Наш общий друг.
Книга четвертая.
XVII. Голос общества.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наш общий друг. Книга четвертая. XVII. Голос общества. (старая орфография)

XVII. Голос общества.

Поэтому, получив пригласительную карточку от мистера и мистрис Вениринг, просивших его сделать им честь отобедать у них, Мортимер Ляйтвуц счел нужным любезно ответить на нее в том смысле, что он будет счастлив иметь эту честь. Венеринги продолжали, как и прежде, неутомимо разсыпать "обществу" приглашения к обеду, и всякому, желавшему пообедать у них, следовало поспешить, ибо в книге Судеб несостоятельных должников уже было записано, что на следующей неделе с Венирингом произойдет оглушительный крах. Да, на следующей неделе всему миру будет известно, что, отыскав ключ к великой тайне жить выше средств и перемудрив в качестве законодателя-депутата от честных избирателей Покет-Бричеза, Beниринг и супруга его удалятся в Кале, где будуть жить на бриллианты мистрис Beниринг (на которые мистер Beниринг, как добрый муж, затрачивал от времени до времени изрядные куши) и рассказывать Нептуну и другим, как до выхода Вениринга из парламента палата общин состояла из него да еще из шестисот пятидесяти семи его закадычных друзей. И через неделю же приблизительно общество сделает открытие, что оно давно уже презирало Вениринга и не доверяло Венирингу, и, когда ехало обедать к Венирингу, всегда питало сомнения на его счет - весьма секретно, впрочем, ибо это были сомнения приватного и конфиденциального свойства, надо полагать.

Но так как книга Судеб несостоятельных должников за будущую неделю еще не раскрыта, то мы находим у Венирингов обычное стечение публики - людей, явившихся к ним в дом, чтоб отобедать друг с другом, но не с ними. Тут леди Типпинс. Тут Подснап великий и мистрис Подснап. Тут Твемло. Тут Буффер и Бруэр, и Бутс. Тут и богач-подрядчик, олицетворяющий собой благодетельное Привидение для пятисот тысяч человек. Тут и председатель комитетов, проезжающий по три тысячи миль в неделю. Тут и блестящий финансовый гений, так искусно превращающий акции в замечательно круглую сумму - ровно в триста семьдесят пять тысяч фунтов, без шиллингов и пенсов.

Прибавьте к ним Мортимера Ляйтвуда, явившагося между ними тем самым вяло-равнодушным Мортимером, - сколком с Юджина, - каким он был в те дни, когда рассказывал им историю "человека неведомо откуда".

Юная фея Типпинс вскрикивает от неожиданности при виде своего неверного обожателя. Она манит к себе беглеца своим веером, но беглец, твердо решившийся держаться от нея подальше, беседует о Британии с Подснапом. Подснап всегда говорить о Британии, и говорит в таком тоне, как будто он своего рода тайный страж, приставленный оберегать её интересы против остального мира.

- Мы знаем, чего хочет Россия, сэр, - говорить великий Подснап. - Мы знаем, чего добивается Франция. Мы видим, куда метить Америка. Но мы знаем и то, что такое Англия. Этого довольно для нас.

Однако, когда доложили, что подан обед, и Ляйтвуд опускается на свое старое место насупротив леди Типпинс, ее уже нельзя отразить.

- Несчастный изгнанник Робинзон Крузо! - говорить эта волшебница, о бмениваясь с ним поклоном. - В каком состоянии вы оставили ваш остров?

- Благодарю вас, - отвечает Ляйтвуд. - Мой остров в порядке; по крайней мере, ни на что не жаловался, когда я уезжал,

- А как ваши дикари поживают? - спрашивает леди Типпинс.

- Они начинали уже цивилизоваться, когда я выехал из Жуан-Фернандеса, - друг друга начали есть, а это уже почти цивилизация, - говорит Ляйтвуд.

- Мучитель! - восклицает прелестное юное существо. - Вы знаете, что мне нужно, и забавляетесь моим нетерпением. Сейчас же разскажите мне о ваших новобрачных. Вы ведь были на свадьбе.

- Разве был? Позвольте. (Мортимер делает вид, что припоминает.) Ах да, был!

- Как же была одета невеста? Гребцом?

Мортимер хмурится и не отвечает.

- Должно быть она сама гребла, сама правила рулем, сама лавировала и швартовала (или как оно там говорится по морскому?) на той лодке, которая привезла ее к венцу, - продолжает игривая Типпинс.

