Автор: | Дан Ф. Л., год: 1876 |
Категории: | Роман, Историческое произведение |
ГЛАВА VIII
Прошло несколько месяцев. Цетег сидел в своем доме за обедом со старым школьным товарищем своим Петром, посланником Византии. Оба весело болтали, вспоминая прошлое. После обеда они ушли в кабинет и заговорили о делах.
- Нет, Петр, - насмешливо заметил Цетег, выслушав длинную, красноречивую речь, с целью убедить его, что Юстиниан желает поддержать государство готов. - Нет, не лукавь. Ведь я слишком хорошо знаю тебя, и ты никогда не обманешь меня.
Петр в замешательстве молчал. В эту минуту слуга доложил, что какая-то дама желает видеть префекта. Тот быстро встал и вышел в приемную.
- Княгиня Готелинда! - с удивлением вскричал он, увидя гостью, женщину со страшно обезображенным лицом: левый глаз ее вытек, и через всю левую щеку шел глубокий шрам. - Что привело тебя сюда?
- Месть! - ответила та резким голосом, и такой смертельной ненавистью сверкал ее единственный глаз, что Цетег невольно отступил.
- Месть - кому же? - спросил он.
- Дочери Теодориха! Но я не хочу задерживать тебя: я видела, как в твои ворота прошел мой старый друг, Петр.
"Ну, - подумал Цетег, этого ты не могла видеть, потому что я провел его через садовую калитку. Значит, вы сговорились сойтись у меня. Но чего же вам нужно от меня?"
- Я не задержу тебя долго. Ответь мне только на один вопрос: я хочу и могу погубить Амаласвинту. Согласен ли ты помогать мне?
"А, друг Петр, - подумал Цетег, - вот с каким поручением ты явился из Византии! Посмотрим, как далеко вы зашли!.." И он ответил:
- Готелинда, что ты желаешь погубить ее, этому я верю, но чтобы ты могла сделать это - сомневаюсь.
- Слушай и суди сам: я знаю, что она убийца трех герцогов. Герцога Тулуна убили подле моей виллы. Перед смертью он ударил мечом убийцу. И мои люди нашли их обоих еще живыми и перенесли их ко мне. Тулун - мой двоюродный брат, ведь я также из рода Балтов. Он умер на моих руках. Убийца его перед смертью сознался, что он - исаврийский солдат, что ты послал его к регентше, а регентша - к герцогу.
- Кто же еще слышал это признание? - спросил Цетег.
- Никто, кроме меня. Никто и не узнает, если ты согласишься помогать мне. Если же...
- Без угроз, Готелинда. Ты сама имела неосторожность сказать, что никто, кроме тебя, не слыхал этого признания. А если ты станешь обвинять Амаласвинту, тебе никто не поверит, потому что все знают, что ты - смертельный враг регентши. Поэтому угрозами ты ничего не поделаешь. Но позволь позвать сюда Петра. Мы вместе посоветуемся.
И он вышел и привел Петра.
- Теперь вместе обдумаем дело, - начал снова префект. - Положим, что вы погубите Амаласвинту. Кого посадите вы тогда на престол? Ведь для византийского императора дорога к этому трону еще не свободна.
Некоторое время Петр и Готелинда молчали, смущенные его прозорливостью. Наконец Готелинда ответила:
- Теодагада, моего мужа, последнего Амалунга.
- Теодагада, последнего Амалунга, - медленно повторил Цетег. И быстро соображал про себя: "Народ не любит Теодагада. Он получит корону только при содействии Византии и, следовательно, будет в ее руках, и византийцы явятся сюда раньше, чем у меня будет все готово к их встрече. Нет, это мне не выгодно, - надо как можно дольше не допускать их сюда".
- Нет, - громко ответил он. - Мне нет расчета действовать против Амаласвинты. Я на ее стороне.
Цетег прочел его.
"Несчастная! - подумал он. - Она сама себя погубила: она призывает византийцев, делает именно то, чего я опасался со стороны Теодагада. И теперь они явятся немедленно, хочет ли она этого или нет. И пока она будет королевой, Юстиниан будет играть роль ее защитника. Нет, Амаласвинте - конец!"
