Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина. Часть вторая.
Страница 1

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина. Часть вторая. Страница 1 (старая орфография)

Переведена с Французского
Яковом Трусовым.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Издание второе.

в Санктпетербурге
при Императорской Академии Наук
1775 года.

Жизнь моя идет по пословице: Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить, ибо борясь тритцать лет с различными и безпримерными нещастиями, и не смотря на то, что преодолевши оные, хотя и начал было наслаждаться душевные и телесные чувства услаждающим излишеством; но презря все, чему продолжительным искусством научился, коим образом с посредственной жизни, в которой я при довольствии своем тогда находился, благополучие наше постоянно быть должно, и будучи уже 63 лет не мог преодолеть врожденной мне склонности к странствованию.

Никто, надеюсь я, не подумает того, чтоб я при всем своем богатстве для того по свету бродит вздумал, чтоб умножить такой капитал, с коего получаемых процентов, для содержания всей моей фамилии, не только не исходило, но и за тем так много оставалось, что естьлиб захотел не по мере своего состояния иметь экипаже, умножить число служителей и отяготиться излишним великолепием, о коем почти сказать правду, и не имел я понятия, тем меньше к тому склонности, то оного и для сего конечноб стало. Но поверить должно, что всему тому причиною была моя завсегда в бедство приводящая меня охота к странствованию, и особливое желание видеть поселенной мною острове, кои лишили меня всякого здравого разсудка, и довели наконец до крайности.

Видении злых по свету скитающихся духов состоят, по мнению разумных людей, только в пустых простого народа о том разглашениях; а когда такое видение с кем случается, то сие произходит от собственного и безразсудного егож воображения; почему они тех, которые сему духов прехождению верят, почитают в разуме тронувшимися, в число которых и я, по неосновательным своим желаниям, тогда попался; ибо воображение мое так наконец разум мой помутило, что часто представлялось мне, будто бы я нахожусь действительно в замке моего острова, вижу избавленного мною Гишпанца, отца слуги моего и трех оставленных на оном бунтовщиков. Разговаривая с ними во сне и проснувшись на яву пред собою будто бы их стоящих видывал, а от того опамятовавшися приходил в несказанной ужас. А в некое время казалось, будто бы Гишпанец с отцом слуги моего рассказывали мне, коим образом намерены они были изрубить, или уморить с голоду несносных им помянутых головорезов, и как они для сего сожгли все запасенные ими съестные припасы, и что я на прозбу Гишпанцов склонясь, приговариваю их и сам к висилице. В таком безпокойствии препроводил я несколько лет, не вкушая никаких веселостей, а упражняясь только в размышлениях на глупой склонности своей к странствованию основанных, ко исполнению которых конечноб еще в самом их начале приступить не отрекся, естьлиб жена моя меня от того разумными своими советами удержать не потщилась; а слова её были столь сильны, что начале было я подробнее входить в сие мое глупое предприятие. Какая мне есть нужда, разсуждал я, вступать в то, чево мне не снести по моим летам, и за что ввергнуть себя к пропасть, из коей выбрался я столь щастливо, и почто искать щастия, когда я его уже действительно в руках своих имею.

В молодости и прежней бедности такой поступок мой был мне простителен; нынеж имею я жену и двух детей, а при том так стар, что лучше мне готовиться к смерти, нежели усугублять свои сокровища. Все сие приняв в уважение, успел я наконец овладеть своею страстию и покорить ее разуму; лучшей же способ к тому избрал я трудолюбие. Оно умерщвляет в нас дурные мысли, обыкновенно от праздности раждающияся.

Во исполнение сего нового намерения купил я себе в графстве Бедфордском деревню, и удалясь во оную по склонности своей к земледелию, начале упражняться в домостроительстве. А отдаленность ее от мест морскими путешественниками посещаемых, лишила меня всех способов к возбуждению моей природной к странствованию страсти.

