Подробный отчет о заседаниях первого конгресса модфогской ассоциации для развития всего

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Подробный отчет о заседаниях первого конгресса модфогской ассоциации для развития всего (старая орфография)

Чарльз Диккенс

Мы не жалели никаких издержек и, ценою безпримерных усилий, нам удалось представить читателям полный и подробный отчет о заседаниях первого конгресса модфогской ассоциации в городе Модфоге. С большим удовольствием печатаем мы письма нашего талантливого, искусного и графического корреспондента, нарочно посланного в Модфог. Мы можем смело сказать, что он обезсмертил себя, нас, Модфог и ассоциацию, всех вместе и каждого в отдельности. Действительно, мы в продолжении нескольких дней не могли решить вопроса, кто перейдет в потомство - мы, пославшие корреспондента, он, написавший эти письма, или ассоциация, давшая предмет нашему корреспонденту для его писем. По. совести, мы того мнения, что из трех указанных величин мы наибольшая, так как у нас зародилась мысль представить читателям подлинный, специальный отчет этих заседаний. Быть может, нами в этом случае руководит пристрастие и чувство самодовольства, но нас утешает мысль, что все джентльмэны, заседавшие на конгрессе, все эти великия ученые звезды, все эти блестящие светочи, о лучезарных путях которых мы представляем отчет, разделяют с нами этот недуг.

Мы печатаем письма нашего корреспондента в том порядке, в каком мы их получали. Всякая попытка соединить их в одно великолепное целое, только уничтожила бы отличающие каждую их строчку удивительный блеск, дикую смелость и неистощимый источник живописного интереса. 

Мы находимся в сильнейшем волнении. Здесь только и говорят, что о предстоящем собрании конгресса. Двери гоcтинниц набиты лакеями, ожидающими с нетерпением приезжих, а многочисленные билеты, наклеенные на окнах частных квартир, придают улицам очень оживленный и веселый вид, так как билеты эти приклеены разноцветными облатками, а однообразие надписей приятно нарушается различием почерков и чернил. Говорят, что профессора Снор, Доз и Визи наняли спальню с тремя кроватями и гостинную в гостиннице Новая Свинья. Я передаю вам это известие, но, конечно, не могу ручаться за его достоверность. Как только я получу верные сведения об этом интересном вопросе, то немедленно вам сообщу. 

Я только-что возвратился из гостинницы Новая Свинья, где имел личное свидание с её хозяином. Он говорит очень уверенно о том, что, по всей вероятности, профессора Снор, Доз и Визи остановятся у него, но отрицает тот факт, чтоб нумера были уже сняты. Его показание подтвердила мне и горничная, молодая девушка, очень привлекательной наружности и любезного обращения. Слуга, чистящий сапоги, сомневается, чтобы профессора Снор, Доз и Визи остановились в этой гостиннице, но я имею основание предполагать, что он подкуплен хозяином Старой Свиньи, гостинницы оппозиции. Из столь противоположных показаний трудно вывести правду, но вы можете быть уверены, что получите известие как только этот факт выяснится. Волнение в городе продолжается. Полчаса тому назад, мальчик упал из окна пирожной, на углу Большой улицы, что произвело общее смятение. Все полагают, что это страшное происшествие произошло от несчастной случайности. Молите Бога, чтобы это не было преступление! 

Очень рано сегодня утром на городских колокольнях пробило семь часов, что произвело сильное впечатление на всех, при теперешнем общем напряженном состоянии. Пока я завтракал, по улице проехал желтый кабриолет, запряженный темносерой лошадью с белым пятном над правым глазом и быстро направился к конюшням Старой Свиньи. Носится слух, что сидевший в кабриолете джентльмэн прибыл сюда с целью принять участие в конгрессе, и это очень вероятно, судя по всему, что я слышал, хотя еще ничего неизвестно о нем достоверного. Вы можете себе представить, с каким нетерпением мы ждем прибытия четырехчасового дилижанса.

Несмотря на возбужденное состояние всего народонаселения, не было произведено еще ни одного безпорядка, благодаря удивительной дисциплине и благоразумию полиции, которую нигде не видно. Под моим окном играет шарманщик и разнощики продают рыбу и зелень. За этими исключениями, все тихо и, я надеюсь, тишина и впредь не будет нарушена. 

Теперь достоверно известно и не подлежит ни малейшему сомнению, что профессора Снор, Доз и Визи не остановятся в Новой Свинье, а наняли комнаты в Старой Свинье. Это важное известие я первый вам сообщаю, предоставляя вам и вашим читателям вывести из него подобающие выводы. Почему профессор Визи вздумал остановиться в Старой Свинье, скорее чем в Новой, не легко объяснить. Професор - такой человек, который должен бы быть выше всех мелких предразсудков. Некоторые прямо обвиняют в вероломстве и измене профессоров Снора и Доза, но другие, напротив, склонны освободить их от всякого нарекания и взваливают всю ответственность на профессора Визи. Признаюсь, я разделяю последнее мнение и, хотя мне очень больно выражаться неодобрительно о человеке столь безспорного гения и ученых достоинств, но я должен сказать, что если мои подозрения основательны и все дошедшие до меня слухи справедливы, то я решительно не знаю, что и думать об этом деле.

