Блестящая будущность.
Часть первая.
Глава I.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Блестящая будущность. Часть первая. Глава I. (старая орфография)

Издание О. Н. ПОПОВОЙ. 

Чарльз Диккенс. 

БЛЕСТЯЩАЯ БУДУЩНОСТЬ,
(GREAT EXPECTATIONS).
РОМАН. 

Сокращенный перевод с английского А. Н. Энгельгардт. 

С 10-ью оригинальными рисунками. 

Цена 1 рубль. 

С.-ПЕТЕРБУРГ.
Типография И. Гольдберга, Екатерининский кан., No 94.
1898. 

ГЛАВА I.

Отца моего звали Пирип, а меня при св. крещении нарекли Филипп; так как детский язык мой не мог справиться с таким длинным и трудным прозвищем, то я и сократил его и назвал себя Пип. А затем и все стали звать меня Пипом.

Первое самое сильное и яркое впечатление бытия получил я, как мне помнится, в один достопамятный серенький день, под вечер. В то время я уже знал, что безлюдное место, поросшее крапивою, было кладбище, и что Филипп Пирип, покойный прихожанин местной церкви, а также жена его Джорджиана, умерли и схоронены на этом кладбище; и что Александр, Варфоломей, Авраам, Товий и Роджер, малолетния дети Филиппа и Джорджианы, тоже умерли и схоронены там же; и что дикий плоский пустырь, лежащий за кладбищем и перерезанный рвами, гатями и изгородями, с пасущимся на нем скотом, - болото; а полоса свинцового цвета за ним - река; а отдаленная мрачная берлога, из которой дует ветер, - море; а крошечный, съежившийся ребенок, запуганный всем, что его окружало, и наконец заревевший, - это Пип.

- Заткни глотку! - закричал страшный голос, и какой-то человек появился из-за могил со стороны церковной паперти.

- Замолчи, чертенок, или я перережу тебе горло!

Ужасного вида человек был в грубой серого цвета одежде, с большой железной цепью на ноге; голова у него была накрыта не шляпой, а обмотана грязной тряпкой; ноги же обуты в стоптанные башмаки. Человек этот, промокший до костей, забрызганный грязью с ног до головы, отбивший себе ноги и охромевший, порезавшийся об острые камни, обожженный крапивой и исколотый репейником, хромал, дрожал, таращил на меня глаза и рычал, а зубы у него стучали в то время, как он взял меня за подбородок.

- Ох, не режьте мне горла, сэр! --молил я в ужасе. - Пожалуйста, не делайте этого, сэр!

- Как тебя зовут? - отвечал человек. - Живее!

- Пип, сэр.

- Повтори, повтори же, говорят тебе!

- Пип, Пип, сэр.

- Покажи, где ты живешь!

Я ткнул пальцем в том направлении, где стояла наша деревня, на плоском берегу, поросшем олешником и ивняком, в разстоянии мили с небольшим от церкви.

Человек с минуту глядел на меня, затем схватил меня за шиворот и выворотил мои карманы. В них ничего не нашлось, кроме куска хлеба. Незнакомец был так силен и тороплив в движениях, что перевернул меня вниз головой, и колокольня очутилась у меня под ногами; наконец он поставил меня на ноги колокольня опять стала на прежнее место, а я сидел на высокой гробнице и дрожал, между тем как незнакомец с жадностью ел хлеб.

- Ишь ты, щенок,--сказал человек, облизываясь, - какие у тебя жирные щеки.

Я думаю тоже, что щеки у меня были жирные, хотя я был не велик для своих лет и не силен.

Я серьезно выразил ему надежду, что он этого не сделает, и еще крепче ухватился за гробницу, куда он посадил меня, - частью, чтобы не упасть, а частию, чтобы не заплакать.

- Ну, слушай! - сказал человек. - Где твоя мать?

- Вон там, сэр!--отвечал я.

Он вздрогнул, бросился было бежать, но остановился и оглянулся.

- Вон там, сэр! - застенчиво объяснил я, указывая на могилу матери.

- О! - произнес он, возвращаясь назад. - А это верно отец лежит рядом с матерью?

- Да, сэр.

- Га! - пробормотал он, задумавшись. - С кем же ты живешь - если предположить, что я буду так добр и оставлю тебя в живых, в чем я еще вовсе не уверен!

- С сестрой!.. м-с Джо Гарджери, женой Джо Гарджери, кузнеца, сэр.

- Кузнеца, эге? - проговорил он и поглядел на свою ногу.

Мрачно переводя глаза попеременно с ноги на меня, он ближе подошел к гробнице, взял меня обеими руками и отодвинул, внушительно уставившись мне прямо в глаза, которые безпомощно глядели на него.

- Ну, слушай, - начал он, - вопрос теперь в том, отпущу-ли я тебя живым. Ты знаешь, что такое пила?

- Знаю, сэр.

- И знаешь, что такое харчи?

- Да, сэр.

После каждого вопроса он тряс меня сильнее, как бы затем, чтобы дать почувствовать мою безпомощность и ту опасность, в какой я находился.

- Принеси мне пилу.

Тут он потряс меня.

- И принеси мне харчей. - И он опять тряхнул меня. - Принеси мне и то и другое. - Он еще раз тряхнул меня. А не то я вырву из тебя сердце и печенку. - И он снова тряхнул меня.

Я был до смерти напуган, а голова у меня так кружилась, что я ухватился за него обеими руками и проговорил:

- Если вы будете так добры, сэр, и позволите мне стать на ноги, то, может быть, меня перестанет тошнить, и я лучше пойму вас.

Он еще тряхнул меня, и затем, не выпуская из рук, поставил на гробницу и сказал:

вообще кого-нибудь, то останешься в живых. Но попробуй только не послушаться или хоть в чем-нибудь отступить от моих приказаний, хотя бы в самых пустяках, - и твое сердце и печенка будут вырваны, зажарены и съедены. Я ведь теперь не один, как ты может быть думаешь. Тут около меня прячется один молодой человек и в сравнении с этим молодым человеком я - ангел. Этот молодой человек слышит то, что я тебе говорю. У этого молодого человека есть секретный способ, одному ему известный, как добраться до мальчика и до его сердца и до его печенки. Тщетно стал бы мальчик прятаться от этого молодого человека. Хотя бы мальчик запер дверь, хотя бы он улегся в теплую постель, хотя бы залез с головой под одеяло и думал бы, что вот как ему теперь теило и безопасно, - этот молодой человек все-таки к нему проберется и его достанет. Я теперь с большим трудом мешаю этому молодому человеку обидеть тебя. Мне не легко спасти от него твои внутренности. Что ты на это скажешь?

Я отвечал, что достану ему пилу и постараюсь добыть и съестного, и приду к нему на батарею, рано поутру.

- Скажи: убей меня Бог громом, если я этого не сделаю! - приказал человек.

Я повторил эти слова, и он снял меня с гробницы и поставил на землю.

- Да! Как бы да не так! - отвечал он, оглядывая холодную, сырую равнину.--Уж лучше бы мне быть лягушкой. Или угрем!

Говоря это, он охватил обеими руками свое дрожащее от холоду тело и заковылял по направлению к низенькой церковной ограде. Дойдя до ограды, он с трудом перешагнул через нее, как человек, у которого застыли ноги, и затем оглянулся на меня. Когда я увидел, что он оглядывается, я повернулся к дому и бросился бежать со всех ног.