Бординг-Гауз

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бординг-Гауз (старая орфография)

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА

Перевод А. Н. Линдегрен, под редакцией М. А. Орлова.

*) Название меблированных помещений в Англии с общим семейным столом, общей гостиной и проч. Прим. перев.

Миссис Тиббс, безспорно, была самой опрятной, расторопной, домовитой маленькой особой, какая когда-либо дышала лондонскою копотью, а её жилище решительно бросалось в глаза своего чистотой на всем протяжении Большого Корем-стрита. Двор и надворная лестница, парадный вход и парадное крыльцо, медная дверная ручка и дверная дощечка, молоток и полукруглое окно над дверью были так чисты и блестящи, как только можно этого достичь с помощью неутомимого мытья, чистки кирпичом, скобленья и протиранья. Удивительно, что медная дощечка с интересной надписью "миссис Тиббс" не загорелась когда-нибудь от трения, до такой степени усердно ее полировали. В окнах столовой были решетчатые ставни, как в кладовых для мяса, синия занавески с золотыми разводами висели в гостиной и шторы с пружинным валиком "в любой из комнат", как имела привычку хвастаться в гордости своего сердца миссис Тиббс. Стеклянный колпак на лампе в сенях соперничал в прозрачности с мыльным пузырем, в каждый стол можно было глядеться, как в зеркало, и отполироваться самому на любом стуле. Деревянные перила лестницы лощили воском, и даже медные прутья, придерживавшие ковер на ступенях, заставляли вас жмурить глаза своим ослепительным блеском.

Миссис Тиббс была невысока ростом, да и супруг её не отличался крупными размерами. Вдобавок ноги у него были несоразмерно коротки, за то лицо необычайно длинно. Относительно своей жены он играл роль нуля в 90: этот почтенный джентльмен имел некоторое значение при ней и превращался в ничто без нея. Миссис Тиббс говорила без умолку. Мистер Тиббс говорил редко, но чуть представлялась возможность вставить словцо, как он спешил воспользоваться ею совершенно некстати, когда ему следовало бы промолчать. Миссис Тиббс терпеть не могла длннныхь рассказов, а у мистера Тиббса был один такой, окончания которого никогда не доводилось слышать даже его закадычным приятелям. Он обыкновенно начинался такими словами: "Помню, когда я служил в корпусе волонтеров в тысяча восемьсот шестом году..." Но так как мистер Тиббс говорил очень вяло и тихо, а его лучшая половина чрезвычайно быетро и громко, то ему редко удавалось переступить за это предисловие. Он являл собою печальный образец рассказчика, подобие каррикатурного Вечного Жида, странствующого без цели и предела.

Мистер Тиббс пользовался маленьким обезпечением под видом пенсии в размере 43 фунтов стерлингов, 15 шиллингов и 10 пенсов в год. Его отец, мать и пятеро интересных отпрысков того же древа получали одинаковую сумму из доходов признательного отечества неведомо за какую особенную заслугу. Но так как упомянутого обезпечения не хватало на то, чтоб снабдить всеми благами земной жизни двоих существ, то деятельной маленькой супруге Тиббса пришло на ум, что самое лучшее употребление, какое она может сделать из полученного ею наследства в 700 фунтов, это снять и обставить сносный домик-особняк для отдачи внаймы жильцам где-нибудь в той излюбленной местности, которая простирается между Британским Музеем и отдаленной деревней, носящей название Сомерс-Тауна. Выбор миссис Тиббс остановился на Большом Корем-стрите. Найденный здесь дом был обставлен сообразно своему назначению, после чего хозяйка наняла двух служанок и мальчика, а затем поместила в утренних газетах объявление, извещавшее публику, что "шесть особ могут найти все удобства веселого музыкального жилища в семействе, принадлежащем к избранному обществу и помещающемся в десяти минутах ходьбы от..." отовсюду. Безчисленные ответы были получены под всевозможными инициалами, точно все буквы алфавита почувствовали внезапное желание отправиться на поиски меблированных комнат и квартир; обширная переписка возникла между миссис Тиббс и нанимателями, при чем соблюдалась глубочайшая тайна. "E." терпеть не мог того-то, "I." не решался помириться с тем-то; I. О. У. не надеялся, что условия окажутся для него подходящими, тогда как Г. Р. никогда не спал на металлических кроватях. В результате, однако, трое джентльменов сделались постояльцами миссис Тиббс на условиях, "приятных для обеих сторон". Вышло новое объявление, и одна лэди с двумя дочерьми предложила увеличить... не их семейство, но число домашних миссис Тиббс.

- Прелестная женщина эта миссис Мепльсон! - сказала хозяйка, когда сидела с мужем у камина после завтрака, тогда как её постояльцы разошлись по своим делам. - Право, премилая! - повторила она просто ради разговора, а не с какою-либо целью, потому что ей никогда не приходило в голову спрашивать совета мужа. - А обе дочки восхитительны. Не мешает приготовить сегодня какое-нибудь рыбное блюдо: ведь, оне в первый раз будут обедать за нашим столом.

- Молодые девицы, - продолжала его жена, - любезно согласились привезти собственное фортепиано.

Тиббсу пришла на ум история с волонтерами, однако, он не рискнул выступить с нею. Тут его озарила светлая мысль.

- Весьма возможно... - произнес он.

- Сделай одолжение, не прислоняйся головой к обоям, - перебила его супруга, - да не клади ног на стальную каминную решетку, - это еще того хуже.

Хозяин дома послушно отстранил голову от обоев, снял ноги с каминной решетки и продолжал:

- Весьма возможно, что одна из молодых девиц приглянется молодому мистеру Симпсону, а там скорехонько честным пирком да и за свадебку...

- Что такое? - возопила миссис Тиббс.

Муж скромно повторил свое предположение.

- Прошу покорно не говорить подобных вещей, - изрекла миссис Тиббс. - Ишь что выдумал, свадебка! Отнимать у меня жильцов! Нет, нет, ни за что на свете!

Тиббс подумал про себя, что тут нет ничего невероятного, но так как он никогда не спорил с женой, то и положил конец разговору, заметив; что ему пора на занятия. Он всегда уходил из дома в десять утра и возвращался в пять вечера с крайне грязным лицом и запахом плесени. Никто решительно не знал, чем занимается мистер Тиббс или куда он ходит, но миссис Тиббс говорила всегда с необычайно важной миной, что её муж служит в Сити.

Обе мисс Мепльсон со своею превосходной маменькой прибыли после полудня в наемной карете в сопровождении изумительного количества поклажи. Сундуки, картонки с шляпами, муфтами, зонтики, футляры с гитарами и свертки всевозможной формы, упакованные в коричневую бумагу и зашпиленные булавками, загромоздили сени. Тут поднялась такая беготня сверху вниз и обратно с привезенными пожитками, такое снованье с горячей водой для умыванья новоприбывших лэди, с калеными щипцами для завивки их волос, такая сутолока, такое смятение и суета прислуги, каких никогда не видывали прежде на Большом Корем-стрите. Маленькая миссис Тиббс была совершенно в своей стихии, носясь по своему дому, распоряжаясь, болтая без умолку, выдавая полотенца и мыло, точно больничная кастелянша. Обычная тишина и спокойствие водворились в мирном жилище не раньше того, как приезжия лэди благополучно разошлись, наконец, по своим спальням, чтоб, затворившись у себя, серьезно заняться одеваньем к обеду.

- А красивы эти девушки? - спросил мистер Симпсон мистера Септимия Гиккса, другого постояльца, когда они развлекались перед обедом в гостиной, валяясь по диванам и созерцая свои бальные башмаки.

- Право, не знаю, - отвечал мистер Септимий Гиккс, долговязый, бледнолицый субъект в очках, с черной ленточкой на шее, заменявшей ему галстух, - личность весьма интересная.

Обладая поэтической жилкой, он любил странствовать по больницам и пользовался репутацией "весьма даровитого молодого человека". У него была страсть приплетать к разговору всевозможные отрывки из "Дон-Жуана", нисколько не стесняясь тем, подходят ли они к данному случаю, и обнаруживая замечательную независимость по этому пункту. Собеседник его, мистер Симпсон, принадлежал к числу тех молодых людей, которые играют в обществе роль статистов на сцене, только он был несравненно менее искусен по своей специальности, чем самый заурядный актер. Голова его была пуста, как большой колокол на соборе св. Павла. Одевался он всегда по каррикатурам, выходящим ежемесячно в модных журналах, и слово характер писал с буквы "к".

- Я видел чортову пропасть поклажи в сенях, когда вернулся домой, - с глупой улыбкой заметил мистер Симпсон.

- Туалетные принадлежности, должно быть, - вставил усердный читатель "Дон-Жуна".

*) "Дон-Жуан", песнь I. Прим. перев.

- Это из Мильтона? - полюбопытствовал мистер Симпсон.

- Нет, из Байрона, - возразил мистер Гиккс с презрительным видом. Он не мог ошибиться на счет автора, потому что никогда не читал другого. - Тсс!.. Вот идут девицы! - и молодые люди, как ни в чем не бывало, заговорили между собою очень громко.

- Миссис Мепльсон и мисс Мепльсон, мистер Гиккс. Мистер Гиккс, миссис Мепльсон и мисс Мепльсон, - сказала миссис Тиббс с сильно раскрасневшимся лицом, так как она руководила кулинарными операциями на кухне внизу и смахивала теперь на восковую куклу в солнечный день. - Мистер Симсон, прошу извинения - мистер Симпсон - миссис Мепльсон и мисс Мепльсон и vice versa. Джентльмены тотчас принялись скользить по комнате, подходя поочередно к каждой даме, чтоб раскланяться с самой изысканной любезностью, при чем у них был такой вид, точно они желали бы превратить в ноги свои руки, которые эти бедные молодые люди решительно не знали, куда девать. Лэди улыбались им, приседали, скользили в кресла и ныряли за оброненными носовыми платочками. Джентльмены прислонились к розеткам портьер. Миссис Тиббс проделывала при этом замечательно искусно серьезную пантомиму с кухаркой, пришедшей спросить кое-что насчет соуса к рыбе. При виде её гримас и жестов молодые девицы переглянулись между собою, тогда как остальная компания словно открыла нечто весьма привлекательное в узорах каминной решетки.

- Джулия, радость моя, - обратилась миссис Мепльсон к своей младшей дочери настолько громко, что все присутствующие могли разслышать её речь, - Джулия!

- Что, мама?

- Не горбись.

Это было сказано с целью обратить внимание посторонних на фигуру мисс Юлии, отличавшуюся безспорной стройностью. Разумеется, все невольно посмотрели на нее, после чего наступила новая пауза в разговоре.