Мистер Слуг, пользующийся столь громадной славой за свои статистическия работы, прибыл сегодня с четырехчасовым дилижансом. Цвет лица у него багровый и он имеет привычку постоянно вздыхать. Он, повидимому, дышет здоровьем и находится в очень хорошем расположении духа. Мистер Вуденсконс так же прибыл с этим же дилижансом. Этот знаменитый ученый спал крепким сном, когда отворили дверцу дилижанса, и кондуктор сообщил мне, что он спал всю дорогу. По всей вероятности, он готовится к ожидающим его трудам, но какие гигантские сны должны сниться человеку в те минуты, когда его тело находится в неподвижном, безчувственном состоянии!

Наплыв приезжих увеличивается с каждой минутой. Мне передавали, я не знаю насколько это справедливо, что полчаса тому назад, приехали в Старую Свинью две кареты на почтовых, и я сам видел, как только-что какой-то человек провез на тачке во двор Новой Свиньи три ковровых саквояжа и большой узел. Городское население продолжает мирно заниматься своими обычными делами, но дикий блеск глаз и необыкновенное напряжение в личных мускулах доказывает зоркому наблюдателю, что их нетерпение доведено до крайности. Я боюсь, что если сегодня ночью не приедут какие-нибудь необыкновенные знаменитости, то народное волнение обнаружится в таких явлениях, которые придется оплакивать каждому человеку с разсудком и чувством. 

Я только что слышал, что мальчик, упавший вчера из окна, умер от страха. Ему вдруг объявили, что он должен заплатить за причиненные убытки три шиллинга шесть пенсов, и его организм, повидимому, не выдержал такого удара. Завтра будет происходить следствие коронера. 

Профессора Муф и Ного только-что подъехали к дверям отеля. Они тотчас очень снисходительно заказали обед. Мы все приведены в восторг их любезным обращением и легкостью, с которой они подчиняются обычаям и церемониям вседневной жизни. Едва вступив на порог гостинницы, они позвали дворецкого и просили его частным образом купить им живую собаку как можно дешевле и принести ее в их нумер после обеда, вместе с деревянной доской, употребляемой для пирогов, ножем, вилкой и чистой тарелкой. Все полагают, что сегодня ночью эту собаку подвергнут ученому опыту; если какие-нибудь подробности дойдут до меня позднее, то я напишу вам с нарочным. 

Собаку только-что потребовали. С удивительным инстинктом, почти доходящим до разсудка, это сметливое животное схватило лакея, подошедшого к ней, за левую ногу и выказала энергичное, хотя безполезное сопротивление. Я не мог добиться, чтобы меня впустили в комнату, занимаемую знаменитыми учеными, но, судя по звукам, долетавшим до меня на площадке лестницы, где я стоял перед их дверью, я мог заключить, что собака спряталась под какую-то мебель и, огрызаясь, держала профессоров на почтительном от себя разстоянии. Это предположение подтверждается свидетельством лакея, который смотрел в замочную скважину и уверяет, что он ясно видел, как профессор Ного на коленях подносил стклянку с синильной кислотой к носу собаки, спрятавшейся под креслом и упорно не желавшей нюхать кислоту. Вы не можете себе представить, в каком мы лихорадочном волнении, боясь, чтобы интересы науки не были принесены в жертву предразсудкам грубого животного, которое не одарено достаточным сознанием, чтобы понять, какие несметные благодеяния может извлечь человечество от столь слабого снисхождения с её стороны. 

Уши и хвост собаки присланы в кухню с приказанием их чисто вымыть; из этого обстоятельства мы можем вывести, что животного нет более в живых. Его передния лапы отданы слуге, чистящему сапоги, для энергичной чистки, что также подтверждает предъидущее предположение. 