- В каком бы виде ни явилась она к венцу, она все скрасила собой, - говорит Мортимер.

Леди Типпинс мило взвизгивает, чем привлекает общее внимание на себя.

- Скрасила собой! Поддержите меня, Вениринг, если я в обморок упаду. Он хочет нас уверить, что какая-то ужасная лодочница - сама красота.

- Э, нет, вы не увернетесь от меня таким образом, мрачный житель лесов! - восклицает леди Типпинсь. - Пожалуйста, не уклоняйтесь от вопроса! Нечего вам покрывать вашего друга Юджина, который сделал из себя такое посмешище. Вы должны понять, что такой смешной поступок не может не осуждаться голосом общества... Мистрис Beниринг, моя милая, образуемте комитет от палаты для обсуждения этого вопроса.

Мистрис Beниринг, которая никогда не может устоять перед чарами этой сильфиды, возглашает:

- Ах-да! Образуемте комитет от палаты! Чудесно!

Beниринг говорить:

- Все поддерживающие это предложение, скажут: да. Все, кто против, скажут: нет. Да - нет. На стороне "да" перевес.

Но никто не обращает ни малейшого внимания на его шутку.

- Я - председательница комитета! - кричит леди Тимпинс.

- До чего она остроумна! - восклицает мистрис Beниринг, но и на нее никто не обращает внимания.

- Итак, заседание комитета от палаты для... как это говорится?.. для выяснения, что ли... голоса общества - открыто, - продолжает как ни в чем не бывало веселая леди. - На обсуждение комитета предложен вопрос: умно поступает молодой человек хорошей фамилии, приятной наружности и не лишенный дарований, женясь на бывшей лодочнице, а потом фабричной работнице, или показывает себя дураком?

- Вопрос не так поставлен, - поправляет упрямый Мортимер. - Я формулирую его так: честно или нечестно поступает человек, описанной вами, леди Типпинс, женясь на отважной девушке (не говорю уже о её красоте), которая спасла ему жизнь с поразительным присутствием духа, - девушке, которую он высоко ценить, потому что она стоит того, которую он давно любил и которая горячо привязана к нему?

- Но позвольте, - говорить Подснап с почти одинаково взъерошенными воротничками и состоянием духа. - Прежде вопрос: была ли эта молодая женщина лодочницей?

- Нет; но, кажется, ей случалось грести, когда она выходила на реку в лодке со своим отцом.

Общий взрыв протеста против молодой женщины. Бруэр качает головой. Бутс качает головой. Буффер качает головой.

- И далее, мистер Ляйтвуд, - продолжает Подснап с быстро возростающим негодованием в своих головных щетках, - другой вопрос: была ли она фабричной работницей?

- Несовсем, но она занимала какое-то место на писчебумажной фабрике, насколько мне известно.

Опять общий протест. Бруэр говорить: "О, Боже!". Буффер говорить: "О, Боже!". Бутс говорить: "О, Боже" - все трое несомненно протестующим тоном.

- Ну, так я могу только сказать, - говорить Подснап, отмахивая в сторону эту тему своей правой рукой, - что у меня к горлу подступает от такого брака, - что он оскорбляет меня, - что меня тошнит от него, и я ничего больше не хочу о нем знать.

("Уж не ты ли голос общества?" думает Мортимер, от души забавляясь.)

- Слушайте, слушайте! - кричит леди Тимминс. - Ваше мнение об этом mésalliance, досточтимая подруга и коллега досточтимого члена, только что державшого речь?

"в таких делах должно быть равенство положения и состояния, и что человек, вращающийся в обществе, должен выбирать себе в подруги женщину, вращающуюся в обществе и способную играть в нем роль... свободно и изящно". На этом мистрис Подснап умолкает, тонко давая понять, что каждому такому человеку следует искать прекрасную женщину, похожую на нее, насколько это достижимо.

("Может быть это ты - голос общества?" думает Мортимер.)

