| Автор: | Диккенс Ч. Д., год: 1857 |
| Категория: | Роман |
ГЛАВА XXX
Слово джентльмена
Когда супруги, задыхаясь от бега, появились у дверей старого дома, незнакомец, увидев в полумраке лицо Иеремии, следовавшего по пятам за Эффри, вздрогнул и отмахнулся.
- Черт побери! - воскликнул он. - Вы как сюда попали?
Мистер Флинтуинч, к которому относились эти слова, изумился не меньше самого незнакомца. Он вытаращил на него глаза в полном недоумении; оглянулся, как будто ожидая увидеть кого-нибудь за своей спиной, снова уставился на незнакомца, не понимая, что тот хотел сказать, взглянул на жену, ожидая объяснения, и, не получив его, набросился на нее и принялся трясти с таким усердием, что чепчик слетел с ее головы. Он приговаривал сквозь зубы со злобной насмешкой:
- Эффри, жена моя, тебе нужна порция, жена моя! Ты опять за свои штуки! Ты опять видела сон, сударыня! Это что такое? Это кто такой? Это что значит? Говори или задушу! Выбирай любое!
Предполагая, что миссис Эффри обладала способностью выбирать в эту минуту, пришлось бы прийти к заключению, что она выбрала удушение, так как не отвечала ни слова на требование мужа, а покорно подчинялась встряске, от которой голова ее болталась из стороны в сторону. Незнакомец, однако, вступился за нее, вежливо подняв с пола ее чепчик.
- Позвольте, - сказал он, положив руку на плечо Иеремии, который тотчас выпустил свою жертву. - Благодарю вас. Виноват. Муж и жена, конечно, судя по вашей игривости. Ха, ха! Приятно видеть такие отношения между супругами. Послушайте, могу ли я обратить ваше внимание на то, что какая-то особа наверху, в темноте, крайне энергично выражает желание узнать, что здесь происходит.
Это напоминание заставило мистера Флинтуинча войти в переднюю и крикнуть наверх:
- Не беспокойтесь, я здесь! Эффри сейчас принесет вам свет! - Затем он крикнул своей ошеломленной супруге, которая тем временем надела чепчик: - Убирайся, пошла наверх! - и, обратившись к незнакомцу, сказал: - Ну, сэр, что вам угодно от меня?
- Боюсь показаться навязчивым, - отвечал тот, - однако попросил бы вас зажечь свечу.
- Правда, - согласился Иеремия, - я и сам собирался сделать это. Постойте, пожалуйста, здесь, пока я не раздобуду огня...
Посетитель остался у порога, но повернулся лицом к темной передней и следил за мистером Флинтуинчем, пока тот разыскивал спички в соседней комнате. Когда он нашел их, оказалось, что они отсырели или просто попортились от какой-нибудь причины; спичка за спичкой вспыхивала, озаряя бледным светом его лицо, но не разгоралась настолько, чтобы зажечь свечу. Незнакомец, пользуясь этим мерцающим светом, пристально и пытливо всматривался в его лицо. Иеремия, которому удалось наконец зажечь свечу, заметил это, уловив выражение на его лице, - выражение напряженного внимания, сменившееся двусмысленной улыбкой, характерной для его физиономии.
- Будьте так добры, - сказал Иеремия, запирая наружную дверь и в свою очередь пристально вглядываясь в улыбавшегося незнакомца, - войдите в контору... Говорят вам, не беспокойтесь, - сердито крикнул он в ответ на голос, всё еще раздававшийся сверху, хотя Эффри была уже там и что-то говорила убедительным тоном. - Сказано вам, всё обстоит благополучно!.. Нелепая женщина, никакого сладу с ней нет!
- Трусиха? - заметил незнакомец.
- Трусиха? - повторил мистер Флинтуинч, повернув к нему голову. - Из сотни мужчин девяносто не поравняются с ней храбростью, позвольте вам сказать.
- Хотя и калека?
- Много лет. Миссис Кленнэм, единственный представитель фирмы из этой фамилии. Мой компаньон.
Пробормотав в виде извинения несколько слов по поводу того, что в это время дня они не принимают по делам и запираются на ночь, мистер Флинтуинч провел гостя в свою контору, имевшую довольно деловой вид. Тут он поставил свечу на стол и, скрючившись сильнее, чем когда-либо, сказал незнакомцу:
- К вашим услугам.
- Мое имя Бландуа.
