Дети богача.
Глава I.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1848
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дети богача. Глава I. (старая орфография)



ОглавлениеСледующая страница

Дети богача. Глава I.

ДЕТИ БОГАЧА. 

Роман 

По Чарльзу Диккенсу
ИЗЛОЖИЛА 

В. Лукьянская. 

No 272. 

МОСКВА. 

Типография Высочайше утвержденного Т-ва И. Д. Сытина
1897. 

ГЛАВА I.

В углу большой темной комнаты, в больших креслах подле постели жены, сидел сам мистер {Мистер по-английски значит - господин.} Домби, а сын его, тепло закутанный, лежал в плетеной корзине, бережно поставленной у камина перед самым огнем. Самому Домби было около сорока-восьми лет, а Домби-сыну - около сорока-восьми минут; Домби отец был немножко красен, немножко плешив, мужчина вообще очень статный и красивый, но слишком уже суровый и величавый; сын был совершенно красен, совершенно плешив, и маленькое его личико было сморщено, как у самого старенького старичка.

Мистер Домби сидел, горделиво выпрямившись в креслах. Он высоко держал голову, и на губах у него скользила самодовольная усмешка, которая редко появлялась на его суровом лице.

- С этих пор, мистрис {Мистрис - госпожа.} Домби, торговый дом наш не только по имени, но и на деле будет "Домби и Сын", - сказал он с довольной улыбкой, и, бросив взгляд на плетеную корзинку у камина, он вдруг пришел в такое умиление, что решился, против обыкновения, прибавить нежное словечко к имени жены. - Не правда ли, мистрис, моя... моя милая?..

Слабый румянец пробежал по лицу больной женщины, глаза её с изумлением поднялись на мужа: в первый раз в жизни она слышала от него ласку.

- Мы назовем его Павлом, моя... милая... мистрис Домби. Не правда ли?

Больная в знак согласия пошевелила губами и снова закрыла глаза. Она была очень слаба.

- Это имя его отца и деда, - продолжал мистер Домби. - О, если б дед дожил до этого дня!

Тут он немного приостановился и потом снова с большим еще самодовольством повторил:

- "До-м-би и Сын!"

Дело в том, что вот уже двадцать лет, как мистер Домби был единственным хозяином большого торгового дома, который назывался "Домби и Сын". Дело это перешло ему от отца; до смерти отца их было двое в этом деле - отец и сын; но отец умер, и мистер Домби остался один; десять лет тому назад он женился и с тех пор не переставал мечтать о сыне, - мечтать о помощнике, о наследнике, для кого он будет работать, кому со временем передаст свое дело.

Жены своей он не любил, да и не в его характере было любить и расточать нежности; он решил, что всякая женщина должна счесть за честь брак с такой важной, как он, особой. Дав ей свое имя и введя в свой дом, мистер Домби решил, что навек осчастливил бедную мистрис Домби и больше не обращал на нее внимания. У нея был прекрасный дом, лошади, богатые наряды; за столом она занимала первое место и вела себя, как прилично знатной даме, - стало-быть, мистрис Домби совершенно счастлива, - чего ж ей еще нужно? Так по крайней мере думал мистер Домби.

Впрочем, и сам мистер Домби считал, что для полноты их семейного счастья не хватает еще одного: вот уже десять лет, как они женаты, но до настоящого дня у них не было детей.

То-есть не то, чтобы вовсе не было, - есть у них дитя, но о нем мистер Домби не хотел и упоминать: это маленькая девочка, лет шести, которая теперь незаметно прокралась в комнату и, забившись в угол, робко смотрит на мать, не сводя испуганных глазок с её бледного лица с закрытыми глазами. Но что такое девочка для торгового дома "Домби и Сын"? Ему нужен помощник для дела, которое составляет всю его жизнь, занимает все его мысли, составляет его гордость, и, когда мастер Домби узнал, что родилась дочь, он только нахмурился и не сказал на слова. С тех пор он точно не замечает её, никогда не говорит о ней, так что казалось, что он забыл, что она есть на свете.

Но теперь мистер Домби так разнежился, что позволил себе обратить внимание на дочь и заговорил с нею:

- Подойди сюда, Флоренса, взгляни на своего братца, если хочешь; только, смотри, не дотрогивайся до него.

