкруг, все ужасы руин -

          Всё сделали они: Алйрих и Эльджин.

          Чтоб каждый знал страну, откуда злой грабитель

          Пришол, чтоб оскорбить священную обитель,

          Обкраденная им священная стена

          Злым именем его навек заклеймена.

          О славе дел его заботится Паллада:

          Вот - имя и дела! вот - слава и награда!

          Да славит имена молва всех в мире стран

          

          Один имел права властителя земного,

          Другой же не имел и права никакого

          На сделанный грабёж - и низко то украл,

          Что меньший нежли он вандал завоевал.

          Когда, насытясь, лев добычу оставляет,

          Голодный ею волк тогда завладевает

          И ужь за ним шакал остатки доедает.

          В двух первых плоть и кровь рождают пыль и злость,

          Последний же - в тиши огладывает кость.

          Но правый суд небес Эльджпнов не прощает!

          Другое имя с нам алтарь мой оскверняет -

          Вон там, где свет луны пространство миновал:

          Тут всё, что злой Эль джин добыл и потерял.

          Так не осталась я в несчастьи без услады:

          Венера и Эрот отмстили стыд Паллады!"

          Чтобы утишить пыл, который злом сверкал

          В её больших глазах, я так ей отвечал:

          "Дочь Зевса! От лица Британьи оскорблённой

          Я вправе осудить поступок беззаконный!

          

          Он сын шотландских скал и мутных кельтских вод!

          В чём разница? Взгляни с высоких Фильских башень

          На Беотийский край, на гладь безплодных пашень!

          Отечество его - Беотья наших мест.

          Пусть не царила ты над нею и окрест,

          Всё жь знай: Шотландья есть название страны,

          Где зёрна не на жизнь - на смерть осуждены,

          Где скудость сил земли репейник представляет,

          Служа эмблемой тех, которых порождает

          

          Шотландия - страна глупцов и подлецов.

          Дыханье гор её и топких берегов,

          Въедаясь в череп, мозг жидит и размягчает,

          Который, наконец, водою выступает

          

          И столь же ледяной, как снег её вершин.

          Милльоны гордых дум заносчивых умов

          Уносят далеко блажных её сынов:

          Иные на Восток спешат толпой, другие

          

          Будь лишь не Север то - куда бы ни пришлось,

          Лишь только бы им там нажиться удалось.

          Так алчность привела и пикта в роле вора

          (Будь проклят этот день!) под кров твой для позора.

          

          Стране людей с умом, как некогда была

          Беотия страной, вдохнувшей жизнь в Пиндара.

          Так пусть же и её, исполненные жара,

          Отваги и ума, немногие сыны

          

          И да сияют век в величьи горделивом

          Под небом более здоровым и счастливым.

          Так грешные сыны отверженной страны

          Во время бно быть могли б пощажены

          "

          Сверкнул богини взгляд - и речи пролилися:

          "О, смертный, возвести веление моё

          В стране, где восприял своё ты бытиё!

          И сверженная, ей отмстить я в состояньи,

          

          "И так, услышь моё проклятье громовое,

          А время пусть стране доскажет остальное.

          Пускай падёт моё проклятье на того,

          Кто обокрал меня и на детей его!

          

          Глупцами, как отец, останутся навеки!

          Когда же кто умом отца ославит кровь -

          Знай, жизнь ему дала преступная любовь.

          Пускай толкует он с своим наёмным клиром

          

          И упивается их жалкой похвалой

          За ненависть людей с душой и головой!

          Пусть своего они патрона восхваляют,

          Чей вкус один барыш влечёт и утоляет,

          

          Награбленное им спокойно покупать.

          Когда ваш льстивый Вест, старик уже на склоне,

          Дрянной пачкун везде и славный в Альбионе,

          Античные куски начнёт перебирать

          

          Пусть соберут бойцов кулачных из предместий

          И тщательно сличат природу этих бестий

          искусством прежних лет, пока, глядя в упор,

          На славку камней "те таращить будут взор.

          И будут девы там, в сопровожденьи франтов,

          

          Чтоб мощь античных форм получше разсмотреть

          И, с нынешней сравнив, о прежней пожалеть,

          Чтоб утверждать потом, что греки точно были

          Мужчинами вполне --и жили, и любили,

          

          Завидовать весь век Лаисе молодой,

          Проведшей жизнь среди таких античных франтов:

          "Нет, сонму наших дев не знать таких гигантов!

          Сэр Гарри статен, да, а всё не Геркулес!"

          

          Поймёт, что перед ним святыня, восхищаясь

          Добычей и её грабителем гнушаясь.

          Жизнь отравив твою и честь твою сгубя,

          Эльджин, пусть всюду месть преследует тебя,

          

          Как сжогшого глупца священный храм Эфесский!