Я так поражен всем, что случилось в последние полтора часа, что едва имею силы передать подробно быстро сменявшийся ряд событий, которые привели в совершенное изумление всех, кому они известны. Оказывается, что собаченка была приобретена обманным образом, или по просту украдена одним из лиц, служащих в конюшенном ведомстве у жительствующей в этом городе старой девы. Придя в отчаяние от пропажи своей любимицы, она, как безумная выбежала на улицу, умоляя прохожих самым трогательным и патетическим образом возвратить ей милого Августа. Так, повидимому, называлась покойная собака, в воспоминание прежнего поклонника старой девы, на которого, между прочим, это животное очень походило, что придает всему событию еще более трогательный характер. Я еще не узнал, какое обстоятельство побудило несчастную деву направить свои шаги к гостиннице, видевшей предсмертную агонию её protégé, но дело в том, что она явилась в сени отеля в ту самую минуту, как лакей нес на подносе отдельные части её Августа. Её крики доселе раздаются в моих ушах. К сожалению, я должен засвидетельствовать, что выразительные черты лица профессора Муфа очень пострадали от пальцев и когтей оскорбленной девы; профессор Ного от той же причины потерял у несколько пучков волос, и претерпел тяжелые покусы. Но значительным утешением для этих почтенных джентльмэнов должно служить то обстоятельство, что они обязаны этими неприятностями лишь своей пламенной преданности науке, за что теплая благодарность и сочувствие всей страны достаточно вознаградит их. Несчастная дева остается до сего времени в отеле и, говорят, она в очень опасном болезненном положении.

Излишне прибавлять, что эта неожиданная катастрофа набросила мрачную, холодную тень на наше веселое расположение, тем более, что покойное животное, повидимому, отличалось очень любезными свойствами и пользовалось вполне заслуженным уважением всех его многочисленных знакомых. 

Прежде чем запечатать мое письмо, я спешу прибавить, что мальчик, упавший из окна, не умер, как это все полагали, а жив и здоров. Известие о его смерти было, вероятно, порождено его таинственным исчезновением. Но полчаса тому назад, его нашли перед лавкой, где разъигрывалась подержаная тюленья шапка и бубны. Это счастливое обстоятельство значительно развеселило всех и тотчас было предложено открыть подписку в пользу этого интересного мальчика.

Все с лихорадочным нетерпением ждут завтрашняго дня. Что-то он нам принесет. Если кто-нибудь приедет сегодня ночью, то я приказал себя тотчас разбудить. Я непременно провел бы ночь на ногах, еслибы взволновавшия меня до глубины души события дня не истощили моих сил.

О профессорах Споре, Дозе и Визи нет никаких известий.

Это очень странно! 

Все кончено и, по крайней мере, по одному вопросу я могу успокоить ваших читателей. Три профессора приехали сегодня в 2 часа 10 минут и, вместо того, чтобы остановиться в Старой Свинье, как все ожидали вчера, прямо отправились в Новую Свинью, где, сбросив с себя маску, заявили свое намерение остаться. Конечно, профессор Визи может примирить это чрезвычайно странное поведение с его личными понятиями о прямоте и справедливости, но я посоветовал бы профессору Визи быть осторожнее и не слишком злоупотреблять его вполне заслуженной репутацией. Как такой человек, как профессор Снор или еще удивительнее, как такая личность, как профессор Доз дозволили впутать себя в подобную историю? Вы, конечно, зададите мне этот вопрос, но об этом обстоятельстве ничего еще не известно, а об моих личных соображениях я считаю преждевременным распространяться. 

Город быстро наполняется приезжими; один господин предложил за нумер восемнадцать пенсов и ему отказали. Несколько джентльмэнов были вынуждены провести прошедшую ночь в каменоломне или на ступенях перед дверьми, за что их сегодня утром свели к судье, который подверг их, как бродяг, тюремному заключению на более или менее продолжительное время. Говорят, что один из этих джентльмэнов очень почтенный медник, известный своими практическими знаниями и который прислал председателю отделения механики чрезвычайно интересный реферат об устройстве глиняных горшков с медными днами и предохранительными клапанами. Заключение в тюрьму этого ученого практика возбуждает всеобщее сожаление, так как его отсутствие делает невозможным обсуждение этого любопытного изобретения.

На всех окнах исчезают билеты, и квартиры нанимаются по чудовищным ценам. Я слышал, что в одном доме сданы две комнаты за 15 шиллингов в неделю без отопления и прислуги, но я этому не верю. Общее волпение достигло страшных размеров. Мне рассказывали сегодня утром, что гражданския власти, боясь народного движения, распорядились о вооружении сержанта и двух капралов, но, чтоб не раздражать народа без всякой причины зрелищем военной силы, их спрятали на разсвете в гумне, отстоящем на четверть мили от города. Энергия и поспешность этих мер не нуждаются в похвалах, оне сами говорят за себя.

До меня только-что дошло известие, что какая-то старуха в пьяном виде громко объявила на улице свое намерение побить достойного мистера Слуга. Статистическия выкладки этого ученого джентльмэна по вопросу о потреблении в Модфоге крепких напитков возбуждали, по всей вероятности, ненависть к нему этой гнусной женщины. Однако, её заявление было приветствовано громкими рукоплесканиями толпы, собравшейся тотчас вокруг нея, и даже один человек осмелился назвать мистера Слуга оскорбительным эпитетом "Грязнухи". Надо надеяться, что теперь, когда наступила минута действия, городския власти прибегнут к силе, которая доверена им нашей конституцией. 