По приезд со всею моею фамилиею в помянутую деревню, закупил я все для исправления оной, також пашни и лугов мне при надлежащих, необходимо нужные вещи, завелся скотиною, и так скоро зделался добрым хозяином. Смотрел безпрестанно за работниками, разводил сады, и упражняясь в делах домашних, почитал щастливою жизнь свою, тем наипаче, что по претерпении великих трудностей, взыскал способ к хранению себя от случающихся в коловратном светском обращении нещастием, и будучи в деревне своей самовластным, так было привык к сей свободной жизни, что о предприятии новых странствованиев больше уже и не думал, а почитал себя изобретшим хвалимую отцом моим посредственную жизнь. Но как непостоянны наши мысли, и как мнимое наше благополучие в одну минуту сокрушается, то из следующого примера видно. Злощастие ввергло меня в прежнюю задумчивость, а склонность к странствованию, помянутым упражнением удержанная, по отдалении моем от оных мною уже так овладела, что я ей и противишься был не в силах. Притчиною же выезда моего из деревни была смерть жены моей, в честь конторой хотя я и не намерен писать похвальную речь или вступать в изъяснение о добрых её качествах, однакож сказать должен, что она была хорошею помощницею во всех делах моих и основательницею моего благоденствия, коим я несколько лет наслаждался; удерживала меня от исполнения химерических моих замыслов, так что её слова действовали мною больше, нежели собственной мой разум, матери моей разумные советы, искусившагося в делах светских отца моего даваемые мне наставлении, и безпристрастные мысли друзей моих того учинить были не в состоянии, что она любовию своею ко мне зделать была в силах; стократно называл я себя щастиливым, что в женидьбе своей не обманулся, а как её лишился, то уже думал, что мне в числе людей и быть не можно. Деревня при жизни ее утешением моим бывшая, зделалась печальною пустынею. О! горестная и тленная жизнь, разсуждал я тогда в своем бедствии, почто упражняется человек в снискании излишеств, и обращается в мир для приобретения сует оного? ввергается в безстыднейшие пороки, дабы достигнуть до мнимого своего благоденствия? Почто не представит оне себе богатых при всех своих веселостях оными скучающих, и по собрании сокровищ безпечально ими наслаждаться не могущих? Почто не познает он, что ему в вихре непостоянств до желаемого им пути достигнуть не возможно? При таких разсуждениях напоминалась мне всегда умеренная островская жизнь моя, во время которой не было мне нужды в излишестве, ибо имея там довольное содержание, был всегда в покое.

Естьлиб я сими разсуждениями пользовался, то бы благоразумие привело меня на путь совершенного блага, и побулилоб стремиться к хвалимому за добродетель награждению, до которого все достигать долженствуем; но смертию жены своей лишился я проводника, ведущого меня до сего неувядаемого благополучия, и зделался подобен волнами на все стороны бросаемой лодке. И так оставя думать о вечном сем блаженстве, начал размышлять о своих странствиях; деревенския непорочные упражнения, как например, воспитание детей, размножение пашен, садов, скота и протчого, уже меня больше не утешали, а были равно приятны, как бывает музыка затыкающему своя уши, а вкусные ествы болезнию зараженному желудку; и наконец сия нечувствительность побудила меня, оставя оную, ехать в Лондоне; тудаж и скука моя приехала со много, коя продолжалась до начала 1693 года. Тогда прибыл в помянутой город мой племянник. Он возвратился в отечество свое из Лиссабона на том же корабле, которой я ему купил, и сказывал мне, что его нанимают купцы в Китай и в Восточные города. "А как вы дядюшка, говорил он мне, по нещастию лишились ныне своей супруги, а при том там еще небывали; то я весьма рад буду, когда вы со мною туда ехать согласитесь, к томуж есть случай побывать вам и на острову вашем: ибо ciи купцы дают мне комисию в Бразилию. Пред тем, как племянник мой зделал мне сие предложение, думал я еще и не зная о его договорах, о поездке своей следующим образом: хотел съездить в Лиссабон посоветовать там с старым своим другом, Португальским капитаном, ехать ли мне паки на остров; а по благоизобретению его выпросить от Португальского правления указ о формальном поселении оного. И так расположась приготовлялся уже и без предложения его к своему отъезду. Выслушавши же слова его, сказал ему: "Какой злой дух принес тебя сюда, возобновишь во мне старинную мою склонность?" Сии слова мои показались ему сперва весьма чудными, но как приметил он, что я говорю их веселым лицем, и не имея от предложения его отвращения, то ободрясь начал продолжать речь спою: "По чему вам, государь дядюшка, показалось то противным, что я вас с собою звать отважился; ибо я знаю, как давно желаете вы видеть свое владение."

Словом, сей проект племянника моего так был с мыслями моими сходен, что я принужден признаться, коим образом потрафил он мое намерение. Велел ему выпросить у купцов позволение заехать на мой острове, где я до возвращения его из Индии и остаться был намерен. Как! сказал мне племянник выслушавши оное, или вы хотите по прежнему вести там уединенную жизнь. Нет, отвечал я ему, ты можешь на возвратном своем из Индии пути за мною туда заехать. Никак сказал он мне, купцы конечно не дозволят мне с грузным кораблем моим, удалясь от настоящей дороги, пробыть для вас в пути полгода против обыкновенного. Естьли же в сие время разобьет по нещастию мой корабль, то вы уже на острову своем вовсе останетесь в таковом же плачевном состоянии, в каком вы насколько лет сряду на оном были.

