Божественная комедия. Ад.
Песнь XXVI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Божественная комедия. Ад. Песнь XXVI (старая орфография)

ПЕСНЬ XXVI.

Содержание. Предсказав Флоренции грядущия бедствия за испорченность нравов её жителей, Данте, поддерживаемый Виргилием, восходит с великим трудом с внутренней ограды седьмого рва на мост, перекинутый через осьмой ров. Повиснув над бездною, поэт глядит на дно и видит безчисленное множество летающих огненных куп, в которых заключены души злых советников. Один из этих пламенников к верху раздвоен, и Данте, спросив о нем Виргилия, узнает, что в пламени казнятся Улисс и Диомед, как люди, заодно действовавшие и словом и делом на погибель Трои. Первый, на вопрос Виргилия, ответствует, как он убедил товарищей проникнуть за столпы Геркулесовы; как, пустившись в открытый океан, достиг высокой горы (чистилища), и как возставший от горы жестокий вихрь разрушим его корабль и потопил его со всеми товарищами.

1	Гордись, Флоренция, своей державой!
	Весь мир дрожит под сенью крыл твоих
	И целый ад гремит твоею славой!
4	В числе татей я встретил пять таких
	Твоих граждан, что должен их стыдиться;
	Честь и тебе не велика от них.
7	Но если нам пред утром правда снится,
	Почувствуешь ты скоро то, чему
	Не только мир, сам Прат возвеселится.
10	Теперь настал приличный час тому:
	Коль быт бедам, пускай приходять скоро!
	Поздней, мне их не вынесть самому! -
13	Тут мы пошли: по лестнице, с которой,
	Как по зубцам, спускались мы сперва,
	Взбирался вождь и мне служил опорой.
16	И ноги наши, по обломкам рва
	Без силы рук вверх двигались едва.
19	Смутился я, смущаюсь и доныне,
	Лишь только вспомню, что я там узрел;
	Но дух сильней смирил я в сей пустыне,
22	Чтоб мудрости не выйдти за предел
	И не утратить, что благой звездою,
	Иль высшим благом мне дано в удел.
25	Как селянин, покоясь под горою,--
	В том месяце, в котором свет и жар
	Светило дня льет дольше над землею,
28	В тот час, когда сменяет мух комар,--
	Зрит червячков светящих рой в долине,
	Где сад его, иль нивы рыхлый пар:
31	Столь много светов двигалось в пучине
	Осьмого рва, как я увидел сам,
	Когда стоял на каменной стремнине.
34	.................................................................
	.................................................................
	.................................................................
37	.................................................................
	.................................................................
40	Так здесь огни носились между скал,
	Добыч своих для глаз не обнажая;
	Но понял я, что каждый тень скрывал.
43	Я на мосту стоял, на дно взирая,
	И, не держась за ближний камень, в ров
	Я б мог упасть, не бывши столкнут с края.
46	И вождь, узрев, что я упасть готов,
	Сказал: "Сей огнь проклятый род скрывает;
	Он облечен в пылающий покров."
49	А я: "Твое мне слово подтверждает
	Вполне все то, в чем был я убежден;
	Но я желал бы ведать: кто блуждает
52	В том пламени, что к верху раздвоен,
	Как столб огня, поднявшийся высоко
	С костра, где с братом Этеокл сожжен?"
55	И вождь в ответ: *В нем мучатся жестоко
	Улисс и Диомед: как на Троян
	Шли вместе в злобе, так ы в ад глубокий
53	Низвергнуты за гнусный свой обман,
	Откуда вышед славный род Римлян;--
61	За хитрый ков, который Дейдамие
	Судил и мертвой горьки слезы лить;
	Здесь за Паллалий терпят муки злые!" -