дня; но теперь нас отделяет только несколько часов от открытия конгресса и, с гордостью сознавая, что его знаменитые члены среди нас, мы вполне надеемся, что все обойдется мирно и благополучно. Я вам пошлю подробный отчет о первом заседании с вечерним дилижансом. 

Я открываю свое письмо, чтоб прибавить два слова. Ничего не произошло необыкновенного с той минуты, как я положил перо. 

Солнце взошло сегодня утром в обыкновенное время. Я не заметил ничего необычайного в великом светиле, мне только показалось (это могла быть и иллюзия моего возбужденного воображения), что оно никогда так лучезарно не блестело и не заливало город такими яркими лучами. Это было тем удивительнее, что небо было безоблачное и атмосфера ясная. В половине десятого собрался общий совет, под председательством прошлогодняго председателя. Прочитан был отчет занятий совета, и одно в нем место, где говорится, что совет переписывался с тремя тысячами пятью стами и семидесятью одним человеком (которые все приклеили почтовую марку к своим письмам) по семи тысячам двум стам сорока трем вопросам, возбудило всеобщие крики восторга, долго неумолкавшие. Затем, были назначены члены различных комитетов и отделений; когда же эта оффициальная работа окончилась, то первое заседание конгресса было открыто ровно в одиннадцать часов. Я имел счастие занимать очень удобное место в отделении А, поэтому и начну с него.

Председатель: профессор Снор.

Вице-председатели: профессора Доз и Визи.

Зрелище в минуту открытия заседания было, по истине, поразительное. Солнце светило в окна комнаты, озаряя всю сцену своими блестящими лучами и рельефно выставляя благородные лица профессоров и ученых джентльмэнов, которые с своими лысыми, рыжими, черными, белокурыми и седыми головами представляли такой удивительный coup d`oeil, которого, конечно, ни один из очевидцев никогда не забудет. Перед этими почтенными господами лежала бумага и стояли чернильницы, а вокруг комнаты, на возвышенных скамьях, виднелся блестящий рой прелестных и изящных женщин, в отношении которых Модфог, как известно, не имеет себе соперника во всем свете. Контраст между их белоснежными лицами и черными сюртуками и панталонами ученых членов конгрессов составит одно из самых приятных воспоминаний моей жизни.

Тотчас по открытии заседания произошел маленький безпорядок от падения задних скамеек, но вскоре водворилась тишина, и председатель дал слово одному из секретарей, который прочел реферат, под названием: "Несколько замечаний о трудолюбивых блохах, о важности учреждения первоначальных школ для этого многочисленного класса общества, о применении их трудолюбия к полезным и практическим целям и о создании на излишний их заработок постоянного фонда для обезпечения им спокойной и мирной старости".

Автор этого замечательного доклада объяснил, что, занимаясь уже давно изучением нравственного и общественного положения этих интересных животных, он с большим любопытством посетил выставленных в Лондоне в Риджент-Стрите так называемых "трудолюбивых блох". Он видел там много блох, занимающихся различными ремеслами, но должен сознаться, что ни один разумный человек не мог одобрить этих занятий, возбуждавших только чувство сожаления и сострадания. Например, одна блоха была приравнена к вьючному скоту и должна была возить миниатюрный кабриолет с маленькой куклой, изображавшей герцога Веллингтона, а другая ковыляла под тяжестью надетой на её шею медали с портретом великого соперника герцога, Наполеона Бонапарта. Кроме того, несколько блох получили балетное воспитание и танцовали характерные танцы (к сожалению, большинство их принадлежало к женскому полу), а из остальных одне боксировали, а другия дрались на дуэли - варварское препровождение времени, от которого человечество отворачивается с ужасом и негодованием. Ученый автор предлагал немедленно принять меры к полезному применению труда этих блох, как составную часть производительной силы страны, что было очень легко осуществить с учреждением первоначальных школ и введением в них педагогической системы, основанной на здравых нравственных принципах. Далее он предлагал, чтоб всякую блоху, которая осмелилась бы, без особого правительственного разрешения, выставлять себя на показ за деньги, потешая публику музыкой или танцами, признавали бродягой и предавали законной ответственности, что было бы только сравнением их с остальным человечеством. Наконец, согласно его проэкту, труд блох должен был контролироваться и регулироваться правительством, которое отсчитывало бы из их заработков определенные суммы на образование фонда для поддержания больных и стариков, их вдов и сирот. С этой целью ученый автор предлагал назначить конкурс на составление планов богадельни для блох, что могло принести значительную пользу и в другом отношении, так как архитектура насекомых, доведенная до замечательного совершенства, как достоверно было известно автору, конечно, подаст много полезных мыслей для усовершенствования столичных университетов, музеев и прочих общественных зданий.

