Пантомима жизни
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Пантомима жизни

Пантомима жизни.

*) Въ конце прошлаго года вышла небольшая книжечка разсказовъ и очерковъ великаго англiйскаго писателя Чарльса Дикенса, въ первый разъ напечатанныхъ отдельно. Первоначально они появились 43 года тому назадъ въ лондонскомъ журнале "Bentley Miscellany", выходившемъ тогда подъ редакцiей Дикенса, только что прiобревшаго себе славу "Очерками Боза" и "Пиквикомъ". По странному случаю никто не вздумалъ до сихъ поръ не только въ Англiи, но въ Германiи, даже въ Америке перепечатать эти любопытныя страницы, дышащiя свежестью и юморомъ только что развивавшагося таланта знаменитаго романиста. Некоторые изъ этихъ очерковъ появились въ русскомъ переводе въ "Отечественныхъ Запискахъ" въ 1880 году, но предлагаемый этюдъ, принадлежащiй къ той святочной литературе, которую такъ любилъ Дикенсъ, авторъ столькихъ прелестныхъ святочныхъ разсказовъ, еще неизвестенъ нашей публике. Что касается пантомимъ, то, какъ известно, они составляютъ любимое развлеченiе англичанъ на рождественскихъ праздникахъ и почти все лондонскiе театры около месяца только и пробавляются этими чисто нацiональными представленiями.

Прежде чемъ погрузиться въ эту статейку, позвольте намъ прямо сознаться въ страсти къ пантомимамъ, въ нежномъ сочувствiи къ клоунамъ и наядамъ, въ безгрешной любви къ арлекинамъ и коломбинамъ, въ невинной радости, которую намъ доставляетъ лицезренiе ихъ краткаго, многообразнаго и пестраго существованiя, хотя часто ихъ действiя не соответствуютъ суровымъ, офицiальнымъ правиламъ приличiя, руководящимъ деятельностью более низкихъ и менее глубокихъ умовъ. Мы восторгаемся пантомимами не потому, что они ослепляютъ глаза фольгой и мишурой, не потому, что оне представляютъ намъ замазанныя меломъ лица любимцевъ нашего детства, не потому даже, что они, какъ Рождество и день нашего собственнаго рожденiя приходятъ разъ въ годъ; - нетъ, наше пристрастье къ нимъ основано на совершенно иныхъ и вполне серьезныхъ причинахъ. Пантомима въ нашихъ глазахъ зеркало жизни; более того, мы утверждаемъ, что она кажется таковымъ и всемъ зрителямъ, хотя они этого не сознаютъ. Эта именно причина и делаетъ пантомимы источникомъ всеобщей забавы.

красныхъ щекахъ. Онъ очевидно пользуется хорошимъ состоянiемъ и положенiемъ въ свете. Онъ любитъ внешнiй блескъ, ибо и одетъ роскошно, чтобъ не сказать пестро, и чувствуетъ благоразумное пристрастье къ вкусной пище, что доказывается его веселымъ видомъ, съ которымъ онъ бьетъ себя по животу, давая понять публике, что онъ идетъ домой обедать. Сiяя счастьемъ, вполне уверенный въ незыблемости своего богатства и предвкушая вкусный обедъ, этотъ старый джентльменъ вдругъ оступается и летитъ на землю со всего размаха. Какой взрывъ хохота потрясаетъ театръ! Его окружаетъ шумная толпа, которая смеется надъ нимъ и подчуетъ его пинками. Каждый разъ, что онъ хочетъ подняться, безжалостные преследователи снова его сбиваютъ съ ногъ. А зрители держатся за животики отъ смеха. А когда, наконецъ, старый джентльменъ встаетъ и улепетываетъ въ разорванной одежде безъ шляпы, безъ парика, безъ часовъ, безъ денегъ, то публика, уставъ смеяться, выражаетъ свое удовольствiе и одобренiе громкими рукоплесканiями.

Похоже это на жизнь? Перенесите сцену на улицу, на биржу, въ банкирскую контору или въ магазинъ. Посмотрите когда кто нибудь тамъ упадетъ и чемъ неожиданнее, чемъ более въ зените благоденствiя и богатства, темъ лучше - какой радостный крикъ поднимаетъ толпа надъ поверженнымъ трупомъ счастья, какъ она издевается надъ лежащимъ, какъ хохочетъ, когда онъ, съ трудомъ поднявшись, исчезаетъ со сцены. Это та-же пантомима, точь въ точь.

