Приемыш черной Туанетты.
Глава 9. "Дети" отца Жозефа

Глава 9
"Дети" отца Жозефа

Утром Филипп, румяный и свежий после крепкого сна, побежал на урок к отцу Жозефу. Он застал старика за чтением, на столе была пустая чашка.

-- Мамочка думала, что я опоздаю: меня нынче нельзя было добудиться, -- сказал Филипп после обмена приветствиями.

 Нет, дитя мое, ты пришел вовремя, только что пробило шесть, -- ответил отец Жозеф, озабоченно закрывая книгу. -- Хорошо, что ты так аккуратен. Архиепископ присылал за мной и просил быть сегодня к девяти часам. Я не спал всю ночь, размышляя, что бы это могло значить. Я встал уже давно и думал, что этот ленивый мальчишка так и не принесет мой кофе.

Пока отец Жозеф говорил с некоторым раздражением в своем обыкновенно спокойном голосе, Филипп окидывал глазами простую комнатку, как бы отыскивая что-то. Наконец, убедившись, что предмета его поисков в комнате нет, он с нетерпением спросил:

-- А где они, отец Жозеф? Где же "дети"?

-- Мои "дети"?! О, они были так беспокойны, так непослушны, что я вынужден был посадить их в тюрьму. Белянка запылила все мои книги, а Снежинка вылила на себя кофе. Вместо того, чтобы взять свой кусочек сахару, поверишь ли, она от нетерпения прыгнула в мою чашку и совсем испортила свою шелковую белую шубку. И все это случилось потому, что я был сегодня очень рассеян, они полагали, что я ничего не замечу.

-- Но где же они, отец Жозеф? Можно мне взглянуть на них до урока? -- просил Филипп.

 Они заперты в шкафу, в темноте. Когда они чересчур возбуждены, темнота - единственное средство успокоить их. Может быть, я сам разбаловал их; я и не думаю оправдываться в своей слабости. -- Отец Жозеф наклонился к Филиппу и таинственно прошептал - Смотри, чтобы никто не знал об этом, дитя мое: я научил их плясать.

-- О, отец Жозеф, как это забавно! Покажите мне, как они пляшут.

-- Сейчас нельзя, не могу. -- И отец Жозеф с опаской огляделся. -- Они не могут плясать без музыки, а мне нельзя играть на флейте средь бела дня, при открытых окнах.

-- Вы играете на флейте, отец Жозеф? -- спросил с загоревшимися глазами Филипп. -- Как это должно быть хорошо, когда "дети" танцуют, а вы играете.

-- Да, это очень забавно. Я чувствую себя помолодевшим, когда я играю для них на флейте. Это было давно, я был еще учеником семинарии, когда учился играть, и страстно любил музыку; приняв священный сан, я должен был ее оставить.

 Почему вы должны были бросить музыку, отец Жозеф? -- сочувственно спросил Филипп.

-- Потому, мое дорогое дитя, что когда мы посвящаем себя Господу Богу, мы должны отказаться от многого, что любим. Я любил свою флейту, но она стояла между мной и моими обязанностями, и я оставил ее; многие годы я даже не видел ее. Теперь я стар и достал ее снова, признаюсь в этом со стыдом. -- И выражение раскаяния промелькнуло на бледном небольшом лице отца Жозефа. -- Стыдно признаться, но я люблю флейту так же сильно, как и раньше, и, как это ни смешно, я в душе радуюсь, что помню старые мелодии. Я играю "детям", чтобы научить их танцам. Ты добрый, милый мальчик и не выдашь моих секретов. Ты знаешь, я не спал сегодня всю ночь. Меня беспокоит приглашение архиепископа. А вдруг он узнал о моей слабости, о моем легкомыслии и посылает за мной, чтобы подвергнуть меня наказанию?

-- О, отец Жозеф, вы такой добрый! -- горячо воскликнул Филипп. -- Архиепископ не станет наказывать вас за такой пустяк.

-- Я тоже так думаю, но все же беспокоюсь. Его преосвященство мог узнать об этом и подумать, что я небрежно исполняю свои обязанности. Но, мой милый мальчик, я всегда устраиваю так, чтобы "дети" не мешали моей работе, и играю только поздней ночью или ранним утром, когда все еще спят.

-- Если никто не слыхал вашей музыки, -- рассудительно заметил Филипп, -- то никто не мог и донести его преосвященству, так что ваши страхи напрасны, отец Жозеф.

 Увидим! Скоро все узнаю. Ну, кажется, мои бедные "дети" уже довольно наказаны. Я выпущу виновных, чтобы ты мог увидеть их перед уроком. Они сегодня обворожительны.

С этими словами отец Жозеф отправился к себе в спальню и сейчас же вернулся с маленькой проволочной клеткой, в которой прыгало несколько крохотных белых мышей. Старик поставил клетку на стол, и животные начали кружиться и бегать по своему домику, насторожив ушки; красные глазки их глядели зорко и лукаво.

-- Смотрите, смотрите! -- воскликнул Филипп. -- Они играют в "Углы".

-- Плутишки! Наказание мало на них подействовало, -- произнес отец Жозеф, приподнимаясь и глядя с восхищением.

Вдруг самая маленькая мышка схватила крохотную метелочку, сделанную из подрезанной кисточки для акварели, и начала неистово мести пол в клетке, с шумом и суетой, расталкивая своих подруг в стороны. Окончив хозяйственные обязанности к полному своему удовольствию, она подняла метлу на плечо и, став на задние лапки, осторожно поставила ее в угол клетки.

 Ну, не забавна ли нынче Белянка? -- проговорил Филипп, наклонившись в восторге над клеткой. -- А посмотрите на бедную Снежинку, с ее перепачканной кофе шкуркой. Какой у нее жалкий вид! Теперь, отец Жозеф, устройте "ученье", я уже давно этого не видел.

Отец Жозеф не мог устоять перед искушением показать лишний раз талантливость своих "детей". Он уселся в кресло и, одной щекой прикасаясь к румяной щечке Филиппа, а другой прижавшись к клетке, чистым голосом произносил команду, которую мыши немедленно исполняли. Они маршировали, построившись в шеренгу, смыкали ряды, по команде поворачивались и направо, и налево, стоя на задних лапках. Все это они проделывали весьма серьезно.

Филипп был вне себя от восторга.

За этой забавой отец Жозеф и Филипп совсем забыли о времени. Окончив "ученье", отец Жозеф начал тихо насвистывать старинный вальс, с опаской посматривая на окна и двери, и тотчас же зверьки принялись приседать и кружиться в такт музыке. Пока отец Жозеф играл, а мышки плясали, книги Филиппа лежали без дела, а отец Жозеф забыл о приглашении архиепископа.

 Пойдем, пойдем, дитя мое! Мы потеряли столько времени, а это очень дурно. Плутишки были так забавны, что, глядя на них, я забыл обо всем. По совести, если архиепископ сделает мне выговор за эту слабость, он будет прав.

Филипп неохотно взялся за книги; внимательно слушая учителя, он мысленно представлял маленьких "детей" отца Жозефа, весело плясавших и кружившихся перед глазами.