Его противоречие было весьма благоразумно, а ко отвращению неудобства, дабы мне в случае нещастия по прежнему не страдать в уединении, вздумал я взять с собою в штуках большую шлюпку и плотников, кои бы ее в случае сей нужды, собрать и построить могли, дабы на ней, в разсуждении не скорого племянника моего на остров прибытия, отъехат в близ лежащия от оного Европейския селения. Не долго думал я о исполнении сего последняго намерения, ибо по усильной его прозьбе, уже ничего не оставалось в свете, чтоб могло оное уничтожит. А хотя часто упоминаемая в первой части моих похождениев вдова, Капитанская жена, всячески и старалась отвратить меня от сего предприятия, предлагая мою древность и безполезность сего опасного вояжа, и что мне еще и о малых моиxъ детях пещися должно; но на все сии разумные представления получала она в ответ, что мне туда необходимо ехать надобно. И так видя меня к тому столь твердо вознамерившагося, перестала и говорить, а стала вместо того и сама приготовлять к сему продолжительному пути не обходимо нужное. По её совету, зделал духовную, и вверил все свое имение честному человеку, от которого наследникам моим и тогда не могло произойти ни малого вреда, когда бы со мною какое нещастие случилось. Чтож до воспитания детей моих касается, то определя ей ежегодной из капитала своего доход, отдал их со всем в её смотрение, в чем и не обманулся. Ибо она, так сказать, материнским и благоразумным своим за ними присмотром, возрастила их в сходство моих желаниев. И так по изготовлении к пути нужного, и по приведении в порядок домашних дел своих, отправился я во оной в 1694 году в Генваре месяце, взявши с собою верного слугу своего Пятницу; а для селения своего купил все нужные инструменты, при том подговорил туда с собою двух плотников, слесаря и купора, малого на выдумки весьма скорого, к механике же от природы склонного, коего я по мере его великих в ремеслах вымыслов прозвал всему гораздым.

помощник. Товары же, кои я взял с собою, состояли по большой части в вещах, до одежды и защищения поселян моих принадлежащих, в том числе были и две пушки, кои намерен я был поставить на прожектированной мною крепости, которую думал построить на острову, для закрытия от набегов диких народов. Вояж сей удался мне щастливее всех прежних, за чем и не удержу я описанием оного желание моего читателя, по мнению моему к сведению обстоятельств моего селения стремящагося; а только скажу, что мы хотя и имели противной ветр, коим сверьх чаяния занесены мы были к Норду, и принуждены войти в Галавайскую при Ирляндских берегах лежащую гавань; однакож там в пробыли мы только три недели, и в разсуждении дешевизны съестных припасов, заготовились оными еще больше прежнего, а я купил там для поселян своих свиней, телят и две коровы, но принужден был сию скотину употребить для корабельных нужных случаев.

При наступлении доброй погоды и способного ветра отправились мы 9 Февраля в путь свой, которой продолжался без всяких препятствиев, выключая, что во время оного случалось нам такое дело, кое здесь описать почитаю за нужное.

Февраля 20 вошел к нам в каюту часовой, со объявлением, что увидел вдали при пушечном выстреле пожар, а потом и ботсман подтвердил то же. Мы сперьва думали, что оной зделался на берегу; но по разсмотрению своего изчисления и ландкарт, никакой земли так близко не нашли, а наконец по повторяемым пушечным выстрелам заключили, что конечно загорелся какой нибудь корабле; а понеже тогда было время пасмурное, то нам, кроме зарева, ничего и видеть было не можно, и для того пошили мы к нему ближе; а по прочищении тумана увидели и в самом деле горящей корабль.

Печальное сие позорище и напоминовение собственного моего злополучия, как меня некогда в бедном моем состоянии, в каком погоревшие и страждущие люди находились, на корабль приняли, тронуло сердце мое столь сильно, что я тотчас приказал стрелять из пушек, дабы им дать знать, коим образом еще есть им надежда избавиться от неминуемой погибели, и переменя курсе, пошел прямо на помянутой горящей корабль, которой скоро потом почти в глазах наших и розорвало, и потоплением оного кончило весь пожар. А понеже оной начавшись с полуночи до утра продолжался, то мы разсуждали, что служители его уже имели случай, на шлюбки убравшись, от сей беды удалиться, то давая им знать о своем к ним приближении, велел я зажечь на мачтах и на корме фонари; а при том стрелять поминутно из пушек, что все делано было и не напрасно; ибо в 8 часов по утру усмотрели мы две людьми нагруженные шлюбки, просящия нашей помощи.