Изъ всехъ действующихъ лицъ пантомимы, Панталонъ считается самымъ развратнымъ и пустымъ. Кроме естественнаго отвращенiя, которое мы чувствуемъ къ джентльмену его летъ, занимающемуся делами, неподходящими къ его возрасту и положенiю въ свете, мы не можемъ скрыть отъ себя того факта, что онъ коварный, себялюбящiй старый негодяй постоянно подбиваетъ своего молодого товарища паяца на различные обманы и мошенничества, а самъ стоитъ въ стороне, поджидая результата. Если предпрiятье увенчивается успехомъ онъ требуетъ своей доли въ поживе, а если клоуна постигаетъ неудача, онъ съ благоразумной быстротой скрывается. Его любовныя поползновенiя такъ же очень непрiятны и его манера обращаться съ дамами днемъ на улицахъ совершенно неприличная, такъ какъ онъ ни более ни менее какъ схватываетъ ихъ за талiю и потомъ, отскакивая на почтительное разстоянiе, продолжаетъ имъ подмигивать въ высшей степени безнравственнымъ образомъ.

Укажите мне человека, которыя не укажетъ дюжины такихъ Панталоновъ въ числе своихъ знакомыхъ? Кто не видалъ какъ они шатаются по моднымъ улицамъ въ прекрасный осеннiй день или летомъ вечеркомъ, проделывая все вышеозначенныя пантомимныя проделки съ пьяной энергiей и съ полной свободой словно они на сцене, а не на улице? Что касается до насъ, то мы можемъ сосчитать более дюжины такихъ Панталоновъ, которые на потеху своихъ знакомыхъ проделываютъ сотни комическихъ и безполезныхъ попытокъ казаться юными и развратными.

é de l'Europe въ Геймаркете, где онъ обедалъ на счетъ молодого провинцiала, которому онъ крепко пожимаетъ руку. Искуственный жаръ этого пожатiя, любезное киванiе головой и чмоканiе губами, при воспоминанiи о вкусномъ обеде, все это характеристическiя черты его великаго прототипа. Онъ идетъ, напевая оперную арiю и небрежно размахивая тростью. Вдругъ онъ останавливается передъ окномъ моднаго магазина. Онъ силится увидать прикащицъ, но ему въ этомъ мешаютъ выставленныя индейскiя шали и онъ обращаетъ свое вниманiе на молодую девушку, которая съ корзинкой въ рукахъ смотритъ въ тоже окно. Но смотрите, онъ къ ней приближается. Онъ кашляетъ; она отворачивается. Онъ еще ближе подходитъ; она не обращаетъ на него вниманiя. Онъ поспешно схватываетъ ее за подбородокъ и, отскочивъ назадъ шага на два, начинаетъ ей мигать и делать знаки. Молодая девушка презрительно смотритъ на его морщинистое лицо и съ гримасой удаляется. Старикъ следуетъ за нею, шлепая ногами. Ну, не настоящiй ли это Панталонъ!

Сходство сценическихъ паяцевъ съ действительными еще поразительнее. Многiе говорятъ съ тяжелымъ вздохомъ объ упадке пантомимы и печально произносятъ имя Гримальди. Мы нисколько не отрицаемъ достоинствъ почтеннаго старика, но положительно все это вздоръ. Каждый день мы видимъ клоуновъ, которые заткнутъ за поясъ Гримальди и, къ сожаленiю, никто ихъ не ценитъ. Всемъ посетителямъ пантомимъ известно, что те сцены, въ которыхъ паяцъ имеетъ всего более успеха, называются въ афишахъ: мелочная лавка, мастерская портного или меблированныя комнаты, а вся суть этихъ сценъ заключается въ томъ, что герой не платитъ денегъ, беретъ обманомъ товаръ, даромъ естъ и пьетъ, однимъ словомъ, надуваетъ всякаго кого попало. H заметьте, чемъ больше мошенничество, темъ громче смеются зрители. Но въ жизни эти факты повторяются каждый день и никто не видитъ въ нихъ ничего забавнаго. Приведемъ одну сцену не изъ театральной пьесы, а изъ пантомимы жизни.