В эту минуту больная открыла глаза и взглянула на дочь. Девочка в ту же минуту бросилась к ней и, стоя на ципочках, чтобы лучше скрыть лицо в её объятьях, прильнула к ней с горячей любовью, и стала нежно целовать ее.

- Ах, Господи! - сказал мистер Домби, поднимаясь с места, - какая глупая ребяческая выходка! Пойду лучше, позову доктора Пепса.

Проходя мимо корзины, в которой лежал новорожденный, он на минуту остановился и прибавил, обращаясь к няньке:

- Мне нет надобности просить вас, мистрис...

- Блокит, - подсказала сладеньким голосом улыбающаяся нянька.

- Так мне нет надобности просить вас, мистрис Блокит, чтобы вы хорошенько заботились об этом ребенке?

- Конечно, нет, сэр {Сударь.}! Я помню, как родилась мисс {Барышня.} Флоренса...

Мистер Домби нахмурился и перебил ее:

- Ta-та-та! все хорошо было, когда родилась мисс Флоренса, а этот ребенок совсем другое дело. Не так ли, мой маленький товарищ?

С этими словами мастер Домби поднес к губам и поцеловал ручку маленького товарища, но потом повидимому испугался, что такой поступок несообразен с его достоинством, смутился и довольно неловко отошел прочь.

Он сошел вниз в большую парадную комнату, где собрались доктора; один из них был постоянный доктор дома мистера Домби, другой был знаменитый доктор Паркер Пепс, лечивший во всех знатных домах и нарочно приглашенный мистером Домби для этого случая. Домовый врач, мистер Пилькинс, так и таял перед знаменитым доктором: он улыбался ему, всюду ходил за ним, поддакивал каждому его слову,

- Ну, что же, сэр, - сказал знаменитый доктор Пепс своим звучным басистым голосом: - поправилась ли сколько-нибудь ваша любезная леди? {Знатных дам в Англии называют леди.}

- Ободрилась ли она? - прибавил и домовый врач и в то же время наклонился с улыбкой к знаменитому врачу, как будто хотел сказать: извините, что я вмешиваюсь в разговор, но случай этот очень важный.

Мистер Домби очень растерялся при этих вопросах: он почти вовсе не думал о больной и теперь не знал, что ответить. Опомнившись, он сказал, что доктор Пепс доставит ему большое удовольствие, если потрудится взойти к больной.

- Мы не можем больше скрывать от вас, сэр, - сказал доктор Пепс, - что ваша любезная леди очень слаба, и это такой признак, которого...

- Не хотели бы видеть... - подсказал доктор Пилькинс, почтительно наклонив к нему голову.

- Именно так, - сказал доктор Пепс, кинув искоса взгляд на домового врача: - этого признака мы не хотели бы видеть; надо сказать, что слабость мистрис Домби так велика, что нам приходится опасаться за её жизнь.

Наступило молчание, потом доктор Пепс кивнул доктору Пилькинсу, и они молча отправились наверх к больной; домовый врач почтительно отворял двери перед своим знаменитым товарищем.

Не успели они уйти, как по лестнице послышались чьи-то быстрые шаги и шум платья; дверь распахнулась, и в комнату вбежала уже немолодая, но щегольски одетая женщина и в волнении кинулась обнимать мистера Домби. Это была его родная сестра, мистрис Чик.

- Павел, милый Павел! - кричала она, задыхаясь, - ведь ребенок настоящий Домби!

- Что же тут мудреного, Луиза, - тихо отвечал брат. - Так и должно быть. Да что же ты так встревожена, Луиза?

- Ох, я знаю, что это глупо, - продолжала Луиза, усаживаясь на стул а обмахиваясь платком, - но он настоящий, вылитый Домби, - в жизнь свою я не видала такого сходства! Ах, как я взволнована! Я думала, что просто упаду на лестнице. Вели, пожалуйста, дать мне рюмку вина, Павел.

В это время послышались за дверью чьи-то осторожные шаги, а затем кто-то слегка постучался в дверь.

- Мистрис Чик, - проговорил чей-то вкрадчивый женский голос, - как вы себя чувствуете, моя малая?