- Неблагодарная! - громко заявил он. - За всю мою преданность она готова погубить меня. Хорошо, господа, я ваш и думаю, что мне удастся убедить Амаласвинту самой отказаться от короны в пользу Теодагада. Благородство в ней сильнее даже властолюбия. Да, я уверен в успехе: приветствую тебя, королева готов! - и он поклонился Готелинде.
С нетерпением ожидала Амаласвинта ответа Юстиниана на свое письмо, потому что положение ее после убийства трех герцогов было очень тяжелое. Народ обвинял ее в убийстве и требовал избрание на ее место нового короля. Приверженцы Балтов требовали кровавой мести. Необходимо было обезопасить себя, пока придет помощь от Византии. И Амаласвинта действовала решительно: чтобы примириться с народом она призвала ко двору и осыпала почестями многих старых приверженцев Теодориха, героев и любимцев народа, во главе которых был седобородый Гриппа. Им она поручила ключи от Равенны и заставила их поклясться, что они будут верно защищать эту крепость. И народ, видя своих любимцев в такой чести, успокоился.
Оставалось еще обезопасить себя от мести сторонников Балтов. С этой целью она решила привлечь к себе третий по знатности и могуществу род готов - Вользунгов, во главе которых стояли два брата: герцог Гунтарис и граф Арагад. Если бы Вользунги со своими сторонниками были на ее стороне, ей нечего было бы бояться. Оказалось, что привлечь их к себе было очень легко: младший из братьев - Арагад был влюблен в Матасвинту, дочь регентши. Конечно, она решила выдать дочь за графа. Но Матасвинта наотрез отказалась. В сильном волнении ходила Амаласвинта по комнате. Перед нею спокойно стояла ее дочь, красавица Матасвинта.
- Одумайся, - горячо говорила мать. - Что можешь ты иметь против графа Арагада? Он молод, прекрасен, любит тебя. Его род теперь, когда Балты уничтожены, считается вторым после Амалов. Ты и не подозреваешь, как необходима их поддержка моему трону, который без них может пасть. Почему же ты отказываешься?
- Потому что я не люблю его - спокойно ответила дочь.
- Глупости! Ты - дочь короля, ты обязана жертвовать собою государству, интересам своего дома.
- Нет, - ответила Матасвинта. - Я женщина и не пожертвую своим сердцем ничему в мире.
- И это говорит моя дочь! - вскричала Амаласвинта. - Взгляни на меня, глупое дитя: видишь, я достигла всего лучшего, что только существует на земле.
- Но ты никого не любила в своей жизни, - прервала ее дочь.
- Ты знаешь? Откуда же? - с удивлением спросила мать.
- Я знаю это с детства. Конечно, я была еще очень мала, когда умер мой отец. Я еще не могла всего понять, но и тогда уже чувствовала, что он несчастен, и тем сильнее любила его. Теперь я давно уже поняла, чего ему не доставало: ты вышла за него только потому, что он после Теодориха, стоял ближе всех к трону. Не из любви, а только из честолюбия вышла ты за него. А он любил тебя.
Амаласвинта с удивлением взглянула на дочь.
- Ты очень смела и говоришь о любви так уверенно... Да ты сама любишь кого-то! - быстро вскричала она. - Вот почему и упрямишься.
Матасвинта опустила глаза и молчала.
- Говори же, - вскричала мать. - Неужели ты станешь отрицать истину? Неужели ты труслива, дочь Амалунгов?
Девушка гордо подняла голову
- Нет, я не труслива и не буду отрицать истины. Я люблю.
- Кого же?
- Этого никакие силы в мире не заставят меня сказать, - ответила девушка с такой решительностью, что мать и не пыталась узнать.
- Матасвинта, - сказала мать. - Господь благословил тебя замечательной красотой тела и души. Ты - дочь королевы, внучка Теодориха. Неужели корона, государство готов для тебя - ничто?
"готы", к стыду моему должна сознаться, ничего не говорит моему сердцу. Быть может, я и не виновата в этом: ты всегда презирала их, не дорожила этими варварами, и эти впечатления детства сохранились во мне и до сих пор. Больше того, я ненавижу эту корону, это государство готов: они изгнали из твоего сердца моего отца, и брата, и меня. Нет, я с детства привыкла смотреть на эту корону, как на ненавистную силу.