- Я полагал, - возразил тот, - что вы, быть может, уже получили извещение из Парижа...
- Мы не получали никакого извещения из Парижа относительно Бландуа, - сказал Иеремия.
- Нет?
- Нет.
Иеремия стоял в своей любимой позе. Улыбающийся мистер Бландуа распахнул свой плащ и засунул руку во внутренний карман, но остановился и с улыбкой в искрящихся глазах, которые показались мистеру Флинтуинчу слишком близко поставленными друг к другу, заметил:
- Как вы похожи на одного моего приятеля! Не точка в точку, положим, как мне показалось в первую минуту, в чем считаю долгом извиниться и извиняюсь, с вашего позволения, - готовность признавать свои ошибки - одна из черт моего открытого характера, - но всё-таки удивительно похожи.
- В самом деле? - буркнул Иеремия довольно нелюбезно. - Но я ниоткуда не получал никакого рекомендательного письма ни о каком Бландуа.
- Так, - сказал незнакомец.
-- Так, - подтвердил Иеремия.
Мистер Бландуа, ничуть не обескураженный такою небрежностью со стороны корреспондентов фирмы Кленнэм и Ко, достал из кармана записную книжку, вынул из книжки письмо и подал его мистеру Флинтуинчу.
- Вы, без сомнения, знакомы с этим почерком. Может быть, письмо говорит само за себя и не требует рекомендаций. Вы гораздо более компетентный судья в этих делах, чем я. На мою беду, я не столько деловой человек, сколько джентльмен, как выражаются (произвольно) в свете.
Мистер Флинтуинч взял письмо с парижским штемпелем и прочел:
"Рекомендуем вашему вниманию, по рекомендации одного весьма уважаемого корреспондента нашей фирмы, г-на Бландуа из Парижа", - и пр. и пр. "Все услуги и внимание, которое вы можете ему оказать", - и пр. и пр. "Прибавим в заключение, что, открыв г-ну Бландуа кредит в размере пятидесяти (50) фунтов стерлингов", - и пр. и пр.
- Очень хорошо, сэр, - сказал мистер Флинтуинч. - Присядьте. В пределах, доступных нашей фирме, мы ведем дела на старинный лад, без блеска и треска, на прочном основании, мы будем рады оказать вам всяческие услуги. Я вижу по штемпелю письма, что мы еще не могли получить уведомления. Вероятно, оно прибыло с запоздавшим пароходом, на котором прибыли и вы.
- Что я прибыл с запоздавшим пароходом, сэр, - отвечал мистер Бландуа, проводя белой рукой по своему ястребиному носу, - я знаю по состоянию моей головы и желудка; отвратительная и невыносимая погода дала себя знать им обоим. Вы встретили меня в том же виде, в каком я сошел с парохода полчаса тому назад. Я должен был явиться давным-давно, и тогда бы мне не пришлось извиняться; теперь прошу извинения, с вашего позволения, за несвоевременный визит и за то, что я напугал, - впрочем, нет, вы сказали, не напугал, вторично прошу извинения, - почтенную больную леди, миссис Кленнэм.
Нахальство и самоуверенно-снисходительный тон много значат, так что мистер Флинтуинч уже начинал находить этого господина не на шутку важной особой. Не сделавшись от этого более уступчивым, он поскреб пальцами подбородок и спросил, чем может служить господину Бландуа в настоящее время, когда дела кончены.
- Вот что, - отвечал этот джентльмен, пожав плечами, - мне нужно переодеться, закусить и выпить чего-нибудь и поместиться где-нибудь на ночь. Будьте добры указать мне гостиницу. Я совершенно незнаком с Лондоном. Цена не играет для меня роли. Чем ближе, тем лучше. В соседнем доме, если есть.
- Для джентльмена с вашими привычками, - начал мистер Флинтуинч, - не найдется подходящей гостиницы поблизости...
Но мистер Бландуа перебил его:
- К чёрту мои привычки, почтеннейший, - сказал он, щелкнув пальцами. - У гражданина мира нет привычек. Правда, я джентльмен, какой бы там ни было, - этого не стану отрицать, - но я человек без предрассудков и обхожусь без всяких стеснительных привычек. Чистая комната, горячий обед, бутылка не очень прокисшего вина - вот всё, что мне требуется. Но требуется до зарезу, и ради этого я не собираюсь сделать ни одного лишнего шага.
я могу рекомендовать, но она не отличается хорошим тоном...
