Божественная комедия. Чистилище.
Песнь девятая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Божественная комедия. Чистилище. Песнь девятая (старая орфография)

ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ. 

Преддверие чистилища. - Цветущая долина. - Сон и сновиденья Данте. - Орел.--Лючия. - Врата чистилища. - Aнгел-привратник. - Вход в первый круг.

	Наложница древнейшого Тифона,
	Бежав из нежных рук его, лила
	Свой бледный свет с восточного балкона.
4	Из дорогих каменьев вкруг чела
	Сверкал венец, принявший вид холодный,
	Вид твари той, чей хвост так полон зла.
7	И, два шага свершив в стези восходной,
	Склоняла Ночь на третьем крылья вниз,
	Там, где сидел с семьей я благородной.
10	Адамовых еще не снявший риз,
	Я тут поник, дремотой удрученный,
	В траву, где все мы пятеро сошлись.
13	И в час, как петь начнет свои канцоны
	Касаточка, пред утром, - может быть,
	Еще твердя все прежней скорби стоны,--
16	Когда душа, порвав всех мыслей нить,
	Из тела вон летит к пределам высшим,
	Чтоб в сновиденьях вещий дар явить,--
19
	Орла с златыми перьями, как свет,
	Готового упасть к пределам низшим.
22	Я был, казалось, там, где Ганимед,
	Покинув братьев при их тщетном кличе,
	Взлетел к богам в верховный их совет,
25	И я подумал: знать, его обычай
	Быть только здесь, и, знать, в других местах
	Гнушается спускаться за добычей,
28	И, покружась немного в небесах,
	Как молния, в меня он громом грянул
	И в мир огня умчал меня в когтях.
31	И, мнилось, в огнь, как в бездну, с ним я канул,
	И жег меня так сильно мнимый пыл,
	Что сон исчез, и я от сна воспрянул.
34	Не иначе затрепетал Ахилл
	И очи вкруг водил, открывши веки,
	Не ведая, что с ним и где он был,
37	Когда он, сонный, матерью, в те веки,
	Откуда в бой его умчали греки,--
40
	Разсеялся, и, ужасом подавлен,
	Я бледен стал, безпомощен и сир.
43
	Уж два часа, как в небе день пылал,
	И вниз ко взморью взор мой был направлен.
46	- "Не бойся!" мне владыка мой сказал:
	"Мы в добром месте! Пусть в тебе не стынут.
49	"Уж ты в чистилище, и мной не кинут!
	Смотри, утес стеной идет вокруг;
	Смотри, вон вход, где тот утес раздвинут.
52	"Пред самым днем, там на заре, твой дух
	В лугу цветов. Тогда явилась вдруг
55	"Жена с небес, сказав мне: - "Я Лючия!
	Дай мне поднять уснувшого и вам
	Тем облегчить тревоги путевые".--
58	"Средь призраков Сорделл остался там;
	Она-ж, подняв тебя, наверх с разсветом
	Пошла, и я - за нею по пятам.
61	"И, здесь сложив тебя и дивным светом
	Очей сверкнув туда, где вход открыт,
	".
64	Как человек, кто верой заменит
	Сомнения и миром - дум тревогу,
	Как скоро в лик он истину узрит,--
67	Так в душу мир сходил мне понемногу:
	Пошел мой вождь, и я за ним, в дорогу.--
70	Читатель! Видишь, на какую высь
	Вознесся я: так, если здесь одену
	В блеск вымысла предмет мой, - не дивись!
73
	Чистилища, где в том, что мы сочли
	Сперва за щель, какая делит стену,
76	Увидели врата, к которым шли
	Три вверх ступени, разного все цвета,
79	Храня молчанье, грозный, без привета.
	На верхней он ступени возседал,
	С лицом столь светлым, что не снес я света,
82
	Я всякий раз взор книзу опускал.
85	- "Что нужно вам? ответствуйте оттуда!"
	Так начал он: "Кто вас привел сюда?
	Подумайте, чтоб не было вам худа".
88	"Жена (известны ей с небес места!)" -
	Ответил вождь, - "вселила в нас отвагу,
	Сказав: "Туда идите, там врата".--
91	- "И да направит вас она ко благу!"
	Вновь начал вратарь, радостный, как день,
	"Идите же по ступеням ко прагу".
94	Мы подошли. И первая ступень
	Был чистый мрамор, столь блестящий, белый,
	Что я, как был, мою в нем видел тень.
97	Вторая - камень грубый, обгорелый,
	Надтреснувший в своей громаде целой.
100	Но третий камень, что над тем возлег,
	Был красно-огненный порфир, похожий
103	На нем стопы поставил Ангел Божий,
	Возсев на праг, что блеском походил
	На адамант. По глыбам трех подножий
106	Меня по доброй воле возводил
	"Умиленно
	Моли его, чтоб двери отворил".
109	К святым стопам припал я униженно,
	Крестом грудь трижды осенив себе,
	И отворить нам дверь молил смиренно.
112	Р
	Мне на челе и: - "Смой", вещал мне свято,
	"Семь этих ран на горной той тропе".
115	Как цвет золы, как прах, что взрыт лопатой,
	Был цвет одежд на Ангеле. И вот,
118	Из-под одежд, вложил он наперед
	Ключ белый, после желтый, и - по вере
	Души моей - мне отпер двери вход.
121	- "Когда один из них не в полной мере
	".--
	"не отопрутся двери.
124	"Один ценней; зато с другим почин
	Трудней, и дверь им отпереть хитрее,
	Узлы же снять лишь может он один.
127	"Мне дал их Петр, сказав: "Впусти скорее.
	Чем ошибись впустить в мой вечный град,
	Всех, кто припал к стопам твоим, робея".
130	Тут, сильно пнув во вход священных врат:
	- "Сюда!" сказал, "но знайте: тот в печали
	".
133	И вот, когда вдруг крючья завизжали
	На вереях громадной двери той
	Из громозвучной, самой чистой стали,--
136	Не так взревел и меньший поднял вой
	И оскудев расхищенной казной.
139	И, слыша гром, душа во мне замлела,
	И песнь "Te Deum", показалось мне,
	Торжественно запелась и гремела.
142
	Сравнить лишь с тем, когда хоралы пышно
145	При чем нам слов то слышно, то неслышно.