Благородный капитанъ Фицъ-Вискеръ Фирси, сопровождаемый своимъ ливрейнымъ слугой Довемъ, который на взглядъ очень приличенъ и состарился ли службе семейства капитана, осматриваетъ и, после продолжительнаго торга, нанимаетъ домъ въ такой-то улице, подъ такимъ-то нумеромъ. Все соседнiе лавочники стараются на перерывъ попасть въ поставщики капитана, но онъ очень добрый, любезный человекъ и, чтобъ не обидеть никого, делаетъ большiе заказы всемъ. Боченки вина, корзины со всевозможными съестными припасами, возы съ мебелью, футляры съ бриллiантами, различные предметы роскоши прибываютъ въ домъ благороднаго капитана Фицъ-Вискера Фирси. Ихъ принимаетъ приличный лакей, а самъ капитанъ ходитъ по комнатамъ, оглашая воздухъ бранью и проклятiями, какъ подобаетъ военному человеку. Но какъ только поставщики исчезаютъ за дверями, капитанъ съ генiальной ловкостью и трогательной помощью своего лакея немедленно спускаетъ все эти вещи хотя и по дешевой цене, но для него очень выгодной, такъ какъ ему они ничего не стоили. После несколькихъ подобныхъ проделокъ обманъ открывается, и Фицъ-Фирси съ его лакеемъ, которыя оказывается сообщникомъ, препровождаются въ полицейскiй судъ, куда бегутъ и ограбленныя ими жертвы.

Кто-же не узнаетъ въ этой исторiи подлинную пантомиму, отлично разыгранную Фицъ-Вискеромъ въ роли паяца, его сообщникомъ въ роле Палталона, и лавочниками въ скромныхъ роляхъ статистовъ? Всего забавнее то, что тотъ самый торговецъ углемъ, который всего громче жалуется на негодяя, обманувшаго его, сиделъ накануне въ первомъ ряду партера и помиралъ со смеху, когда туже операцiю проделывали на сцене и гораздо хуже.

Все, бывшiе за кулисами, и большая часть посетителей театральной залы знаютъ, что въ пантомиме участвуетъ много лицъ, которыхъ выводятъ на сцену только для того, чтобъ ихъ обламывали или били, а случается такъ, что и для обеихъ этихъ целей. За минуту передъ темъ, какъ мы принялись за эту статью, мы никакъ не могли понять для какой потребы создано на свете такое большое число тупыхъ, ленивыхъ, пустоголовыхъ людей, попадающихся на каждомъ шагу. Теперь это для насъ ясно. Они статисты. Въ пантомиме жизни, они только для того созданы, чтобъ спотыкаться, толкать другъ друга, падать и расшибать себе голову. Намъ пришлось еще на прошлой неделе сидеть за ужиномъ подле такого джентльмена. Онъ походилъ какъ две капли воды на статистовъ, выводимыхъ на сцену съ раскрашенными лицами; тоже широкое, глупое лицо, теже телячьи глаза, точно также каждое его слово и действiе были не въ попадъ. Мы смотрели съ любопытствомъ на этого человека и недоумевали, къ какой породе живыхъ существъ его отнести. Какъ странно, что намъ не пришла въ голову эта простая классификацiя - статистъ пантомимы и более ничего.

арлекину. Слачала мы думали, что арлекинъ не более и не менее какъ маменькинъ сынокъ, знатный и богатый юноша, который увезъ балетную танцовщицу и расходуетъ жизнь на легкомысленныя удовольствiя. Но серьезно подумавъ, мы вспомнили, что арлекины иногда повинны въ остроумныхъ замечанiяхъ и даже разумныхъ поступкахъ, тогда какъ маменькиныхъ сынковъ, говоря вообще, нельзя обвинять въ подобныхъ проступкахъ. По основательномъ обсужденiи этого вопроса, мы пришли къ тому заключенiю, что арлекины въ жизни люди обыкновенные и что ихъ можно найдти во всякомъ положенiи и на всякой общественной ступени. Особое стеченiе обстоятельствъ даетъ имъ въ руки магическiй жезлъ. Это естественно приводитъ насъ къ общественной и политической пантомине, которой мы и закончимъ нашъ очеркъ, но мимоходомъ надо заметить, что мы нарочно умалчиваемъ о Коломбине, нисколько не одобряя ея легкомысленныхъ отношенiй къ ея пестрому любовнику, а потому не считая себя вправе выставить ее на показъ строго нравственнымъ и высокопочтеннымъ нашимъ читательницамъ.