- К чёрту хороший тон, - сказал мистер Бландуа, махнув рукой. - Потрудитесь проводить меня в вашу таверну (если это не слишком затруднит вас), и я буду вам бесконечно обязан.
Мистер Флинтуинч надел шляпу и со свечой проводил гостя в переднюю. Тут, поставив подсвечник, он вспомнил о больной и сказал, что ему нужно предупредить ее о своей отлучке.
- Будьте любезны, - отвечал незнакомец, - передать ей мою карточку и прибавить, что я был бы счастлив лично засвидетельствовать свое почтение миссис Кленнэм и извиниться за беспокойство, которое причинило мое появление в этом мирном убежище, если только она соблаговолит принять меня, после того как я переоденусь и подкреплю свои силы.
Иеремия отправился с этим поручением и, вернувшись, сказал:
- Она будет рада принять вас, сэр; но, сознавая, что комната больной не может представлять ничего привлекательного, просит меня передать вам, что не будет в претензии, если вы предпочтете уклониться от визита.
- Уклониться от визита значило бы проявить невнимание к даме, - возразил галантный Бландуа, - а проявить невнимание к даме значило бы обнаружить нерыцарское отношение к прекрасному полу; рыцарское же отношение к прекрасному полу - одна из черт моего характера.
Высказав свои рыцарские взгляды, он перекинул через плечо запачканную грязью полу своего плаща и последовал за мистером Флинтуинчем в таверну, захватив по дороге своего носильщика с чемоданом, дожидавшегося у ворот.
Таверна оказалась очень скромной, но снисходительность мистера Бландуа не имела границ. Она была слишком объемиста для тесного помещения, в котором приняли его хозяйки, - вдова с двумя дочерьми, - стоявшие за прилавком; не могла уместиться в выбеленной комнатке с этажеркой, куда его пригласили сначала, и совершенно наполнила собой маленькую парадную гостиную, где он поместился наконец. Здесь, переодевшись, причесавшись, в надушенном белье, с большими перстнями на обоих указательных пальцах, мистер Бландуа, поджидавший обеда, развалясь на кушетке под окном, поразительно и зловеще напоминал (несмотря на разницу в обстановке и костюме) некоего г-на Риго, который когда-то точно так же поджидал завтрака, развалившись на выступе окна с железной решеткой в отвратительной марсельской тюрьме.
Его жадность за обедом тоже точь-в-точь напоминала жадность г-на Риго за завтраком. Та же хищная манера придвигать к себе все блюда зараз и, пожирая одно, пожирать глазами остальные. То же грубое себялюбие и полнейшее невнимание к другим, сказывавшееся в бесцеремонном обращении с хозяйскими вещами, с подушками, которые он подкладывал под ноги, с чистыми чехлами, которые он безжалостно мял своим грузным туловищем и огромной черной головой. Те же мягкие гибкие движения рук, напоминавших руки, цеплявшиеся за решетку тюрьмы. Когда же он наелся до отвала и, облизав свои тонкие пальцы, вытер их салфеткой, - для полноты сходства недоставало только виноградных листьев.
Этот человек, с его зловещей улыбкой, щетинистыми усами, ястребиным носом, глазами, которые казались подкрашенными, как его волосы, и потому утратившими способность отражать свет, был отмечен самой природой, правдивой, мудрой природой, наложившей на него клеймо: "Берегитесь!". Не ее вина, если это предостережение оказывалось бесполезным. Природу никогда нельзя винить в этом случае.
Покончив с обедом и вытерев пальцы, мистер Бландуа достал из кармана сигару и, попрежнему развалившись на кушетке, закурил, выпуская из тонких губ тонкие струйки дыма и время от времени обращаясь к ним с речью:
- Бландуа, голубчик, ты-таки возьмешь свое. Ха, ха! Ей-богу, ты хорошо начал, Бландуа. В случае необходимости - превосходный учитель английского или французского языка, самый подходящий для почтенной семьи! Ты сообразителен, остроумен, свободен в обращении, с обворожительными манерами, с интересной наружностью, - джентльмен да и только! Ты проживешь джентльменом, милый мой, и умрешь джентльменом. Ты выиграешь любую игру. Все признают твои заслуги, Бландуа. Твой гордый дух покорит общество, которое так жестоко оскорбило тебя. Черт побери, ты горд по натуре и по праву, мой милый Бландуа! - Утешаясь такими речами, мистер Бландуа выкурил сигару и прикончил бутылку вина. Затем он присел на кушетку и, воскликнув серьезным тоном: - Теперь держись, Бландуа! Ты находчив, собери же всю свою находчивость! - встал и отправился в дом фирмы Кленнэм и Ко.