Примечания

"Данте - говорит Бенвенуто да Имола - начинает эту песнь тем, чего не говорит, и не мог представить никто из других поэтов, именно словами, что аврора (заря) луны есть наложница Тифона. По мнению других, поэт разумеет аврору солнца, но этого не может быть, если мы тщательно вникнем в текст". - Действительно, это место поэмы было тщательно и разносторонне разъясняемо различными комментаторами, но тем не менее дело до сих пор не вполне разъяснилось. Не вдаваясь в подробности, большинство толкователей и переводчиков Данте принимают здесь аврору, или тот бледный блеск на небе, который предшествует восхождению луны (См. Филалет IX, прим. 1, также перевод Штрекфусса IX, 1--9), - У мифологов, женою Тифона (божества, наделенного безсмертием) собственно считается солнечная аврора, или утренняя заря; но Данте, кроме жены, придает ему еще наложницу, тот бледный блеск, который иногда предшествует восхождению луны. По мнению Каннегиссера, это не вымысел поэта, но средневековая переработка мифологических преданий. Что здесь разумеется именно восхождение луны, a не утренняя заря, это доказывается, во-первых, самыми выражениями поэта; во-вторых, - тем, что утренняя заря поднимается в это время года в знаке Рыб (Чистилища I, 19), и в-третьих, - тем, что в стихе 52 этой песни Виргилий обозначает другую утреннюю зарю. Следовательно, здесь описывается восхождение луны. В то время года, когда Данте начал свое замогильное странствие, было полнолуние; полная луна восходит тотчас по захождении солнца; но так как с тех пор прошло почти четыре дня, то луна, озаряемая солнцем, должна уже выйти из созвездия Весов и находиться теперь в созвездии Скорпиона (стих 5), при чем она восходит вскоре после 9 часов.