- Представьте себе, - обратилась тут миссис Мепльсон конфиденциальным тоном к хозяйке дома, - сегодня нам попался ужасно грубый извозчик.

- Какая досада! - тоном глубокого сочувствия подхватила миссис Тиббс.

Она не успела добавить ни слова, потому что в дверях появилась опять служанка, подававшая отчаянные знаки своей госпоже.

- Все извозчики, вообще, грубияны, - заметил мистер Гиккс самым вкрадчивым тоном.

- Положительно так, - отвечала миссис Мепльсон, точно эта мысль никогда не приходила раньше ей в голову.

- Ну и кэбмены {Извощики, ездящие в кэбах - подобии крытых пролеток с кучерским сиденьем сзади. Прим. перев.} не уступят им, - вмешался мистер Симпсон.

Это вышло совсем некстати, потому что никто из присутствующих не обнаружил ни словом, ни жестом своего малейшого знакомства с обычаями и повадками кэбменов.

- Что вам нужно, Робинсон? - обратился тут миссис Тиббс к служанке, которая, желая дать знать хозяйке о своем присутствии, уже минут пять громко покашливала и фыркала носом за дверью.

- Смею сказать, сударыня, хозяин спрашивает себе чистое белье, - брякнула Робинсон, застигнутая врасплох.

Молодые люди отвернулись к окну и "прыснули", точно две бутылки с имбирным пивом; девицы прижали к губам носовые платочки, а маленькая миссис Тиббс выскочила опрометью из комнаты, чтоб дать мужу чистое белье, а служанке хороший нагоняй. Вскоре после того появился третий постоялец, мистерх Кэльтон, обнаруживший большое, уменье оживить разговор. Мистер Кэльтон был престарелым щеголем и холостяком. Он обыкновенно говорил о себе, что хотя его черты не отличались безусловной красотой, но производили поразительное впечатление. Это не подлежало спору. Невозможно было взглянуть на его лицо, чтоб не вспомнить аляповатого молотка у наружной двери с рукояткой, изображавшей не то льва, не то обезьяну; это сравнение подходило также и к его характеру, и к разговору. Кэльтон стоял на одном месте, когда все прочее двигалось вперед. Он никогда не затевал сам разговора, не пускал в ход идеи, ко едва заходила речь о каком-нибудь избитом предмете, как он принимался тараторить с поразительной быстротой, словно заведенная машина. Порою с ним делался приступ болезненного "тика" в голове и тогда он, так сказать, унимался, потому что производил меньше шума, чем в обыкновенное время, когда этот почтенный субъект был способен трещать до одури об одном и том же. Он никогда не был женат, но до сих пор высматривал себе невесту с приданым. Мистер Кэльтон имел до трехсот фунтов стерлингов годовой пожизненной ренты, отличался крайним тщеславием и необычайным эгоизмом. Он слыл человеком образцовой учтивости, и его можно было видеть ежедневно гуляющим в Парке и по Реджент-стриту.

Этот почтенный джентльмен поставил себе задачей пленить своею любезностью миссис Мепльсон; собственно говоря, желание понравиться распространялось на все собравшееся общество. Дело в том, что миссис Тиббс придумала, как ей казалось, весьма ловкий дипломатический маневр, уверив своих постояльцев, будто бы у нея есть причины считать новых жилиц очень богатыми, а новоприбывшим лэди намекнув, что все её постояльцы завидные женихи. Маленькое ухаживанье с одной стороны и кокетство с другой, - по её соображениям, обещали придать веселье её дому, способствуя тому, чтоб он не пустовал, и не приводя ни к каким иным последствиям.

не прочь вторично выйти замуж, еслиб это послужило на пользу её "дорогим девочкам" - другого повода к новому супружеству у нея решительно не было. "Милые девочки" со своей стороны не были равнодушны к выгодам "хорошей партии". Одной из них стукнуло уже двадцать пять лет, другая была моложе на три года. Целых четыре сезона провели оне в различных водолечебных местечках, где играли в карты в библиотеках, читали книги на балконах, торговали на благотворительных базарах, танцовали на собраниях, вели чувствительные разговоры с кавалерами, - одним словом, делали все, что доступно изобретательным молодым девицам, но до сих пор - увы! - напрасно.

- Как великолепно одевается мистер Симпсон! - шепнула Матильда Мепльсон сестре своей Джулии.

- Превосходно! - подтвердила младшая сестра.

На модном щеголе был темно-коричневый фрак с бархатным воротником и лацканами того же цвета, - весьма похожий на тот, в который облекается благородный незнакомец, снисходящий до роли "франта" в пантомиме на театре Ричардсона.

- Что за бакенбарды! - промолвила Джулия.

- Очаровательные! - отозвалась её сестра; - а какие волосы!

Волосы Симпсона смахивали на парик и отличались волнистостью, украшающей блестящия пряди этих произведений искусства, надетых на восковые головы в окне куафера Бартелло на Реждент-стрите; хваленые бакенбарды сходившияся под подбородком, напоминали завязки, составлявшия непременную принадлежность париков, пока наука не изобрела для них невидимых патентованных пружин

- Обед подан, сударыня, - доложил мальчик, появившийся впервые в перешитом черном сюртуке с хозяйского плеча.

- О, мистер Кэльтон, не угодно ли вам быть кавалером миссис Мепльсон? - предложила хозяйка.

- Покорнейше благодарю.

Мистер Симпсон подал руку мисс Джулии; мистер Септимий Гиккс провожал хорошенькую Матильду; и все шествие направилось в столовую. Мистер Тиббс был немедленно представлен здесь дамам, при чем раскланивался с ними на подобие фигуры в голландских часах с тугою пружиной внутри корпуса, а потом быстро юркнул на свое место на конце стола и был рад-радешенек скрыться за суповою миской, только что замеченной им к концу томительной процедуры. Постояльцев разсадили вперемежку: кавалеры чередовались за столом с дамами на подобие ломтиков булки и мяса на блюде с бутербродами. После того миссис Тиббс приказала Джемсу снять крышки с кушаний. Тут взорам присутствующих открылись: лососина, омары под соусом, суп из гусиных потрохов и обычные приправы: картофель в виде окаменелостей и поджаренные гренки, формы и размера игральных костей.

- Суп для миссис Мепльсон, мой милый, - сказала суетливая миссис Тиббс.

Она всегда называла мужа "мой милый" при посторонних. Тиббс, жевавший хлеб, соображая про себя, скоро ли удастся ему получить порцию рыбы, передал тарелку супа с такою поспешностью, что сделал маленький островок на скатерти и тотчас закрыл пятно своим стаканом, пока жена не успела заметить его погрешности.

- Вы позволите положить вам рыбы, мисс Джулия?

- Пожалуйста... только очень немного. О, вполне достаточно, благодарю вас! (на тарелке очутился кусочек не больше грецкого ореха).

- Джулия кушает ужасно мало! - заметила миссис Мепльсон, обращаясь к своему соседу мистеру Кэльтону.

Однако, её слова пропали даром. Кэльтон пожирал глазами рыбу и потому ограничился только равнодушным восклицанием: - А!

- А тебе что положить, мой милый? - спросила хозяйка мужа, оделив кушаньем всех сидевших за столом.

Этот вопрос сопровождался взглядом, который ясно давал понять, что Тиббс ни под каким видом не должен посягать на рыбу, потому что её осталось очень мало. Однако, ему пришло в голову, будто бы жена хмурится по поводу пятнышка, замеченного ею на скатерти, и он спокойно отвечал:

- Да положи мне, пожалуй... хоть немного рыбы.

- Да, моя дорогая, - подтвердил негодный супруг, лицо которого выражало томление острого голода.

Чуть не со слезами на глазах положила миссис Тиббс своему "мерзавцу мужу", как мысленно обозвала она его, последний съедобный кусок лососины, уцелевший на блюде.

- Джемс, подайте, это вашему господину да уберите у него ножик.

То было обдуманное мщение, так как Тиббс решительно не умел есть рыбу без нозка. Таким образом, он был поставлен в необходимость гоняться по тарелке за маленькими кусочками лососины с помощью вилки и корочки хлеба, при чем его попытка достать что-нибудь увенчивалась успехом один из семнадцати раз.

- Убирайте, Джемс, - скомандовала миссис Тиббс, когда её муж проглатывал четвертый кусок, - и тарелки исчезли с быстротою молнии.

- Я хочу взять ломтик хлеба, Джемс, - промолвил злополучный "хозяин дома", голодный пуще прежнего.

- Не мешкайте, Джемс, ваш господин подождет, - сказала неумолимая супруга, - ступайте за жарким.

Эти слова были произнесены пониженным тоном, каким обыкновенно хозяйки делают замечания прислуге в присутствии гостей; однако, речь, миссис Тиббс, подобно шопоту на сцене, была услышана вполне отчетливо всеми присутствующими, именно, благодаря своей горячности.

До следующей перемены блюд водворилось молчание пользуясь которым, мистер Симпсон, мистер Кэльтон и мистер Гиккс выставили каждый от себя по бутылке вина: сотерна, малаги и хереса; они угощали им всех сидевших за столом, за исключением Тиббса. Об этом человеке никогда не думала ни одна душа.

Между рыбой и ожидавшимся ростбифом произошел довольно продолжительный перерыв. Он доставил удобный случай мистеру Гикксу привести удивительно подходящую цитату:

*) "Дон-Жуан", песнь II. Прим. перев.

- Можно ли говорить такия непристойности! - возмутилась про себя маленькая миссис Тиббс.

- Ах, - воскликнул мистер Кэльтон, наполняя свою рюмку, - мой любимый поэт - это Томас Мур!

- И мой также, - сказала миссис Мепльсон.

- И мой, - подхватила Джулия.

- Вникните в его сочинения, - продолжал мистер Кэльтон.

- Вот именно, - с уверенностью поддакнул Симпсон.

- Вникните в Дон-Жуана, - возразил мистер Септимий Гиккс.

- Вот хоть бы взять "Письмо Джулии", - вставила мисс Матильда.

- Что может быть возвышеннее "Огнепоклонников? - спросила мисс Джулия.

- Ваша правда, - согласился Симпсон.

- Или "Рая и Пэри", - сказал старый волокита.

- Да, или "Рая и Пэри", - повторил Симпсон, воображавший, что он превосходно понимал эту поэму.

- Все это прекрасно, - возразил мистер Гиккс, который, как было упомянуто нами выше, никогда не читал ничего, кроме "Дон-Жуана". Но где вы найдете что-нибудь превосходнее описания осады Измаила в начале седьмой песни?