Председатель спросил, каким путем талантливый автор предполагал вступить в сношение с блохами и убедить их в той неизмеримой пользе, которую оне, конечно, приобретут от подобной перемены своей жизни и честного, практического труда. В этом он видел единственное затруднение к принятию замечательного проэкта, только-что прочитанного собранию.

Автор отвечал, что это затруднение было легко устранить или, что лучше сказать, никакого затруднения и не существовало. Очевидно, если правительство Её Величества выразило бы готовность применить его план, то следовало бы только принять на казенную службу с значительным жалованием ученого джентльмэна, показывающого трудолюбивых блох в Риджент-Стрите. Этот джентльмэн мог бы легко вступить в сношения с массой блох и принять на себя введение между ними общей системы воспитания, которая была бы утверждена парламентом до того времени, когда более развитые из блох могли бы сами сделаться учителями.

Председател и некоторые из членов отделения пламенно поздравили автора с его важным сообщением и было решено передать его проэкт на обсуждение совета.

Мистер Вигсби представил конгрессу громадную цветную капусту, более зонтика, которая была выведена без всяких искуственных средств, кроме простой поливки содовой водой, предварительно насыщенной углекислой солью. При этом он объяснил, что если вынуть изнутри головку, которая могла служить новой и прекрасной вещью для бедных, то образовался бы парашют по системе Гарнерена, конечно, придерживая кочерыжку вниз. Он прибавил, что готов спуститься на этом удивительном парашюте с высоты трех миль с четвертью и уже предложил свои услуги содержателям Вокзала, которые очень любезно согласились предоставить ему случай в будущее лето исполнить свое смелое намерение, только потребовали, чтобы наружный лист цветной капусты был надломлен в четырех местах для безопасности падения.

Председатель поздравил публику с торжественным спектаклем, который ей готовится, и в самых теплых выражениях отозвался о содержателях Вокзала за их любовь к науке и попечения о безопасности человеческой жизни, что делало им величайшую честь.

Мистер Вигсби отвечал, что этот вопрос еще не решен окончательно, но что предполагается, кроме обыкновенной иллюминации, поставить множество транспарантов и около восьми миллионов с половиною новых фонарей.

Член отделения, возбудивший этот вопрос, выразил свое полное удовольствие.

Мистер Блундерум привел в восторг ученое собрание очень замечательным сообщением о последних минутах ученого борова. Приведенные им интересные сведения произвели тем большее впечатление, что реферат был основан на личных воспоминаниях любимого надсмотрщика покойного. Ученый джентльмэн прежде всего положительно утверждал, что предмета его биографического очерка звали не Тоби, а Саломопом, и фактически доказывал, что он не мог иметь близких родственников в живых, как ложно уверяли некоторые интриганы, так как его отец, мать, братья и сестра пали жертвами слепой злобы мясников в различные времена. Правда, один из дядей был после неимоверных усилий найден в хлеву Сомер-Тауна, но он был до того дряхл, и так страдал угрями, что его неожиданное исчезновение нельзя объяснить иначе, как превращением его в сосиски. Болезнь, от которой скончался ученый боров, была сначала легкой простудой, но усложненная неосторожным переполнением желудка, перешла в разстройство легких и общее истощение всего организма. Он имел предчувствие о своей скорой кончине, и поэтому случаю рассказывают любопытный факт. Однажды, давая представление перед избранной, многочисленной публикой, и проделывая с обычным искуством все свои штуки, он вдруг посмотрел пристально на своего биографа, и, обратившись к часам, на которых он всегда показывал, который час, медленно провел носом по циферблату два раза. Ровно через двадцать четыре часа его не стало!

Професор Визи спросил, не сделало ли это интересное животное перед своей кончиной каких-либо распоряжений знаками или иначе относительно оставшагося после него наследства.

Мистер Блундерум отвечал, что когда, по окончании последняго представления, биограф взял от покойного колоду карт, то он захрюкал несколько раз самым многозначительным образом и кивнул головой, как он всегда делал в знак удовольствия. Из этих ясных знаков биограф понял, что покойный желал оставить ему на память карты, и с тех пор он с ними не разставался. Что же касается до часов, то покойный не выразил никакого определенного желания, а потому биограф поспешил их заложить.

Председатель спросил, видел ли кто-либо из членов отделения даму со свиной мордой, которая, говорят, носила бархатную маску и ела в золотом корыте.

После некоторого замешательства один из членов отвечал, что дама со свиной мордой была его мачиха, и потому он надеялся, что председатель не будет далее нарушать святости частной жизни.

Председатель попросил извинения, но заявил, что всегда считал даму с свиной мордой за личность публичную. Все-таки он цросил позволения спросить у благородного члена конгресса - конечно, в видах научной пользы - имела ли она какую-либо родственную связь с ученым боровом?