Его встретила у дверей миссис Эффри, которая, по приказанию своего супруга, зажгла две свечи в передней, а третью на лестнице и проводила гостя в комнату миссис Кленнэм. Там был приготовлен чай и всё, что требуется для приема ожидаемых гостей. Впрочем, приготовления эти в самых торжественных случаях ограничивались тем, что на столе появлялся китайский чайный сервиз, а постель накрывалась чистым темным покрывалом. В остальном изменений не было: диван в виде катафалка с подушкой, напоминающей плаху, фигура во вдовьем наряде, точно ожидающая казни, уголья, тлеющие в груде золы, решетка, засыпанная золой, чайник над огнем и запах черной краски; всё это оставалось неизменным в течение пятнадцати лет.
Мистер Флинтуинч представил джентльмена, рекомендованного вниманию фирмы Кленнэм и Ко. Миссис Кленнэм, перед которой лежало письмо, наклонила голову и предложила гостю садиться. Они пристально взглянули друг на друга. В этом, впрочем, сказывалось только весьма естественное любопытство.
- Благодарю вас, сэр, за любезное внимание к жалкой больной. Немногочисленные посетители, являющиеся в этот дом по делам, редко вспоминают о моем существовании. Да и странно было бы требовать иного. С глаз долой - из сердца вон. Впрочем, хотя я и благодарна за исключение, но не жалуюсь на общее правило.
Мистер Бландуа самым любезным тоном высказал опасение, что обеспокоил ее, явившись так несвоевременно. Он уже имел случай извиниться перед мистером... виноват... он не имеет чести знать...
- Мистер Флинтуинч уже много лет принимает участие в делах фирмы.
Мистер Бландуа - покорнейший слуга мистера Флинтуинча. Он просит его принять уверение в своем совершеннейшем почтении.
- По смерти моего мужа, - сказала миссис Кленнэм, - мой сын избрал для себя другой род деятельности, так что в настоящее время единственный представитель пашей фирмы - мистер Флинтуинч.
- А себя-то забыли? - проворчал мистер Флинтуинч. - Вы стоите двоих.
защищает и свои и мои интересы. Наши операции не те, что были; однако некоторые из наших старых друзей (в особенности, авторы этого письма) не забывают нас, и мы исполняем их поручения так же усердно, как в прежнее время. Впрочем, это вряд ли интересно для вас? Вы англичанин, сэр?
- Откровенно говоря, сударыня, нет; я родился и воспитывался не в Англии. В сущности, у меня нет родины, - прибавил мистер Бландуа, похлопывая себя по вытянутой ноге, - полдюжины стран можно назвать моей родиной.
- Вы много путешествовали?
- Много. По чести, сударыня, я побывал везде.
- Вероятно, вы ничем не связанный человек? Вы не женаты?
- Сударыня, - отвечал мистер Бландуа с отвратительной гримасой, - я обожаю женщин, но я не женат и никогда не был женат.
Миссис Эффри, стоявшая подле стола, наливая чай, в своем обычном полусонном состоянии, случайно взглянула на гостя в ту минуту, когда он говорил эти слова, и уловила выражение его глаз, которое почему-то приковало ее внимание. Рука ее, державшая чайник, так и застыла в воздухе, глаза уставились на гостя, что вовсе не доставило удовольствия ни ей самой, ни ему, ни миссис Кленнэм, ни мистеру Флинтуинчу. Так прошло несколько томительных минут, причем все смотрели друг на друга с недоумением, сами не понимая, в чем дело.
- Что с вами, Эффри? - сказала, наконец, миссис Кленнэм.
- Я не знаю, - сказала миссис Эффри, показывая на посетителя свободной левой рукой. - Это не я, это он.
- Что хочет сказать эта добрая женщина? - воскликнул мистер Бландуа, побледнев, потом побагровев, медленно поднимаясь с места и окидывая Эффри взглядом смертельной ненависти, поразительно противоречившим простому значению его слов. - Решительно не понимаю этой доброй женщины!
- Ее решительно никто не понимает, - подхватил мистер Флинтуинч, направляясь к своей супруге. - Она сама не знает, что хочет сказать. Она идиотка, полоумная! Ей нужно закатить порцию, закатить ха-арошую порцию. Убирайся отсюда, жена, - прибавил он ей на ухо, - проваливай, пока я не вытряхнул из тебя душонку.