- Кстати обь осаде, - неожиданно вмешался Тиббс с набитым хлебом ртом, - когда я состоял в корпусе волонтеров в 1806 году, нами командовал сэр Чарльз Гемперт. Вот однажды и говорит мне командир на ученье, которое он производил на той самой площади, где стоит теперь лондонский университет. - Тиббс, - сказал он мне, вызвав меня из строя Тиббс...

- Скажите вашему господину, Джемс, - с ужасающей внятностью произнесла хозяйка, - что если он не хочет отрезать себе кусок жареной птицы, то пусть передаст жаркое мне.

Сбитый с толку волонтер тотчас принялся за дело и начал кромсать курицу так же проворно, как проделывала это его жена с бараньим окороком. Докончил ли он свой рассказ так и осталось неизвестным; но если и докончил, то никто не слышал его конца.

Так как неловкость первой встречи теперь изгладилась и вновь прибывшия успели уже освоиться с новой обстановкой, то каждый из присутствующих почувствовал себя свободнее. Отсутствие стеснения особенно отразилось на Тиббсе, потому что он задремал тотчас после обеда. Мистер Гиккс и дамы красноречивее распространялись о поэзии, о театрах и "Письмах лорда Честерфильда"; мистер Кэльтон сопровождал все сказанное присутствующими постоянным двукратным постукиваньем. Миссис Тиббс с жаром одобряла каждое замечание, исходившее из уст миссис Мепльсон, а так как мистер Симпсон сидел с неизменной улыбкой на лице и произносил "да" или "конечно" через правильные промежутки времени около пяти минут, то каждый оставался в уверенности, что он вполне понимает, о чем идет речь. После дессерта кавалеры недолго мешкали в столовой и вскоре присоединились к дамам в гостиной. Здесь миссис Мепльсон и мистер Кэльтон затеяли партию в криббедж, тогда как молодежь развлекалась музыкой и разговором. Сестры Мепльсон исполняли самые пленительные дуэты, аккомпанируя себе на гитарах с перевязью из лазурно-голубых лент. Мистер Симпсон нарядился в розовый жилет и уверял, что приведен в восторг их пением; мистер Гиккс чувствовал себя на седьмом небе от поэзии или седьмой песни "Дон-Жуана", что было для него одно и то же. Миссис Тиббс была совершенно очарована новыми квартирантками; что же касается безобидного Тиббса, то он проводил вечер по своему обыкновению, то засыпая, то пробуждаясь, то снова впадая в сладкую дремоту; он совершенно очнулся только к ужину.

* * *

Мы не собираемся воспользоваться привилегией повествователей и дать "протечь целым годам"; пусть благосклонный читатель допустит только, что с описанного нами обеда миновало шест месяцев и что жильцы миссис Тиббс в продолжении этого периода пели и танцовали, посещали сообща театры и выставки, как это часто водится между лэди и джентльменами, живущими вместе. По истечении названного срока мистер Септимий Гиккс получил однажды ранним утром у себя в спальне (в светелке передняго фасада) записку от мистера Кэльтона, приглашавшого его, как только ему будет удобно, повидаться с ним в его уборной, во втором этаже, окнами во двор.

- Передайте мистеру Кэльтону, что я приду сейчас, - сказал мистер Септимий, посланному мальчику-слуге. - Постойте, - уж не захворал ли мистер Кэльтон? - осведомился этот встревоженный посетитель больниц, облекаясь в халат, напоминавший своею пестротою постельное одеяло.

- Нет, насколько мне известно, сэр, - отвечал мальчик, - С вашего позволения, сэр, он как будто сам не свой сегодня на мои глаза.

- Ну, это еще не доказательство болезни, - разсеянно возразил Гиккс. - Отлично, я сейчас спущусь вниз.

Мальчик бросился стремглав по лестнице с ответом, а почти по пятам последовал за ним и встревоженный Гиккс собственной персоной. Тук! тук! - Входите! - Дверь отворяется и открывает мистера Кэльтона, сидящого в креслах. Происходит обоюдное рукопожатие, и мистера Септимия Гиккса приглашают садиться. Краткая пауза. Посетитель кашлянул. Хозяин комнаты взял щепотку нюхательного табаку. То было одно из тех свиданий, когда обе стороны не знают, что сказать. Наконец, мистер Септимий Гиккс нарушил молчание.

- Я получил записку, - произнес он с дрожью в голосе, ни дать, ни взять, как простуженный полишинель.

- Как же, как же...

- Гм...

Разговор окончательно не клеился; оба собеседника чувствовали, что им предстоит важное объяснение, и по этому поводу держали себя так, как держат многие в их положении: онн упорно смотрели на стол с видом решимости. Наконец, мистер Кэльтон собрался с духом и, пользуясь сделанным вступлением, стал продолжать свою речь, сопровождая ее обычным двукратным постукиваньем. Он говорил всегда напыщенно.

- Гиккс, - начал этот почтенный джентльмен, - я послал за вами по причине некоторых соглашений, которые должны произойти в этом доме по случаю свадьбы.

- По случаю свадьбы! - задыхаясь, промолвил Гиккс с таким выражением в чертах, перед которым лицо Гамлета при виде тени его отца можно было бы назвать ласковым и спокойным.

- Да, совершенно верно, - подтвердил "дверной молоток". - Я послал за вами в доказательство моего величайшого доверия к вам.

- И вы собираетесь выдать меня! - с тревогой спросил Гиккс, позабывший с испугу даже привести цитату из Дон-Жуана.

- Мне выдавать вас? Как бы вы сами не выдали меня!

- Ни за что на свете: ни одна душа не узнает до моего смертного часа о вашем участии в известном деле, - отвечал взволнованный Гиккс с раскрасневшимся лицом и поднявшимися дыбом волосами, точно он стоял на скамье электрической машины в полном ходу.

- Люди должны узнать о том рано или поздно, так через год, я полагаю, - возразил мистер Кэльтон с видом крайняго самодовольства. - К тому времени мы ведь можем обзавестись уж и семейкой.

- Мы! Надеюсь, это не будет иметь никакого касательства к вам?

- Чорт возьми, а то как же иначе?

- Нет! Разве это возможно? - сказал озадаченный Гиккс.

Но Кэльтон был слишком поглощен созерцанием собственного счастья для того, чтоб заметить двусмысленность в своем разговоре с Гикксом. Устарелый ловелас томно откинулся на спинку кресла и, приложив ладонь правой руки немножко влево от четвертой пуговицы своего жилета, считая снизу, промолвил со вздохом слащавым голосом:

- О, Матильда!

- Какая такая Матильда? - спросил Гиккс, вскакивая точно ужаленный.

- Матильда Мепльсон, - отвечает старый греховодник, следуя его примеру.

- Я женюсь на ней завтра утром, - объявил Гиккс.

- Неправда! - возразил его собеседник, - она выходит за меня.

- За меня.

- Вы женитесь на Матильде Мепдьсон?

- На Матильде Мепльсон.

- Мисс Мепльсон выходит за вас?

- Ну, вот еще! Не мисс, а миссис Мепльсон.

- Боже милостивый! - воскликнул Гиккс, падая в кресло. - Значит, вы - на маменьке, а я - на дочке...

- Удивительнейшее совпадение, - заметил Кэльтон, - и вдобавок не совсем удобное. Дело в том, что, желая сохранить свое намерение втайне от дочерей, пока не состоится бракосочетание, Матильда не может пригласить в посаженые отцы никого из своих знакомых. Мне также неловко со своей стороны посвящать в это дело своих приятелей. Вот почему я послал за вами: мне хотелось спросить, согласны ли вы сделать мне одолжение, взяв на себя обязанность посаженого отца?

- Могу вас уверить, что я был бы счастлив исполнить ваше желание, - тоном искренняго сожаления отвечал Гиккс, - но вы же видите, что мне предстоит выступит в качестве жениха самому. Положим, одна роль часто вытекает из другой, однако невозможно исполнять их обе одновременно. Но ведь у нас есть Симпсон; я уверен, что вы не получите от него отказа.

- Не охота мне к нему обращаться, - возразил Кэльтон, - он такой осел.

Мистер Септимий Гиккс поднял глаза к потолку, потом опустил их книзу и уставился в пол; тут его озарила, наконец, внезапная мысль.

- Да пригласите вы к себе посаженым отцом хозяина дома, Тиббса, - посоветовал он, после чего привел цитату, поразительно подходящую к Тиббсу и брачущейся чете:

О, Небеса, чей мрачный взор она встречает там?

То взор отца, на пару устремленный *).

*) "Дон-Жуан", песнь 4. Прим. перев.

- Это приходило уже мне в голову, - отвечал Кэльтон, - но, видите-ли, Матильда, неизвестно, по какой причине, ни за что не хочет, чтоб миссис Тиббс пронюхала о нашей свадьбе, прежде чем дело будет сделано. В сущности это вполне естественная деликатность, - понимаете.

- Тиббс, наш хозяин, самое покладистое существо на свете, если взяться за него умеючи, - настаивал мистер Септимий Гиккс. - Скажите ему, чтоб он не проболтался жене, и уверьте его, что она не будет на это в претензии, тогда Тиббс охотно подчинится вашему желанию. Моя свадьба должна состояться тайком от матери невесты и моего отца; поэтому Тиббсу надо запретить разглашать о ней.

Тут раздался негромкий двукратный стук в наружную дверь, похожий на условный знак своего человека, в доме. То был Тиббс, вне всякого сомнения, потому что никто, кроме него, не стал бы мешкать в сенях целых пять минут, вытирая о половик свои подошвы. Он выходил, чтоб расплатиться по счету с булочником.

- Мистер Тиббс! - самым ласковым голосом окликнул хозяина мистер Кэльтон, перегнувшись через перила лестницы.

- Что угодно, сэр? - отозвался снизу человек с выпачканным лицом.

- С удовольствием; сэр, - отвечал Тиббс, обрадованный тем, что на него обратили внимание.

Дверь спальни была тщательно затворена. Поставив шляпу на пол (по привычке многих застенчивых людей) и усевшись на предложенный ему стул, хозяин дома принял такой изумленный вид, точно внезапно очутился на допросе перед судилищем инквизиции.

- Одно довольно неприятное обстоятельство, мистер Тиббс, - начал с весьма зловещим видом Кэльтон - заставляет меня прибегнуть к вашему совету и просить вас, чтоб вы скрыли от своей жены то, что я намерен вам сообщить.

Тиббс изъявил свое согласие, внутренно недоумевая, что такое мог натворить его постоялец, и, наконец, вообразив, что тот, по крайней мере, перебил самые ценные графины в доме.

- Я нахожусь в довольно неприятном положении, мистер Тиббс, - продолжал между тем мистер Кэльтон.