Ученый член отвечал в полголоса, что, так как этот вопрос как бы подразумевает сомнение, не был ли ученый боров его сводным братом, то он считает своей обязанностью отказаться от ответа.

Председатель - доктор Турель.

Вице-председатели - профессора Муф и Ного.

Доктор Кутанкумаген (из Москвы) прочел реферат о замечательном случае, бывшем в его практике и служащим блестящим доказательством до чего дошла медицина. Его позвали 13-го апреля 1837 года к пациенту, болезненное состояние которого обнаруживалось такими симптомами, которые особливо опасны в глазах медика. Он был толстый, коренастый человек, с твердой, живой походкой, розовыми щеками, громким, звучным голосом, хорошим аппетитом и ровным, правильным пульсом. Он постоянно съедал в 24 часа два завтрака и обед с бутылкой вина и рюмкой спиртного напитка, разведенной в воде. Он постоянно смеялся и так весело, что страшно было его слушать. С помощью сильных медицинских средств, строгой диэты и обильного кровопускания, эти симптомы значительно ослабли в течении трех дней; через неделю, благодаря этой системе и овсянке вместо пищи, они совершенно исчезли. По прошествии месяца, пациент настолько поправился, что его снесли с лестницы на руках две сиделки и немного прокатали в карете с закрытыми стеклами. Теперь же он не может ходить иначе, как с помощью костылей и слуги. Быть может, конгрессу так же будет приятно узнать, что он ест мало, пьет мало, спит мало и уже никогда ни при каких обстоятельствах не смеется.

Доктор Фри, поздравляя благородного члена с победоносным его лечением, спросил, пускали ли кровь и теперь пациенту?

Доктор Кутанкумаген отвечал утвердительно.

Доктор Кутанкумаген с этим вполне согласился.

Мистер Найт Бель представил конгрессу восковой аппарат внутренностей джентльмэна, проглотившого, по неосторожности, в детстве ключ от двери. Чрезвычайно замечательно было то обстоятельство, что один медицинский студент развратного поведения, присутствуя при вскрытии трупа, стащил ту часть оболочки желудка, на которой отпечатлелся слепок ключа, и тотчас обратился к знакомому слесарю, также очень сомнительной нравственности:, который сделал ему ключ по данному образцу. С этим ключем злодей проник в квартиру покойного и похитил значительную сумму, за что был судим и повешен.

Мистер Найт Бель отвечал, что джентльмэн много пил пунша, и что, вероятно, находящаяся в пунше кислота постепенно разъела и уничтожила ключ.

Профессор Муф сообщил об очень замечательном и вполне убедительном доказательстве системы бесконечно малых приемов, которая, как известно отделению, основывалась на той теории, что самая малая доля лекарства производит одинаковое действие, как и самая большая. Таким образом, сороковая часть зерна каломеля равняется пилюле в пять грам того же лекарства. Он сам испытал справедливость этой теории на кабатчике, которого принесли в больницу с раздробленной головой и которого он вылечил в короткое время, менее, чем в три месяца, с помощью бесконечно малых приемов. Этот кабатчик был отъявленный пьяница, и он (профессор Муф), распустив три капли рома в ведре воды, приказал ему все выпить. Каков же был результат? Не успел пациент выпить и четверти ведра, как был до безчувствия пьян, а остальная вода напоила точно также до безчувствия еще пять человек.

Председатель спросил, можно ли было их отрезвить бесконечно малым приемом содовой воды?

Профессор Муф отвечал, что двадцать-четвертая часть чайной ложки содовой воды, разведенная в соответственном количестве воды, тотчас протрезвила бы каждого из них.

Председатель заметил, что это было чрезвычайно важное открытие, и выразил желание, чтобы лорд-мэр и альдермэн оказали свое высокое покровительство для его распространения.

порцию.

Профессор Муф заявил свою готовность поручиться головой, что подобного количества пищи будет совершенно достаточно беднякам, а если прибавить еще пятнадцатую часть зерна пудинга в неделю, то положение бедняков будет самое завидное.

Профессор Джон Кетч, по общему желанию всех членов отделения, представил череп покойного мистера Гринакра, который он вытащил из синяго мешка, принесенного им под мышкой. Этот интересный экземпляр возбудил оживленные прения, и возник бесконечный спор о действительном характере покойного джентльмэна. Мистер Блоб прочел целую лекцию, в доказательство того, что мистер Гринакр обладал крайне развитым органом разрушительности. Сэр Гокам Сниви только-что начал опровергать аргументы своего благородного друга, как вдруг профессор Кетч прервал его странным восклицанием.

- Это не то!

Председатель призвал его к порядку, но профессор Кетч воскликнул:

С этими словами профессор быстро схватил кокосовый орех и заменил его настоящим черепом. Затем, произошли очень любопытные прения, но так как существовало сомнение, был ли это череп мистера Гринакра, другого джентльмэна, нищого, мужчины, женщины или обезьяны, то все разсуждения не привели ни к какому положительному результату.