3. "С восточного балкона", т. е. с восточной окраины неба. Этому подражал Tacco: "Освобожденный Иерусалим" IX, окт. 74, ст. 1 и 2:

4--6. "Созвездие Скорпиона поэт называет холодной тварью, потому ли, что скорпион принадлежит к гадам с холодной кровью, или потому, что зимой бывает в оцепенелом состоянии и оживает лишь от теплоты солнца, или потому, что его созвездие господствует в холодные месяцы года от конца октября до конца ноября)". Филалет. - Вообще древняя астрономия разделяла созвездия на теплые и холодные. "Хвост так полон яла", потому что в нем заключается ядовитое жало, а также потому, что осенью, именно в ноябре, когда солнце вступает в знак Скорпиона, наичаще свирепствуют болезни. "Венец из дорогих каменьев", - те звезды, из коих слагается это созвездие.

"В рукописи Monte-Casino есть следующая глосса: Ночь разделяется на шесть или семь частей или шагов, называемых по-латыни crepusculum, conticinium, gallicinium, intempestum, gallitium, matutinum и diluculum. Число это заимствовано из Исидора, a так как "Origines" Исидора были тогда хорошо известны, то Данте весьма легко мог заимствовать это деление. Итак, если ночь сделала уже два шага, то, значит, время было еще перед полночью. В таком случае "восхождение" и "нисхождение" (склоняла) ночи означают здесь не противоположности; напротив, первое выражение указывает на то, что ночь наступает, подвигается вперед, второе - то, что ночь спускается с неба, следовательно, с каждым шагом склоняется к земле". Каннегиссер. - "Ночь, как и везде олицетворяется здесь поэтом, который смотрит на ход её, как на течение звезд. Она восходит до зенита и отсюда нисходит до западного горизонта. Во время равноденствия ночь совершает свое течение почти ровно в 12 часов: в течение 6 часов она подымается, в следующие 6 часов она опускается. Следовательно, шаги ночи суть обыкновенные часы; шаги, коими восходить ночь, суть первые 6 шагов ночи, т. е. от 6 часов пополудни до полуночи. Итак, поэт, сказав, что ночь совершила уже два шага, которыми она восходит ("в стези восходит"), и уже готовилась совершить третий шаг ("склоняла - на третьем крылья вниз"), хочет этим сказать нам, что на горе Чистилища было около 3-х часов ночи, т. е. около 9 часов вечера. В первых двух терцинах он рисует нам великолепными красками зрелище, представлявшееся глазам его с горы Чистилища в ту минуту, когда восточное небо посеребрилось от блеска восходящей из моря луны и на небе засверкали некоторые звезды, составляющия созвездие Скорпиона, расположенное змеевидной линией. В третьей терцине он определяет час, когда он заснул". Скартаццини.

10--12. Ризы Адама, т. е. тело, в которое заключена душа Данте. Тело нуждается во сне, почему Данте ложится на землю, тогда как другие четверо: Виргилий, Сорделло, Нино и Куррадо Маласпина, как духи, не нуждаются в отдохновении сна.

13--15. См. "Превращения" Овидия, VI, 423--674. - Терей, царь фракийский, муж Прогмы, обезчестил сестру её Филомелу и отрезал ей язык. Узнав об этом, Прогна умертвила рожденного Филомолой от Терея маленького Итиса и, приготовив из него блюдо, заставила Терея съесть его. В наказание за это все были превращены: Терей в удода, Филомела в соловья, Прогна к ласточку, Итис в фазана. См. Чистилища XVII, 19--20. - В щебетании ласточки, впрочем, нет ничего унылого, почему Данте имел здесь в виду, как кажется, слова пророка Исайи, который говорит в скорби: "Как ласточка издавал я звуки, тосковал как голубь". XXXVIII, 14. - "Поэт грустною песнью ласточки глубокомысленно указывает на сознание в грешнике о своем грехе и страдании". Копиш.

19--20. "Надобно помнить, что Данте идет из темного леса, который он уподобляет Египту (Чистилища II, 4о--17), и что Господь сказал на горе Синае: "Вы видели, что Я сделал египтянам и как Я носил вас (как бы) на орлиных крыльях, и принес вас к Себе". Исхода XIX, 4. - Этот библейский образ глубокомысленно связует Данте с языческим мифом похищения Ганимеда орлов Зевса". Копиш. - Орел, по толкованию древних комментаторов, означает предупреждающую благость Божию.