Тиббс посмотрел на мистера Септимия Гиккса, точно ожидая, что тот, как ближайший сосед Кэльтона, сможет определить, в чем заключается неприятность положения последняго, но не нашел, однако, что сказать, и ограничился только неопределенным восклицанием: - Гм!

- Прежде всего позвольте попросит вас, - начал снова "дверной молоток", - воздержаться от громких возгласов изумления, которые могут быть подслушаны прислугой, когда я сообщу вам - преодолейте ваше чувство удивления! - что двое лиц, живущих в вашем доме, намерены вступить в брак завтра поутру.

С этими словами он отодвинул свое кресло на несколько шагов назад, чтоб лучше подметить действие такой неожиданной новости.

Еслиб Тиббс кинулся опрометью вон из комнаты, полетел кувырком с лестницы и лишился чувств в сенях, нет, еслиб даже он выпрыгнул в окно прямо в конския стойла позади дома, обезумев от удивления при таком ошеломляющем известии, его поведение было бы понятнее Кэльтону, чем теперь, когда он, заложив руки в карманы своих невыразимых, воскликнул, хихикая:

- Так оно и есть!

- Вас это не удивляет, мистер Тиббс? - спросил мистер Кэльтон.

- Нисколько, сэр, - отвечал хозяин. - Что-ж тут мудреного? Когда сходятся два молодых существа, то... вы понимаете?

- Конечно, конечно, - согласился постоялец с видом невероятного самодовольства.

- Так по вашему здесь нет ничего выходящого из ряда обыкновенного? - полюбопытствовал мистер Септимий Гиккс, в немом изумлении следивший за выражением лица Тиббса.

- Нет, сэр, - отвечал хозяин; - я был ни дать, ни взять, таким же бедовым в его годы.

И он выразительно ухмыльнулся.

"Стало быть, я чертовски моложав!" подумал старый волокита, не помня себя от восхищения, так как ему было хорошо известно, что он, по крайней мере, лет на десять старше Тиббса.

- Ну, в таком случае приступим сразу к делу, - продолжал он. - Позвольте вас спросить, вы не имеете ничего против того, чтоб сыграть на свадьбе роль посаженого отца?

- Отчего же нет? - сказал Тиббс, все еще не обнаруживая ни тени удивления.

- С полной готовностью, - подтвердил Тиббс, по прежнему, спокойный, как кружка пива с опавшей пеной.

Мистер Кэльтон схватил руку маленького человечка, изнывавшого под башмаком жены, и поклялся ему в неразрывной дружбе с того часа. Гиккс, который все еще не мог опомниться от удивления, последовал его примеру.

- Ну, теперь сознайтесь, - спросил Тиббса мистер Кэльтон, когда хозяин поднял с полу свою шляпу, собираясь уходить, - разве вы не были немножко удивлены?

- Не без того! - отвечал знаменитый муж, поднимая кверху руку, - не без того! Когда я в первый раз услыхал о том.

- Так неожиданно, - заметил Септимий Гиккс.

- Так странно, что пригласили меня, вы понимаете, - сказал Тиббс.

- Так чудно вообще, - прибавил престарелый сердцеед, и все трое покатились со смеху.

- Мне интереснее всего, - промолвил Тиббс, осмотрительно затворив дверь, только что отворенную им, и давая волю своей смешливости, - мне интереснее всего узнать, что скажет его отец.

Мистер Септимий Гиккс посмотрел на мистера Кэльтона.

- Да, но лучше всего то, - возразил пожилой жених, расхохотавшись, - что отца-то у меня и нет, - хэ! хэ! хэ!

- У вас-то нет, конечно, но у него есть, - возразил Тиббс.

- У кого? - спросил Септимий Гиккс.

- Да у него-же!

- У кого - у него? Разве вам известна моя тайна? Вы подразумеваете меня?

- Вас? Нет! Вы знаете, на кого я намекаю, - отвечал хозяин с выразительным кивком.

- Ради Бога объяснитесь. О ком вы говорите? - допытывался мистер Кэльтон, совершенно сбитый с толку такой дикой путаницей, как и его сосед Септимий Гиккс.

- О ком? - подхватил Тиббс. - Да, разумеется, о мистере Симпсоне; кого-же другого мог я подразумевать?

- Теперь я все понял, - воскликнул почитатель Байрона, - Симпсон женится завтра поутру на Джулии Мепльсон!

- Несомненно, - подтвердил Тиббс, с полнейшим удовольствием, - конечно, он женится на ней.

невозможно описать, хотя, пожалуй, нашим читательницам будет легче вообразить, какие ухищрения пустили в ход три лэди для того, чтоб так прочно опутать сетями своих поклонников. Но каковы бы ни были эти ухищрения, каким бы способом ни применяли их к делу, для нас важно то, что они увенчались успехом. Мать как нельзя лучше знала о предстоящей свадьбе обеих дочек, а дочки со своей стороны были прекрасно осведомлены о намерении своей достойной маменьки. Тем не менее оне решили между собою, что будет гораздо приличнее, если каждая из них прикинется незнающей о помолвке остальных; точно также являлось желательным, чтоб все три свадьбы состоялись в один и тот же день, так как обнаружение одного тайного союза могло повредить обоим остальным. Этим объясняется мистификация мистера Кэльтона и мистера Септимия Гиккса, а также и заблаговременное приглашение в посаженые отцы простодушного Тиббса.

На следующее утро мистер Септимий Гиккс соединился брачными узами с мисс Матильдою Мепльсон. Мистер Симпсон в свою очередь вступил в "священный союз" с мисс Джулией; мистер Тиббс в обоих случаях был посаженым отцом, "выступив первый раз в жизни в означенной роли". Мистер Кэльтон, уступавший в рвении обоим молодым женихам, был порядочно поражен неожиданным двойным открытием, и так как ему встретились некоторые затруднения в приискании лица, которое согласилось бы передать ему невесту у алтаря, то он нашел наилучший способ устранить такое неудобство, отказавшись от нея совсем. Однако, покинутая лэди не спустила изменнику подобного нарушения данного слова и "воззвала к оскорбленным законам своего отечества", как выразился на суде её поверенный при разбирательстве дела "Мепльсон и Кэльтон". В возмещение убытков по судебному приговору истица получила тысячу фунтов стерлингов, каковую сумму и был принужден выплатить ей злополучный "дверной молоток".

Мистер Септимий Гиккс, бегавший по госпиталям, вздумал сбежать навсегда. Его обиженная супруга поселилась теперь с матерью в Булони. Мистер Симпсон имел несчастие потерять жену шесть недель спустя после свадьбы (благодаря бегству новобрачной с офицером во время срочного пребывания молодого супруга в долговой тюрьме, куда он попал, не имея средств уплатить по ничтожному счету её портнихе); отец, скончавшийся в скором времени, лишил его наследства, и сын считал себя счастливым, пристроившись на постоянное место у модного парикмахера, так как и раньше парикмахерское искусство часто привлекло к себе его внимание. На этой новой должности ему естественно представлялись многочисленные случаи познакомиться с привычками, нравственным складом и образом мыслей исключительной части знатного круга в Англии. Этому счастливому обстоятельству мы обязаны блестящими произведениями литературного гения - его светскими романами, которые не перестанут поучат и развлекать мыслящую часть публики, пока будет преобладать изящный вкус, незапятнанный преувеличением, жеманством и ханжеством.

Остается только прибавить, что это осложнение домашней неурядицы совершенно лишило бедную миссис Тиббс всех обитателей её меблированного дома, за исключением только одного, с которым она разсталась бы очень охотно - её мужа. С брачного пира этот негодный маленький человечек вернулся домой сильно навеселе и под влиянием вина, азарта и отчаяния осмелился дать отпор гневу своей супруги. С того злополучного часа он неизменно обедал на кухне, ставшей отныне его местопребыванием и ареною его дальнейших похождений; туда же велела перенести миссис Тиббс и складную кровать для своего супруга. Весьма вероятно, что в этом уединении он найдет возможность досказать свой анекдот из жизни волонтеров.

В утренних газетах снова появилось объявление миссис Тиббс о сдаче комнат. Результаты его предназначаются для следующей главы.

- Ладно! - говорила себе маленькая миссис Тиббс, сидя однажды утром в столовой, окнами на улицу, в своей квартире на Корен-стрите и штопая ковер с первой площадки лестницы. - Мои дела вовсе еще не так плохи, и если только я получу благоприятный ответь на свое объявление, то у меня в доме опять все будет занято.

Она продолжала починку ковра, тревожно прислушиваясь к стуку в дверь почтальона, шедшого по улице. Весь дом был погружен в тишину. Она прерывалась только мурлыканьем несчастного Тиббса на кухне внизу. Занимаясь чисткою обуви для постояльцев, он мычал что-то себе под нос в виде уродливой пародии на песню.

Почтальон приблизился к дому. Вот он остановился, миссис Тиббс, притаив дыхание, замерла в неподвижности. Стук в дверь... поспешные шаги... письмо с почтовой маркой.

"Т. I. свидетельствует свое почтение I. Т. и T. I. просит сообщить, что я видела объявление, и она доставит себе удовольствие побывать у вас в 12 часов завтра поутру.

"Т. I. извиняется перед I. Т. за краткость уведомления, но я надеюсь, что это не обезпокоит вас.

Маленькая миссис Тиббс несколько раз под-ряд принималась перечитывать этот документ; и чем больше она его читала, тем сильнее сбивали ее с толку смешение первого и третьяго лица, замена инициалов T. I. местоимением "я" и переход с I. Т. к личному обращению на "вы". Почерк дикого послания походил на моток спутанных ниток, и оно было остроумно сложено квадратом, при чем адрес ютился в правом углу, точно стыдясь самого себя. Оборотная сторона письма очень мило украшалась большой красной облаткой, которая с прибавкою разнообразных чернильных пятен представляла удивительное сходство с раздавленным сверчком. Впрочем, одно было вполне ясно встревоженной миссис Тиббс. Кто-то должен к ней прийти в двенадцать часов. В гостиной третий раз в утро была вытерта пыль; два-три кресла нарочно сдвинули с места и столько же книг сняли с полок, чтоб придать обстановке более уютности. Заштопанный ковер был отправлен вниз, а миссис Тиббс побежала наверх "привести себя в порядок".

Башенные часы на новой церкви св. Панкратия пробили двенадцать, и часы Воспитательного Дома с похвальной учтивостью последовали их примеру десять минут спустя. Еще на какой-то колокольне пробило четверть первого, и тогда появилась, дважды постучавшись у входа, одинокая лэди в плаще цвета дамасской сливы, в такой-же шляпке с целой оранжереей искусственных цветов, в белой вуали, и с зеленым зонтиком, украшенным каймою.