Мыж поднявши призывной флаг, на них поворотили, а наконец приняли к себе на корабль до 60 человек мущин и женщин, между которыми были многие и пасажиры. Командир же сего нещастного собрания расказал нам следующее: Я не могу вам сказать, говорил он, от чего зделался в корабле моем пожар, а только о том знаю, что оной начался по нещастию нашему во внутренних частях его, так что хотя мы сперва огонь и утушили, но наконец оной по всему интруму распространился, и нам уже не оставалось ни малейшого способу к спасению, и для того собравши, сколько было можно, съестных припасов, сели в шлюбки, и думали держать к Тереневе, или новой земле. Но тщетнаяб была наша надежна, чтоб до нея добраться; ибо по малому числу нашего провианта, не моглиб мы туда пришли и благополучным ветром. И так вообразите себе ту радость, которую мы тогда чувствовали, когда отчаенные сердца наши, слыша намеряющихся подать нам руку помощи, начали ободряться; но какое зделалось при том в них превращение, когда к нещастию, поднявшейся противной ветр, лишал нас всего нами видимого благополучия. Мы спустили парусы, подняли на мачты фонари, и выстрелили из трех ружей, коих вам, однако ж думаю я, слышать было не можно; а что между нами происходило, когда мы к кораблю вашему пристали, о том вы уже известны.

И в самом деле были между сами избавившимися от погубления людьми разные удивления достойные перемены. Некоторые из них плакали, другие драли на себе платие и волосы, как бешеные; словом, они все были, как будто с ума сшедшие, не многие же в такой памяти, что бы вздумали благодарить Бога за свое избавление.

.Между прочими находились два священника, один молодой, а другой уже в летах, однакож перьвого глупее, ибо по входе на корабль упал он без памяти на борде. Мы велели ему пустить кровь: но он опамятовавшись, и воображая себе самое избавление, пришел паки в такой восторг, что наконец со всем збесился. Лекарь разсудя за вредное лечить его вторичным пусканием крови, дал ему сонное лекарство, а от того пролежавши он сутки, пришел в чувство.

Молодой священник был тверд и поступал при избавлении своем с такою умеренностию, что довольно показал собою, сколь возможно есть преодолевать нам наши страсти. Ибо по входе в корабль, упал он на колени, начале читать молитвы, и благодарить Бога за свое избавление, а набожность его была при том столь велика, что я почитая его вне себя пришедшим, начал за рукав трясти; но патер спокойным видом взглянувши на меня, просил в том не мешать ему; после, говорил он, буду я иметь честь принести и вам свое благодарение, яко первому, коему я жизнию по Боге обязан.

Я видя сие, весьма досадовал сам на себя, что помешал ему в его набожности, по окончании которой подошел он ко мне, и умильным, а при том постоянным лицем и с наполненными слез глазами благодарил меня за принятие и за избавление от смерти толикого числа людей бедных. Я отвечал ему, что сие исполнить почитал за свою должность, и для того имело с своей стороны притчину благодарить Бога за то, что он подал мне случай избавлением их исправит должность христианства. После сего старался оне успокоивать земляков своих, но они не могли еще тогда пользоваться разумными его советами.

Я записал сие для того, чтоб показать читателю, коим образом надлежит человеку стараться овладеть страстьми своими: ибо они приводят нас часто в посмеяние от умеренных, а при том при таких случаях познается великая душа человека.

Долго не имели мы от гостей своих покоя, а наконец пришед они в себя, показывали нам наичувствительнейшие знаки благодарности. Между тем пришел к нам в каюту их капитан, и просил меня равно, как и командующого кораблем племянника моего; чтоб высадить их в таком месте, из коегоб им во Францию возвратишься было возможно, за что давал он нам все свои деньги, також и дорогия всеми спасенные от пожару вещи.

Племянник мой покусился было принять от него предлагаемое; но я зная, сколь несносно быть без денег в чужой земле, отвратил его от сего предосудительного намерения, тем больше, что напомнил ему, каким образом поступал со мною Португальской капитан, когда он меня на корабль свой принял, и в сходство сего поступка, ответствовал Французскому капитану, что принятием их ни корабль, зделали мы долг человечества, и что в подобном им нещастии, таковагож от ближняго своего и себе ожидаем. Мы будучи уверены, сказал я ему, что бы и вы нас в случившейся подобной вашей крайности без заплаты к себе взяли, зделаем несправедливо, естьли вас теперь обирать станем; ибо вы хотя и избавились от потопления, однако принуждены будете умереть с голоду. Чтож принадлежишь до доставления вас к такому месту, откудаб вы во Францию возвратиться могли, то сего зделать нам не можно, потому что наш корабль идет в восточную Индию, по которой дороге желаемых вами мест не находится, а хотя мы сверьх нашего желания, может быть для избавления вашего, ветрами сюда и занесены, однакож к сей стороне уже держать больше не можем, а только зло зделаем, что будет держаться того пути, которым в Англию и во Францию корабли ходят. Дай Бог, чтоб какой нибудь с нами встретился, и выб по желанию вашему в Европу возвратились.

