Домби и сын.
Глава LXII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Глава LXII. (старая орфография)

Глава LXII. 

Заключение.

Узрела, наконец, дневной свет знаменитая бутылка, скрывавшаяся так долго в душном погребе под защитой паутины, пыли и песку. Золотое вино игриво струится в огромных бокалах на круглом столе.

Это последняя бутылка старой мадеры.

- Вы совершенно правы, м-р Гильс, - говорит м-р Домби, - это очень редкое и отличное вино.

Капитан Куттль, непременный член круглого стола, сияет радостью и восторгом. Лучи животворного света падают с его чела на далекия пространства.

-- Мы дали обещание друг другу, то есть Эдуард и я... - замечает Соломон Гильс.

М-р Домби кивает на капитана, лицо которого еще более озаряется неизреченным наслаждением.

-... обещание пить это вино, рано или поздно, за благополучное возвращение Вальтера домой, хотя никто из нас не мот вообразить такого дома. Если вы, сэр, не имеете ничего сказать против этой нашей фантазии, то - первый бокал за здоровье Вальтера и его жены!

- За здоровье Вальтера и его жены! - говорит м-р Домби и целует Флоренсу, которая подле него.

- За Вальтера и его жену! - восклицает м-р Тутс.

- За Вальтера и его жену! - басит Куттль. - Ура!

И когда при этом капитан изъявляет желание чокнуться своим бокалом, м-р Домби предупре дительно протягивает свою руку. Другие немедленно следуют благому примеру, и в комнате раздается веселый звон, как будто от свадебных колоколов. 

* * *

Другое вино стареет в душном погребе, подобно знаменитой мадере, достославно окончившей свой век, и густая паутина с пылью и песком караулит новые бутылки.

М-р Домби поседел как лунь, и на его лице - тяжелые отпечатки страданий и забот; но это следы грозной бури, которая уже окончилась раз навсегда, оставив за собою спокойный и ясный вечер.

Честолюбивые планы не волнуют м-ра Домби. Его гордость исключительно обращена на дочь и её супруга. Он спокоен, молчалив, нередко задумчив, и Флоренса подле него. Мисс Токс частенько навещает счастливую семью и радушно предлагает ей свои услуги. Её удивление к своему патрону, еще недавно так величественному на поприще финансовой славы, получило платонический характер со времени рокового утра на Княгинином лугу, когда известная особа поразила ее неожиданным ударом. Мисс Токс не изменилась.

Ничего не уцелело от обломков колоссального богатства, кроме ежегодной пожизненной суммы, которая приходит неизвестно как и неизвестно откуда. М-ра Домби убедительно просили не делать никаких розысков и уверили, что это какой-то старый долг. Он советовался по этому поводу со своим старым конторщиком, и тот положительно убежден, что сумма высылается каким-нибудь торговым домом, с которым м-р Домби имел в старину коммерческия связи.

М-р Морфин окончательно убедился, что из всех прнвычек самая скверная - оставаться до старости холостяком, и на этом основании вступил в законный брак с сестрою Джона Каркера. Он посещает иногда своего старого начальника, но редко и неохотно. Есть в истории Джона и еще более в его фамилии, такия обстоятельства, при которых подобные визиты неуместны, потому особенно, что Джон и м-р Морфин, как близкие родственники и друзья, живут теперь в одном доме. Вальтер навещает их по временам, Флоренса тоже, и в этих случаях скромный домик оглашается дуэтом из фортепиано и виолончели.

Но как поживает деревянный мичман в эти изменившиеся дни? Ничего, собственно говоря; он все тот же храбрый юноша-моряк с правою ногою вперед и с оптическим инструментом перед правым глазом. Он даже повеселел и вновь помолодел, так как его недавно покрасили яркой краской, от трехугольной шляпы до самых башмаков со щегольскими пряжками, и над его головой блистает золотая надпись: "Гильс и Кyттль".

Не изменил юный мичман и характера своих коммерческих занятий; но поговаривают на Птичьем Рынке, там, где заседает известная леди под синим зонтиком, что м-р Гильс разбогател, значительно разбогател, и не только на этот счет не отстал от времени, но даже опередил его, несмотря на валлийский парик, сменивший его седые волосы. Дело в том, видите ли, м-р Гильс положил когда-то свои деньги в какой-то торговый дом, и теперь только оказалось, что капитал его быстро пошел в ход и быстро возрастает до огромной суммы. Так, по крайней мере, уверяет леди под синим зонтиком. Достоверно то, что м-р Гильс не думает больше об отсутствии покупщиков с кручиной и тоской. Веселый и довольный, с очками на лбу и с хронометром в кармане, он бодро стоит y дверей магазина в своем кофейном камзоле, и редко туманная мысль набегает на его чело.