Посетительницу - весьма полную и краснолицую особу - провели в гостиную; миссис Тиббс отрекомендовалась ей, и между ними завязались переговоры.

- Я пришла по объявлению, - проговорила незнакомка таким голосом, точно она две недели играла без передышки на волторне.

- Так, так! - отозвалась хозяйка дома, медленно потирая руки и заглядывая прямо в лицо гостьи, что имела привычку делать всегда в подобных случаях.

- На деньги я не посмотрю, - продолжала франтиха, - мне бы только жить в уединении и спокойствии.

Миссис Тиббс, конечно, одобрила столь естественное желание.

- Меня постоянно лечит доктор, - говорила дальше лэди в манто. - Одно время я была "унитарианкой" {Вместо того, чтоб сказать "вегетарианкой". Прим. перев.}. Вообще со смерти мистера Блосса я перенесла кучу передряг и, можно сказать, совсем не вижу покоя.

Миссис Тиббс посмотрела на вдову умершого Блосса и подумала про себя, что, вероятно, сам он не знал покоя при жизни. Но, разумеется, она не могла высказать своего предположения, а, напротив, приняла необычайно соболезнующую мину.

в постели баранью котлетку, а в десять часов вторую.

Миссис Тиббс сочла своим долгом выразить свое участие человеку, поставленному в такое плачевное положение, а плотоядная миссис Блосс продолжала уговариваться насчет различных условий с удивительной поспешностью.

- Теперь, - прибавила эта лэди, когда оне сошлись между собою в цене, - я хочу знать, уступите ли вы мне комнату во втором этаже окнами на улицу под мою спальню?

- С большим удовольствием.

- А найдется у вас местечко для моей служанки Агнссы?

- О, конечно!

- А вы предоставите мне один из погребков во дворе для хранения моего портера?

- Будьте покойны и на этот счет; Джемс опростает вам его к субботе.

- В таком случае я присоединюсь к вашей компании за утренним завтраком в воскресенье утром, - заключила миссис Блосс. - Нарочно встану пораньше.

- Очень хорошо, - сказала миссис Тиббс крайне любезным тоном, потому что новая жилица выказала себя с самой выгодной стороны, и было ясно, что она располагает отличными средствами. - Немного странно, - продолжала хозяйка, скорчив, как ей казалось, самую обворожительную улыбку, - что у нас живет теперь один постоялец также весьма слабого здоровья. Это некий мистер Гоблер. Его комната примыкает к гостиной.

- Он помещается тут рядом? - спросила миссис Блосс.

- Да, близехонько, - подтвердила миссис Тиббс.

- Скажите, как странно! - воскликнула вдова.

- Он почти не встает, - прибавила шопотом хозяйка.

- Вот как! - также тихо произнесла посетительница.

- А когда он встанет, - сказала миссис Тиббс, - то нет возможности уговорить его опять лечь в постель.

- Господи! - подхватила удивленная миссис Блосс, придвигая свой стул ближе к хозяйке. - Чем же он болен?

- Дело в том, - словоохотливо отвечала миссис Тиббс, - что у него нет никакого желудка.

- Нет - чего? - спросила миссис Блосс с видом невероятной тревоги.

- Желудка, - повторила миссис Тиббс, тряхнув головой.

столом.

- Говоря, что у него нет желудка, - пояснила болтливая миссис Тиббс, - я подразумеваю, что его пищеварение так разстроено, а внутренности так испорчены, что желудок не приносит ему никакой пользы; мало того, он служит больному только помехой.

- От роду не слыхивала о такой напасти! - воскликнула миссис Блосс. - Да он болен еще хуже меня!

- О, конечно, - подтвердила хозяйка.

Она произнесла эти слова с твердым убеждением, так как, судя по наружности, вдовушка не страдала недугом мистера Гоблера.

- Вы страшно подстрекнули мое любопытство, - заметила она, поднимаясь перед уходом. - Как мне хочется увидеть его!

- Он обыкновенно сходит вниз только раз в неделю, - сообщила хозяйка; - и, вероятно, вы познакомитесь с ним в воскресенье.

Миссис Блосс должна была удовольствоваться этим утешительным обещанием. Она медленно ползла с лестницы, всю дорогу изливаясь в жалобах и охая; миссис Тиббс провожала ее, издавая сочувственные восклицания на каждой ступени. Джемс (очень грязный после чистки ножей) опрометью выскочил из кухни, взбежал по лестнице и отворил парадную дверь; здесь после взаимного прощания миссис Блосс разсталась с хозяйкой и медленно поплыла вдоль по улице, придерживаясь теневой стороны.

Почти излишне упоминать о том, что особа, которую мы сейчас проводили (и на которую обе служанки пялят теперь глаза из окон второго этажа), была до нельзя вульгарна, невежественна и себялюбива. Её покойный благоверный был очень крупный пробочный фабрикант и нажил приличное состояние. У него не было родных, кроме одного племянника, и никого знакомых, кроме своей кухарки. Первый в одно прекрасное утро имел нахальство попросить у дяди взаймы пятнадцать фунтов стерлингов, а дядя в отместку на другой же день взял да и женился на собственной служанке, после чего тотчас составил духовную, в которой излил свое благородное негодование против племянника (содержавшого себя и двух сестер на сто фунтов в год) и отказал все свое имущество жене. Он заболел после утренняго завтрака и умер после обеда. В его приходской церкви можно видеть доску на подобие каминной, где перечислены его добродетели и увековечено соболезнование о его кончине. Он никогда не оставлял неоплаченного счета и никогда не уделил никому медной полушки.

Вдова, единственная душеприказчица этого благородного человека, являла собою странную смесь лукавства и простоватости, щедрости и мелочности. При своей невоспитанности она не знала ничего приятнее жизни в меблированных квартирах и от нечего делать вообразила себя серьезно больною, при чем лечивший ее доктор Уоски вместе с служанкой Агнесой тщательно поддерживали в ней это заблуждение; вероятно, у них обоих были серьезные причины потакать всем её нелепым причудам.

Со времени катастрофы, описанной в предыдущей главе, миссис Тиббс ужасно боялась пускать к себе молодых девиц. Все её теперешние постояльцы принадлежали к сильному полу, и она воспользовалась их присутствием за обеденным столом, чтоб сообщить им о предстоящем прибытии миссис Блосс. Джентльмены приняли эту новость с стоическим равнодушием, а миссис Тиббс со всем усердием принялась готовиться к приему хворой лэди. Комнату во втором этаже окнами на улицу скребли, мыли и протирали фланелью до тех пор, пока сырость проникла сквозь потолок гостиной. Чистые белые покрывала, занавески и салфетки, графины, прозрачные, как хрусталь, синие кувшины и мебель красного дерева дополняли роскошь и увеличивали комфорт помещения. В него то и дело требовалась грелка, а камин топился ежедневно. Пожитки миссис Блосс доставлялись по частям. Сначала прибыла большая корзинка с портретом и зонтик; за ними следовал обоз сундуков, потом пара калош и шляпная картонка, потом кресло с надувной подушкой, затем множество свертков подозрительного вида и, наконец, - сама миссис Блосс с горничной Агнесой; последняя нарядилась в мериносовое платье вишневого цвета, в ажурные чулки и башмаки с переплетом - ни дать, ни взять костюмированная Коломбина.

Водворение герцога Веллингтона в качестве канцлера Оксфордского университета в смысле суеты и суматохи было ничто сравнительно с водворением миссис Блосс в её новой квартире. Правда, тут не было блестящого доктора гражданского права для поднесения классического адреса по этому случаю, но к подъезду сбежалось много старых баб, которые тараторили никак не меньше и нисколько не хуже понимали одна другую. Потребительница бараньих котлет до того утомилась переездом, что решила не выходить из своей комнаты до следующого утра. Таким образом для поддержки её сил пришлось отправить наверх баранью котлету, пикулей, пилюль, бутылку портера и прочие медикаменты.

- Каково вам покажется, сударыня, - обратилась любопытная Агнеса к своей госпоже часа три спустя после их переселения, - каково вам покажется, ведь, наша-то хозяйка замужняя!

- Замужняя, - подхватила миссис Блосс, принимая пилюлю и спеша запить ее портером, - замужняя! Не может быть!

- Уверяю вас, сударыня, - настаивала Коломбина. - И муж её, знаете, живет - хи! хи! хи! - живет на кухне, сударыня.

- На кухне!

- Истинная правда, сударыня, и судомойка - хи! хи! хи! - судомойка сказывала, что хозяин никогда не показывается в столовую, кроме как по воскресеньям. А жена-то заставляет его чистить сапоги постояльцам, да подчас и протирать оконные стекла. Вот однажды ранним утром моет он с балкона окошки в гостиной и видит, что по ту сторону улицы идет их бывший постоялец; он возьми да и крикни ему сдуру: "Здравствуйте, мистер Кэльтон! Как поживаете, сэр?"

Тут горничная залилась таким хохотом, что миссис Блосс серьезно опасалась, как бы с ней не приключилась истерика.

- Вот уж никак не думала! - сказала озадаченная вдовица.

- Как же, как же, сударыня. И с вашего позволения, - служанки иногда угощают беднягу разбавленным джином; тут он сейчас ударится в слезы и говорит, что ненавидит жену и постояльцев, и что ему охота их пощекотать.

- Да нет, сударыня, не постояльцев, а служанок.

- Ну, это еще не велика беда! - воскликнула хворая лэди, совершенно успокоившись.

- Хозяину вздумалось было поцеловать меня, когда я поднималась по лестнице из кухни, - с негодованием продолжала Агнеса, - уж и задала же я ему, безстыжему негодяю!

Горничная нисколько не преувеличивала. Безпрерывные обиды и пренебрежение, житье на кухне, ночлег на складной кровати отняли последнюю бодрость у злополучного волонтера, никогда не отличавшагося особенной твердостью воли. Мистер Тиббс не имел никого, перед кем он мог бы изливать свои жалобы на несправедливую судьбу, кроме служанок; поэтому не мудрено, что оне сделались его единственными утешительницами. Ни чуть не странно и то, что маленькая слабость к женскому полу, привитая ему, пожалуй, на военной службе, как будто возрастала в нем по мере уменьшения жизненных удобств. Таким образом он превратился в какое-то подобие поденного Дон-Жуана, героя подвальных романов.

На следующее утро, по случаю воскресного дня, завтрак был подан в парадной столовой в десять часов утра. Он обыкновенно подавался в девять, но по воскресеньям завтракали часом позже. Тиббс облекся в свой праздничный костюм - в черный сюртук и необычайно короткие и узкие брюки, в просторный белый жилет, белые чулки и галстух, надел модные сапоги и поднялся в вышеупомянутую столовую. Никто еще не сходил вниз, и он, забавы ради, начал опоражнивать сливочник с помощью чайной ложечки.