Перьвые слова мои капитану показались, последния же были очень противны, а особливо бывшим с ним пасажирам ехать с нами в восточную сторону весьма не хотелось, а все усильно просили меня продолжать путь наш к Тереневским банкам. Там уже, говорили оне, можно нам будет в Канаду и на шлюбках доехать. Сие предложение было с разумом сходно, и я разсудил во первых, сколь несносен будет им наш продолжительной путь, а по том, что и мы их прокормить не в состоянии, то для сего и намерен был высадить их в Мартинике.

А хотя по щастию их время было при довольно крепком ветре весьма хорошее, и нам много в Европу идущих кораблей попадалось, однакоже никто пасажиров наших к себе не брал, отговариваясь, что им по причине случившихся противных ветров и самим прокормиться нечем; по чему мы и принуждены были дойти до Тереневских банков, и тем по неволе исполнить их желание, а по прибытии туда, высадили их в рыбачью барку, на которой они уже без опасности могли доехать до матерой земли. Вышепомянутой же молодой священник с ними не поехал, а просил нас, чтоб мы выпустили его на Коромандельской берег, а с ним остались еще четыре человека матрозов, они были все ребята проворные и услужливые.

От банков поворотили мы в восточную Индию, и держали дней с дватцат не имея большого ветра к Зюйду. Будучиж в сем пути случилось нам еще показать свое великодушие находящимся в плачевных обстоятельствах людям,

В 1695 году Марта 15 дня увидели мы прямо на нас идущей большей корабль; мачты у него уже были сломлены, а вместо оных поставлены реи. Мыж имея способной ветр, и слыша учиненной ими в знаке крайности их пушечной выстреле, пошли на них, а по приближении сведали, что они в Барбаде великим штурмом с якори сорваны будучи и без командиров своих, кои тогда на берег съехали, кораблем управлять и карты разбирать находясь не в состоянии, странствуют по морю без всякой к спасению надежды.

Злополучие бедных сих людей тем наипаче было велико, что они борясь с бурею и ветрами, съели весь провиант свой, и помирали голодною смертно, и уже одиннатцать дней не имели ни хлеба, ни мяса, а только питались мукою и пресною водою, коей на корабле по щастию их было запасено довольно; у них же на корабле находились трое пасажиров, а имянно, мать с сыном и служанкою. Они переехали на корабль за день перед своим нещастием, и за тем не запаслись нужным, а матрозы не имея и сами почти необходимой пищи, тем их довольствовать отреклися.

по чему и думаю я, продолжал он речь свою, что она мертвы, то я крайне старался уговорить племянника, чтоб снабдил оне их нужною провизиею, предлагая, что мы всегда имеем случай зайти в Виргинию, и там паки запастись провиантом.

Приехавшие с голодного корабля были все так как мумия, и жрали как голодные волки. Мыж зная, как им излишняя пища столько же вреда зделать может, сколько и голоде от коего они избавились: ибо не успели они наесться как почувствовали в желудке несказанную боль, приказали сварить бульен, которым их напоивши привели мало по малу в порядок.

Между тем, как рассказывали они о бедности своих товарищей, и о нещастии пасажиров, то я оставя их на своем корабле, и взявши с собою двенатцать человек, мешок с хлебами и довольно мяса, поехал на голодное их судно, а по приезде туда, приказал варить говядину своим матрозам поставя вкруг кухни караул, дабы голодные сырой, или еще не со всем доварившейся наевшись не померли. Сия предосторожность спасла их от смерти; ибо самое то, что для спасения живота их привезено было, моглоб обратиться в неизбежимой им вред, естьлиб я их, почти из руке людей моих сырое мясо вырывающих, от того не удерживал.

Между тем взял с собою лекарь помянутого бульена, которой возстановил истощенные голодом силы бедных приезжих к нам гостей, коим и по прибытии на их корабль, утешил он тем же страждущих; я же послал слугу своего в каюту, в коей по объявлению привезенных к нам матрозов пасажиры находились. Впрочем матрозы были так не терпеливы, что вырвали из рук мясо и хлеб по чему мой подшкипер, будучи не в состоянии уговорить их, принужден был употребя силу, стараться показать добро, сим жизнь свою ненавидящим людям, а между тем дал им напиться означенного бульена; а потом съесть по обмоченому в нем же сухарю, но и сие не могло голодных успокоить, так что естьлиб я не устрастил их тем, что за такое упрямство им ничего дано не будет, то бы они разломавши кухню мясо из кипятка повытаскали.