22--24. Т. е. на вершине горы Иды, где Зевс, в образе орла, похитил красивейшого юношу Ганимеда, сына Троса и прадеда Дардана, первого основателя Трои, в то время, когда он охотился с товарищами на этой горе, и, вознеся его на Олимп, сделал его виночерпием богов (небесного совета - sommo concistoro). Овидия "Превращения" X, 160--161.

25--27. "Нравственный смысл: в обыкновенной жизни божественная благодать гнушается входить в душу грешника и тем облегчить ему путь к покаянию, если он сам не приготовил для нея путь в свою душу, подвигаясь вперед настолько, насколько может вести его одна философия. Благодать начинается лишь там, где кончаются силы человеческия". Скартаццини.

30. "В мир огня". Во времена Данте полагали, что позади воздушной оболочки помещается четвертая стихия, т. е. круг огня, простирающийся до луны и окружающий атмосферу, в которой мы живем. Брунето Латини, Tresoro, Lib. II, С. XXXVIII; Рая I, 59, 71). В эту-то сферу возносится земное пламя (Рая I, 115, 141), и вследствие возмущений в нашей атмосфере отуда вырываются молнии.

"Он нашел его в пустыне, в степи печальной и дикой, ограждал его, смотрел за ним, хранил его, как зеницу ока Своего; как орел вызывает гнездо свое, носится над птенцами своими, распростирает крылья свои, берет их и носит их на перьях своих". Второз. XXXII, 10, 11.

34. Ахилл, сын богини Фетиды и Пелея, был окунут в реке Стиксе и чрез это стал неуязвимым во всем теле, кроме пятки, за которую его держала мать при погружении в воду. ей было предсказано, что он погибнет перед Троей. Он был отдан на воспитание мудрому кентавру Хирону (Ада XII, 71), в Фессалию, и, когда он возрос, мать перенесла его сонного на остров Скир к царю Ликомеду, где Ахилл, переодетый девицей, продолжал свое воспитание вместе с его дочерьми. Но, несмотря на это, Улисс (Ада XXVI, 61 и примеч.) хитростью увлек его в войска Ахеян. Данте в картине пробуждения Ахилла намекает на следующее место Ахиллеиды Стация I, 247--250:

43. T. e. Виргилием.

44. "Данте заснул (примеч. к ст. 7--9) около 9 часов вечера; a так как в равноденствие солнце встает в 6 часов и так как теперь (28-го марта, 8-го или 10-го апреля) уже 8 ч. утра, то, значит, Данте спал 10--11 часов, что не покажется слишком долго, если примем во внимание, что до сих пор в течение полных трех суток он не спал ("на пути про отдых позабывши", Ада XXXIV, 135), проходя трудной адской дорогой". Ноттер.

45. Данте обращен лицом к морю, так что видит лишь воду и небо, что еще более увеличивает его удивление и страх.

46. "Как безсознательно переправляется Данте через Ахерон (Ада III, 136 и начало IV), так безсознательно является он здесь к вратам чистилища, чрез непосредственное божественное водительство и озарение (стихи 55--57). Как отдельные личности, так и целые народы выдвигаются вперед из долго подготовлявшагося в тишине внутренняго кризиса". Штрекфусс. - "Показать ему и Виргилию особенную дорогу к этим вратам, как надеялся Виргилий в песни VI, 69, не могла ни одна душа; это - потому, что очень узкия врата чистилища становятся видимыми лишь тогда, когда к ним совсем приблизиться (стихи 62, 76), a также потому, как указано в песни VII, 40 и далее, что от того места, где находится Сорделло, не подымается вверх никакой особенной тропинки, но идущий к вратам должен сам отыскивать ее по всему протяжению горной крутизны". Ноттер.

52. Здесь положительно указывается на различие утренней Авроры (Dianzi, nell'alba che presede al giorno) от отблеска месяца, когда заснул Данте (стихи 1--3).