Но вот послышалось шлепанье туфель по лестнице. Тиббс проворно отскочил к ближайшему стулу. Мужчина сурового вида лет пятидесяти, с весьма скудной растительностью на голове и с воскресным нумером газеты в руках вошел в комнату.

- Доброго утра, мистер Ивенсон, - смиренно произнес Тиббс, не то поклонившись, не то смущенно кивнув головой.

- Как поживаете, мистер Тиббс? - сказал на это джентльмен в туфлях, садясь за стол, и принялся за чтение газеты, не сказав более ни слова.

- У себя ли сегодня мистер Уисбольт, не знаете ли вы, сэр? - осведомился Тиббс просто ради того, чтоб сказать что-нибудь.

- Кажется, так, - отвечал суровый джентльмен. - По крайней мере он насвистывал "Легкую Гитару" в комнате рядом со мною в пять часов утра.

- Он ужасно любит свистать, - заметил хозяин, осторожно усмехаясь.

- Да, любит, а я - нет, - отрезал постоялец.

Мистер Джон Ивенсон был обезпечен большим доходом, который получал преимущественно с принадлежавших ему многочисленных домов в различных пригородах. Крайне угрюмый, озлобленный, он принадлежал к числу завзятых радикалов и обыкновенно присутствовал на всевозможных общественных собраниях нарочно для того, чтоб порицать огулом все, что на них предлагалось. Мистер Уисботль, напротив, был отъявленный тори. Он служил клерком в лесном ведомстве и считал свою должность весьма аристократической; он выучил наизусть "Книгу Пэров" и мог сказать вам без запинки, где живет то или другое знатное лицо. Он мог похвастаться славными зубами и превосходным портным. Все эти свойства внушали мистеру Ивенсону глубокое презрение, вследствие чего между обоими соседями происходили постоянные споры к вящшему назиданию прочих обитателей дома. Надо прибавить, что кроме пристрастия к насвистыванию арий мистер Уисботль питал еще слабость к пению и, не шутя, приписывал себе выдающияся вокальные способности. Кроме джентльмена, занимавшого заднюю гостиную, у миссис Тоббс помещалось еще два постояльца: мистер Томкинс и мистер Фредрик О'Блири. Мистер Томкинс служил конторщиком в винном складе; он был знаток по части живописи и обладал тонким художественным чутьем. Мистер О'Блири, ирландец, недавно прибывший в Лондон, находился еще в совершенно диком состоянии; он приехал в Англию, чтоб пристроиться тут аптекарем, государственным чиновником, актером, репортером, или чем-нибудь другим, смотря по тому, что подвернется под руку, - этот малый был не прихотлив насчет профессий. Он стоял на короткой ноге с двумя незначительными ирландскими депутатами в парламенте и снабжал всех в доме парламентскими бланками для безплатной переписки. О'Блири был убежден, что его несомненные достоинства создадут ему блестящую будущность. Он носил невыразимые из клетчатого шотландского сукна и заглядывал всем дамам под шляпки, гуляя по улицам. Его манеры и наружность напоминали Орсона {Героя старинной пантомимы "Валентин Орсон". Прим. перев.}.

- Вот идет и мистер Уисботль, - заметил Тиббс.

Действительно, вслед затем появился мужчина в синих туфлях и клетчатом халате, насвистывая "Di piacer".

- Здравствуйте, сэр, - приветствовал его хозяин.

То были почти единственные слова, с которыми он обращался к постояльцам.

- Как живете-можете? - снисходительно кинул ему любитель вокальных упражнений; он подошел к окну и засвистал громче прежнего.

- Славная ария! - брюзгливо процедил Ивенсон, не отрывая глаз от газеты.

- А не думаете ли вы, что будет еще лучше, если вы засвистите погромче? - проворчал бульдог.

- Нет, я с вами не согласен, - возразил недогадливый малый.

- Вот что я вам скажу, Уисботль, - продолжал Ивенсон, который уже несколько часов подавлял свой гнев, - следующий раз, если вам придет блажь насвистывать "Легкую Гитару" в пять часов утра, то потрудитесь забавляться этим, высунув голову из окошка. В противном случае я покажу вам себя, вы увидите, чорт побери...

Приход миссис Тиббс (с ключами в корзиночке) прервал угрозы и не дал разыграться бурной сцене.

Хозяйка извинилась за промедление и позвонила; Джемс принес кипящий самовар и получил приказание подать неограниченное количество холодного поджаренного хлеба и ветчины. Заняв место на конце стола, Тиббс принялся уплетать кресс-салад подобно царю Навуходоносору. Явился О'Блири, а за ним мистер Альфред Томкинс. После обмена утренними приветствиями был заварен чай.

- Ах, Боже мой! - воскликнул Томкинс, выглянув в окно. - Подите сюда, Уисботль, прошу вас, подите скорей!

Мистер Уисботль вскочил из-за стола, и все присутствующие подняли головы.

- Видите... - сказал знаток художественных тонкостей, поставив Уисботля в должную позицию; - подвиньтесь немножко в эту сторону, - продолжал он, - так... Видите, как эффектно падает солнечный свет на левый бок сломанной печной трубы на доме No 48-й?

- Господи, вижу! - тоном восхищения отвечал Уисботль.

- Никогда в жизни не видывал я, чтоб какой-нибудь предмет выделялся так эффектно на ясном небе, - продолжал восторгаться Альфред. Все (кроме Джона Ивенсона) соглашались с ним, потому что Томкинс славился поразительным уменьем открывать художественные красоты там, где никто другой не мог их подметить. И эта репутация чуткого ценителя, конечно, была вполне заслужена им.

- Мне часто случалось наблюдать в дублинском Грин-Килледже печную трубу несравненно эффектнее этой, - возразил патриот О'Блири, который был не в силах допустить, чтоб Ирландию затмила другая страна в каком бы то ни было отношении.

Его слова были приняты с явным недоверием, так как мистер Томкинс объявил, что ни одна печная труба в Соединенном Королевстве, сломанная или несломанная, не может сравниться своею живописностью с трубою на доме No 48-й.

В эту минуту дверь внезапно распахнулась, и горничная Агнеса пропустила в столовую миссис Блосс. На ней было кисейное платье цвета герани с блестевшими у корсажа золотыми часами почтенных размеров на массивной цепи под пару им, а на её пальцах сверкали роскошные кольца с крупнейшими камнями. Все кинулись подавать ей стул; последовало формальное представление. При этом мистер Джон Ивенсон только слегка наклонил голову; мистер Фредрик О'Блири, мистер Альфред Томкинс и мистер Уисботль раскланивались точно мандарины в окне бакалейщика, а Тиббс потирал руки и смущенно топтался кругом. Было замечено, что он прищурил один глаз, а другому придал внушительное выражение; это было принято за таинственный знак, предназначенный по адресу Агнесы. Мы опровергаем подобную клевету, не допуская никаких возражений.

Миссис Тиббс вполголоса осведомилась о здоровье миссис Блосс. Последняя с величайшим пренебрежением к памяти Линдлея Мюррея {Составитель грамматики. Прим. перев.} отвечала на её вопросы самым успокоительным образом; наступило молчание, в продолжение которого съестное уничтожалось с ужасающей быстротой.

- Вероятно вам очень понравились туалеты дам, отправлявшихся в последний прием при дворе, мистер О'Блири? - спросила хозяйка в надежде завязать разговор.

- Да, - отвечал Орсон с полным ртом, стараясь прожевать поджаренный хлеб.

- Вероятно, вы никогда не видали прежде ничего подобного? - вставил Уисботль.

- Нет, исключая парадных выходов вице-короля Ирландии, - отозвался О'Блири.

- Неужели они могут равняться с придворными приемами у нас?

- Ты! А по-моему, - заметил помешанный на аристократии Уисботль, - вдовствующая маркиза Пебликэм была одета великолепно, как и барон Шлаппенбахенгаузен.

- По какому поводу он представлялся? - полюбопытствовал Ивенсон.

- По поводу его прибытия в Англию.

- Я так и думал, - буркнул радикал; - вот о прощальных визитах этих господ что-то не слышно: они себе на уме и не торопятся отъездом.

- Если кто-нибудь не предложит им жалованья, - заметила миссис Блосс, вмешавшись в общую беседу томным голосом.

- Да, - сказал Уисботль, уклоняясь от щекотливого предмета, - зрелище это великолепно.

- А неужели вам никогда не приходило в голову, - начал опять неугомонный радикал, - что вы сами оплачиваете эту ослепительную роскошь знатного круга?

- Конечно, приходило, - возразил Уисботль, уверенный в том, что он поставит втупик противника своим ответом; - конечно, это приходило мне в голову, и я согласен оплачивать ее.

- Ну, а я совсем не согласен, - резко перебил Ивенсон. - С какой стати буду я делать это? С какой стати, скажите на милость! - горячился политикан, откладывая в сторону газету и стуча по столу суставами согнутых пальцев. - Существуют два великих принципа: спрос...

- Не хочешь ли чашечку чая, мой милый? - неожиданно прервала поток его красноречия хозяйка дома, ласково обращаясь к мужу.

- И предложение...

- Могу я просить вас передать этот чай мистеру Тиббсу? - снова перебила его аргументацию миссис Тиббс, безсознательно иллюстрируя ее наглядным примером.

Нить ораторской речи была порвана, и недовольный Ивенсон, допив свой чай, снова углубился в чтение газеты.

- Если будет хорошая погода, - сказал мистер Альфред Томкинс, обращаясь ко всем присутствующим вообще, - то я поеду сегодня прокатиться в Ричмонд, а назад вернусь на параходе. На Темзе можно наблюдать порою дивные эффекты света и тени; контраст между синевою неба и желтизной воды часто бывает поразительно красив.

И мистер Уисботль принялся насвистывать: "Теки, блестящая река".

- У нас в Ирландии великолепные пароходы, - поспешил заметить О'Блири.

- Это правда, - сказала миссис Блосс, обрадованная тем, что новый предмет разговора дает ей возможность вставить в него словечко.

- Удобства на них изумительные, - прибавил ирландец.

- Совершенно верно, - подтвердила вдовица. - Моему покойному мужу зачастую приходилось ездить в Ирландию по делам; я сопутствовала ему. Трудно себе представить, как удобно устроены на этих пароходах спальни как на женской, так и на мужской половине.

а тот принялся оправдываться, в свою очередь покатившись со смеху.

