Приемыш черной Туанетты.
Глава 17. Маленькая наследница

Глава 17
Маленькая наследница

В изящной гостиной красивого дома на одной из улиц Нью-Йорка сидели две пожилые дамы. Каждой из них было около семидесяти лет, но благодаря богатым нарядам, они выглядели моложе своего возраста. Одна из них была миссис Эйнсворт, мать художника, другая - ее приятельница, недавно вернувшаяся из-за границы, где жила довольно долго.

Миссис Эйнсворт, или мадам Эйнсворт, как ее обычно называли из-за продолжительного пребывания во Франции, была красивая старуха, высокая, стройная, немного суровая, с непреклонным выражением лица, холодными голубыми глазами, которые, казалось, пронизывали насквозь того, на кого смотрели немилостиво. После смерти мужа она осталась молодой вдовой с тремя детьми, имела большое состояние. Филипп, старший сын и любимец матери, двадцатипятилетний капитан, в числе первых добровольцев вспыхнувшей гражданской войны, пошел во главе своего полка, но домой не вернулся. Эдуард, второй сын, художник, и Мария - миссис Ван-Нарком, которая, как и ее мать, осталась богатой вдовой с единственным ребенком - девочкой, наследницей громадного состояния. Девочку звали Люсиль.

дела...

-- Итак, Мери уехала на зиму в Ниццу и оставила свою маленькую наследницу с вами? -- спрашивала гостья.

-- Да, -- отвечала мадам Эйнсворт со вздохом. -- Бедная Мери стала совсем инвалидом, доктор настоял на ее отъезде, но мы не хотели подвергать Люсиль опасностям морского путешествия и перемене климата. Подумайте - такой хрупкий ребенок и такое громадное расстояние! Что, если с ней что-нибудь случится!

-- Я слыхала, Эдуард живет истым художником? -- говорила гостья.

-- Да. Бедный Эдуард! -- И в голосе матери зазвучали грустные нотки. -- Он никогда не умел зарабатывать деньги, зато отлично умеет тратить их, а Лаура немного... немного... как бы это сказать, -- и она остановилась, подыскивая подходящее слово. -- Она очень любит скитальческую жизнь. Я не удивляюсь ей, но Эдуард? Откуда у него эта цыганская жилка?

 О, совсем не надо родиться с такими вкусами, их можно развить, -- заметила приятельница. -- Вероятно, потеря сына сильно повлияла на них?

-- Она повлияла даже на их рассудок. Как вы думаете, что они сделали, даже не посоветовавшись со мной?

-- Не представляю себе. Что же именно? -- спросила гостья нетерпеливо, наклоняясь вперед.

-- Они, моя дорогая, усыновили мальчика, притом - совершенно безродного. Он сирота, о его родителях ничего не известно. Насколько я могу судить, это просто уличный мальчик. Эдуард прислал мне эскиз, сделанный с него, босого, продающего цветы.

-- Где они нашли его?

 О! -- тяжело вздохнула мать художника, -- там где-то, на юге. Это разбередило мою старую рану. Представьте себе - мальчика даже зовут Филиппом! Я думала вначале: их пленило имя, а теперь Лаура совсем помешалась на ребенке: уверяет, что он похож на моего внука, который был копия моего бедного Филиппа; что мальчик мил, красив и изящен, -- словом, само совершенство. Она несомненно преувеличивает: не может быть, чтобы безродный ребенок мог походить на Филиппа!

-- Немыслимо! -- уверенно поддержала приятельница.

-- Осень они провели в горах, а теперь пишут, -- я читала их письмо, когда вы вошли, -- что будут здесь нынче вечером, и мальчик - с ними. А Люсиль здесь поселилась на всю зиму. Что мне делать? Я совсем не хочу, чтобы рядом с ней был простой невоспитанный мальчик. Мери была бы недовольна. Такая досада!

В это мгновение дверь распахнул важный лакей в блестящей ливрее, и за ним показалась интересная группа. Впереди шла девочка лет восьми в богатом сером бархатном пальто, отороченном серебристо-серым мехом, с громадной шляпой, отделанной перьями, в шелковых чулках и изящных лакированных башмачках. В руке, обтянутой замшевой перчаткой, она держала маленькую муфту, к которой был прикреплен пучок полевых лилий, перевязанных широкой голубой лентой. Девочка была худенькая, стройная, на лице - веснушки, с большим ртом и вздернутым носиком, над которым блестели маленькие светлые глазки; волосы ее были великолепны: темно-каштанового цвета, они падали красивыми медно-красными волнами на бархатное пальто. За девочкой шла статная дама средних лет, в дорогом черном платье, обильно отделанном черным бисером, из-за них виднелась миловидная изящная девушка в белом переднике и нарядном чепце горничных. Она несла целый ворох мехов, шалей и вела на голубой ленте маленького французского пуделя, белого и пушистого, как свежевыпавший снег. На собаке было расшитое покрывальце, а в шелковистой шерсти вокруг шеи блестел золотой ошейник, усыпанный бриллиантами; под подбородком собачки красовался букет диких лилий, перевязанный лентой. Бедное создание было принуждено высоко задирать голову, что делало его забавно серьезным.

Завидев девочку, мадам Эйнсворт поднялась и с величавой торжественностью пошла навстречу.

 Почему это, дорогая, -- спросила старая леди, держа в своих руках ручку девочки, -- ты вернулась раньше обычного? Тебе не понравилось катанье? Пушок был беспокоен? Надеюсь, мадемуазель и Елена хорошо закутали тебя? -- И она увлекла девочку за собой, говоря - Вот моя старая добрая приятельница, -- не желаешь ли побеседовать с ней перед тем, как подняться к себе?

Девочка улыбнулась и подала незнакомой леди руку.

-- Очень рада видеть вас, -- проговорила она звонким чистым голоском, с видом хозяйки дома. -- Мне кажется, я слыхала о вас от бабушки. Вы только что вернулись из-за границы, не так ли?

-- Мне остаться, пока мадемуазель вернется к себе? -- спросила гувернантка.

-- Барышня желает оставить Пушка с собой? -- спросила горничная.

 Вы все можете идти. Я сейчас приду, -- ответила маленькая наследница, горделиво повернув голову. -- Ты, Елена, сними с Пушка одеяльце и дай ему маленький, самый маленький кусочек бисквита и одну карамельку.

И, снова повернувшись к гостье, она начала с ней беседу о новостях дня, и у нее был умный и важный вид взрослой женщины.

Обе дамы с восхищением следили за ней, и, когда она вышла, мадам Эйнсворт проговорила:

-- Разве я не права?

 Она восхитительна, она прелестна! -- горячо подхватила приятельница. -- Так умна, так грациозна и мила! Боже, какой фурор произведет она, когда подрастет!