64	- "Коль из огня им можно говорить,
	Молю тебя" сказал я с состраданьем:
	"И, вновь моля, готов сто раз молить!
67	Дозволь дождаться мне, пока с сияньем
	Двурогий пламень вступит в устье скал:
	Смотри, как я склонен к нему желаньем!" -
70	"Твоя мольба достойна всех похвал,
	И я согласен с мыслями твоими;
	Но не тебе," учитель отвечал:
73	"Мне надлежит вести беседу с ними:
	Быть может, их, как Греков, дать ответ
	Ты не преклонишь просьбами своими."
76	Когда блеснул пред нами яркий свет,--
	В приличный час и в надлежащем месте
	В таких словах к ним начал мой поэт:
79	"О вы, вдвоем пылающие вместе!
	Хоть слабую от вас награду чести,
82	Когда писал высокий свой рассказ,--
	Не двигайтесь и, если непротивно,
	Скажите, где погиб один из вас?"
85	И древний огнь, пророкотав унывно,
	Восколебал свой больший рог тогда,
	Как светоч, если дунет ветр порывно.
88	И как язык лепечет от стыда,
	Так, острием трепещущим взволнован,
	Изверг он голос и сказал: "Когда
91	Разстался я с Цирцеей, быв прикован
	К ней слишком год в Гаэте, прежде чем
	Энеем град был так наименован,--
94	Я остановлен не был ужь ни кем:
	Ни милым сыном, ни отцем почтенным,
	Ни доброю супругой, чей ярем
97	Мой краткий век соделать мог блаженным:
	Дабы узнать добро и горе стран,
	Неведомых народам современным,
100	Пустился я в открытый океан,
	Которую совет мой ввел в обман.
103	Испанский берег был ужь предо мною;
	Сардинию, Марокко я узрел
	И острова, омытые волною.
106	Ужь я с своей дружиной постарел,
	Когда достиг до узкого пролива,
	Где Геркулес поставил свой предел,
109	Чтоб в даль никто не простирал порыва;
	Исчез на право ужь Севильи след,
	На лево Септа скрылась в глубь залива.
112	"Друзья!" я рек: "изведав столько бед
	"В пути своем на запад отдаленный,
	"Уже ли мы остаток ветхих лет
115	"Не посвятим на подвиг дерзновенный ?
	"Во след за солнцем, по равнинам вод,
	"Проникнем смело в мир ненаселенный!
118	" О вспомните свой знаменитый род!
	"Должны ль мы жить как звери? Нет! познанья
	"И добродетель - цель земных забот!"
121	И силою столь краткого воззванья
	Что сам едва в них обуздал желанья.
124	И, обратя к востоку руль кормы,
	В безумный путь на веслах, как крылами,
	Держась все влево, понеслися мы.
127	Ужь ночь являлась с чуждыми звездами
	Других небес, а наши каждый раз
	Все ниже, ниже зрелись над волнами.
130	Пять раз пылал и столько жь снова гас
	Испод луны, с тих пор, как в океан
	Путь роковой манил все дали нас.
133	Тогда гора явилась нам в тумане:
	Во век не зрель я столь высоких гор!
	Мы восклицаем в радости заране;
136	Но вмиг померк от страха светлый взор:
	Внезапно вихрь от новых стран родился
	И прямо в борт ударил вам в отпор.
139	Три краты чёлн с волнами закружился;
	Вверх поднялась корма в четвертый раз,
	И, как хотел Всесильный, киль сломился
112	И море с шумом поглотило нас."

принимать только как выражение её могущества и славы вообще. Каннегиссер.

7. Утренние сны, согласно с древним преданием, бывают обыкновенно правдивы. Овидий говорить:

Один старинный комментатор правдивость утренних снов объясняет так; "Обманчивые сновидения зависят большею частию от внешних влияний, преимущественно от обременения желудка, которое к утру обыкновенно проходить; но когда душа ваша, от таких уз освобожденная, как бы отторгается от своего тела и так сказать, возвращается к родному ей естеству божественному, тогда сны ваши становятся правдивыми." Филалетес.