Затем леди Типпинс обращается за мнением к подрядчику, дающему хлеб пяти стам тысячам человек. Этот властитель находит, что человеку, о котором идет речь, следовало бы просто купить молодой женщине лодку и упрочить за нею небольшой годовой доход. Ведь весь вопрос тут сводится на бифштексы и на портер. Вы покупаете молодой женщине лодку. Очень хорошо. Вместе с тем вы обезпечиваете ей некоторый годовой доход. Этот доход вы выражаете в фунтах стерлингов, но в сущности это не что иное, как столько-то бифштексов и столько-то пинт портеру. С одной стороны, молодая женщина имеет лодку. С другой стороны, она потребляет столько-то бифштексов и столько-то пинт портеру в год. Эти бифштексы и этот портер служат топливом для жизненной машины молодой женщины. Они дают ей определенное количество силы для управления лодкой. Эта сила вырабатывает определенное количество денег. Приложив эти деньги к небольшому годовому доходу молодой женщины, вы получите общую сумму её годового дохода. Вот как, по мнению подрядчика, следует на это смотреть.

Прелестная поработительница сердец впадает в легкую дремоту во время этого разъяснения, и никому не хочется ее будить. К счастью, она просыпается сама и предлагает тот же вопрос странствующему председателю. Сей странник может обсуждать предложенный вопрос только с личной точки зрения. Если бы такая молодая женщина, какую только что описывали, спасла ему жизнь, он был бы ей очень за это признателен, но не женился бы на ней, а доставил бы ей место на телеграфе, где молодые женщины очень полезны.

А что об этом думает блестящий гений трехсот семидесяти пяти тысяч фунтов стерлингов без шиллингов и пенсов? Он не может сказать, что он думает, не осведомившись предварительно, были ли у молодой женщины деньги.

- Нет, - говорит Ляйтвуд упрямым тоном, - денег не было.

- Сумасшествие и сентименты, - таков сжатый вердикт финансового гения. - Человек может сделать за деньги все в пределах законности. Но даром? - Чепуха!

Что же говорит Бутс?

Бутс говорит, что он не взял бы за это меньше двадцати тысяч.

А что говорит Бруэр?

Бруэр говорит то же, что Бутс.

А Буффер что говорит?

Буффер говорить, что он знаегь человека, который женился на банщице и сбежал от нея.

Леди Типпинс в полной уверенности, что она отобрала голоса всего комитета (никому и в голову не пришло спросить мнения Венирингов), как вдруг, оглянув стол в свой лорнет, она замечает мистера Твемло, который сидит, прижав руку ко лбу.

- Ах, Господи! Моего Твемло забыли!... Мой дорогой! Душа моя! Ваш голос?

Мистеру Твемло, видимо, не по себе в ту минуту, когда он отнимает руку это лба и отвечает:

- Я склонен думать, что это вопрос чувств джентльмена.

- Джентльмен, вступающий в такой брак, не может иметь чувств! - вспыхивает Подснап.

- Простите, сэр, я с вами не согласен, - говорит Твемло не совсем так кротко, как обыкновенно. - Если признательность, уважение и любовь заставили этого джентльмена (как я предполагаю) жениться на этой леди...

- На этой леди! - подчеркивает Подснап.

тот джентльмен, её муж?

Вопрос затрудительный, и потому мистер Подснап, недолго думая, отбрасывает его в сторону безмолвным взмахом руки.

- Я говорю, - снова начинает Твемло: - если такия чувства заставили этого джентльмена жениться на этой леди, то я считаю его вдвойне джентльменом за такой поступок, а ее вдвойне леди. Говоря: джентльмен, я понимаю это слово в смысле той степени благородства, какой может достигнуть всякий человек. Чувства джентльмена для меня священны, и, сознаюсь, мне становится не по себе, когда их делают предметом забавы и глумления.

- Хотел бы я знать, согласен ли ваш высокородный родственник с вашим мнением? - издевается Подснап.

- Мистер Подснап, позвольте! - говорит резко Твемло. - Быть может, он согласен, а может быть - и нет. Этого я не знаю. Но и ему я не позволил бы предписывать мне законы по вопросу столь деликатного свойства, насчет которого я имею свое, совершенно определенное, мнение.

себя обо всех членах комитета по очереди: "Уж не ты ли голос общества?". Но он не задает себе такого вопроса после того, что сказал Твемло, и смотрит в его сторону так, как будто благодарит его. А когда компания разъезжается по домам (к этому времени мистер и мистрис Вениринг по горло сыты оказанной им честью; сыты и гости честью, оказанной им), Ляйтвуд провожает Твемло до его дома, сердечно жмет ему руку на прощанье и отправляется к себе в Темпль, довольный и веселый.