Открытiе парламентской сессiи есть ничто иное какъ поднятiе занавеса передъ большой комической пантомимой, а министерскую речь мождо смело сравнить съ вступительлыми словами паяца: "Милорды и господа, вотъ и мы, вотъ и мы!" Эти немногiя красноречивыя слова, по нашему мненiю, отлично выражаютъ смыслъ министерской програмы. Если же мы вспомнимъ, что министерская речь часто произносится после перемены декорацiи, то параллель является точной до мелочей.

Быть можетъ, политическая пантомима никогда не была такъ богата и блестяща, какъ въ наши дни. Особенно мы сильны паяцами. Никогда прежде не было у насъ такихъ паяцовъ, которые готовы проделать всевозможныя штуки для потехи публики. Ихъ готовность всегда и везде представлять даже вызвала злобное замечанiе, что давая даровыя представленiя по всей стране, когда столичный театръ закрытъ, они унижаются до роли уличныхъ гаеровъ и подрываютъ авторитетъ своей лавочки. Гримальди этого никогда не делалъ.

Но отложивъ въ сторону этотъ вопросъ, такъ какъ въ сущности это дело вкуса, мы можемъ съ гордостью и удовольствiемъ размышлять объ искустве, которое выказываютъ наши политическiе клоуны во время сезона. Ночь за ночью они ломаются до трехъ и четырехъ часовъ утра, безъ устали выделывая самыя странные скачки и давая другъ другу самыя смешныя пощечины. Шумъ и гамъ, среди которыхъ они представляютъ, заткнутъ за поясъ буйство самой веселой толпы въ райке во время рождественскихъ пантомимъ.

Всего любопытнее зрелище, которое представляетъ одинъ изъ клоуновъ, ломаясь и корчась подъ действiемъ магическаго жезла власти, который держитъ надъ его головой старикъ клоунъ или арлекинъ. Подъ этими сверхъестественными чарами онъ или вдругъ стоитъ неподвижнымъ, не шевельнетъ ни рукой, ни ногой, ни языкомъ или, въ случае надобности, вдругъ завертится, заболтаетъ, оглашая воздухъ потокомъ безсмысленныхъ, хотя красноречивыхъ словъ, предаваясь самымъ фантастичнымъ влiяньямъ или даже ползая во полу и подметая пыль. Эги представленiя более любопытны, чемъ прiятны, и даже оне просто отвратительны всякому, исключая лицъ, которые восторгаются подобной ловкостью, но мы къ нимъ не принадлежимъ.

его голову совершенно новыми идеями. Одинъ ударъ этимъ жезломъ по спине можетъ разомъ изменить цветъ его одежды. Бываютъ такiе ловкiе клоуны, что если держатъ этотъ жезлъ прежде съ одной стороны, потомъ съ другой, то они переворачиваются и переменяютъ одежду съ такой быстротой, что самыя опытный взглядъ не заметитъ ихъ движенiя. По временамъ добрый генiй, жалующiй этотъ волшебный жезлъ, вырываетъ его изъ рукъ временнаго его обладателя и передаетъ другому. Тогда все клоуны мгновенно перебегаютъ съ одной стороны на другую и начинается снова скачка съ препятствiями и толчками.

Мы могли-бы сделать эту статью гораздо длиннее, продолживъ параллель и ясно показавъ, какъ мы сначала намеревались, что каждое ремесло, каждая отрасль общественной жизни есть маленькая пантомима съ своими отдельными сценами и действующими лицами, но мы уже достаточно злоупотребили терпенiемъ читателей. Одинъ джентльменъ, имеющiй некоторую известность какъ драматическiй поэтъ, сказалъ недавно: