Божественная комедия. Ад.
Песнь XXV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Божественная комедия. Ад. Песнь XXV (старая орфография)

ПЕСНЬ XXV.

Содержание. Пока Ванни Фуччи страшно богохульствует, на него кидаются змеи: одна стягивает ему шею, другая скручивает руки. Он бежит, преследуемый кентавром Какусом, на спине которого распростерт дракон огнедыщущий. Между, тем перед Дантом возстают три другия тени: Авьедо, Буозо и Пуччио Шианкато. Тень первого сливается с шестиногим драконом, внутри которого обитает душа Чианфы, и оба превращаются в одно страшное чудовище. Вторая тень узнается червою змеею, в коей поселен дух грешника Кавальканте: тогда перед глазами Данта совершается дивно-страшное событие - человек превращается в змею, змея в человека. Третья тень, Шианкато, только одна остается непревращенною.

1	При сих словах, поднявши обе руки,
	Шиши просунул меж перстов злодей
	И проклинал весь ад и адски муки.
4	Но тут змея - с тех пор люблю я змей!--
	Ему стянула будто петлей шею,
	Как бы сказавши: продолжать не смей!
7	Другая, кинувшись на грудь злодею,
	Так сжала руки, так впилась в него,
	Что двинуть он не мог рукой своею.
10	Пистойя! о Пистойя! для чего
	Не обратишься в пепел, коль пороком
	Ты превзошла и предка своего?
13	Я не встречал во всем аду глубоком
	Нигде стол дерзких пред Творцом теней;
	Не так был горд у Фив сраженный роком!
13	Он в ужасе помчался без речей.
	И видел я: Кентаврь разсвирепелый
	Бежал, крича: "Где дерзкий? где злодей?"
19
	В Маремме, сколько он в хребте носил
	До плечь, где наше начиналось тело.
22	На раменах его, вцепившись в тыл,
	Лежал дракон с разверстыми крылами
	И полымем встречавшихся палил.
25	И вождь сказал: "Вот Какус перед вами!
	Под камнями у Авентинских гор
	Как часто кровь он проливал реками!
28	К своим он братьям не причтен в собор,
	За тем что там, в соседстве, свел из вида
	Большое стадо как искусный вор.
31	За то издох под булавой Алкида,
	Который, верь мне, сто ударов дал,
	Хоть десятью отмстилася обида."
34	Он говорил; меж тем Кентавр бежал,
	Тогда предстали нам три тени новы;
	Но их ни я ни вождь не замечал,
37	Пока оне не закричали: "Кто вы?"
	И потому, рассказ прервавши свои,
	Внимать словам их были мы готовы.
40
	случается, случилось в эту пору,
	Что одного из них назвал другой,
43	Сказав: "Чианфа, где ты скрылся в нору?"
	А потому я перст прижал к губам,
	Чтоб вождь прислушался к их разговору.
46	Читатель! если ты моим словам
	Не вдруг поверишь, не дивлюсь: очами
	Все видел я, но им не верю сам!
49	Гляжу на них с поднятыми бровями:
	Вдруг бросился на одного из трех,
	И сросся с ним дракон с шестью ногами.
52	Живот облапив средней парой ног,
	Передния он на руки накинул
	И, в щеки впившись, на него падет;
55	Потом по бедрам задния раздвинул
	О, между ног огромный хвост продев,
	По чреслам сзади вверх его закинул.
58	Так плотно плющ не вьется вкруг дерев,
	Как вкруг души ужасный гад обвился
	И наконец, вполне разсвирепев,
61
	И их цвета в один смешались цвет;
	Тогда их вид внезапно изменился.
64	Так пред огнем ложится темный след
	В папирусе, где черного нет цвета,