8. Предчувствие бедствий родного города Данте приводит в форме сновидения. Несчастия Флоренции, на которые намекает поэт, были: во первых, падение моста Caraja через Арно, в 1304, во время представления на реке адских мучений грешников, при чем погибло множество народа; во вторых, страшный пожар, произведенный Черными и истребивший 1700 домов, принадлежавших Белым; наконец, раздор между Черными, разделившимися на партию народа (под начальством Россо делла Феза) и партию вельмож (под начальством Корсо Доната), раздор, кончившийся убиением последняго.

9. Соседние города Италии ненавидели Флоренцию за её притеснения. Так упоминаемый здесь Прато, маленькая крепостца, принадлежавшая Флоренции, была принуждена заплатить в 1292 г. флорентинцам 10,000 флоринов пени за то, что не выдала им скрывшагося в ней убийцу. - Смысл этого стиха: не только отдаленные, но и ближайшия места, каков Прато, желают твоей погибели. Другие разумеют здесь кардинала Николая ди Прато, который, после тщетных стараний примирить враждующия партии, вынужден был наложить в 1304 церковное запрещение на Флоренцию.

10--12. Все эти бедствия действительно заслужила Флоренция; они будут своевременны, если наступят теперь же; явясь позже, они сильно опечалили бы самого Данта: ибо, по мере того, кат человек стареет, сильнее пробуждается в нем любовь к отечеству. Веллутелло.

13--15. В предыдущей песне (Ада XXIV, 72), поэты спустились по обрывам утеса на внутреннюю ограду седьмого рва: теперь Данте, поддерживаемый Виргилием, опять взбирается как по лестнице, по этим зубцам (в подлин.: borni, собственно те камни, которые в стенах неоконченных выдаются из здания), чтобы по ним взойдти на мост, идущий через осьмой ров. Портирелли.

22--24. В этой терцине выражено омерзение, которое питает поэт к грешникам, здесь наказуемым (злым советникам), употребившим разум, дар божественный, на злые дела.

24. Высшее блого есть божественная воля, которую Данте всегда противопоставляет случаю или влиянию звезд (Ада XX, 46 и XXI, 72 и др.). От Бога истекает свет разума, которые, будучи употреблен во зло, всегда влечет гибель. Филалетес. Копиш.

25--30. В этом уподоблении приведены с величайшею точностию все свойства очаровательного италианского вечера: во первых, время года, изобильное светящими ивановыми червячками (lucciole), именно летнее солнцестояние, когда солнце всего долее светить; во вторых, время дня - приближение ночи, когда безпокойные дневные мухи угомонятся и вместо их жужжат водяные мошки и комары (zansara). В это время крестьянин, отдыхая под горою, чтобы защититься от вечерних испарений плодородной, но вредной для здоровья долины, где он занимался сельскими работами, увеселяет зрение безчисленным множеством светящихся насекомых. Филалетес.

40--42. В этом рве казнятся злые советники, которые, будучи облечены в пламенные купы и, носясь в них взад и вперед, вечно чувствуют жгучую его силу. - "Смысл этой казни следующий: кто подает злой совет другому, тот согрешает перед светом (разумом), данным ему в избытке сравнительно с другими Богом: они, так сказать, похищают его у Бога. Святые советодатели обращали свет своего разума к Богу, а потому, облеченные им как ризою, в единении с Богом, восходят на небо; напротив свет (разум) злых советников, уклонившись от Бога, низводит их в ад, и чем более они от него уклоняются, тем жесточе им наказание. Они, по словам поэта, служат добычею огня, который похищает их души, "ut scirent, quia per quae peccat quis, per haec et torquetur." Vulg. Sapient. Cap. XI, 17. Эти духовные тати совершенно укрыты от нашего взора, тогда как тати чужих имуществ лишены только внешней своей принадлежности - наружного вида (Ада XXIV и XV)." Копиш.