- О горе мне, если я виновата в этом! - вскричала Амаласвинта. - Но, дитя мое, если не ради короны, то сделай это ради меня, ради моей любви.
- Твоей любви, мать! Не злоупотребляй этим святым словом. Ты никогда никого не любила, - ни меня, ни моего отца, ни Аталариха.
- Но что же могла я любить, дитя мое, если не вас!
- Корону, мать, и эту ненавистную власть. Да, мать, и теперь все дело не в тебе, а в твоей короне, власти. Отрекись от нее: она не принесла ни тебе, ни всем нам ничего, кроме страданий. И теперь опасность грозит не тебе, - для тебя бы я пожертвовала всем, - а твоей короне, трону, этому проклятью моей жизни. И ради этой короны требовать, чтобы я пожертвовала своей любовью, - никогда, никогда!
- А! - с гневом вскричала Амаласвинта. - Бессердечное, себялюбивое дитя! Ты не хочешь слушать просьбы, так я буду действовать насилием: сегодня же ты отправишься гостить во Флоренцию. Жена герцога Гунтариса приглашает тебя. Граф Арагад будет сопровождать тебя туда. Можешь уйти. Время заставит тебя уступить.
- Меня? - гордо выпрямляясь, вскричала Матасвинта: - Решение мое непоколебимо!
И она вышла. Молча смотрела регентша ей вслед. Обвинения дочери сильнее задели ее, чем она выказывала.
- Стремление к власти? Нет, не оно одно наполняет мою душу. Я люблю корону потому, что чувствую, что могу управлять этим государством и сделать его счастливым. И, конечно, если бы это понадобилось для блага моего народа, - я пожертвовала бы и жизнью, и короной... Так ли. Амаласвинта? - с сомнением спросила она сама себя и задумалась.
В комнату между тем вошел Кассиодор. Выражение лица его было такое страдальческое, что Амаласвинта испугалась.
- Ты несешь весть о несчастий! - вскричала она.
- Нет, я хочу задать тебе только один вопрос.
- Какой?
- Королева, - начал старик: - тридцать лет служил твоему отцу и тебе, служил верно, с усердием. Я - римлянин - служил готам, варварам, потому что уважал ваши добродетели и верил, что Италия, неспособная более к самостоятельности, безопаснее всего может существовать под вашим владычеством. Потому что ваша власть была справедлива и кротка. Я продолжал служить вам и после того, как пролилась кровь моих лучших друзей - Боэция и Симмаха, кровь невинная, как я думаю. Но их смерть не была убийством, - они были осуждены судом. Теперь же...
- Ну, что же теперь? - гордо спросила королева.
- Теперь я прихожу к тебе, моему старому другу, могу сказать, к моей ученице...
- Да, ты можешь это сказать, - мягче сказала Амаласвинта.
- К благородной дочери великого Теодориха за одним маленьким словечком. Если ты сможешь ответить мне "да" - я буду продолжать служить тебе с той же преданностью до самой смерти.
- Что же ты хочешь спросить?
- Амаласвинта, ты знаешь, что я был далеко на северной границе. Вдруг разнеслась эта ужасная весть о трех герцогах. Я бросил все и поторопился сюда. Вот уже два дня я здесь, - я с каждым часом на сердце у меня становится тяжелее. А ты так изменилась, так неспокойна, что я не решался заговорить. Но больше я не могу выдержать этой ужасной неизвестности: скажи, что ты невинна в смерти герцогов.
- А если бы я не смогла сказать этого? Разве они не заслужили смерти, эти мятежники?
- Амаласвинта, прошу тебя, скажи "да".
- Однако какое близкое участие принимаешь ты в них!
"да", если можешь! - вскричал старик, падая на колени.
- Встань, Кассиодор, - мрачно сказала королева: - ты не имеешь права спрашивать.
- Да, - ответил старик, вставая: - с этой минуты не имею, потому что не принадлежу более миру. Вот, королева, ключи от моих комнат во дворце. Там ты найдешь все подарки, которые я получил от тебя и твоего отца. Я же ухожу.
- Куда, мой старый друг, куда? - с тоской спросила Амаласвинта.