          И пусть их имена - Эльджин и Герострат -

          В пылающих строках Истории горят,

          Неся на раменах проклятие земное,

          

          "И будет он стоять там целые века,

          Как памятник стыда, светясь из далека.

          Но не один Эльджин узнает муки мщенья:

          Узнает их и край в грядущем поколении,

          

          Что сам по временам открыто совершал.

          Взгляни на Категат! Союзница британцев

          Льёт слёзы средь руин сожженных ими шанцев.

          Здесь не Паллада в бой сынов твоих вела

          

          Обдуманный в тиши и ею заключённый.

          Покинув за собой свой светлый щит с Горгоной,

          Злой дар, который всё вокруг окамепил

          И Альбион, друзей двша, уединил,

          

          Где вероломству путь не преграждался боле.

          "Перед тобой - Восток, где смуглые сыны

          Гангесских вод, сойдясь под знаменем войны,

          До корня потрясут владычество британцев.

          

          Вздымает ужь свою могучую главу -

          И не склонит её, пока, багря траву,

          Широкий Инд волной кровавой не помчится,

          Чтоб с Англией за всё с лихвою расплатиться.

          

          Не позволяла быть жестокими к рабам.

          "Испания - взгляни! Она вам руку жмёт,

          Отталкивая вас с тем вместе от ворот.

          Баросса! Ты одна сказать вселенной вправе,

          

          Но Лузитанский край, край неги и молитв,

          Не много может дать для бегства и для битв.

          Победа! Торжество! Сражонный недостатком,

          Галл отступил - и всё пошло своим порядком.

          

          Чтоб годы неудач своих вознаградить?

          "Взгляни на Альбион - на шпиц родного крова!

          Тебе противен вид отчаянья людского?

          Твоя столица - мрак: хотя в ней жизнь кипит,

          

          Здесь каждый что-нибудь утратил в злом погроме

          И скряга не дрожит, когда нет крохи в доме.

          Кредит бумажный! О! кто станет воспевать

          Тебя, который стал путь к подкупу стеснять?

          

          Но всё жь внимать себе их тем не научила.

          Один лишь, увидав банкротство вкруг, воззвал

          К Палладе, но - увы - и этот опоздал.

          Тогда он пред другим советником склонился,

          

          И слушает сенат того, кто никогда

          Внимаем не бывал, а нелюбим - всегда.

          Так сонм лягушек в старь, покрытую туманом.

          Склонялся пред простым осиновым чурбаном.

          

          Как луковицу в старь Егинет почитал.

          Что жь, пользуйтесь своим в преддвериях могилы,

          Хватайтеся за тень прошедшей вашей силы.

          Тужите, что беда грозит со всех сторон:

          

          Нет золота в стране, которому дивились

          И крохи чьи в руках пиратов очутились.

          В торгашеской войне бояся замараться,

          Наёмники в войсках твоих ужь не толпятся.

          

          Бродя среди тюков, которых не берут,

          Иль, воротясь домой, с отчаяньем взирают,

          Как в складах их товар с кредитом погибают.

          Ремесленник, скренясь, бросает свой станок,

          

          В парламенте твоём, борящемся без цели.

          Нет человека, чьи б советы икс имели.

          Напрасен голос там, где прежде правил тон -

          И партии претят отчизне двух сторон,

          

          И общий свой костёр в безумьи зажигают.

          "Всё кончено! Когда Паллада прочь идёт,

          Сонм фурий злых страну в удел себе берёт,

          Неистово над ней махая головнями

          

          Но прежде чем в цепях Британия-раба

          Падёт, произойдёт еще одна борьба -

          И Галлия прольёт не мало слёз горючих.

          Величие войны, строй воинов могучих,

          

          Звук медных труб, врага встречающей приход,

          Герой, на зов страны, несущийся в сраженье,

          Завидная всем смерть и славное паденье -

          Всё это манит в бой защитников страны,

          

          Но вам ещё узнать придётся, погибая,

          Что плата - смерть за лавр - есть плата небольшая.

          Не в битве ищет зло утех и наслажденья:

          День битвы для него - день благ и снисхожденья.

          

          Во всей своей красе является оно.

          О гибельных делах войной взрощённой воли

          Вы знали до-сих-пор по слуху лишь - не боле.

          Сожжонный отчий дом, истоптанное поле,

          

          Всё это не легко бывает испытать.

          Скажи, как взглянет твой народ уничижонный

          На пышный город свой, со всех сторон зажжонный

          И возносящий вверх над Темзой устрашонной

          

          Твоим был факел тот, которым был зажжон

          Ряд гибельных костров возмездия земного

          От Того тёмных вод до Рейна голубого.

          Когда жь они твои осветят берега,

          

          Ведь, жизнь за жизнь - есть всем известное ученье

          И, при борьбе, о ней напрасно сожаленье."

          1877.