53--54. Этеокл и брат его Полиник, дети Эдипа, долго спорившие, кому должны принадлежат Фивы, умертвили наконец друг друга в поединке. Тела братьев положили на один костер; но поднявшееся с костра пламя раздвоилось, как бы в доказательство того, что безумная ненависть братьев не замолкла и по смерти.

55--63. Улисс и Диомед заключены в одну огненную купу как неразлучные строители хитроумных ковов на погибель Трои. Сюда принадлежат: во первых, похищение Палладия или Палладиума, статуи богини мудрости, упавшей с Олимпа и хранившейся в Трое в храме её замка; от обладании этой статуей зависела, согласно с оракулом Аполлона, судьба Трои, почему Уллисс и Диомед согласились похитить ее и действительно похитили, пробравшись в замок Трои в одежде нищих (ст. 63). - Далее, по совету Улисса, Греки построили деревянного коня, внутри которого спрятались сам Улисс и другие героя; Трояне, поверив Синону, уверявшему, что конь построен как примирительное приношение Палладе, втащили громаду в Трою и для удобнейшого прохождения её сломали даже часть стены; ночью Греки вышли из коня, отперли ворота и впустили приближавшияся к тому времени войска Греков; тогда Эней, спасаясь из погибавшей Трои, бежал с немногими Троянами и, прибыв в Италию, положил основание будущей Римской Империи.

при осаде Трои. Но Улисс скоро открыл Ахилла, явившись ко двору Никомеда купцем с разными товарами, состоявшими из женских украшений и ратного доспеха: первые раскупили женщины, Ахилл же схватил оружие. Тогда Улисс уговорил будущого героя покинуть свою возлюбленную Деидамию и идти вместе с ним под Трою.

73--75. Греки не стали бы отвечать Данту или по своей гордости, или из ненависти к Латинам, потомкам Троян. - Замечательно, что Данте нигде в своей поэме не вступает в разговор с лицами из древней греческой истории: не есть ли это намек на его незнание греческого языка? Филалетес.

85--86. Больший рог заключает в себе душу более разумного Улисса, во зло употребившого более света, т. е. разума, а потому и объятого большим пламенем Древним назван огонь потому, что протекло много веков с тех пор, как в нем заключены эти души.

88--90. Мысль глубокая! как трудно человеку лжи облечь в слово истину, которая, как огонь, его уничтожающий, объемлет его душу! Это явление еще разительнее выражено в след. песне (Ада XXVII, 4--18). Нельзя не подивиться также глубокомыслию поэта, превратившого этих людей в огненные языки, - людей, которых язык, по слову Апостола, быль огнь, воспаляющий круг жизни. "Et lingua ignis est, universitas iniquitatia. Lingua constituitur in membris nostris, quae maculat totum corpus, et inflammat rotam nativitatis nostrae Inflammata а gehenna." Vulg. Jacob. III, 6. Копиш. Филалетес.

91--93. Следуя Виргилию, Данте принимает местопребывание волшебницы Цирцеи, превратившей спутников Улисса в свиней, не далеко от мыса Монте Чирчелло, между Террачиной и Гаэтой, - городом, так названным Энеем в честь его кормилицы Каэты.

93--96. Т. е. ни нежностию к сыну Телемаху, ни преданностию к отцу моему престарелому Лаэрту, ни любовию к супруге Пенелопе.