ибо всю свою часть, кою они ей давали, отдавала она всегда ему, и принуждала его тем кормишься. Тогда как я пришел к ним в каюту, то они лежала между двух стульев, обрынувшись головою, подобно как мертвая стараясь же привести ее в чувство; влил ей в рот лошку бульону, а она поднявши голову силилась говорить, но не могла уже произнести ни слова. Наконец показывая, коим образом сие ей не поможет, просила, чтоб я возъимел попечение о её сыне. Тронут будучи сею нежною к нему любовию, старался, как бы и ей помочь; но тщетны были труды мои, ибо она на другую ночь скончала жизнь свою.

мы своими лекарствами.

Бедная служанка лежала подле госпожи своей, подобно зараженной падучею болезнию Члены у ней окостенели, одною рукою держалась за стул, которой насилу могли мы у ней вырвать, другою поддерживала свою голову, а ногами уперлась в стол. Сия бедная и предстоящею смертию устрашенная девка, не только одного своего конца боялась но и еще, как мы то после от служителей сведали, видя борющуюся с смертию госпожу свою, кою она несказанно любила, приходила тем больше в отчаяние, так что и после того, как мы уже ее привели в чувство, то она услышавши о кончине её, пришла в некое бешенство, от коего на силу могли мы ее избавить.

Таким образом зделавши сим нещастным людям возможную помощь, должен был я при наступившем тогда благополучном ветре возвратиться на свой корабль, а хотя они и крайне старались итти с нами, однакож потерявши мачты, гнаться за нами не поспевали. В четыреж дни нашего с ними ходу, исправили мы, сколько возможность допустила их мачты, и снабдя провиантом, за которой получили плашеж сахаром и румом, коим корабль их нагружен был, веяв к себе помянутого молодца с служанкою, отправились в путь свой.

Сей молодой человеке был лете семнатцати, а имел изрядной виде, не дурно воспитан и не глуп, печалился о кончине матери своей, тем наипаче, что не задолго пред поездом своим им и отца своего лишился. Сперьва просил нашего лекаря избавить его от убийцов матери его. Сим именем называл он командиров и матрозов корабля своего, чем по справедливости и назвать их было можно, за тем, что они могши от пищи своей уделять нечто и им, того однакож не учинили, хотя и то правда, что голоде не знает человечества, свойства, дружбы и справедливости, и будучи не милосерд, не допускает быть щедру в роздаче необходимого.

А хотя лекарь и старался представить ему продолжительной путь наш, которой мог отлучить от всех друзей его, к коим он в Европу ехал и ввергнуть в тоже бедное состояние, из коего он выдрался: но он сказал ему на то, что для избавления от сих зверских людей всюду ехать не отрекается. Лекарь сказал мне такое его желание; а я по представлению оного принял его на корабль с девкою и со всем им принадлежащим, выключая сахару, в поставке которого дал ему ботсман подписку, но все сии предосторожности были напрасны: ибо я ни от кого не слыхал, чтоб сей корабль когда нибудь в Бристоль (куда он был назначен) прибыл; а думаю, что он будучи еще и тогда весьма поврежден, потонул при перьвом штурме.

скажу только, что наконец я Апреля 10 числа 1695 года прибыл на свой остров, и что с великим трудом могли мы найти его, ибо не имея ландкарты, долго ходили между твердым кряжем и островами близ оного лежащими, и несколько раз не познавая его, мимо проходили.

Таким образом крейсировали мы из стороны в сторону долгое время, выходили на многие в устье реки Ореноко лежащие острова, а тем узнал я прежней свой обман, когда я будучи на своем острову видимую со оного землю твердым кряжем почитал, потому что оной вид делали множество один близ другова в устье помянутой реки лежащих островов, и что посещающие меня дикие? не Карибы или людоеды, как я об них думал, но жители помянутых островов, кои были иные поселенные, а другие пустые. На одном из них увидел я Гишпанцов, и почти их на острове мой после меня приехавшими, весьма было обрадовался, но по спросу сведал, что они приехали туда с острова де ла Трините или Троицкого, искать там соли.

Наконец расхаживая инде кораблем, а в других местах данною нам Французами шлюбкою, наехал на свой острове, который и познал наконец по его положению, и лег на якорь в своем заливе почти прогнив самого своею прежнего жилища.

Выведши же Пятницу своего на шканцы, спросил у него, узнает ли он, где мы находимся; а слуга мой посмотря несколько, сплеснувши по том руками, вскричал с великим восторгом: Вон, вон, о! вон замок. Выговоривши сие начале прыгать, так как с ума сшедшей, а наконец так заплясался, что я насилу мог его унять, чтоб он в море не бросился и на берег не поплыл. Приведши же его в чувство, спросил, надеется ли он, чтоб на острову жители были, и найдет ли там отца своего. Он же вспомня отца, задумавшись залился слезами. Что тебе зделалось? опросил я у него, или ты о том печалишься, что его увидишь? Нет, нет, отвечал он шатая головою, я его больше не увижу. Почему ты это знаешь? Я точно знаю, сказал мне он на то, что он давно умер. Не сомневайся: он еще жив, а скажи мне, найдем ли мы на острову людей. Пятница будучи весьма зорок, и посмотревши на берег, начав указывать на вышину горы близь замка моего находящуюся, вскричал: о! не сомневайтесь, я вижу там много людей а хотя то была и правда, однакож я и в зрительную трубу того не видел, а сие думаю происходило от того, что не мог навести на то место, на котором люди стояли.