Миссис Эффри, сознавая надвигавшуюся опасность, выпустила чайник, который подхватил ее супруг, накрыла голову передником и моментально испарилась. Лицо гостя мало-помалу расплылось в улыбку, и он снова уселся.
- Извините ее, мистер Бландуа, - сказал Иеремия, принимаясь наливать чай, - она иногда заговаривается, - не в своем уме. Вам положить сахару, сэр?
- Благодарю вас, я не пью чаю. Виноват... какие замечательные часы.
Чайный стол стоял подле дивана, так что между ним и рабочим столиком миссис Кленнэм оставался лишь небольшой промежуток. Мистер Бландуа со своей обычной галантностью передал хозяйке чашку чаю (тарелка с сухариками стояла подле нее), и в это время ему бросились в глаза часы. Миссис Кленнэм быстро взглянула на него.
- Вы позволите? Благодарю вас. Прекрасные старинные часы, - сказал он, взяв их в руку. - Тяжеловатые, зато массивные и неподдельные. Я питаю пристрастие ко всему неподдельному. Я сам такой. А! Мужские часы в двойном футляре по старинной моде. Можно их вынуть из наружного футляра? Благодарю вас. Ага! Старая шелковая подушечка для часов, шитая бисером. Я часто видывал такие у стариков в Голландии и Бельгии. Очень мило.
- Тоже старомодная, - заметила миссис Кленнэм.
- Да, но не так стара, как часы?
- Кажется.
- Какую причудливую форму придавали они буквам! - заметил мистер Бландуа, взглянув на нее со своей характерной улыбкой, - Это DNF, если не ошибаюсь? Впрочем, их можно принять за какие угодно другие буквы.
- Нет, вы верно прочли.
Мистер Флинтуинч, следивший за ними так пристально, что забыл о блюдечке с чаем, которое поднес было ко рту, вдруг спохватился и принялся пить огромными глотками, осторожно наполняя рот до краев.
склонен к преклонению. Не знаю, считать ли это пороком или добродетелью, но преклонение перед женской красотой и достоинствами составляет три четверти моей натуры, сударыня.
Тем временем мистер Флинтуинч налил себе вторую чашку чаю и пил ее попрежнему большими глотками, не спуская глаз с больной.
- Вы можете быть спокойны, сэр, - возразила она мистеру Бландуа, - это не инициалы, насколько мне известно.
- Может быть, девиз, - заметил мистер Бландуа вскользь.
- Нет, насколько мне известно, эти буквы всегда означали: Do Not Forget (не забудь)!
- И, конечно, - сказал мистер Бландуа, положив часы на место и усаживаясь попрежнему на свой стул, - вы не забываете.
Мистер Флинтуинч, допивая чай, не только сделал глоток больше обыкновенного, но и приостановился после глотка особенным образом, закинув голову, продолжая держать чашку у рта и не сводя глаз с больной. Она отвечала своим обычным резким размеренным голосом, с тем особенным выражением сосредоточенной твердости или упрямства, которое заменяло у нее жесты:
- Нет, сэр, не забываю. Такая монотонная жизнь, какую я веду уже много лет, не располагает к забвению. Жизнь, посвященная самоисправлению, не располагает к забвению. Сознание грехов (все и каждый из нас, детей Адама, не свободны от грехов), которые нужно искупить, не вызывает желания забыть. И я не забываю и не желаю забыть.
Мистер Флинтуинч, взбалтывавший остатки чая на блюдечке, разом опрокинул его в рот и, поставив чашку на поднос, взглянул на мистера Бландуа, точно хотел спросить, что он думает об этом.
- Всё это, сударыня, - сказал мистер Бландуа с изящнейшим поклоном, прижав к сердцу свою белую руку, - выражено в слове "конечно", и я горжусь, что обнаружил столько догадливости и проницательности (впрочем, без проницательности я не был бы Бландуа), употребив именно это слово.
- Простите, сэр, - возразила она, - если я позволю себе усомниться, чтобы джентльмен, привыкший к развлечениям, удовольствиям, разнообразию, привыкший ухаживать, служить предметом ухаживания...
- О сударыня! Пощадите!