100. Этот неподражаемый рассказ о гибели Улисса, ни сколько несогласный с повествованием Гомеровым, служит новым доказательством тому, что Данте не знал греческого языка и не читал "Одиссея" в подлиннике. Правда, в его время существовал уже перевод её, сделанный Пиндаром Тебанусом.; но так как этот перевод отличался варварским языком, то и остался почти незамеченным современниками; только по смерти Данта, перевод Одиссеи, исполненный под иждивением Боккаччио и Петрарки Леонтием Пилатом, вошел во всеобщее употребление. Впрочем, если бы даже и была известна Данту Одиссея, он вероятно все-таки позволил бы себе это отступление, потому что, прибегая к мифологии и самой истории, поэт, как мы сказали, пользовался ими по столько, по сколько оне могли служить ему для олицетворения его идей. До сих пор неизвестно, откуда заимствовал Данте этот рассказ об Улиссе: есть ли он его изобретение, или основан на средневековых преданиях? Об Улиссе было множество преданий уже в древности: так еще Плиний и Солин называли Улисса основателем Лиссабона; так у Тацита (De Germ. сар. III) сказано, что Улисс посещал берега северного Немецкого моря, где основал город Asciburgium. Наконец, даже в средние века, вероятно, ходило в народе много сказаний как об Улиссе, так и о неведомых странах другого полушария: ибо мы знаем, что еще за долго до открытия Колумба отважные моряки Скандинавии и Исландии посещали уже берега нынешней Америки.

105. Корсика, Болеарские и др. острова, омываемые Тирренским морем.

достиг той границы, которая поставлена человеку (по понятиям того времени) самою силою божественной; перейдти этот предел значит идти против воли Бога. Копиш.

110 - 111. Севилья город в Испании (Ада XX, 124. и пр.); Септа (Setta), древнее название африканского города Сеута.

116. По понятиям того времени, другая половина земного шара была покрыта морем.

118--120. Эти-то слова и составляют главное преступление Улисса как злого советника: ими он прикрывает греховность своего дерзкого предприятия, представляя его подвигом добродетели, подобно тому как лжепророки (Ierem. XXIII, см. выше) выдавали свои мечтания за что-то божественное, а потому и погибли, как Улисс, от вихря Господня. Копиш.

124--126. Обратив руль к востоку, они плыли на Ю. З. влево от прямой линии, проведенной на запад, пока достигли острова чистилища помещенного Дантом на другом полушарии прямо противоположно Иерусалиму, стало быть, под 32° Ю. широты и 158° 3. долготы по Гринвическому меридиану, или почти в 450 немец. миль от северной оконечности Новозеландии. Филалетес.

128. т. е. южного полюса.

190. Значит, они плыли 5 месяцев. Гора чистилища отстоит от Кадикса почти на 2050 миль; если принять месяц ровно в 30 дней, выйдет, что в день они плыли около 13 миль, что не должно казаться слишком малым, принимая в расчет несовершенство мореплавания во времена Улисса. Филалетес.

131. Испод луны,

136. "Ессе! turbo Dominicae indignationis egredietur, et tempestas erumpens super caput impiorum veniet." Vulg Jerem. ХХИИИ, 19.

142. "И так в основе этого дивного рассказа об Улиссе лежит порицание человеческого высокомерия, тех хитросплетений ума, той изобретательности и предприимчивости, которые устремляют деятельность человека за пределы возможного: так то что уже Гораций в третьей Оде Второй Книги изобразил нам морплавание вообще как-дерзкое нарушение воли богов. Потому Улисса, как он выведен здесь, можно сравнить с древними Титанами или Кентаврами, дерзнувшими на брань с самыми богами, или с знаменитым Фаустом средних веков, который для того, что бы утолить жажду к познаниям и удовольствиям, осмелился пожертвовать и жизнию и вечным блаженством. - Кроме того, повествование о гибели Улисса имеет тесную связь и с самою местностию Divina Commedia. Гора, от которой возстал вихрь, погубивший корабль Улиссов, есть гора Чистилища. К этой цели Данте не мог привести Улисса без того, чтобы некоторым образом не нарушить единства плана своей поэмы, а еще более потому, что этим совершенно опроверглась бы идея о недосягаемости цели, лежащей вне пределов сил человеческих. Следственно прекрасным этим эпизодом поэт заранее приготовляет читателя к скорому переходу во второй отдел замогильного мира - Чистилище." Каннегиссер.