Завтрак окончился без дальнейших инцидентов. Разговор не клеился, и присутствующие от нечего делать поигрывали чайными ложечками. Мужчины смотрели в окно, прохаживались по комнате и, приблизившись к двери, незаметно исчезали один за другим. Тиббс по приказанию своей супруги удалился в заднюю комнату проверить недельный счет зеленщика, а мисс Тиббс осталась, наконец, наедине со вдовушкой.

- Странное дело, - сказала последняя, - с чего это на меня напала такая слабость? (Действительно, тут было чему подивиться, так как миссис Блосс уничтожила по утру фунта четыре твердой пищи). Кстати, - спохватилась вдруг она, - а я так и не видала сегодня того постояльца... как бишь его?

- Мистера Гоблера? - подсказала хозяйка.

- Да.

- О, - промолвила миссис Тиббс, - он крайне таинственная личность! Ему постоянно посылают еду в его комнату, откуда этот джентльмен не выходит иногда по целым неделям.

- Его решительно не видно и не слышно, - повторила новая жилица.

- Ночью, пожалуй, он даст вам о себе знать: мистер Гоблер обыкновенно порядком стонет по воскресным вечерам.

- Никто на свете не внушал мне такого участия, как он! - воскликнула миссис Блосс.

Осторожный стук в дверь положил конец этому разговору. Доложили о приходе доктора Уоски, который и быль немедленно введен в комнату. Хозяйка увидала низенького краснолицого человечка, одетого, конечно, во все черное, и в белом туго накрахмаленном галстухе. Он приобрел отличную практику и нажил изрядный капиталец, неизменно потворствуя самым диким причудам пациенток в каждом семействе, куда его приглашали. Миссис Тиббс хотела скромно удалиться, но ее попросили остаться.

- Ну-с, как мы поживаем, милая барынька? - нежно осведомился врач.

- Э-э! Нам нужно заботиться о своем здоровья, непременно нужно, - сказал угодливый эскулап, щупая пульс интересной больной. - А как наш аппетит?

Вдовица скорбно покачала головой.

- Милейшая миссис Блосс требует тщательного ухода за собою, - продолжал Уоски, обращаясь к миссис Тиббс, которая, конечно, согласилась с ним. - Впрочем, я надеюсь, - прибавил он, - что с помощью Провидения нам удастся возстановить её силы.

Хозяйка внутренно недоумевала, во что должна превратиться пациентка при полном её излечении.

Нам не следует пренебрегать ничем полезным для здоровья, - заключил доктор, опуская в карман свой гонорар, - и соблюдать полное спокойствие.

- Милый человек! - с умилением воскликнула миссис Блосс, когда он усаживался в свою карету у крыльца.

- В самом деле очаровательный, - подхватила миссис Тиббс, - настоящий дамский доктор!

А доктор Уоски тем временем укатил прочь дурачить новых баб и собирать новую жатву с их невежества.

Так как мы уже описали один из обедов в меблированных комнатах миссис Тиббс и так как при обыкновенных обстоятельствах эти трапезы носили однообразный характер, то мы не станем утомлять наших читателей, посвящая их в новые подробности домашней экономии этого почтеннейшого заведения. Перейдем к дальнейшим событиям, заметив только мимоходом, что таинственный постоялец, занимавший вторую гостиную, окнами во двор, был ленивый, эгоистичный ипохондрик, который вечно жаловался на болезни, но в сущности никогда не хворал. В виду близкого сходства характеров между ним и миссис Блосс вскоре завязалась горячая дружба. Мистер Гоблер был высок ростом, сухопар и бледен; он постоянно воображал, что его то тут, то там грызет жестокая боль, отчего вечно морщился и кривил лицо. Действительно, у него-всегда был такой вид, точно он против собственного желания попал ногами в ведро с крутым кипятком.

вообразил, что сделал какое-то открытие, и выжидал только удобного случая огласить его. Случай этот, наконец, представился.

Однажды вечером обитатели дома, собравшись в гостиной, предавались своим обычным занятиям. Мистер Гоблер и миссис Блосс играли в криббэдж за ломберным столом у средняго окна. Мистер Уисботль описывал полукружия, сидя на вертящемся табурете, перелистывал ноты на фортепиано и необычайно мелодично мурлыкал себе под нос. Мистер Томкинс поместился у круглого стола, где набрасывал карандашом разставив локти, эскиз головы гораздо, больше своей собственной. О'Блири читал Горация, при чем старался делать вид, что понимает его. Что же касается Джона Ивенсона, то он подвинул свой стул вплотную к рабочему столику хозяйки и серьезно беседовал с нею вполголоса.

- Могу вас уверить, миссис Тиббс, - говорил радикал, положив указательный палец на кисею, которую она вышивала, могу вас уверить, что, только радея о вашем благополучии, я решаюсь сообщить вам это. Повторяю опять, мне сильно сдается, что мистер Уисботль сбивает с пути ту девчонку Агнесу и что они устраивают свидания в кладовой нижняго этажа. Вчера ночью до моей спальни явственно доносились оттуда голоса. Я тотчас отворил дверь и потихоньку вылез на площадку; тут мне попался мистер Тиббс, которому, должно быть, также не давали спать эти полуночники. Господи, вы переменились в лице, миссис Тиббс!

- Нет, нет, - ничего! - послешно оправдалась хозяйка. - Здесь в комнате ужасно жарко.

- Масть! - воскликнула миссис Блосс за ломберным столом, согласно терминам игры.

- Ваш ход! - произнесла опять миссис Блосс.

- А еслиб оказалось, - продолжала хозяйка с самым грозным видом, - что мистер Тиббс содействовал ему...

- Козырный валет! - объявил Гоблер

- О, - возразил мистер Ивенсон самым успокоительным тоном - он любил сеять смуты, - о, я надеюсь, что мистер Тиббс тут не при чем! Он всегда казался мне таким безобидным.

- Тсс! тсс! прошу вас... миссис Тиббс... опомнитесь! Ведь, на нас могут обратить внимание... полноте... успокойтесь!.. - увещевал ее Джон Ивенсон из боязни, что весь его план может таким образом рухнуть. - Мы тщательно обсудим все хладнокровно, и я буду счастлив помочь вам выяснить дело.

Миссис Тиббс пробормотала несколько безсвязных слов благодарности.

- Когда, по вашему соображению, все улягутся спать сегодня вечером, - с важностью продолжал постоялец, - то, если вы подойдете в потемках, без огня, к самой двери моей спальни, у окна на лестнице, я думаю, что нам удастся открыть настоящих виновных. После того вы можете поступить, как найдете нужным.

Миссис Тиббс легко поддалась внушению искусителя. Её любопытство и ревность были возбуждены до крайняго предела, и она уговорилась с Ивенсоном, как надо действовать. Преодолев свое волнение, хозяйка продолжала заниматься своим вышиваньем, а почтенный Джон Ивенсон, как ни в чем не бывало, прохаживался взад и вперед по комнате, заложив руки в карманы. Игра в криббедж окончилась, и снова завязался общий разговор.

- Как нельзя лучше! - отвечал Орсон, приведенный в неописуемый восторг всем виденным.

- Небось, вы не видали ничего подобного выходу капитана Росса?

- Нет, - согласился ирландский патриот с своей обычной оговоркой, - не видывал нигде, кроме Дублина.

- Я встретил графа де Канки и капитана Фитц-Томпсона среди публики, гулявшей в садах; они также восхищались представлением.

- По моему особенно хорошо представляли белых медведей, - вмешалась миссис Блосс. - В своих мохнатых белых шубах они казались настоящими полярными медведями, не так ли, мистер Ивенсон?

- Ну, я полагаю, что они гораздо больше смахивали на кондукторов омнибусов, ползающих на четвереньках, - возразил неисправимый брюзга.

- В общем я остался бы доволен нашим вечером, - задыхаясь, проговорил Гоблер, - еслиб не схватил отчаянной простуды, которая страшно усилила мою болезнь. Мне пришлось взять несколько душей, прежде чем я мог выйти из комнаты.

- Важная штука эти души! - подхватил Уисботль.

- Восхитительная! - отозвался О'Блири (он видел однажды душ, выставленный у жестяника).

- Отвратительное изобретение! - возразил Ивенсон, неприязнь которого простиралась чуть ли не на все существующее мужеского, женского или средняго рода.

- Отвратительное, мистер Ивенсон? - произнес Гоблер тоном глубокого негодования. - Отвратительное! Но вникните в то, какую пользу приносит оно, сколько человеческих жизней спасено, благодаря свойству душа вызывать испарину.

- Что правда, то правда, - проворчал Джон Ивенсон, разом остановившись посреди комнаты, которую он мерил шагами по широким квадратам на узоре ковра. - Это, действительно, отличное потогонное средство, не стану спорить. Однажды я был таким ослом, что дал уговорить себя и принял душ в своей спальне. Он в самом деле помог мне, потому что после первого опыта один вид этой проклятой машины кидал меня в пот целых шесть месяцев.

"с подносом". На нем красовались остатки баранины, дебютировавшей за обедом; хлеб, сыр, атом сливочного масла в целом лесу петрушки; маринованный грецкий орех и одна треть другого и тому подобное. Мальчик ушел и вернулся обратно с другим подносом, уставленным стаканами и кувшинами с горячей и холодной водой. Кавалеры принесли свои бутылки с ликерами; горничная поставила разнокалиберные подсвечники со свечами для спален под ломберный стол, и вся прислуга удалилась на ночь.

Стулья были придвинуты к столу, после чего общая беседа продолжалась обычным порядком. Джон Ивенсон, никогда не ужинавший, валялся по дивану, потешаясь придирками ко всем и каждому. О'Блири ел столько, сколько мог захватить, не нарушая приличий, что жестоко возмущало миссис Тиббс. Мистер Гоблер и миссис Блосс крайне дружески беседовали о глотании пилюль и тому подобных невинных развлечениях, тогда как Томкинс и Уисботль "вступили в спор"; вернее сказать, они говорили оба очень громко и запальчиво, воображая каждый про себя, что перевес остается на его стороне, тогда как ни один, ни другой из них не имел даже ясного понятия о предмете этих пререканий. Так прошел часок-другой. Наконец, все постояльцы, вооружившись медными подсвечниками, разбрелись по своим спальням. Джон Ивенсон выставил за дверь свои сапоги, заперся на ключ и решил не ложиться до ухода из гостиной мистера Гоблера, который имел привычку просиживать там около часа один после удаления всех прочих, принимая свое лекарство и охая.

Большой Корем-стрит давно погрузился в глубокую тишину; время приближалось к двум часам ночи. Изредка по улице медленно громыхал наемный экипаж; какой-нибудь запоздалый писец из конторы нотариуса, возвращаясь домой в Сомерс-Таун, ударял подбитым железом каблуком по крышке угольного подвала с гулким звоном, похожим на лязг железного вертела в коптильне. И опять водворялось чуткое безмолвие, в котором можно было уловить лишь тихое, монотонное журчанье, усугублявшее романическую мрачность ночной поры. То бежала пущенная вода в нумере одиннадцатом.