- Чтобы такой джентльмен мог понять то, что связано с моим образом жизни. Не имея ни малейшего желания поучать вас, - она взглянула на груду книг в жестких выцветших переплетах, - (потому что вы идете своим путем и сами отвечаете за последствия), я скажу одно: я на своем пути руковожусь указаниями кормчих, опытных и испытанных кормчих, под руководством которых я не могу потерпеть кораблекрушения, не могу, - и если бы я забывала о том, что напоминают мне эти буквы, я не была бы и в половину так наказана, как теперь.
Любопытно было видеть, как она пользовалась всяким случаем вступить в спор с каким-то невидимым противником, быть может со своей же совестью, всегда восстававшей против ее самообольщения.
- Если бы я забыла грехи, совершенные в то время, когда я была здорова и свободна, я, быть может, роптала бы на жизнь, которую мне приходится вести теперь. Я никогда не ропщу и никогда не роптала. Если бы я забыла, что арена здешней жизни, земля, для того и сотворена, чтобы быть ареной скорби, труда и жестоких испытаний для существ, созданных из ее праха, я могла бы питать пристрастие к ее суете. Но у меня нет этого пристрастия. Если бы я не знала, что каждый из нас - жертва гнева небесного (справедливого гнева), который должен быть утолен и против которого мы бессильны, я могла бы возмущаться разницей между мной, прикованной к этому креслу, и людьми, живущими вне этих стен. Но я вижу милость и снисхождение в том, что небо избрало меня искупительной жертвой здесь, в этом мире, предназначило мне испытать то, что я испытываю, познать то, что я познала, загладить то, что я заглаживаю. Иначе мое испытание не имело бы смысла в моих же глазах. И вот почему я ничего не забываю и не хочу забывать. Вот почему я довольна и утверждаю, что моя участь лучше участи миллионов людей.
Сказав это, она взяла часы, положила их на то самое место, где они всегда лежали, и, отнимая от них руки, смотрела на них в течение нескольких минут пристальным, почти вызывающим взглядом.
Мистер Бландуа всё это время внимательно слушал, не спуская глаз с хозяйки и задумчиво поглаживая усы обеими руками. Мистер Флинтуинч чувствовал себя не в своей тарелке и, наконец, вмешался в разговор.
- Полно, полно, - сказал он. - Всё это совершенно справедливо, миссис Кленнэм, ваша речь разумна и благочестива. Но мистер Бландуа вряд ли отличается по части благочестия.
- Напротив, сэр! - возразил этот последний, щелкнув пальцами. - Прошу извинить, это одна из черт моего характера. Я чувствителен, пылок, совестлив и впечатлителен. А чувствительный, пылкий, совестливый и впечатлительный человек - если это не маска, а действительные его качества, - не может не быть благочестивым, мистер Флинтуинч.
На лице мистера Флинтуинча мелькнуло подозрение, что это, пожалуй, и есть маска, между тем как гость (характерным свойством этого человека, как и всех ему подобных людей, было то, что он всегда пересаливал, хоть на волосок) поднялся со стула и подошел к миссис Кленнэм проститься.
- Вам, пожалуй, покажется эгоизмом больной старухи, - сказала она, - что я так распространилась о себе и своих недугах, хотя поводом к тому послужил ваш случайный намек. Вы были так любезны, что навестили меня, и, надеюсь, будете так любезны, что отнесетесь ко мне снисходительно. Без комплиментов, прошу вас. - (Он, очевидно, собирался отпустить какую-то любезность.) - Мистер Флинтуинч рад будет оказать вам всяческое содействие, и я надеюсь, что пребывание в этом городе оставит у вас хорошее впечатление.
Мистер Бландуа поблагодарил ее, несколько раз поцеловав кончики своих пальцев.
- Весь дом настоящий старинный, - заметила миссис Кленнэм со своей ледяной улыбкой. - Без претензий, но старинный.
- Неужели! - воскликнул гость. - Я был бы крайне обязан мистеру Флинтуинчу, если бы он показал мне остальные комнаты. Старинные дома - моя слабость. Я люблю и изучаю оригинальное во всех его проявлениях. Меня самого называли оригиналом. В этом нет заслуги, - надеюсь, у меня найдутся заслуги поважнее, - но я, пожалуй, действительно оригинален. Отнеситесь к этому с сочувствием.
- Предупреждаю вас, мистер Бландуа, дом очень мрачный и унылый, - сказал Иеремия, взявшись за свечу. - Не стоит и смотреть. - Но мистер Бландуа, дружески хлопнув его по спине, только рассмеялся, снова поцеловал кончики пальцев, раскланиваясь с миссисс Кленнэм, и оба вышли из комнаты.