	Но между тем и белого ужь нет.
67	На них глядят другие два клеврета,
	Клича: "Аньель! как изменился ты!
	Ты не один теперь, ни два предмета!"
70	Две головы уже в одну слиты;
	Два призрака в один преобразились;
	В одном лице исчезли двух черты.
73	Из четырех две лапы появились;
	Живот и грудь и бедра и глава
	В неслыханные члены превратились.
76	Ужь вид их был не тог, что был сперва:
	И вот явился страшный образ взору,
	И образ тот был ни один, ни два.--
79	Как в знойный ден, в каникульную пору,
	Нам прерывает ящерица путь,
	Как молния с забора мчась к забору:
82
	Змей огненный, с хвостом чернее перца,
	Столь яростный, что страшно и взглянуть.
85	И там, где мы кровь матерняго сердца
	Впервые пьем, пронзил он одного
	И, протянувшись, пал к ногам лжеверца.
88	Пронзенный зрит злодея своего
	И, недвижим, безмолствуя, зевает,
	Как если б зноб, иль сон томил его.
91	Он на змею, та на него взирает;
	Он раною, она дымится ртом,
	И черный дым, сшибаясь, их скрывает.
94	Молчи теперь и ты, Лукан, о том,
	Как был сожжен Сабел змеей-медузой,
	И выслушав, что видел я потом.
97	Молчи, Назон, о Кадме с Аретузой:
	Пусть он в змею, она в живой поток
	Превращены твоей волшебной музой;
100	Но изменить ты никогда б не мог
	Одно в другое с головы до ног!--
103	Змея и дух так видом обменились,
	Что хвост у ней разсекся, раздвоясь;
	А у него стопы соединились.
106	И голени, между собой слиясь,
	Срослися так, что вскоре не имела
	Ужь и следов слиянных членов связь.
109	Двурогий хвост стал тою частью тела,
	Что скрылась там, и кожа у змеи
	Смягчалася, а у него твердела.
112	Я зрел, как руки прятались в свои
	Плеча, на сколько ж руки уменьшились,
	На столько лапы у нея росли.
115	.............................................................
	.....................................................................
	.....................................................................
118	Пока их дым в цвет новый облекал,
	Пока дракон власами покрывался,
	А раненый их с головы ронял,--
121
	Друг с друга страшных не сводя очей,
	От коих в каждом образ изменился.
124	К вискам надвинул лик возставший змей;
	А из того, что здесь излишним стало,
	Явились уши сзади челюстей;
127	И что назад с лица не убежало,
	Слилося в нос и, ряд покрыв зубов,.
	Раздулось в губы, сколько надлежало.
130	У падшого вытягивался клёв;
	Ужь след ушей в его главе сокрылся,
	Как прячутся рога у слизняков.
133	Язык, сперва столь дерзкий, раздвоился;
	А у змеи двойное лезвее
	Слилось в язык и - дым остановился.
136	Душа, прияв иное бытие,
	Как гад шипящий, уползла в долину;
	А тот с проклятьем плюнул на нее.
139	И, новую к ней обративши спину,
	Сказал: "Пусть там, где ползал я сперва,
	Ползет Буо" -
142	Так превращался рой седьмого рва
	Из вида в вид, и мне да извинится,
	Что ясностью не блещут здесь слова.
145	Хоть было тут чему очам дивиться,
	Хотя мой ум от страха изнемог:
	Все ж не могли три тени так укрыться,
148	Чтоб распознать я Пуччюио не мог:
	Из трех теней, подвластных чудной силе,
	Лишь он один свой образ уберег;
151	Другой оплакан был тобой, Гавилле!

