Поэмы
| Автор: | Демель Р., год: 1908 |
| Примечание: | Перевод Николая Шрейтера |
| Категория: | Поэма |
| Связанные авторы: | Шрейтерфельд Н. Н. (Переводчик текста), Луначарский А. В. (Автор предисловия/комментариев) |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Поэмы (старая орфография)
Рихард Демель.
I. ДЕМОН ЖЕЛАНИЙ.
II. ОСВОБОЖДЕННЫЙ ПРОМЕТЕЙ.
Рихард Демель поэт совершенно неизвестный у нас в России. Между тем это безусловно интереснейший лирик Германии, один из интереснейших в Европе. В настоящее время и критика, и большая публика ставит его имя рядом с именем Детлева фон-Лилиенкрона. Демель - поэт-мыслитель. Но мысль у него непрерывно связана с ярким образом и жгучим чувством. Ибо он воистину поэт. Его стихи - это сложные переживания передовой, глубокой и мощной личности.
Демель начал с индивидуализма. Да он, в сущности, не разстался с ним и до сих пор. Но огненный, здоровый, гордый индивидуализм Демеля, индивидуализм могучого, страстного лесного полу-зверя, сына полуодичалого лесничого, усложненный потом всей многосторонностью ощущений художника пролетария, затерянного в океане мировой столицы - не имеет ничего общого с хилым, тепличным, надуманным индивидуализмом больных людишек, воспевающих свои неврозы.
Демель корнями врос в землю, воспитался рядом с дубами и соснами; он, как Верхарн, внес массу животной силы из глубины деревни, как Верхарн, он постиг ужас и надежду, грязь и поэзию города.
Его индивидуализм так интенсивен, что невольно привел его к столкновению с мещанским укладом и, с другой стороны, к широкой, возвышенной симпатии. Такой индивидуалист, как Демель - должен был прийти к социализму, и пришел к нему.
Он написал ряд чисто социалистических стихотворений. Но в сущности все его философския лирическия поэмы прямо или косвенно связаны с идеей социализма.
Выбранные переводчиком поэмы относятся к двум разным периодам творчества поэта. "Демон желаний" написан еще в юности. Уже тут заметно отличающее Демеля широко симпатическое чувство. Но что за "слово" должно быть произнесено ради спасения людей от собственных желаний, столь изуродованных эгоизмом, плодом мещанского уклада жизни? Демелю положение кажется безнадежным. Люди заслуживают смерти, иного искупления нет для них. Пощады! Но позднее Демель найдет это искупление в связи индивида с передовыми группами человечества, несущими смерть эгоизму, с космосом, дарующим истинное безсмертие.
"Освобожденный Прометей" написан в зрелый период. Это памятник порывов отчаяния перед лицом неисправимой природы людской. Но поэт видит в людях способность быть солидарными. Пусть она редко просыпается, но за эту искру люди спасены, ибо она разгорится в пламя.
Мы надеемся познакомить читателя и с другими произведениями Демеля.
I.
ДЕМОН ЖЕЛАНИЙ.
И снова поздно я сижу один
И пристально гляжу в самозабвеньи
На порожденья горя моего.
Вокруг себя неясный чад желаний
Я вызвал сам и сумрачно смотрел,
Как похотей роились привиденья:
Они кишели и в жестоких муках
Друг друга пожирали. В судорожной пляске,
В конвульсиях они соединялись,
Чтобы уродов новых порождать,
Пока в безумной боли, наконец,
В орбиты глаз я не впился ногтями
И от кошмара дикого очнулся.
Тогда, шатаясь, подошел к окну я
И стал вдыхать безмолвный сумрак ночи.
В туманном, тусклом свете предо мной
Берлин простерся - крыши, купола...
И башни гордые, и дымовые трубы,
Вставали в небо блекло-голубое:
Как будто-бы из гроба великан
Мнимо-умерший пальцы протянул
С униженной и страстною мольбою:
"Жить, жить хочу, - питаться и дышать!"
Услышал я: кишели там желанья
Неутоленные, за душными стенами,
Как черви смрадные в могиле, полной тьмы...