55. "Лючия (Ада II, 94) есть благодать озаряющая. Из рассказанного в стихах 19--33 сна мы видим, что внешним образом он вызывается в поэте ощущением переноса из тенистой долины на озаренную солнцем высоту; внутренним же образом он имеет глубокий символический смысл. Он означает именно, что человек никогда не возносится по собственной воле к высшему свету, но всегда не иначе, как при содействии божественной благодати, и весьма глубокомысленно то, что в том состоянии, в каком душа предается своему сродству с божеством еще только поэтично и еще, так сказать, полустихийно, т. е. во сне, - всетаки это приближение к царству света носить на себе величавый и вместе с тем грозный характер, выражаясь, как здесь, в образе, заимствованном из язычества (орле), тогда как в действительности это приближение совершается в высшей степени кротко и приводит к христианскому смирению и покаянию. Впрочем некоторые комментаторы видят в этом орле символ императорской власти, так как местность, где появился орел, указывает на Трою (гора Ида), стих 22 и далее, откуда родоначальники этой власти вышли под водительством орла (Рая VI, 1--3). В таком случае сон этот будет означать то, что при помощи божественной благости орел, т. е. императорская власть, оторвет Данте от его прежних гвельфских стремлений к убеждению, как необходима эта (императорская) власть для основания царства Божия на земле. Но такое толкование очень сомнительно". Ноттер.

58. "Средь призраков" (в подлиннике: Sordel rimase, e l'altre gentil forme); т. е. Нино, Куррадо и венценосные души (чистилища VIII, 44).

61--62. Под именем "вход" здесь разумеется не самая дверь чистилища, так как она заперта (стих 120), но то углубление в скале, которое вначале представляется в виде щели, подобной той, какая делит стену. В углублении этом, перед дверями, где сидит ангел, находится площадка, на которой останавливаются входящие в самое чистилище. Бути первый указал на это обстоятельство и устранил мнимое противоречие между "quel entrata aperta" стиха 62 и следующими словами Данте, по смыслу которых она должна была быть "chiusa" (запертою), стихи 111 и 120.

"Вступление в чистилище, в собственном смысле, есть, безспорно, главный акт оправдания, с помощью которого грешник отвращается от грехов и решительно устремляется к Богу. Здесь, поэтому, наиболее уместно изложить учение схоластиков об оправдании. - Хотя нравственное улучшение есть дело всей жизни и во всех своих стадиях - плод взаимодействия благости с свободной волей, тем не менее настоящее очищение от грехов дело одного лишь момента, в котором прощение грехов и оправдание соединены неразрывно. Этот момент наступает у некоторых мгновенно, чудесным образом, как у Павла; у других - и это обыкновенный способ - ему предшествует неполное обращение, или некоторое размышление, которое еще не принадлежит к настоящему оправданию. Самому же оправданию, по Фоме Аквинскому, принадлежат четыре части: прежде всего излияние действующей благодати, затем двойственное движение свободной воли к Богу и от греха, и, наконец, цель - прощение грехов. Хотя все эти четыре части по времени неразделимы между собой, однако gratia operane, как первичный источник оправдания, занимает первое место, или, говоря словами Фомы, она есть первая между ними в порядке природы. Когда же наступило оправдание, тогда дальнейшие успехи в добре будут действием содействующей благодати в соединении с свободной волей. Каждым таким шагом человек заслуживает новую себе милость, и при том не как награду или плату - понятие, не согласующееся с отношениями Бога к человеку, но, выражаясь языком схоластиков, по достоинству, так как оно соответствует Божественному порядку (Фома Акв. Sum. Theol II, 1. quaest 111--114). - Это-то неполное предварительное подготовление изображается в преддверии чистилища; но и оно не могло совершиться без содействия божественной милости. Поэтому-то Беатриче всегда посылает через Виргилия к Данте Лючию (Ада, 11, 97). Теперь легко объясняется, почему Лючия (здесь, очевидно, gratta operane) берет спящого Данте и без его собственного содействия приносит его к вратам чистилища; ибо первый толчок к оправданию приходит свыше; но вместе с тем понятно и то, что для того, чтобы войти в самые врата, всетаки необходима собственная решимость со стороны поэта и указание Виргилия (разума, свободной воли). Филалет.

61--66. Изображение человека, решившагося наконец обратиться к лучшему (Чистилища XXI, 61 и далее). "Данте заимствует сравнение из самой вещи, которую описывает, или, другими словами, самую вещь делает предметом сравнения, он сам есть тот человек, который от сомнения переходит к уверенности". Скартаццини.