Председатель:

Вице-председатели: мистер Ледбрэн и мистер Тимбред.

Мистер Слуг сообщил любопытные цифры о тележках, в которых развозят по Лондону мясо для кошек и собак. Оказывается, что их всего тысяча-семьсот-сорок-три, а так как каждая из них ежедневно доставляет, средним числом, тридцать-шесть порций мяса, нанизанного на деревянные стержни, то общее число этих стержней ежедневно равняется шестидесяти-двум-тысячам-семистам-сорока-восьми. Если мы положим, что из этих шестидесяти-двух-тысяч-семисот-сорока-восьми стержней только две-тысячи-семьсот-сорок-восемь штук случайно поедаются вместе с мясом голодными животными, то остальные шестьдесят тысяч стержней ежедневно или двадцать-один-миллион-девятьсот-тысяч стержней в год пропадают даром в помойных ямах Лондона. А еслибы это громадное количество деревяшек собирать, то в десять лет составилась бы такая масса дерева, что можно было бы построить линейный корабль, который, под названием "Королевский стержень", стал бы грозой врагов страны.

Мистер Ледбрэн прочел замечательный реферат о том, что в одном большом йоркишрском городе у рабочого населения было всего, средним числом, сорок тысяч ног, а у стульев и кресел в их домах было только тридцать тысяч ножек, а потому, считая каждое сидение в три ножки, общее их число составляло только десять тысяч. Таким образом, оказывалось, что, считая у каждого человеческого существа по две ноги и не принимая во внимание деревянные или пробковые ноги, у десяти тысяч человек или у половины данного рабочого населения нет никаких сидений, на которых они могли бы отдыхать в свободное время, конечно, исключая ящиков.

должен иметь недвижимую собственность, дающую триста фунтов стерлингов ежегодного дохода, автор возбудил всеобщий смех, представив достоверные цифры дохода длинного ряда депутатов. Доход каждого из них и всех вместе равнялся нулю. Как известно, существовало много джентльмэнов, которые доставляли депутатам фиктивные документы, а те под присягой показывали, что они - собственники. Из всего этого ученый автор выводил, что обладание недвижимой собственностью для депутата вовсе не составляло необходимости, тем более, что они стоили бы стране гораздо дешевле, еслибы с них не требовали имущественного ценза.

Председатель: мистер Картер.

мистер Трук и мистер Багорн.

Профессор Квирспек представил чрезвычайно изящную модель ручного паровоза в зеленой коробочке, очень легко укладывавшуюся в карман жилета. Прикрепив этот маленький инструмент к сапогам, каждый чиновник или конторщик мог перенестись из места своего жительства в свое министерство или контору со скоростию шестидесяти-пяти миль в час.

Председатель спросил, не было ли необходимым условием, чтоб пробегаемая местность была совершенно ровной и гладкой поверхностью.

Профессор Квирспек объяснил, что это условие было, конечно, необходимо, но по этому он предлагал для сообщения с столичными министерствами и конторами воспользоваться городскими трубами для стока нечистот, проведенными под улицами, и которые, при газовом освещении, представили бы прекрасные галлереи, тем более удобные, что в дождь не надо было бы поднимать зонтика. На вопрос одного из членов в отделении, что же сталось бы с нечистотами, профессор отвечал, что этот вопрос еще не представлялся его обсуждению, но он не полагал, чтоб такое мелочное возражение могло воспрепятствовать принятию столь грандиозного проэкта.

сзади и находившимися в руках директоров. Ртуть была так искусно поставлена, что когда у директоров были в кармане акции на стекле появлялись цифры, показывавшия очень незначительные расходы и громадные дивиденды, но как только директора спускали свои акции, то немедленно цифры изменялись, расходы росли, а дивиденды уменьшались. Мистер Джобба окончил свое объяснение сообщением важного факта, что этот инструмент в последние месяцы находился в общем употреблении и ни разу не оказался неудовлетворительным.

Один из членов конгресса, одобрив изящество инструмента, спросил, не подвержен ли он был случайной порчи? Мистер Джобба отвечал, что, конечно, вся машина могла лопнуть, но это было единственное возражение, которое можно было представить против этого важного изобретения.