Там призрак - голод, звонкими костями
Стуча о землю, просит, чтоб она
Разверзлась гробом... И увидел я
Нужду, что бегает по улицам безстыдно,
И в кучах мусора и грязи - нищету.
Такой ничтожной показалась мне
Моя нужда. И жалость без границы,
До ужаса, вдруг погнала меня
В глубь одинокой комнаты моей,
И я сидел на лампу мрачно глядя,
И мрачно я глядел на тень свою,
Расплывчато качалась и кивала,
И чудилось - смотрела на меня,
Таинственной загадкою пугая...
Вдруг двинулась,. скользнула, поплыла,
И низкий голос глухо прозвучал:
"Иди за мной! Желанье - наслажденье,
A достиженье - смерть. Иди, смотри!"
И мы пошли. В пустыне полдень душный
Лениво полз по желтому песку.
Ничто не двигалось. Лишь спутник мой угрюмый,
Закутанный, и черный, и немой,
Шел предо мной в пылающем разливе
Нагих песков и желтого огня.
Я брел за ним, прикованный незримо
К его следам... Вдруг пропастью у ног
Земля разверзлась. Вздрогнув, я отпрянул.
Но Сумрачный недвижимо стоял.
Он указал направо: на обрыве
Причудливо сверкали купола
Под капюшоном голос прозвучал:
"Храм Исполнений"! Я затрепетал,
Холодным ужасом охваченный глубоко.
И снова тяжко зазвучала речь:
"Три лучшия желания твои -
Исполнятся!" - И распахнулись шумно,
С железным грохотом широкия ворота.
Завороженный думами глядел
Я в темный вход. - Всего земного шара,
Казалось, там желанья волновались,--
Мильярды неисполненных желаний.
И покраснев от жгучого стыда,
Я захотел жестоко наказать
Лукавого, и радостно воскликнул:
"Пусть каждого из смертных на земле
Исполнится заветное желанье!"
И некто, в черном, призрачном плаще,
"Пусть каждого", - ответил равнодушно.
И показал назад, невозмутимый,
Из пыли клекот хищный доносился -
Как будто коршуны слетались на добычу.
От горизонта, точно злая туча
Надвинулас, разбухла, закруглилась,
Разорвалась, вскрутилась буйным вихрем
И распласталась с шумом громовым
Летя на нас... Все ближе, всю долину
Заволокла, гонима дикой бурей,
Клокочущая масса. Ближе, ближе
Подкатывалась, ширилась, росла
В огромные толпы, полки и вереницы
Тел желтых, белых, черных и иных.
Под бешеным их бегом и безумной,
Дымящейся от пены, дикой скачкой
Земля стонала... Словно вперегонку
Уж пронеслися первые ряды
По склону вверх, по ступеням огромным
Гигантской лестницы - к таинственному храму.
И вот, за ними ринулась, как буря,
Прочел я в ужасе. Но спутник неподвижно
Стоял, как прежде, около меня.
И первые с захваченным добром,
Предметом их заветного желанья,
Уже идут из сумрачных ворот.
И трепеща, и радостно волнуясь,
За ними я следил. И вот - один
Несет под мышками два ветхих фолианта,
Другой почти ползет под ношей звонкой,--
Мешками с золотом он тяжко нагружен.
Вот бережно старик несет горшочек
С цветком каким-то. Вот, собой любуясь,
Красавица надела ожерелье
Из жемчуга...
Как-бы ища опоры,
Схватил я воздух трепетной рукой:
Вот - с криком ликованья, потрясая
Врага окровавленной головой,
Из храма вождь бежит... A на ступени верхней
В одну и ту же... И застыли с ней.
И судорожной болью состраданья
Скользнула дрожь по телу моему,
Но после овладело отвращенье,
Мгновенно пробежала вдоль спины
Как-бы струя холодной, жесткой злобы.
Сжав кулаки, я к небу возопил,--
"О, Всемогущий, уничтожь", молил я,--
"Гнездо червей!... Погибнуть должен тот,
В ком нет любви! И тот лишь нужен миру,
Чью душу жжет великая тоска
О благе общем, кто горит желаньем
Всех искупить от тягостных невзгод!"