2. Шиш - fico - жест самый обидный в Италии. Sozomenes, в своей Истории Пистойи, рассказывает, что однажды Пистойцы, в обиду флорентинцам, поставили при Карминьяно столбы с изображением руки, указывающей на Флоренцию и имевшей большой палец просунутый между указательным и средним, и прибавляет: Nam vulgus vocat eas ficas. Филалетес.

4. С этого времени Данте, вместо отвращения к змеям, почувствовал уважение, видя, как оне наказали богохулителя.

10--12. Мы выше видели (Ада XXIV, 143 и примеч.), что ожесточение партий достигло в Пистойи высшей степени; ст. 12 намекает по видимому на предков Пистойцев, ибо город с издавна много терпел от междоусобий; или, может быть, на тот остаток разсеянного войска Катилины, который, по разбитии возмутителей, поселился в Писториуме (лат. Pistjojas) и состоял из самой безнравственной сволочи. Каннегиссер.

15. Капаней (Ада XIV, 63 и прим.).

20. Маремма (Ада XIII,).

24. Тати вечно бегут как содомиты и трусы (Ада XV, 37 и III, 82 и д.), а потому каждый останавливающийся наказуется Какусом как сопротивник воле Божией. Теперь он гонится за Ванни Фуччи.

25--27. Какус, сын Вулканов, живший в пещере под Авентинским холмом около Рима и занимавшийся разбоем, похитил четыре пары волов у Геркулеса, когда этот, отняв стада у Гериона (Ада XVII, 1 и пр.), прогонял их по Италии. Для того, чтобы скрыть свое похищение, Какус прибегнул к хитрости: втащил волов в свою пещеру за хвост с той целию, чтобы направление следов похищенных животных обмануло Геркулеса; но быки ревом своим открыли Геркулесу похитителя, который за то и погиб под его булавою. Данте придал этому разбойнику вид Кентавра, вероятно не поняв выражения Виргилиева; semihomo; огнедышащого же дракона он вероятно поместил на плеча Какуса потому, что Виргилий придает ему способность извергать из себя пламя и дым (atros vomens ore ignos): извергая из себя черный дым, он затемнял свою пещеру. - Какус, символ татьбы, а вместе с тем и символ казни татей, подобно Церберу, Минотавру и др., за эту хитрую кражу, отделен от прочих Кентавров, помещенных в первом отделе седьмого круга (Ада XII, 56).

32--33. Прекрасная картина гнева: Геркулес, символ силы, так разгневан хитростию, что в ярости еще наносит удары, хотя похититель погиб уже от первых ударов. Копиш.

43--50. Чианфа Донати (по др. Абати), из партии Черных, превращен уже в шестиногого дракона (см. ниже ст. 50.). Спрашивающий о нем - флорентинец Аньелло или. Анджелло Брунелески. Вероятно, они делились кражею при жизни: по этой причине они теперь сливают свою последнюю принадлежность - наружный образ - в одно целое, в такое чудовище, что не один из них не знает, что кому принадлежит. Оба были флорентинцы, из партии Гвельфов (Черных); более о них ничего неизвестно. Копиш.

бумагу. Даниелло полагает, что Данте употребил здесь галлицисм, сказав papiro (papier) вместо carta; но это едва ли справедливо, потому что во времена Данта еще не приготовлялась ваша бумага из тряпья.

79--81. К числу многочисленных сравнений, верно схваченных Дантом с природы, принадлежит без сомнения и кто уподобление. Красивое животное, о котором здесь говорится и коего быстрые, как молния, движения в жаркие летние месяцы вероятно памятны каждому, бывавшему летом в Италия, есть обыкновенная ящерица, Lacerta agilis L. Она живет под камнями у стен и заборов и, согретая солнцем, с поразительною быстротою кидается за жучками и др. насекомыми, которыми питается. Едва ли можно изобразить короче и живописнее движения этого животного, чем в этих стихах. Фидалетес.

84--85. Т. е. в том месте, где зародыш в утробе матери получаеть кровь через пуповину.

же от внутренняго жара разсыпался пеплом. В подлиннике упоминается и о другом солдате, Нассидие, который, по словам того же поэта, был ужален в то же время змеею prester, и распух до того, что на нем лопнули железные латы.

97--99. О превращении Кадма в дракона см. Ovid. Metamph. VI, 563--602; о превращении Аретузы в ручей V, 572.

141. Буозо (Буоссо) де' Донати (по Петру Данте, дельи Аббати).

149. Эти три тени суть Авьелло Брунелески, Буозо Донати и Пуччио Шианкато де' Галигаи; дракон в шестью ногами - Чианфа Донати или Абати (ст. 47--50}, черная змея - Франческо или Гвельфо Гверчио Кавальканте: этот последний, принявший теперь вид человека и передавший свою змеиную натуру Буозо Донати, был умерщвлен жителями местечка Гавилле, в Вадь д' Арно ди Сопра; родственники убитого страшно отмстили за него жителям этого города, почему и сказано, что он был оплакав Гавилле. Вообще о всех этих пяти флорентинцах мы имеем мало сведений; известно только, что двое из них: Чианфа Донати и Брунелески были Черные, а Буозо Абати и Кавальканте - Белые.