Мистер Конерноз обратил внимание отделения на важный проэкт, подробно и ясно изложенный в его книге, под названием "Практическия соображения о необходимости доставить юным аристократам Англии безвредное и полезное препровождение времени". При этом трактате были приложены многочисленные модели. План его состоял в том, чтобы новая компания, разрешенная парламентским актом, купила бы участок земли в десять миль длины и четыре ширины, и обнесла бы его каменной стеной в двенадцать футов вышины. На этом пространстве следовало устроить большие дороги, мосты, миниатюрные селения и, одним словом, все, что могло бы доставить удовольствие клубам Four-in-hand так, чтобы они не пожелали выехать в своих экипажах за пределы участка. В различных местах были бы устроены конюшни и сараи для лошадей и экипажей, а также увеселительные заведения самые изящные и дорогия. Кроме того, были бы проведены целые улицы с громадными ручками у звонков, которые легко можно было оторвать ночью и снова привернуть утром, для чего содержались бы особо нанятые люди. Газовые фонари были бы снабжены такими стеклами, которых разбить хоть дюжину стоило бы не дорого, а широкие, красивые тротуары дозволяли бы джентльмэнам, еслиб им вздумалось прокатиться по ним в кабриолетах. Так как публика была бы строго недопускаема за каменную ограду, то благородные джентльмэны могли бы снять с себя любую часть своего туалета, а если хотели, то гулять и вовсе без одежды. Одним словом, были бы доставлены все средства для веселого препровождения времени, и так как без драки после хорошого обеда благородные джентльмэны не могут обойтись, а не желательно было бы, чтоб они дрались между собою, автор проэкта придумал наполнить улицы автоматами, столь хорошо сделанными, как доказывали представленные им модели, что подобные полицейские, извощики и старухи торговки ходили бы как живые люди, пока их не столкнули бы с ног благородные джентльмэны. Мало того: побитая и брошенная на землю шестью или семью джентльмэнами такая фигура издавала бы болезненные стоны и умоляла бы о милости, что, довершая иллиозию, доставило бы полное удовольствие благородным джентльмэнам. Но и этим не довольствовался автор проэкта: он предполагал устроить полицейския депо с мягкими постелями для джентльмэнов, арестованных за драку, и удобными полицейскими судами, где на следующее утро их дело разбиралось бы перед судьями так же автоматами, которые присуждали бы их к уплате пени марками, заранее им розданными. Судебные залы были бы устроены с наклонным полом так, чтоб в случае желания джентльмэнов привести своих лошадей, в качестве свидетелей, они могли бы не отказать себе и в этом наслаждении; вместе с тем, подсудимые имели бы полную свободу слова и пользовались бы правом, ныне им принадлежащим, перебивать потерпевших лиц и делать какие им угодно замечания. Эти удовольствия стоили бы немного дороже теперешняго и автор нового проэкта был убежден, что его применение принесло бы всей публике много пользы и спокойствия.

отыскивающие сильные ощущения, не удовольствуются битьем кукол; им будет все-таки необходимо поломать кости живым людям.

Мистер Коперноз возразил, что обыкновенно в подобных драках благородные джентльмэны нападают сам-десят на одного полицейского или извощика, а потому, в смысле сильного ощущения было все равно, полицейский и извощик живые или деревянные. Громадная же польза его плана состояла в том, что у полицейского могли переломать все члены, и все-таки он мог на следующий день исполнять свои обязанности и являться свидетелем в суд, даже держа в руках свою голову, если ее накануне ему свернули.

Профессор Муф спросил кстати, из чего предполагалось делать головы судей?

Мистер Коперноз отвечал, что, конечно, из дерева и самого твердого.

Профессор Муф заявил, что он совершенно удовлетворен ответом и признает труд мистера Коперноза великим изобретением.

Мистер Коперноз, вместо ответа, дотронулся до пружины в выставленных им моделях судей-автоматов, и они тотчас начали очень быстро говорить, выражая сожаление, что такие благородные джентльмэны попали в неприятную историю, так как, по всей вероятности, избитые ими полицейские были пьяны.

* * *

На этом оканчивает наш корреспондент свой достоверный и искусно составленный отчет, который вечно будет служить памятником его ученых способностей и нашей предприимчивости. Излишне указывать на важность разсмотренных вопросов, на то замечательное совершенство, с которым они обсуждались, и на великия истины, выясненные учеными прениями. Все это публика усмотрит из печатаемого нами отчета, который мы и предоставляем ей читать и обдумывать, извлекая из него всевозможную пользу. Мы же укажем только, что этот нумер нашего журнала продается по той же цене, без всякой прибавки.

Нам остается только прибавить, что все комитеты уже окончили свои работы, и Модфог снова возвратился к своей обычной мирной жизни, а профессора и другие члены конгресса, после многочисленных балов, вечеров, ужинов и речей, разъехались по домам, унося с собою общия добрые пожелания. Но прежде чем кончить эту статью, приведем передаваемый нашим корреспондентом профессора Вуденсконса, что доказывает, как самые ученые умы иногда высказывают истину в приятной и шуточной форме. В день последняго обеда, после целой недели пиршеств, и угощений, великий ученый, входя в столовую и видя роскошный стол с дорогими винами и жирными козами, достойными жертвоприношениями науки, воскликнул:

- Вот для чего мы собираемся, вот что нас воодушевляет, соединяет и ведет вперед, вот что развивает науку!