Борьба за Рим.
Книга V. Витихис.
Глава VIII

ГЛАВА VIII

Долго говорил Гильдебранд с королем. Все громче и болезненнее звучал голос Витихиса, который быстрыми шагами в страшном волнении ходил взад и вперед по палатке. Гильдебранд же сидел, опершись подбородком на руки, спокойный, как сама судьба.

- Нет! Нет! Никогда! - кричал Витихис. - Это жестоко! Преступно! Невозможно!

- Это необходимо, - ответил Гильдебранд, не двигаясь.

- Нет! Говорю тебе, - вскричал снова король и обернулся, потому что за дверью палатки слышался хорошо знакомый ему голос. Действительно, вслед затем вбежал гот, весь покрытый пылью, очевидно, только что приехавший издалека. Это был Вахис, верный раб его, который жил в его имении, где оставалась его жена Раутгунда с восьмилетним сыном его Атальаином.

- Вахис! - с испугом вскричал король. - Ты из дому! С какими вестями? Что случилось?

- Ах, господин, - бросаясь на колени, с плачам вскричал слуга. - Мое сердце разрывается. Но я ничем не мог помочь! Я только отомстил, как мог!

- Говори! - вскричал Витихис, схватив его за плечо и подняв, как ребенка:

- Говори, за что понадобилось мстить? Моя жена...

- Она здорова и едет сюда. Но ваш сын...

- Атальвин, дитя мое, что с ним? - побледнев, спросил Витихис.

- Он умер, - умерщвлен, мой бедный господин!

Со страшным криком бросился Витихис на постель, закрыв лицо руками. Все молча, со страданием смотрели на него. Наконец он опустил руки. По щекам его текли крупные слезы, и герой не стыдился их.

- Кто же убил его, моего мальчика? - спросил он. - Кальпурний?

- Да, сосед Кальпурний, - ответил Вахис. - Как радовался бедный мальчик, когда пришла к нам весть, что ты выбран королем и зовешь их к себе! Он все говорил, что теперь он, как сын короля, должен также отличаться в приключениях, побеждать диких великанов и драконов. Между тем сосед возвратился из Рима. Я хорошо видел, что он смотрит еще злее и завистливее, чем раньше, и зорко смотрел за домом и конюшнями. Но трудно сторожить ребенка!.. Кто же мог бы подумать, что даже детям может грозить опасность! Мальчик не мог дождаться времени, когда увидит отца в военном лагере, и тысячи воинов, и битву вблизи. Он бросил свой деревянный меч, говоря, что сын короля должен иметь железный, особенно во время войны. Я должен был найти ему охотничий нож, да еще и наточить. С этим мечом он каждое утро убегал из дому. И если госпожа Раутгунда спросит его, бывало: "Куда?" - он, смеясь, крикнет: "На приключения, милая мама!" и исчезнет в лес. К обеду он возвращался усталый, в изодранной одежде, но всегда веселый и гордый. Никогда ни словом не обмолвился он о том, что делал в лесу, но я начал догадываться, а когда заметил один раз кровавое пятно на его меч, то прокрался вслед за ним в лес. И оказалось правдой то, что я подозревал. В одной расщелине скал, которая круто поднимаются над ручьем, было гнездо змей. Я как-то показал ему это гнездо и предостерег, чтобы он не подходил близко, потому что змеи ядовиты, рассказав ему, что недавно еще одна из них укусила. Он тогда же схватил свой деревянный меч и хотел броситься в гнездо. С большим трудом удержал я его тогда. И вот теперь мне вспомнились эти змеи, и я задрожал. Действительно, скоро я увидел его подле пещеры: он достал из кустов огромный деревянный щит, который сам себе сделал и спрятал там, потом вытащил свой меч и с криком бросился в пещеру. Я оглянулся: кругом лежали шесть громадных змей с расчесанными головами, - это он убил их в прежних битвах. Я бросился за ним в ужасную пещеру и увидел, что он с криком торжества метнул камень в громадную змею, которая лежала, свернувшись толстым кольцом. Гадина с злым шипеньем бросилась на него, но он с быстротой молнии выставил вперед свой щит и перерубил ее мечом надвое. Тут я позвал его и стал бранить. А он только крикнул мне: "Не говори ничего матери. Потому что я решил уничтожить их всех!" Я пригрозил, что отниму от него меч. "Ну что же, - ответил он, - тогда я буду сражаться деревянным, если это тебе приятнее. И какой это будет позор для сына короля!" Тогда я в следующие дни брал его с собою на луг, где паслись наши лошади. Там ему очень понравилось, и я надеялся, что скоро мы уедем. Но однажды, утром, он успел убежать от меня, и я отправился на луг один. На обратном пути я поехал лесом мимо пещеры, уверенный, что найду его там. Но его не было. Только разломанный щит его валялся на траве. Я в испуге оглянулся, прошел в пещеру - его и там нет. Но на мягком песке виднелись большие следы. Я прошел по ним. Они привели к самому краю крутой скалы. Я посмотрел вниз. И там...