- Должно быть, Гоблер теперь уснул, - говорил про себя Джон Ивенсон, прождав с примерным терпением около часа после ухода ипохондрика из гостиной. Он прислушивался в течение нескольким минут; в доме все было спокойно; постоялец загасил свой ночник и отпер дверь своей спальни. На лестнице было темно, хоть глаз выколи.

- Шш... шш... - прошептал смутьян, подражая шипенью огненного колеса, подающого знак, что оно сейчас вспыхнет и завертится в вихре разноцветных искр.

- Это вы, миссис Тиббс?

- Я, сэр.

- Где?

- Тут.

"Ричард III"

- Сюда, миссис Тиббс, - зашептал обрадованный хлопотун; - дайте мне вашу руку, вот так! Что бы ни были те двое, они теперь в кладовой, потому что я заглянул вниз из окна моей комнаты и успел подметить, что у них нечаянно опрокинулся подсвечник; значит, они теперь в потемках. Ведь, вы сняли башмаки, не так ли?

- Сняла, - отвечала маленькая миссис Тиббс, которая едва могла ворочать языком от колотившей ее дрожи.

- Отлично; я также снял сапоги, так что мы можем теперь спуститься вниз к самой двери кладовой и послушать с площадки.

Они стали подкрадываться втихомолку, осторожно ступая по скрипучим ступеням.

- Шш! - дайте послушать, что они говорят! - подхватила миссис Тиббс, любопытство которой взяло, наконец, верх над всеми прочими соображениями.

- Ах, еслиб только я могла поверить вашим речам, - кокетливо промолвил женский голос, - я уж непременно повернула бы иначе жизнь моей госпожи.

- Что такое она говорит? - спросил Ивенсон, занимавший менее выгодную позицию, чем миссис Тиббс.

- Она собирается лишить жизни свою госпожу. Негодяйка! Они замышляют вдвоем убийство.

- Что это значит? - доспрашивался опять неугомонный постоялец, который успел уловить кое-что и теперь сгорал от любопытства.

- Она, если не ошибаюсь, хочет поджечь дом, - объяснила испуганная хозяйка. - Но, слава Богу, мое имущество застраховано в "Фениксе"!

- Как только я заполучу вашу госпожу, - моя милая, - произнес мужской голос с сильным ирландским акцентом, - то вы можете разсчитывать на получку денег.

- Господи, да, ведь, это мистер О'Блири! - вырвалось у миссис Тиббс.

- Первым делом надо спровадить мистера Гоблера, - продолжал ирландец.

- О, конечно! - одобрила его Агнеса.

- Что, что такое? - приставал к миссис Тиббс Ивенсон, пожираемый ненасытным любопытством.

- Он говорит, что она должна спровадить на тот свет мистера Гоблера, - отвечала хозяйка, содрогаясь при мысли о таком злодейском посягательстве на человеческую жизнь.

- Шш!... - в сильнейшей тревоге остановила его Агнеса как раз в тот момент, когда несчастная маленькая женщина была готова хлопнуться в обморок. - Шш!

- Шш! - одновременно с нею произнес Ивенсон, унимая обезумевшую хозяйку.

- Кто-то поднимается кверху, - сказала своему сообщнику Агнеса.

- Кто-то спускается вниз, - взволнованным шопотом предостерег миссис Тиббс её провожатый, Ивенсон.

- В гостиную, проворней в гостиную, миссис Тиббс! - шепнул озадаченный Ивенсон своей не менее озадаченной товарке, и они оба кинулись туда, явственно различая шорох, производимый двумя лицами: одно из них спускалось вниз по лестнице, тогда как другое поднималось ощупью вверх.

- Кто это может быть? - терялась в догадках миссис Тиббс. - Ничего не разберешь, точно во сне. Однако, я совсем не желаю, чтоб меня накрыли при подобных обстоятельствах.

- Да и я также, - сказал Ивенсон, который не мог переносить шуток на свой счет. - Тише!.. - Они у двери.

- Вот потеха! - прошептал один из подошедших.

- Великолепно! - отозвался его товарищ также тихим голосом.

То был Альфред Томкинс.

- Кто бы мог подумать!

- Ведь, я вам говорил! - продолжал Уисботль убедительным шопотом. - Господи, да он оказывал ей самое удивительное внимание вот уже около двух месяцев. Я наблюдал за ними, сидя за фортепиано сегодня вечером.

- Невдомек! - продолжал Уисботль. - Бог с вами; я видел, как он шептался с нею, а она плакала; а потом я готов поклясться, что слышал, как он говорил что-то насчет свидания ночью, когда мы все уляжемся спать.

- Они толкуют про нас! - воскликнула потихоньку миссис Тиббс, которая сделалась ни жива, ни мертва, когда у нее мелькнула эта мучительная догадка и сознание безвыходности своего положения.

- Понимаю... понимаю, - отвечал Ивенсон, пришедший к меланхолическому выводу, что им отрезаны все пути к бегству.

- Что делать? Не оставаться-же нам тут вдвоем! - промолвила миссис Тиббс, у которой мутился разум от ужаса.

- Невозможно, - с отчаянием возразила миссис Тиббс, - невозможно: здесь печь с заслонкой.

- Шш! - опять остановил ее Ивенсон.

- Шш! шш! - донеслось до них снизу лестницы.

- Что за чертовское шиканье! - сказал Альфред Томкинс, начинавший порядком теряться.

- Послушаем! - прошептали оба приятеля.

- Послушаем! - повторила за ними миссис Тиббс с Ивенсоном.

- Оставьте меня, сэр! - послышался женский голос в кладовой.

- О, Агнеса! - раздался другой голос, явно принадлежавший Тиббсу, потому что ни у кого другого никогда не бывало такого голоса. - О, Агнеса, прелестное создание!

- Агн...

- Полноте, сэр, - мне стыдно за вас. - Подумайте о своей жене, мистер Тиббс! Отстаньте, сэр!

- Моя жена! - подхватил доблестный Тиббс, очевидно, находившийся под влиянием разбавленного джина и отвергнутой любви; - я ненавижу ее! О, Агнеса, когда я состоял в корпусе волонтеров в тысяча восемьсот шест...

- Говорю вам, что я закричу! Отвяжитесь, сэр, слышите? (Новая возня и драка).

- Да вы про что? - спросила Агнеса, опешив в свою очередь.

- Да вот!

- Видите, что вы наделали, сэр! - зарыдала испуганная девушка, когда послышался стук в дверь хозяйкиной спальни, куда ломился кто-то со всей силы, точно десятки дятлов долбили дуплистое дерево.

- Миссис Тиббс! миссис Тиббс! - вопила миссис Блосс. - Миссис Тиббс, вставайте, прошу вас. (Тут подражание дятлу возобновилось с удесятеренным ожесточением).

- Миссис Тиббс! Миссис Тиббс! - надседалась опять вдовица.

- Что случилось? - заорал Гоблер, выскочив из своей комнаты, подобно дракону в театре Астлея.

- О, мистер Гоблер! - кричала миссис Блосс, близкая к истерике кажется, в доме пожар или к нам забрались воры. Я слышала страшный шум.

- Дьявол морочит вас! - снова гаркнул Гоблер, скрываясь обратно в свою берлогу в виде удачного подражания вышеупомянутому дракону и тотчас возвращаясь назад с зажженною свечой - Как? Что это значит? Уисботль! Томкинс! О'Блири! Агнеса! Что за чертовщина, все на ногах и все одеты?

- Кто-нибудь, позовите сейчас миссис Тиббс, - говорил Гоблер, поворачивая в гостиную. - Как! Миссис Тиббс и мистер Ивенсон!!

- Миссис Тиббс и мистер Ивенсон! - повторяли все хором, когда злополучная чета была обнаружена: миссис Тиббс нашли сидящей в кресле у камина, а мистера Ивенсона стоящим возле нея.

Сцену, последовавшую за этим открытием, мы предоставим воспроизвести воображению читателя. Скажем только, что миссис Тиббс тотчас почувствовала себя дурно и что потребовались соединенные усилия мистера Уисботля и мистера Альфреда Томкинса, чтоб не дать ей свалиться с кресла. Ивенсон, конечно, пустился в объяснения, которые, однако, были приняты с явным недоверием. Агнеса опровергала обвинения миссис Тиббс, доказывая, что она только договаривалась с мистером О'Блири насчет того, чтоб расположить к нему её госпожу. Гоблер тут же охладил пылкия надежды ирландца, сознавшись, что он успел посвататься к вдовушке и получил её согласие. Агнесе было немедленно отказано от места, а мистер О'Блири сам отказался от комнаты в доме миссис Тиббс, уклонившись, однако, от скучной формальности денежного разсчста с хозяйкой. Теперь этот разочарованный молодой человек поносит Англию и англичан, клятвенно уверяя, что истинной добродетели и утонченных чувств не сыщешь нигде, "кроме Ирландии". Повторяем, что мы могли бы рассказать все это, но нам приятно совершенствоваться в самоотречении и потому мы сочли за лучшее уступить этот материал живой фантазии читателя.

Лэди, описанной нами здесь под именем миссис Блосс, не существует больше. Есть миссис Гоблер. Миссис Блосс покинула нас навсегда. В замкнутом уединении, в Пьюнигтоне-Бэттсе, далеко-далеко от шумной суеты громадного Бординг-Гауза, именуемого светом, блаженствуют достойный зависти Гоблер и его милая жена, наслаждаясь своими обоюдными сетованиями, своим обильным столом и своими лекарствами. Эту достойную чету восторженно благословляют все поставщики животной пищи на три мили в окружности.

половину 43 фунтов стерлингов 15 шиллингов и 10 пенсов, составлявших, как было упомянуто нами выше, ежегодный доход её мужа; мистеру Тиббсу остается другая половина. Он проводит вечер своей жизни в уединении и существует на свои скромные, но независимые средства. Мистер Тиббс живет среди первобытных поселенцев в Уольуорте, и мы узнали из достоверных источников, что заключение рассказа о волонтерах было услышано в маленькой таверне того почтенного местечка.

Несчастная миссис Тиббс решила избавиться от всей своей движимости с помощью аукциона и покинуть жилище, где она столько выстрадала. Мистеру Робинсу поручили руководить продажей, и высокия дарования литературных джентльменов, состоящих при аукционной камере, посвящены теперь задаче составить предварительное объявление. В него должно войти, среди множества блестящого материала, семьдесят восемь слов крупными литерами и шесть оригинальных ссылок в кавычках.