- В монастырь, который я построил. Моя душа уже давно жаждет покоя, мира, и теперь я не имею уже на земле ничего дорогого. Только один совет еще хочу я дать тебе: не удерживай скипетра в своей запятнанной кровью руке, - не благословение, а только проклятие этому государству может они принести. Подумай о спасении своей души, дочь Теодориха. Да будет господь милостив к тебе!
И, прежде чем Амаласвинта пришла в себя, он исчез. Она бросилась за ним, чтобы вернуть его, но столкнулась в дверях с Петром, посланником Византии.
вчерашнее предложение.
- Предложение измены? Никогда! Я считаю его оскорблением и сообщу императору, чтобы он отозвал тебя. Я не хочу более иметь дела с тобою.
- Одумайся, королева, теперь уже прошло время щадить тебя. Знай, что великий Велизарий с войском уже идет сюда: он уже у берегов Сицилии.
- Невозможно! - вскричала Амаласвинта. - Я отказываюсь от своей просьбы.
- Слишком поздно. Предложение, которое я тебе высказал от своего имени, ты отвергаешь. Так знай же, что этого требует сам Юстиниан. Он хочет снова получить Италию, эту колыбель римского государства. Государство готов должно быть и будет уничтожено. Спасай же себя. Юстиниан предлагает тебе руку помощи, убежище при своем дворе, - выдай ему Рим, Неаполь, Равенну и другие крепости и позволь обезоружить готов и вывести их за Альпы.
В эту минуту вошел Цетег. По его знаку Петр вышел из комнаты.
- С чем пришел ты, Цетег? Я уже не верю тебе, - сказала Амаласвинта.
- Да, вместо того, чтобы поверить мне, ты доверилась императору. И вот последствия. Королева, я никогда не обманывал тебя: Италию и Рим я люблю более, чем готов. Более всего хотел бы я видеть Италию свободной. Но если это невозможно, то пусть же она лучше управляется кроткою рукою готов, чем византийскими тиранами. Я всегда думал это, так же думаю и теперь. И, чтобы устранить Византию, я готов поддержать твое государство. Но говорю откровенно, что тебя, твое господство уже невозможно поддерживать: если ты захочешь воевать с Византией, тебя не послушают ни римляне, ни готы, потому что ни те, ни другие не доверяют тебе.
- Почему? Что отделяет меня от моего народа, от итальянцев?
Амаласвинта побледнела.
- Ты знаешь?
- К сожалению, не только я, а все заговорщики-патриоты: Петр сообщил им. И они проклинают тебя и поклялись, как только начнется война, объявить всему миру, что твое имя стоит во главе списка заговорщиков против готов. Тогда и готы оставят тебя. Итак, видишь - Византия, готы, Италия, - все против тебя. Если борьба с Византией начнется под твоим предводительством, - тебя никто не будет слушать, среди итальянцев и готов не будет единодушия, и государство неминуемо погибнет. Амаласвинта, нужна жертва, и я требую ее во имя Италии, во имя твоего народа и моего.
- Жертва? Говори, какая, я принесу всякую.
Амаласвинта испытующе посмотрела на него. В груди ее происходила тяжелая борьба.
- Я поддерживал твой трон всеми средствами, пока это было возможно, пока это было полезно для Италии, - ответил Цетег. - Теперь это вредит Италии, и я требую, чтобы ты отреклась, чтобы ты доказала, что любишь свой народ больше, чем корону.
- Клянусь, ты не ошибаешься. Я пожертвовала для этого народа чужою жизнью, - она охотно остановилась на этой мысли, мысли, которая облегчала ее совесть, - я не остановлюсь и теперь. Но кто же заменит меня?
- Как? Этот трус Теодагад?
- Да, он не герой, но герои подчинятся ему. Подумай, он получил римское образование, и римляне охотно признают его. Короля же, которого могли бы выбрать Гильдебранд, Тейя и другие, они будут боятся и ненавидеть. Решайся же! Я всегда считал тебя выше других, - докажи это теперь.
- Не теперь, - ответила Амаласвинта. - Теперь я не могу: голова моя горит. Дай мне эту ночь, чтобы собраться с силами. Завтра я объявлю тебе свое решение.