"Так, Искупленье", - зазвучало глухо -
"Твое второе лучшее желанье!" -
И в голосе послышалась угроза.
Вдруг предо мной, и сверху и повсюду,
Вниз по громадным, страшным ступеням
И по обрыву, - бешенным потоком,
В борьбе смертельной ринулись тела.
И так-же вверх, безудержно и шумно,
В огромные и черные ворота,
По ступеням, кипя, летел бурун.
И с грохотом сшибаясь в дикой пляске.
И вверх и вниз вздымаясь бурей волн,
Кипит хаос, и рушатся над бездыой
Безчисленные мертвые тела...
И я глядел... A солнце заходило,
Краснел закат... И груды новых тел,
Хрипевших дико, бездна пожирала.
И я молил, чтоб крикнул кто-нибудь
Священное, сверкающее слово,
Сказать которое я был не в силах...
И вновь гляжу: вот - пролетает мимо
Раздавленный любимейший мой друг,
Вот трупы братьев и сестер несчастных...
Вот мать моя... "О, мама!", но она
Идет наверх с модьбою за меня -
За это умерла она, как все.
И тупо я смотрел перед собою.
Безсмысленно и дико улыбаясь,
В воронку ямы тупо я глядел,
И сам себе казался я безумным.
Застыло сердце и блуждая взор
Застывшие встречал повсюду взоры...
И все они смотрели на меня,
Смотрели на меня, как я на них.
Во всех глазах я узнавал свой
Стеклянный взор, с безумною улыбкой...
Вдруг всхлипнул я, упал и разрыдался -
И разлилась, как море, тишина.
И черный шелк скользнул по лбу упруго;
Как сумерки на плечи опустилась,
Волнуясь ткань... И будто ветр ночной
Донес слова: "Еще одно желанье,
Последнее желанье назови!"
И дуновенье стужи пробежало
Забормотал я что-то, но слова,
Как в бурю пыль, крутилися без смысла;
В моих ушах звучал еще хаос...
И страх пред жалкой жадностью моей
И слепотой сдавил мне петлей горло.
Раздавленный лежал я и лежал,
Надеяться и верить уж не смея,
И, наконец, безсильно простонал:
"О, Милосердие!" Открыл глаза я:
Кивала тень, - бледнела, исчезала
Чадя, мерцая, лампа догорала...
II.
ОСВОБОЖДЕННЫЙ ПРОМЕТЕЙ.
С Кавказских гор нисходит Прометей;
Зевс дал ему прощенье и свободу,
И с ледников, к которым был прикован,
Спуститься ныне может великан;
И вновь к земле он смеет прикоснуться,
Увидеть мир, который так любил,
Что для людей, пожертвовав блаженством,
К отвергнутому, бывшему любимцу
Был царь богов неслыханно жесток:
Зачем увлекся он преступным искушеньем -
Для мира взял сокровище богов?
Он получил за то свою награду -
Венок терновый.
Таков Олимпа был карающий закон.
Гнев Громовержца, наконец, остыл.
Не то из прихоти, не то из сожаленья
Разбила молния тяжелые оковы
Из отвердевшей лавы. И свободу
Узнал опять страдалец Прометей.
О, мука страшная! Истерзанное тело,
Растертые цепями, в язвах руки,
Сведенные и высохшие пальцы...
Кровоточащая горит под сердцем рана,
Которую так долго день за днем
И так жестоко коршуны терзали.
О, дни безсилья, тягостные дни -
Когда он в первый раз, легко метавший горы,
В тоске смертельной руки уронил,
Вдруг обезсилев перед мрачной злобой
Нависшого грозой отца богов.
И, страшный час, в душе сломивший гордость,
О, час отчаянья и гибели надежд!
Но все прошло, и вызова пожар
Погас в глазах. Лишь тень утихшей бури
Да серый пепель смолквувших страстей
На глубоко-морщинистом лице
Слились в одно больное выраженье
И кажется, что носит он в себе,
Как нечто чуждое, обугленные корни
Могучих сил...
И клочьями седых его волос
Со свистом леденящий ветер веет.
Он вниз идет, - согбенный великан.