Витихис зашатался.

- Ах, мой бедный господин! Там, на берегу ручья, лежал наш мальчик. Как спустился я с крутого, как стена, обрыва, - я уж и сам не знаю: точно воздух поддерживал меня. Но через секунду я был уже внизу. Он лежал, все еще крепко держа меч в правой ручонке, а светлые волосы его совсем окрасились кровью. Я прислушался, - маленькое сердечко еще билось. Вода привела его в чувство. Он открыл глаза. "Ты упал вниз, мое дитя?" - спросил я его. "Нет, - ответил он, - не упал, меня сбросили". Я в ужасе смотрел на него. "Кальпурний", - прошептал он. - Когда я сражался со змеями, Кальпурний вдруг появился из-за скалы. "Ступай за мною, - сказал он и бросился ко мне". Он смотрел так зло, что я отскочил. "Ступай, - сказал он, - или я тебя свяжу". - Меня связать! - вскричал я. - Мой отец - король готов и твой. Только тронь меня! - Тут он обозлился и бросился на меня с палкой. Но я знал, что поблизости наши люди рубят дрова, и позвал на помощь, а сам бросился на край скалы. Мой крик услышали, потому что стук топоров сразу стих. Тогда Кальпурний испуганно осмотрелся и вдруг бросился ко мне. "Умри же, змееныш!" - сказал он и толкнул меня со скалы. Тут бедняжка снова потерял сознание. Я принес его домой. На руках матери он еще раз открыл глазки. Его последнее слово было - привет тебе!

- Что же моя жена? - спросил со стоном Витихис, - она в отчаянии?

- Нет, господин. Твоя жена - точно из золота и стали. Как только ребенок скончался, она молча указала на дом Кальпурния. Я понял: вооружил всех рабов и повел их, чтобы отомстить. Мы положили мертвого мальчика на щит и понесли его с собою, а Раутгунда шла за ним с мечом в руках. Перед воротами его дома мы опустили труп на землю. Сам Кальпурний уже ускакал на самой быстрой лошади. Но его жена, сын и двадцать рабов стояли во дворе, готовя лошадей, чтобы также бежать. Мы три раза прокричали им обвинение в убийстве и потом бросились на них. Мы убили их всех и дом сожгли. Госпожа Раутгунда все время молча стояла подле трупа, опершись на меч, а на следующий день послала меня к тебе. Сама она едет вслед за мною. Она сейчас будет здесь.

- Мое дитя, мое дитя, моя жена! - с горечью вскричал Витихис. - Вот первый подарок, который принесла мне корона!

И со страшной болью он вскрикнул, обращаясь к Гильдебранду:

- Что же, старик, неужели ты и теперь будешь настаивать на своем требовании - жестоком, невыносимом!

- Необходимое не может быть невыносимым, - медленно, с расстановкой ответил Гильдебранд. - И зиму мы выносим, и старость, и смерть. Они приходят, не спрашивая, хотим ли мы выносить их. Они приходят, и мы выносим их, потому что должны... Но я слышу женский голос. Идем!

Витихис обернулся: там стояла, покрытая черным покрывалом, Раутгунда. С криком боли и любви бросился к ней Витихис.

Несколько дней бездетные теперь супруги предавались своему горю. Витихис почти не покидал палатки, передав главное начальство над войском Гильдебранду.