Его друг и товарищ по торговле, капитан Куттль, живет и цветет такой коммерческой фантазией, которая во сто крат лучше всякой действительности. Капитан, несомненно, убежден, что юный мичман имеет обширнейшее влияние на торговлю и мореходство всей Великобритании, и ни один корабль не может оставить лондонскую гавань без его могучого содействия. Его наслаждение при взгляде на свое собственное имя, которое красуется над дверьми магазина, доходит до высочайшей степени поэтического восторга. На день двадцать раз перебегает он широкую улицу, чтобы полюбоваться на золотые буквы с противоположной стороны, и при каждом из этих случаев неизменно повторяет:

- Эдуард Куттль, друг ты мой сердечный, если бы матушка твоя ведала да знала, что из тебя выйдет такой ученый человек, быть бы ей от радости на седьмом небе, право!

Но вот м-р Тутс с буйной быстротой забирается в пределы юного мичмана, и лицо м-ра Тутса рдеет и пылает, когда он вламывается в маленькую гостиную.

- Капитан Гильс и м-р Сольс!.. ох, как я счастлив, господа! М-с Тутс сделала приращение к нашей семье... ох!

- Это делает ей честь! - восклицает капитан.

- Поздравляю вас, м-р Тутс! - говорит Соль.

- Покорно благодарю, - отвечает м-р Тутс, - премного вам обязан. Я знал, что вы обрадуетесь донельзя, и прибежал к вам сам. Мы успеваем, что называется, не по дням, а по часам. Флоренса, Сусанна и еще маленький человек, гость этакий, вы знаете...

- Ну да, капитан Гильс, и я ужасно рад. Нет в мире женщины, которая была бы так экстраординарна, как моя жена. Это я имел честь повторять вам тысячу раз. Кто другой, a Сусанна не ударит в грязь лицом.

Обращаясь к м-ру Тутсу, капитан восклицает: "Во здравие, спасение, долгоденствие и благоплодородие м-с Тутс".

- Очень вам благодарен, капитан Гильс, - говорит восторженный м-р Тутс, - моя обязанность вторить благим чувствам. Если, господа, при настоящих обстоятельствах, я никого не безпокою, то мне хотелось бы, знаете, закурить трубку.

И красноречие полилось потоком из откровенного сердца, когда трубка прикоснулась к устам м-ра Тутса.

- Вот что, господа: мне бы не пересчитать безчисленных случаев, при которых обнаружился необыкновенный ум моей жены; но всего удивительнее в ней совершенство, с каким она поняла привязанность к мисс Домби. Вы, разумеется, знаете, что мои чувства в отношении мисс Домби никогда не изменялись. Я на этот счет теперь такой же, как и прежде, и всегда. Мисс Домби, в моих глазах, такое же яркое видение, радужный призрак, точь-в-точь как еще до знакомства с лейтенантом Вальтером. Когда я и м-с Тутс начали разсуждать об этой... ну, вы знаете, об этой нежной страсти... Так вот, говорю я, когда мы первый раз распространились об этих предметах, я объяснил, что меня в ту пору можно было назвать... ну, вы понимаете, увядшим цветком.

Фигуральный оборот очень нравится капитану Куттлю, и он держится тех мыслей, что никакой цветок не увядает так скоро, как роза. Очень хорошо.

- Но вообразите мое изумление, - продолжал м-р Тутс, - она уже совершенно постигла мои чувства, лучше даже, чем я сам! И оказалось, что мне нечего было ей рассказывать. Она одна в ту пору была единственным в мире существом, которое стояло между мной и безмолвной могилой, и мне никогда не забыть, с каким чудным искусством она удержала меня над самой бездной. Она знает, что из всех созданий в мире я ставлю выше всего мисс Домби, знает, что нет на земле такой вещи, на которую я бы не отважился ради мисс Домби. Она знает, что я считаю мисс Домби прекраснейшим, очаровательнейшим ангелом из всех созданий её пола. И как бы вы думали, что она заметила насчет всех этих вещей? Да вот что: "Вы правы, мой милый: я сама так думаю!"

- И я так думаю! - говорит капитан.

- И я! - вторит Соломон.

М-р Тутс снова набивает трубку, и лицо его сияет самодовольным восторгом.