Он у людей хотел-бы отдохнуть,
Вокруг себя собрать их, как детей,
Увидет мир, расцветший лучезарно
С тех пор, как искры неба золотые
Он подарил бродячим, и впервые
На очаге зажег святой огонь.
Он хочет насладиться существами,
Которые из жадности, как звери,
Жестокие, друг друга ненавидя,
За обнаженную боролись жизнь...
И были им в людей превращены.
И шел он вниз,--в цветущую долину,
Где зеленели пышные поля,
Цвели сады, и в зелени повсюду
Виднелися деревни. A вдали
Вставали укрепленья городов.
"Взгляни-ка, Зевс", он молвил восхищенный:
"За этот мир не дорогая плата
И тысяча мной выстраданных лет!...
Ах, к людям, к людям я хочу скорее!"
И он пришел в деревни, города,
И все ходил, и все искал повоюду
И что-ж нашел?
О, горе, горе! В мире все, как было -
И ненависть, и жадность, и расцвел
Лишь новый род и жадности, и злобы
И рядом с ними новое уродство
Он встретил: Зависть, - рабскую, глухую,
Гнуснейшую, боящуюся света,
Из за богатства мерзостную зависть!
A между тем ведь было-бы довольно
Для всех!... Заглядывал он в хижины ж замкн,
Повсюду было то-же, что и прежде,--
Все, все, как прежде... Даже было хуже.
Усталый, подошел он, наконец,
К жилью священника. Здесь веял мир,
К которому столь долго он стремился.
У очага приветливо горела
Лампада вечная - живая благодарность
И захотел под кровом человека
От всех тревог в пустыню удалиться.
К хозяину, который огонек
В лампадке поправлял, он обратился:
"Я Прометей, пусти меня к себе!"
Но тот взглянул испуганно, тревожно
В лицо огромного седого человека
И отступил, нахмурившись угрюмо,
И заперся. Сквозь двери жирный голос
Протек сурово: "Прочь иди, старик,
Мой уголок мне нужен самому...
Уж не придет безумец Прометей,
Он жил давно. Тогда жилося легче,
Светлее жизнь была!..." И туфли
Зашаркали и стихли в глубине.
И гневно о порог ударил с силой,
И в первый раз угргомо зарыдал.
"О, Зевс, как ты жесток, как ты караешь.
Иет, я не заслужил такого мщенья...
" И с рыданьем
Вдруг дикий хохот грудь его потряс.
Рыча бежал взбешенный великан
Прочь от людей, скорее к морю, в море -
"В волнах покой найду я, "
И вот он встал на выступе скалы.
Увидел вновь он пышную страну,
Луга в цвету и нивы золотые,
И рощи, и прекрасные сады...
И возвышались башни городов.
Он думал, что навек мертва в нем злоба,
Но вдруг она воскресла, овладела
Его душой с неслыханною силой
Он стал хватать и в бешенстве слепом
Швырял их в море с воплем изступленным,
Над бездною морской носился дико
Его рыдающий, безумный хохот:
"О, если-б мог я размозжить весь мир!
Вы - блого осквернившие мое -
О, люди, люди!..."
Но, чу! Не крик-ли прозвучал над морем?
Мольба о помощи. Он наклонился:
Морская бездна черно колыхалась,
На пене волн челнок полуразбитый
Носился. A в пучине человек
За жизнь свою отчаянно боролся.
Другой рыбак спешил в водоворот.
A Прометей, склонившись со скалы,
Глядел на них и узнавал обоих -
Он их встречал в скитаниях своих.
Которых видел он. Они дрались
Смертельными тогда врагами,
Теперь соединило их несчастье,
И жизнь врага спасал недавний враг.
На дикий берег выползли они,
Усталые, измученные оба,
И бросились в объятия друг другу.
А Прометей с возвышенной скалы
Они-ж смеялись, бурно ликовали...
Он думал, что навек мертва в нем радость,
Но вот она воскресла, благодарность
Возникла в нем с неведомою силой.
"О, Зевс, благодарю тебя!" - воскликнул:
"Ты - бедный бог, a я - я так богат,
Опять в груди я чувствую любовь!
О, дай мне жить, я не страшусь страданий...
"
Сборник товарищества "Знание" за 1908 год. Книга двадцать четвертая