- Напрасно мучишь ты короля, - сказал однажды Тейя Гильдебранду. - Он ни за что не согласится, особенно теперь.

- Она... может быть, - ответил Тейя.

- Она сделает, - уверенно ответил Гильдебранд. - Оставим их еще на несколько дней в покое. Пусть немного свыкнутся с мыслью о смерти ребенка. А тогда я потребую решительного ответа.

Велизарий оставался все это время в Риме, но высылал постоянно небольшие отряды, которые нападали на мелкие города, села, отдельные замки и захватывали их. Предводителями таких отрядов он назначал римлян, так как они знали хорошо дороги в глубине страны. Иногда же такими предводителями были и готы, потому что, живя среди римлян, многие готы путем браков сроднились уже с римлянами и теперь стали на их сторону. На последнем народном собрании в Регете было решено, чтобы таких готов-отщепенцев подвергать позорной казни, как только они попадутся в руки. Но до сих пор закон этот ни разу еще не применялся, и о нем почти забыли.

Но вот однажды Гильдебранду донесли, что крепкий замок Цезена, стоявший среди леса на вершине крутой скалы, неподалеку от их лагеря, занят отрядом Велизария. Гильдебранд давно уже с неудовольствием смотрел, как мелкие отряды врага проникали таким путем все дальше вглубь страны, и теперь решил выступить против них. Взяв с собою тысячу воинов, он ночью отправился к замку. Чтобы подойти незамеченным, он велел солдатам обвязать копыта лошадей соломой. Действительно, нападение было вполне успешно: византийцы бросились бежать врассыпную в лес, где готы, окружившие скалу, перебили почти всех. Только небольшой группе удалось добраться до мостика, переброшенного через речку, протекавшую у основания скалы. Готы бросились за этой группой, но у мостика их задержал один из беглецов, судя по богатству вооружения - их начальник.

Этот высокий, стройный и, как казалось, молодой человек, - лицо его было закрыто спущенным забралом, - сражался, как лев, прикрывая бегство своих. Он убил уже четырех готов.

В эту минуту подъехал Гильдебранд. Видя, как неравна битва, он крикнул одинокому воину: - Сдайся, храбрец! Я ручаюсь тебе за твою жизнь!

на него с криком:

- Вперед! Теперь нет ему милости! Берите копья!

А сам бросил в него свой каменный топор, - он один только и имел еще это древнее оружие. Храбрец получил удар в голову и, точно сраженный молнией, упал.

Два гота подскочили и сняли с головы шлем.

- Да, это не римлянин, - вскричали они. - И не византиец. Смотри, Гильдебранд, золотистые локоны. Это гот!

- Факелов сюда! Свету! - вскричал он и, всмотревшись в лицо воина, медленно поднялся. - Да, это гот, - мрачно сказал он и затем прибавил с ледяным спокойствием. - И я, я убил его! - Но рука его, державшая поднятый топор, сильно дрожала.

- Нет, - вскричал вдруг гот. - Он не умер, а только оглушен: вот он открывает глаза.

- Он жив? - с ужасом спросил Гильдебранд. - Тогда горе и ему, и мне!.. Но нет, сами боги готов отдают его в мою власть. Привяжи его, Алигерн, к своей лошади, да покрепче! Если он убежит, ты ответишь своей головою. Теперь домой!

- Что приготовить для пленника? - спросил Алигерн старика, когда они приехали в лагерь.

- В числе пленных есть один гот-перебежчик, - яростно закончил он свое донесение. - Он должен быть повешен завтра же.

- Как это печально! - со вздохом сказал король.

- Да, но необходимо. Я созову на завтра военный суд. Ты будешь председательствовать?

- Нет, пусть мое место займет Гильдебад.

Витихис взглянул на него.

- У тебя такой сердитый, холодный вид. Что, это старый враг твоего рода?

- Нет, - ответил Гильдебранд.

- Слушай, старик, ты, кажется, ненавидишь этого Гильдебранда! Суди его, но остерегайся чрезмерной строгости. Не забывай, что я охотно помилую его.

- Благо готов требует его смерти, - ответил старик, - и он умрет.