70--72. "Опять новый намек на аллегорическое значение поэмы, как и в предыдущей песни, стих 19. Впрочем, здесь указание это почти не нужно, смысл ясен. Орел и Лючия обозначают, как мы видели, озаряющую благодать Божию. Поэт прославляет здесь свое искусство, и, действительно, этот сон совершенно уместен; ибо озаряющая благость Божия, или переворот в наших душах, твердая решимость к совершенствованию есть нечто неизъяснимое, как бы некий дар Божий; но вместе с тем человек этим решением подымается в высь, принадлежит уже добродетели, становится новым человеком, хотя еще не совершенно чистым и блаженным. Так точно и Данте, сам того не зная и без усилия, вознесен здесь до самого порога истинного места очищения; ибо Данте во всем, что он видит, чувствует и переживает, всегда изображает в себе состояние, которое должно быть обозначено, или, по крайней мере, это намерение поэта очень явственно выступает в некоторых местах его поэмы, и притом в Чистилище и в Раю гораздо явственнее, чем в Аде". Каннегиссер.

73--75. "Путь к совершенствованию только вначале труден и узок; но он расширяется сам, когда намерение наше твердо и мы идем неустанно". Каннегиссер. - Дверь чистилища, являющаяся как щель в стене, представляется совершенно противоположно адскому входу: та обширна (Ада И,20), эта узка; та всегда раскрыта настежь для идущих путем погибели (Ада VIII, 126), эта заперта; та никем не охраняется, эта охраняется стражем. "Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущия в погибель" и многие идут ими; потому что тесны ворота и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их". Матф. VII, 13, 14.

76. "Врата" - именно те святые врата Петра, о которых сказано в Ада I, 134, ведущий входящих в них к блаженствам рая. Под этими вратами надобно разуметь самого Христа, согласно с Иоан. X, 7. "Я дверь овцам". - О символическом значении трех ступеней см. ниже.

"Привратник (вратарь) есть священник вообще и в частности - папа, как наместник Св. Петра. В особе его олицетворяется религия, потому что лик его так блестящ, что даже кающийся грешник потупляет пред ним очи. В руке его - меч, как символ правосудия и безпристрастия. Он молчит до тех пор, пока не убедится, что обратившийся хочет приблизится к нему; но тогда исповедует он его кратко и не скрывает от него всю трудность обращения. Ему достаточно знать, что приходящий к нему просветлен озаряющею милостью, и тогда он свободно впускает его".Каннегиссер. - Таково же мнение о значении привратника большей части древних комментаторов. Повидимому, Данте имел здесь в виду слова Св. Павла: "И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие". Ефес. VI, 17; также слова книги Бытия о пламенном мече херувимов при дверях рая сладости (III, 21); также пророка Даниила: "Лицо его - как вид молнии". Дан. X, 6.

85. Т. е. с того места, где вы находитесь. Почти теми же словами встречает поэтов кентавр Несс в аду (Ада XII, 63). "Только те могут быть участниками благотворного действия религии, к которым она действительно снизошла в сердце при помощи озаряющей божественной благости - того озарения, в котором никогда не бывает недостатка в чистом сердце, в стремящемся выше духе. Кто же приблизится к этим вратам без такого призвания, того поразит, как лицемера, сверкающий в руке привратника меч". Штрекфусс.

86. "Кто вас привел?" - По мнению Биаджиоли, "души, коим наступил час очищения, приходят в чистилище в сопровождении ангела", подобно тому, как ангел привозит души от Рима к берегам чистилища, почему и Катон, видя поэтов, спрашивает их: кто их привел? (Чистилища I, 43). Мнения этого держится большинство комментаторов. Следовательно, привратник, сделав этот вопрос, разумеет здесь не Лючию, a ангела.

"Подумайте". Сличи Ада V, 20. То же самое говорит Христос ученикам своим: Лук. XIV, 28--30. "Чтоб не было вам худа". Сличи Ада XXIII, 13 и далее.