- Вы не пойдете наверх? - сказал Иеремия, когда они вышли на лестницу.
- Напротив, мистер Флинтуинч, если это не затруднит вас, я буду в восторге.
Мистер Флинтуинч пополз по лестнице, а мистер Бландуа следовал за ним по пятам. Они поднялись в большую спальню в верхнем этаже, где ночевал Артур в день своего приезда.
- Вот полюбуйтесь, мистер Бландуа, - сказал Иеремия, освещая комнату. - Как, по-вашему, стоило забираться на этот чердак? По-моему, не стоило.
Мистер Бландуа, однако, был в восторге, так что они обошли все закоулки и чуланы верхнего этажа, а затем снова спустились вниз. Во время осмотра мистер Флинтуинч заметил, что гость не столько осматривал комнаты, сколько наблюдал за ним, мистером Флинтуинчем, - по крайней мере их глаза встречались каждый раз, как он взглядывал на мистера Бландуа. Чтобы окончательно убедиться в этом, мистер Флинтуинч внезапно обернулся на лестнице, и взоры их встретились, и в ту же минуту гость усмехнулся своей безмолвной дьявольской усмешкой (которая появлялась на его лице каждый раз, как они встречались глазами во время обхода), сопровождавшейся характерным движением усов и носа.
Мистер Флинтуинч находился в невыгодном положении, так как был гораздо ниже ростом. Это неудобство еще усиливалось тем, что он шел впереди и, следовательно, постоянно находился ступеньки на две ниже. Он решил не оглядываться на гостя, пока это случайное неравенство не сгладится, и только когда они вошли в комнату покойного мистера Кленнэма, внезапно повернулся - и встретил тот же пристальный взгляд.
- В высшей степени замечательный старый дом, - усмехнулся мистер Бландуа, - такой таинственный. Вы никогда не слышите здесь каких-нибудь сверхъестественных звуков?
- Звуков? - повторил мистер Флинтуинч. - Нет.
- И чертей не видите?
- Нет, - возразил мистер Флинтуинч, угрюмо скрючившись при этом вопросе, - по крайней мере, они не являются под этим именем и в этом звании.
- Ха, ха! Это портрет? - (Говоря это, он не спускал глаз с мистера Флинтуинча, как будто последний и был портрет.)
- Да, сэр, портрет.
- Чей, смею спросить, мистер Флинтуинч?
- Покойного мистера Кленнэма. Ее мужа.
- Бывшего собственника замечательных часов, - не так ли?
Мистер Флинтуинч, смотревший на портрет, снова повернулся, весь извиваясь, и снова встретил тот же пристальный взгляд и усмешку.
- Да, мистер Бландуа, - ответил он резко, - часы принадлежали ему, а раньше его дяде, а еще раньше бог знает кому; вот всё, что я могу вам сообщить об их родословной!
- Замечательно сильный характер, мистер Флинтуинч, - я говорю об уважаемой леди, там, наверху.
отступать. - Замечательная женщина, сильный характер, сильный ум.
- Должно быть, счастливо жили, - заметил Бландуа.
- Кто? - спросил мистер Флинтуинч, снова подбираясь к нему с такими же извивами.
Мистер Бландуа вытянул правый указательный палец по направлению к комнате наверху, а левый - по направлению к портрету, затем подбоченился, расставил ноги и, улыбаясь, смотрел на мистера Флингуинча, опуская нос и поднимая усы.
- Как большинство супругов, я полагаю, - сказал мистер Флинтуинч. - Наверно не скажу. Не знаю. В каждой семье есть свои тайны.
- Тайны! - воскликнул мистер Бландуа. - Вы сказали тайны, сыночек?
- Ну да, - отвечал мистер Флинтуинч, на которого гость налетел так неожиданно, что чуть не задел его по лицу своей выпяченной грудью - Я сказал, что в каждой семье есть свои тайны.
- Именно, - воскликнул гость, ухватив его за плечи и принимаясь трясти. - Ха, ха, вы совершенно правы! Тайны! Они самые! Помилуй бог, чертовские тайны бывают в некоторых семьях, мистер Флинтуинч!
Флинтуинч даже не пытался подъехать к нему шипом, чувствуя бесполезность этой попытки.