Между тем приказал я по уверению слуги своего поднять при двух пушечных выстрелах Аглинской флаг; по чему увидели мы на помянутой горе дым; и для сего велел я опустить елбот, и взяв с собою слугу своего и священника, поехал на остров. Сей священник был тот же, о коем я выше сего сказывал, и коему во время нашего вояжа повестил я о моем на острову житье и о оставленных на оном жителях. По той причине он со мною охотно туда при сем случае и поехал; для всякой же опасности дал я по ружью гребцам своим, и взял еще с собою многих вооруженных людей. Но по щастию все сие было напрасно; ибо я нашел во всем правительстве своем мир и тишину.

что по нем бы его и человеком назвать было не можно, приказал остаться людям своим в шлюпке. Пятницу же они не удержали за тем, что он увидел в лесу отца своего, и конечноб из шлюбки в воду бросился, естьлиб его на сходни не пустили. Выбравшись же на берег, и прибежавши к нему делал то, что бы и самое каменное сердце прослезилось видя необычайной восторг сего с отцем свидевшагося сына. Он обнимал его, целовал, и схватя, сажал на стоящей близ того места пень, глядел на него, будто бы разсматривал черты лица его, садился с ним рядом, целовал его с нова, становил на ноги, и смотрел паки с несказанною на него прилежностию.

На другой день сии нежные чрезвычайности возъимели иной вид; повел его под руку гулять по взморью, и почти ежечасно приносил из шлюбки то сахар, то сухари; словом, он подчивал его всем, чем только думал угостить отца своего.

На третей день обходился с ним пред прежним инако: посадя старика на землю, плясал вкруг его и пел безпрерывным и таким чудным голосом, и увеселял его столь удивительным телодвижением, что мы все иногда нежности его дивились, а иногда безобразным позитурам его смеялись. По том рассказывал ему свои путешествия; словом, естьлиб у всех детей такая к родителям своим с нежностию смешенная любовь была, то бы их к почтению отцов принуждать было не надобно.

Но оставим его в восхищении, а станем говорить о том, коим образом я был принят от островских моих жителей. Показанных ими мне учтивств было столько, что расказать их не в силах. Гишпанец шел, как я уже выше сего сказывал, к шлюбке, имея в руках в знак дружества белое знамя, за ним следовал его товарищ, а оба они не только меня в лицо не узнали, но и думать немогли, чтоб я к ним когда нибудь приехал. Я же приметя, что они меня чужаются, сказал ему по Португальски, как! государь мой, разве вы меня не узнали? Такия слова Гишпанца будто бы от сна пробудили, так что он отдавши ружье своему товарищу, подбежал ко мне с распростертыми руками, и обнимая меня просил в том прощения, что не узнал того, коего он прежде почитал посланным свыше ангелом для избавления его от смерти. Сему подобных учтивств наговорил он весьма много, по том оборотясь к бывшему с ним, приказал привести ко мне всех своих товарищей, с тем, чтоб я принял их в свое повеление. По сем повел меня в прежнюю мою резиденцию, которуюб мне за множеством вкруг оной насаженных дерев и узнать не можно было, так что естьлиб он не был при том моим провожатым, то бы я до оной, по зделанным ими кривым дорогам, один и дойти был не в состоянии. Не терпеливож желая ведать, как они без меня жили, просил его, чтоб он меня о том уведомил. Гишпанец исполняя такое повеление, начал говорить следующее:

Хотя я и весьма дивился, и сам на себя досадовал, что не застал вас по прибытии своем на остров, однакож внутренне радовался вашему благополучию. А для какой причины мы так загородились, и что с нами по прибытии сюда случилось, то раскажу вам после, как будет время мне с вами о том поговорить, ибо повесть наша весьма длинновата. Между тем уверяю вас, что я всегда предчувствовал, что вы конечно к нам когда нибудь приедете.

от них великия обиды; а наконец их обезоружа покорить своей власти, а сие зделали предупреждая их злоумышление, учинить нас своими невольниками. Я похваляя сей их поступок, уверял Гишнанца, коим образом всегда был и сам намерен подчинить сих безпутных его власти, но того за скорым своим отбытием зделать был не в состоянии.