94. "Вход в чистилище есть символ таинства покаяния. Ангел, сидящий у входа, в силу сказанного выше, обозначает символически духовную власть церкви разрешать и связывать, т. е. духовника. Сущность таинства покаяния, по учению церкви, состоит из трех актов со стороны кающагося, соединенных со священническим разрешением, придающим им полноту. Эти акты суть: раскаяние, исповедь, или покаяние, и удовлетворение. К первому принадлежит сознание в совершенных грехах, скорбь о них и желание исправиться; ко второму - сознание в грехах перед посвященным и снабженным духовною юрисдикциею священником; наконец, удовлетворение есть действие благочестивого покаяния, служащее частию к уничтожению временного наказания греха, частью - к улучшению жизни. Ко всему этому, как ключ в своде, должно присоединиться пастырское отпущение, какое священник, в силу врученной ему власти ключей, может дать или не дать, смотря по тому, насколько раскрылось состояние духа кающагося". Фома Акв. Sum. Theol. III, quaest. 84--90, suppl. quaest. 1--20. "In perfectione autem poenitentiae tria observanda sunt, scilicet compunctio cordis, confessio oris, satisfactio operis". - Петр Ломбардский. Sent. lib. IV, dist. 16, lit. A. "Haec est fructifera poenitentia, ut, sicut tribus modis Deum offendimus, scilicet corde, ore et opere, ita tribus modis satisfaciamus". - "Нет никакого сомнения, что в трех ступенях, по которым поэт входит к ангелу, он олицетворяет эти три акта покаяния: сокрушение сердца, сознание уст и удовлетворение действием". Филалет. Скартаццини.

94--103. "Три ступени означают три акта покаяния. Первая выражает раскаяние, потому она вся из белого мрамора, столь блестящого, полированного (в подлиннике: si pulito e terso), что в нем весь образ или тень Данте, так, как он есть (quale i' paio), отражается, как в зеркале, в знак того, что сознание в грехах должно быть полное и откровенное. Вторая ступень означает раскаянное сокрушение сердечное, почему и сложена из камня багрово-темного (perso, цвет, обозначающий черноту сердца), грубого, перегорелого и надтреснувшого, так как и самое слово con tritio, по Фоме Аквинскому, происходит от того, что окаменелое сердце грешника при этом должно быть сокрушено, или раздроблено (Suppl. quaest. 1). - Через эту ступень Данте восходит на третью, означающую удовлетворение или примирение, почему и камень, легший в эту ступень, красно-огненного цвета, как кровь, брызнувшая из вскрытой вены. Этот цвет её, по одним древним комментаторам, означает самобичевание грешника, по другим - силу любви человека, побуждающую его сознаться в грехах своих, чтобы снискать удовлетворение в своих недостатках; может быть даже пролитую за искупление грешников кровь Христову. - На ней (ступени), как на фундаменте, воздвигнуто все здание церкви и, следовательно, лишь на ней зиждется вся духовная власть, сосредоточенная в священнике. - Только тогда, когда кровь Христова составляет основу всего духовного могущества и когда это могущество ограничивается лишь тем, что основано на таком фундаменте, только тогда престол этой власти будет чист, блестящ и несокрушим, как адамантовый праг, на котором возседает вратарь.

104--105. "Праг, что блеском походил на адамант" (в подлиннике: la soglia, Che mi sembiava pietra di diamante). Алмаз или адамант - твердевший камень, имеющий свойство, по древнему сказанию, разгонять страх. Уже у Гомера, Гезиода и Виргилия (Aen. VI, 55) он, как символ несокрушимости, образует порог подземного мира; в святом писании он обозначает также несокрушимость (Иезек. III, 9). Согласно с этим, адамантовый праг, на котором возседает ангел, означает подвиг искупления Христова, или, говоря словами Филалета, - "драгоценную заслугу Христа, чрез которую получает свою силу обязанность священника отпускать грехи".

106. "По доброй воле", т. e. по моей собственной. "Виргилий (разум) возводит Данте, ибо сам разум указывает нам на обращение к религии, которая одна может снять все затворы с дверей очищения". Каннегиссер

требует церковный обряд покаяния при mea culpa" Ноттер. Филалет.