- Позвольте на минутку свечу, - сказал мистер Бландуа, успокоившись. - Посмотрим поближе на супруга этой замечательной леди, прибавил он, поднося свечу к портрету. - Ха! Тоже решительное выражение лица, только в другом роде. Точно говорит... Как это... Не забудь... правда, говорит, мистер Флинтуинч. Ей-богу, говорит, сэр.
Возвратив свечу, он снова уставился на мистера Флинтуинча, затем, не торопясь, направился вместе с ним в переднюю, повторяя, что это прелестнейший старинный дом, что осмотр доставил ему истинное удовольствие и что он не отказался бы от этого удовольствия за сто фунтов.
Эта странная фамильярность мистера Бландуа, заметно отразившаяся на его манерах, которые стали гораздо грубее, резче, нахальнее и задорнее, представляла резкий контраст с невозмутимостью мистера Флинтунича, пергаментное лицо которого вообще не обладало способностью изменяться. Пожалуй, можно было подумать, глядя на него теперь, что дружеская рука, обрезавшая веревку, на которой он висел, немножко запоздала с этой услугой, но в общем он оставался совершенно спокойным. Они закончили осмотр комнаткой, которая примыкала к передней, и остановились в ней. Мистер Флинтуинч пристально смотрел на Бландуа.
- Очень рад, что вы остались довольны, сэр, - сказал он спокойно. - Не ожидал этого. Вы, кажется, в отличном расположении духа?
- Не знаю, правильно ли я вас понял, сэр. Что вы разумеете под этим словом? - возразил мистер Флинтуинч.
- Ну, скажем, смутное ожидание предстоящего удовольствия, мистер Флинтуинч.
- Не могу сказать, чтобы я чувствовал что-нибудь подобное в настоящую минуту, - возразил мистер Флинтуинч серьезнейшим тоном - Если почувствую, то скажу вам.
- А я, сынок, предчувствую, что мы с вами будем друзьями, - сказал Бландуа. - У вас нет такого предчувствия?
- Я положительно предчувствую, что мы будем закадычными друзьями. Что же, вы и теперь этого не чувствуете?
- И теперь не чувствую, - сказал мистер Флинтуинч.
Мистер Бландуа схватил его за плечи, встряхнул вторично в припадке веселости, затем подхватил под руку и, шутливо заметив, что он прехитрая старая бестия, предложил отправиться вместе распить бутылочку вина.
но ливень был страшный. Когда они добрались до квартиры мистера Бландуа, этот галантный джентльмен приказал подать бутылку портвейна и развалился на кушетке (примостив под свою изящную фигуру все подушки, какие только были в комнате), а мистер Флинтуинч уселся против него на стуле, по другую сторону стола. Мистер Бландуа предложил потребовать самые большие стаканы, мистер Флинтуинч охотно согласился. Наполнив стаканы, мистер Бландуа с шумным весельем чокнулся с мистером Флинтуинчем - сначала верхним краем своего стакана о нижний край ею стакана, потом наоборот - и выпил за процветание дружбы, которую он предчувствовал. Мистер Флинтуинч важно принимал тосты, осушал стакан за стаканом и не говорил ни слова. Всякий раз как мистер Бландуа чокался (это повторялось при каждом наполнении стаканов), мистер Флинтуинч флегматично отвечал на его чокание, флегматично опрокидывал стакан в свою глотку и так же флегматично проглотил бы порцию своего собеседника, так как, не обладая тонким вкусом, мистер Флинтуинч был настоящей бочкой в отношении напитков.
он способен пить всю ночь напролет, а в случае чего и весь следующий день и следующую ночь, тогда как мистер Бландуа уже начал завираться и сам почувствовал это, хотя смутно. Итак, он решил окончить беседу с окончанием третьей бутылки.
- Так вы зайдете к нам завтра, сэр? - спросил мистер Флинтуинч деловым тоном
- Огурчик мой! - отвечал тот, хватая его зa ворот обеими руками. - Зайду, не бойтесь! Адье, Флинтуинчик! Вот вам на прощанье! - тут он обнял его, звонко чмокнув в обе щеки. - Разрази меня гром, если не приду! Слово джентльмена!
На следующий день он, однако, не пришел, хотя рекомендательное письмо было получено. Зайдя к нему вечером, мистер Флинтуинч к удивлению своему узнал, что он расплатился по счету и уехал обратно на материк, в Кале. Тем не менее Иеремия, почесав хорошенько свою физиономию, выскреб твердое убеждение, что мистер Бландуа не преминет сдержать свое слово и еще раз явится к ним.