В сих разговорах упражняясь, увидели мы от Гишпанца посланного и возвращающагося к нам в провожании одиннатцати человек земляков своих, коих однакож по их платью и признать за таких было не можно. Предводитель представя их мне, сказал: Вот, государь мои, от смерти избавленные вами, а приведенные хотя была и простые матрозы, однакож приняли меня яко знатные послы отправленные от великого героя, или владельца, весьма снисходительно и учтиво, но не теряя при том природной своей величавости, которая и при самом их унижении оказывалась в своем месте. Я будучи в таковых оговорках мало искусен, не знал по простоте своей; что им на то ответствовать, и для того окончал оные без всякой церемонии.

А понеже по приезде их на остров случившееся с ними достойно повествования, и сопряжено с упомянутыми в первой части описанными мною приключениями, то почитаю за должность предложить оное моему читателю. Для лучшого же порядку надлежит напомнить, в каких обстоятельствах оставил я поселян своих; а вы, любезной читатель, думаю еще не позабыли, как я послал избавленного мною от людоедов Гишпанца и отца слуги своего, провести к себе находившихся между дикими людьми его товарищей, и как все сие предпринимал я для избавления своего от неволи: ибо никогда того не думал, что бы к острову моему какой нибудь Европейской корабль притти мог, то приехавшие на оной по отъезде моем Гишпанцы, уведавши о отбытии моем от оставленных на оном Агличан, весьма тому дивились.

Чтож касается до помянутой экспедиции, в которую я послал означенного Гишпанца с отцом Пятницыным, то они по случаю тогда бывшей хорошей погоды и тихого ветра отправили ее весьма благополучно. А земляки его видя возвратившагося к себе главного своего командира, обрадовались ему, тем больше, что почитали его уже давно съеденым.

Расказанная им товарищем своим история о избавлении его от людоедов, и учиненные обнадеживания, коим образом привез он с собою для них все нужное, казалась им такою неправдою, коей и поверить никак не можно. Но наконец будучи в неверии своем самым делом изобличены, начали приготовляться к отъезду.

же зная, что они и прежде тож делывали, дали им безотговорочно лучшия суда свои, на коих на другой день по приезде моих посланных ко мне и отправились. А между тем, как помянутые посланцы мои в езде находились, получил я щастие избавиться от своей пустыни, при отъезде же своем препоручил в смотрение остров свой оставленным на нем бунтовщикам, коих злонравие прибывшим к ним гостям зделалось наконец весьма несносно, хотя при первом случае и поступили они с ними справедливо; отдали им письмо мое, також и всю оставленную мною провизию. Им же вручили и бывшого жития моего пространное описание, состоящее в наставлении, коим образом сеять хлеб, сушить виноград, кормить коз и словом, полную и на опытах основанную инструкцию, как им всем в плачевном их жилище вести себя должно.

и произходил между двумя разными народами изрядной порядок, И все жили по братски, бывшей же при мне и учреждении моих насмотревшейся Гишпанец повел было оной по моему предписанию, но по прошествии некоторого времяни зделались бунтовщики столь горды и ленивы, что за работу и приняться не хотели, а только ходя по острову стреляли птиц, чтобы Гишнанцам конечно было не противно, естьлиб они их в покое оставили. Но сии тунеядцы, не только наконец о общей пользе не старались, но и им начали в том чинить всякое помешательство, а от того зделались подобными на сене лежащей собаке, коя не только сама того не ест, да и других к еде оного не допускает.

Ссоры начинались между ими с безделицы, и дошли напоследок до того, что сии бездельники, презрев здравой разсудок, собственные свои интересы, справедливость и естественное право, начали явным образом воевать против своих однородцев.

Но я не входя в дальнее описание междоусобных их здоров, почитаю за должность исправить учиненную мною с перьвой моей части погрешность; ибо я позабыл упомянуть в ней о таком деле, кое с сею последнею имеет великое согласие, а состоит в нижеследующем.

Как скоро стали мы поднимать якорь, и хотели в путь отправиться, то зделался на корабле нашем всеобщей мятеже, от которагоб конечно и произошли худые следствия, естьлиб Капитан при помощи моей и верных своих товарищей не осилел начинщиков бунта, и не посадил злоумышленников в буи. А хотя они товарищам своим и говорили, будто он им для того теперь ласкает, дабы привезши к Европу отдать в суд: однакож я, как почтенная ото всех особа, вышед к матрозам, уговорил их от сего злодейства, а представления мои о забвении прошедшого, и обещание прощения бездельств их, учинили наконец бунтовщиков спокойными, особливож тем, что по прозьбе моей закованные в железа их начальники отпущены тогдаж на волю.

Уведомившись о том, послал я шипора с двенатцатию человеками вооруженных, и велел сыскавши их привести на корабль; но они убрались в лес: и так посланные наши взявши с собою только их елбот, возвратились на корабль.