| Автор: | Дан Ф. Л., год: 1888 |
| Категория: | Роман |
ГЛАВА II
Тусклый, кровавый от степных испарений диск солнца уже скрылся с горизонта. Наступила ночь.
Аттила ходил взад и вперед один по опустевшему залу. Наконец вошел Хельхал и доложил, что данное ему поручение исполнено.
Повелитель молча кивнул головой и, погруженный в раздумье, медленно стал раздеваться. Он снял с головы широкий золотой обруч с семью зубцами и положил его в ящик, где лежали драгоценные камни. Потом расстегнул пряжку, которой пристегнут был плащ на левом плече и бросил ее туда же. На нем оставалось одно исподнее платье из белого шелку. Сняв затем с себя широкую перевязь с длинным, кривым обоюдоострым ножом, он передал ее Хельхалу.
- Возьми ключ от спальни себе, - сказал он ему.
- Хорошо, господин, возьму, как всегда. - И он достал его из кармана, бывшего на перевязи.
- Спальную запрешь снаружи.
- А другой ключ?.. Она может убежать, когда ты заснешь.
- Не беспокойся! Он у меня здесь, на груди, под рубашкой. Да кроме того шестеро гуннов будут сторожить на пороге, перед спальней.
- Как всегда, господин. - Он стоял, ожидая приказания привести невесту.
Но Аттила еще раз медленно прошелся по зале и остановился в раздумьи, закрыл глаза.
- А где Гервальт? - сказал он наконец. - Я приказал его позвать, как только все это кончится. Почему он не является?
- Его не могут найти. Я, по твоему приказанию, к тому дому, где он остановился, приставил троих стражей - почетную стражу, как я ему объяснил. А он напоил их пьяными и исчез, не известно куда.
- Разыщи его и заключи в оковы. Оба германские князя должны умереть еще сегодня. Он ради страха и для укрепления верности должен присутствовать при казни.
- Хорошо, господин, я постараюсь захватить его. Но... в своем справедливом гневе ты забыл, что сегодня мы уже не можем более проливать крови... Канун праздника Дцривиллы уже наступил... только через три дня...
- Ну вот, я верую только в Пуру и смеюсь над этой богиней коней, этой деревянной кобылой!
- Да, ты, к сожалению, смеешься, но не я и не твои гунны. Ты завтра же пред всем народом должен торжественно принести жертву. Ты должен это сделать. Народ ждет этого.
- Это - правда. - Так пусть же они в страхе ждут смерти еще три дня.
- А Гервальта, если мы его схватим, оставить без наказания?..
- Они храбрые воины, господин. При том это в первый раз...
- Чтобы не было повторения. Германцы пусть пьют, но не мои гунны: мир принадлежит трезвым.
Хельхал молчал.
Аттила снова в раздумьи прошелся по зале и затем, остановившись возле друга, сказал: - Странно, старик, очень странно... Никогда еще этого со мной не случалось... Когда я вижу эту девушку, ее глаза, горящие смертельной ненавистью, в душу закрадывается что-то, чего я никогда не испытывал раньше. Какая страсть вспыхнула во мне, когда я ее только что увидел, как мне хотелось в ту минуту обнять ее... а в душе... в душе - страх!.. Нет, не страх! Это было бы смешно!.. Страха во мне не было даже и там, на Марне, в ту несчастную ночь... Вестготы перешли уже третий, последний ров пред моим лагерем. Он был до краев наполнен трупами моих гуннов. Я велел перед свой палаткой устроит из седел и деревянных щитов костер и облить его смолой, а сам взобрался на него с горящим факелом в руке, чтобы сгореть заживо, но не попасться в руки врагов. Холодная решимость сделала меня бесчувственным, я был совсем как живой мертвец. Но страха или ужаса, - о нет! - их не было... А эта германская девочка!.. Знаешь ли ты, нет, это не страх, это - робость, какую я, будучи мальчиком, ощущал перед святыней!.. Да, она похожа на богиню. Когда она со своим белоснежным лицом, с руками, закованными в золотые оковы, взглянула на меня своими чистыми глазами, холодная дрожь насквозь пронизала меня. - Аттила робко оглянулся вокруг и, наклонившись к Хельхалу, прошептал ему на ухо: - Слушай, старик, - но никому этого не рассказывай! - мне не хватает мужества... нет, бесчувственной дикости для встречи с этой германкой. Ты знаешь, я ничего не пью кроме воды... Но теперь, Хельхал, налей в золотую кружку, знаешь, которая взята в Аквилеи, налей в нее до верху самого крепкого гаццатинского вина и поставь ее в спальне...
о вине! Потом приведи мне мою упрямую невесту. - И слушай, сними с нее цепи,
- Господин...
- Ну?
- Германка очень сильна. Пусть она будет в оковах, пока добровольно не отдастся тебе. Иначе...
- Ну вот, - засмеялся он, по привычке слегка поднимая руки и напрягая мускулы. - Да, слушай еще, Хельхал. Пусть никто не мешает мне наслаждаться вином и любовью! Пусть никто не стучит! Пусть никто не смеет входить, пока я сам завтра не отворю двери и не выйду сюда. Если придут какие-нибудь известия, устные или письменные, ты их выслушаешь или прочтешь...