В дверях показалась длинная сухощавая девица с таким увядшим лицом, точно щеки её были когда-то натерты линючей краской, и эта краска сразу сбежала от воды и солнца; одета она была по моде, но неуклюже; походка была мелкая, жеманная, голос нежный и вкрадчивый, так же как и взгляд светлых линючих глаз.

- Любезный Павел! - сказала Луиза, приподнимаясь со стула, - это мисс Токс, моя искренняя приятельница, мой лучший друг. Премилая девица, - добавила она шопотом. - Мисс Токс, это брат мой, мистер Домби.

- Очень, очень рада познакомиться с вами, мистер Домби! - вкрадчивым голосом сказала ему мисс Токс. - Милая Луиза, дорогой мой друг, как вы себя чувствуете?

- Благодарю вас, милая мисс Токс, теперь немного лучше. Выпейте также вина, вы также очень взволнованы.

Мистер Домби начал потчевать.

- Вот теперь, - сказала мистрис Чик, улыбаясь, - я готова за все простить твою жену, за все.

Собственно говоря, ей вовсе не за что было прощать невестку, потому что та ни в чем перед ней не провинилась: преступление её состояло лишь в том, что она осмелилась вытти замуж за её брата, да еще разве в том, что шесть лет перед этим бедная женщина родила девочку вместо сына, которого от нея ждала.

В эту минуту мистера Домби поспешно позвали в комнату жены. Через несколько минут он вернулся оттуда бледный и повидимому очень взволнованный.

- Доктор сказал, что Фанни плоха, - сказал он, входя.

- Не верь, милый Павел, не верь! - решительно вскричала мистрис Чек. - Положись на мою опытность, мой друг, я все устрою, - и она стала торопливо снимать шляпу. - Надо ободрить ее, надо заставить ее сделать над собою усилие. Пойдем со мной.

Мистер Домби поверил сестре, немного успокоился и молча пошел с нею в комнату больной.

Родильница, как и прежде, лежала на постели, прижав к груди маленькую дочь. Девочка, как и прежде, плотно прильнула к матери, не поднимая головы, не отнимая щек от её лица. Она, казалось, никого не замечала, не шевелилась, не плакала.

- Ей делается хуже без девочки, - шепнул доктор мистеру Домби: - мы нарочно ее оставили.

Вокруг постели было совсем тихо, врачи, повидимому, уже не надеялись спасти больную. Мистрис Чик смутилась было в первую минуту, но скоро оправилась, собралась с духом, присела на край постели и тихонько проговорила решительным голосом, как будто хотела разбудить спящую:

- Фанни, Фанни!

Никакого ответа. Кругом было тихо, так тихо, что было слышно, как стучали часы в карманах доктора Пепса и мистера Домби.

- Фанни, милая Фанни! - повторила мистрис Чик с притворною веселостью, - взгляни-ка, здесь мистер Домби: он пришел тебя навестить; соберись с силами, приободрись, надо взять себя в руки.

Она пригнулась к постели и стала прислушиваться, посматривая в то же время на окружающих.

Но больная упорно молчала. Ни малейшого звука не послышалось в ответ. Слышно было только как часы мистера Домби и доктора Пепса так громко тикали, точно бежали взапуски, стараясь перегнать друг друга.

- Что же ты в самом деле, Фанни? - говорила невестка растерянным голосом. - Я просто разсержусь на тебя, если ты не возьмешь себя в руки. Ободрись, сделай над собой усилие... Ну же, милая Фанни, попробуй, не то я, право, разсержусь на тебя...

Больная все молчала. В глазах мистрис Чик появилось безпокойство, и голос дрожал.

- Фанни, взгляни хоть на меня, открой глаза и покажи, что ты слышишь и понимаешь меня. Ах, силы небесные! Ну, что тут делать, господа? - проговорила она вдруг, окончательно растерявшись.

Не отрываясь от матери, девочка подняла на него свое бледное лицо и глубокие черные глаза. Она как будто не понимала его.

Доктор повторил свои слова.

- Мамочка!

- Мамочка! - громко кричал ребенок, рыдая. - Милая мама, мама!

Доктор тихо отнял кудри девочки от лица и губ матери. В них уже не было дыхания, глаза были навек закрыты.



ОглавлениеСледующая страница