- И выходит, стало быть, что нет на свете женщины наблюдательнее моей жены. Какой ум! какая проницательность! какие - Господи твоя воля! - какие соображения! Не далее как вчера вечером, когда мы сидели вместе, наслаждаясь супружеским блаженством... Клянусь честью, это слово еще слишком слабо выражает мои чувства... не далее, говорю, как вчера вечером, она сказала: "Как замечательно теперь настоящее положение друга нашего Вальтера! Вот он после первого продолжительного путешествия" - это все говорит моя жена - "совсем расквитался с опасностями мореплавания" - ведь это справедливо, м-р Сольс?

- Совершенно справедливо! - отвечает старый инструментальный мастер, потирая руками.

- "И вот, лишь только он расквитался с этими морскими опасностями", - это все, знаете, говорит моя жена, - "тот же торговый дом удостоил его величайшого доверия, назначив его на самый высокий пост в своей главной лондонской конторе. Все и каждый видят в нем достойного молодого человека, и он быстро пойдет вперед по коммерческой дороге. Его любят, уважают, и дядя слишком кстати подоспеет к нему на помощь с своим непредвиденным богатством" - ведь это так, м-р Сольс? Вы разбогатели! Моя жена не ошибается никогда.

- Точно так, любезный друг. Мои потеряниые корабли, нагруженные золотом, благополучно прибыли домой, - отвечает Соломон, улыбаясь и подмигивая капитану. - Ничтожная помощь, м-р Тутс, но все же она кстати для молодого человека.

- Именно так, - говорит м-р Тутс. - Вы видите, моя жена не ошибается никогда. Так вот в такое-то замечательное положение поставлен теперь счастливый друг наш, лейтенант Вальтер. Что же отсюда следует? Ну, что следует? Вот теперь-то, господа, я покорнейше прошу вас обоих обратить все свое внимание на неизмеримую проницательность моей жены. Вот что говорит м-с Тутс: "На самых глазах м-ра Домби, под его наблюдением и советами основывается новое... новое... новое здание" - именно так она выразилась - "здание, которое, возвышаясь постепенно, со временем, быть может, даже превзойдет знаменитый торговый дом, представителем которого он был так долго. Таким образом - это все говорит моя жена - из недр его дочери с триумфом явится... Нет, она сказала, кажется - возникнет, - так точно - с триумфом возникнет на свет новый "Домби и Сын", который будет процветать целые сотни лет и доживет до самого отдаленного потомства".

И м-р Тутс с помощью своей трубки, чудным образом приспособленной к ораторским эфектам, придает такую торжественность сентенции своей жены, что капитан, в чаду изступленного восторга, бросает на воздух свою лощеную шляпу и провозглашает густым басом:

- Помню, друг мой, очень помню, - отвечает старый инструментальный мастер.

- Так вот что я намерен сказать, старый мой товарищ, - говорит капитан, облокачиваясь на стул и настраивая горло к гармоническим аккордам, - я пропою теперь от начала до конца балладу "О похождениях любезной Пегги", a вы оба, други мои, держитесь крепче и подтягивайте хором! 

* * *

Другое вино стареет в душном погребе подобно знаменитой мадере, достославно окончившей свой век, густая паутина с пылью и песком караулит новые бутылки.

Прекрасные осенние дни. На морском берегу часто гуляют седой джентльмен и молодая леди. С ними, или подле них, двое детей: мальчик и девочка. Старая собака - неразлучный их спутник.

Иногда ребенок сидит подле него, смотрит ему в глаза и распрашивает; седой джентльмен берет маленькую ручку, любуется и забывает отвечать. Тогда мальчик говорит:

- Что, дедушка? неужели я так похож на моего бедного маленького дядю?

- Да, Павел. Но твой дядюшка был слаб, a ты очень силен.

- О, да, я очень силен.

- И он лежал в маленькой постели на этом берегу, a ты умеешь бегать.

груди, прижимает к сердцу, не может равнодушно видеть ни малейшого облачка на её лице, не может вынести её отсутствия ни на одну минуту. Случается, он встает иной раз в глухую полночь и на цыпочках подкрадывается к её постели, чтобы посмотреть, спокойно ли дитя. Ему нравится, когда она сама поутру вбегает в его спальню и будит его своей маленькой ручкой. Его безпрестанно тревожит мысль, - ошибочная мысль, что за этим ребенком ухаживают не так, как бы следовало. Одним словом, седой джентльмен влюблен в нее всеми силами, всеми способностями своей души. Часто они играют и беседуют одни, и ребенок спрашивает по временам:

- Милый дедушка, отчего ты плачешь, когда целуешь меня?

- Маленькая Флоренса! маленькая Флоренса!

Вот все, что отвечает седой джентльмен, разглаживая локоны на лице обожаемой малютки.