112. Р есть начальная буква латинского (в церковном языке) слова Peccatum (грех). Каждое Р обозначает один из семи смертных грехов, как мы увидим в продолжении поэмы. Они будут исчезать с чела поэта лишь мало-по-малу, по мере того как он будет очищаться от греха вслед за грехом, или, говоря образно, по мере того, как он будет проходить по всем семи отделениям чистилища.

115. Одежда на ангеле имеет цвет золы, или земли, вырытой лопатой (в подлиннике: terra che secca si cavi) для обозначения покаяния и человеческого ничтожества (по Каннегиссеру, - человеческого тела, в которое сам Христос облекся и чрез то стал человеком). Вместе с тем одежда эта, далекая от всякой роскоши и мирских украшений, означает смирение, столь приличное священнику при постоянном созерцании Бога и ничтожества всего того, что составляет гордость человека". Штрикфусс, - "Смирение же более всего приличествует священнику: он не возносится над человеком, но совершенно равен ему (стоить на одной доске с ним) и должен скорбеть при разоблачении грехов его". Ноттерь. - "Пепел (зола) искони был символом покаяния, почему кающияся в неделю покаяния (в католических церквах) посыпают главу свою пеплом". Филалет.

"Серебряный ключ, как говорит Фома Аквинский, - искусство распознавать достойного от недостойного: золотой - основанное на заслуге Христа могущество давать отпущение или наказывать. Фома Акв. Sum. Theol p. II, Suppl. queast. XVII, art. 3 след, Под серебряным ключом разумеется, стало быть, первое; этот акт должен необходимо предшествовать последнему; кроме божественной помощи, оно требует еще и человеческих сил и способностей и должно понимать, может ли быть вообще речь об отпущении, должно распутать узлы. Зато последний, наоборот, драгоценнее, так как он всецело основан на заслуге Христа; но во всяком случае необходимы два ключа для полноты прощения грехов". Филалет. - Слово "замок" означает, следовательно, человеческое сердце.

127. Т. е. ключи вручены мне св. апостолом Петром, который получил их от Самого Христа: "И дам тебе ключи Царства Небесного", Матф. ХИИ, 19. Ангелу переданы ключи Петром потому, что ангел здесь есть символ священника.

127--129. Т. е. скорее отпусти грехи недостойному, чем откажи в том заслуживающему отпущения, - намек на библейския слова: "Не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своей и жив был". Иезек. XXXIII, 11. Ангел ошибиться не может, но здесь под ангелом разумеется священник".

"Воспоминайте жену Лотову". Лук. XVII, 32, и: "Никто, положивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия". Ibid. IX, 62.

133. Двери старинного устройства вращались не на петлях, а на крючьях.

136--138. "Утес Тарпейский", или вершина Капитолия. Здесь находилось римское казнохранилище. Юлий Цезарь, перешедший Рубикон, вступил в Рим, после бегства Помпея, и хотел завладеть казною вечного города; но трибун Метелл, из рода Цецилиев, человек безукоризненной честности, храбро возстал против победителя Галлии, которому пришлось завладеть казнохранилищем силою, причем двери Тарпейского храма растворены были с громом и казна расхищена.

Двери Тарпейския заскрипели оттого, что в течение многих лет не отворялись вовсе. Точно так и двери чистилища издают треск, так как редко приходят к ним с чистым покаянием и оне редко отворяются.

138. "И оскудев расхищенной казной" (в подлиннике: per che poi rimase macra) - "сказано, повидимому, в противоположность к неизсякаемым небесным сокровищам, в обилии хранящихся в пределах чистилища". Ноттер.

"Резкие звуки отворяющихся дверей чистилища переходят в торжественное пение, для обозначения того, что вначале покаяние жестко для нашего естественного чувства, но затем сменяется, на получении отпущения, ощущением блаженства". Филалет.

140. Внутри раздаются звуки церковного гимна, сочиненного св. Амвросием по случаю обращения св. Августина, при чем первый начинал петь: "Те Deum laudamus!" (Тебе Бога хвалим), a другой продолжал "Те Dominum confitemur" (Тебе Господи исповедуем), и таким образом пели весь гимн попеременно. Гимн этот благодарственный, воспеваемый церковью лишь в торжественных случаях, и потому весьма идущий в данном случае: души внутри чистилища поют его в благодарность Богу, допустившему как их самих, так и поэтов в чистилище.