Рассказ пансионера
(Старая орфография)

РАЗСКАЗЪ ПАНСІОНЕРА.

Хотя лета мои и подвигаются впередъ, но я все же молодой человекъ, и, какъ молодой человекъ, не имею особенныхъ приключенiй, о которыхъ бы можно было поразсказать. Полагаю, ни кому изъ васъ не интересно знать, какой жидоморъ начальникъ нашего пансiона, какое алчное и хищное чудовище его жена, и какъ высасываютъ они деньги отъ родителей, - особливо за леченье и лекарства. Одному изъ нашихъ поставили въ полугодичный счетъ двенадцать съ половиной шиллинговъ за две пилюли, - то есть, по шести шиллинговъ и три пенса за штуку. - Цена, мне кажется, слишкомъ прибыльная, - и то еще ничего бы, еслибъ пилюли пошли въ дело, - но ведь онъ ни одной не проглотилъ, преспокойно засунувъ ихъ за обшлагъ своей курточки.

Что касается до мяса, то это чистейшiй позоръ. Вещество, которое намъ подаютъ подъ видомъ мяса, нельзя назвать мясомъ. Настоящее мясо не похоже на мочало. Вы можете жевать настоящее мясо. Въ настоящемъ мясе есть сокъ, а въ мясе, которое намъ подаютъ - ни капли. Одинъ изъ нашихъ товарищей, занемогши, отправился домой, и тамъ услышалъ, какъ домашнiй докторъ говорилъ его отцу, что болезнь произошла единственно отъ пива, которымъ его поили у насъ. И разумеется, отъ пива; - правдоподобнее ничего и быть, не можетъ!

Какъ бы то ни было, мясо и старый Чизманъ - две вещи разныя. Такъ точно и пиво. Я хочу поговорить исключительно о старомъ Чизмане, а не о способе, посредствомъ котораго губится здоровье нашихъ товарищей, ради выгодъ одного человека.

Взглянули бы вы на корку нашего пастета. Въ ней нетъ ни рыхлости, ни слоистости: - она тверда и тяжела, какъ свинецъ.

Пансiонеровъ часто тревожитъ кошмаръ и они прячутъ головы подъ подушку, разумеется, сначала закричавъ во все горло и разбудивъ другихъ пансiонеровъ. Въ этомъ тоже нетъ ничего удивительнаго.

Однажды, ночью, старый Чизманъ всталъ во сне съ постели, наделъ шляпу на ночной колпакъ, взялъ въ одну руку удочку, а въ другую - палку, которою мы играли въ криккетъ, и спустился въ гостинную нашего начальника, где, весьма естественно, его приняли за привиденiе. Само собою разумеется, онъ никогда бы этого не сделалъ, еслибъ ему давали здоровую пищу. Когда мы все начнемъ ходить по ночамъ лунатиками, я думаю, будутъ сожалеть объ этомъ.

Старый Чизманъ въ ту пору еще не былъ репетиторомъ латинскаго языка; онъ былъ просто старшимъ ученикомъ. Его, очень маленькаго, привезла въ пансiонъ, въ почтовой карете, какая-то женщина, безпрестанно нюхавшая табакъ и безпрестанно ворчавшая, - это было единственнымъ воспоминанiемъ стараго Чизмана о самыхъ раннихъ дняхъ его юношескаго возраста. Онъ никогда не ездилъ домой на праздники. Счеты за его содержанiе (лишнихъ расходовъ онъ не знавалъ) отсылались въ какой-то банкъ, и банкъ выплачивалъ ихъ; два раза въ годъ ему делали пару платья и сапоги, которые всегда бывали слишкомъ для него велики.

Въ летнiе каникулы, некоторые изъ воспитанниковъ, жившiе въ недальнемъ разстоянiи отъ пансiона, часто, бывало, подходили къ стене, окружавшей рекреацiонный дворъ, и взлезали на деревья, собственно за темъ, чтобъ взглянуть на стараго Чизмана, одиноко читавшаго на открытомъ воздухе какую нибудь книгу. Онъ постоянно былъ кротокъ и приветливъ, такъ, что когда, бывало, свиснутъ ему съ дерева, онъ взглянетъ на верхъ и поклонится.

-- Эй! старый Чизманъ! - Что у тебя сегодня за обедомъ? - спрашивали его.

-- Вареная баранина! - отвечалъ онъ.

-- Неужели тебе не скучно, старый Чизманъ?

-- Иногда - скучновато.

-- Ну такъ прощай же, старый Чизманъ!

И съ этими словами мальчикъ слезалъ съ дерева.

Нечего и говорить, безсовестно поступали съ старымъ Чизмапомъ, не давая ему въ теченiе всехъ каникулъ ничего, кроме вареной баранины; это какъ нельзя лучше согласовалось съ принятой системой. Иногда, вместо баранины, ему давали рисовый пуддингъ, - какъ лакомое блюдо, въ сущности же, какъ средство уменьшить счетъ мясника.

Такова была жизнь стараго Чизмана. Праздники, кроме одиночества, служили ему источникомъ другаго горя. Когда пансiонеры возвращались изъ отпуска, разумеется, весьма неохотно, старый Чизманъ всегда встречалъ ихъ съ радостью: а эта радость только увеличивала скуку пансiонеровъ, и потому Чизману, за подобныя встречи, часто доставались колотушки и нередко изъ носу его капала кровь. Но, вообще говоря, въ пансiоне все любили его. Однажды, въ пользу его сделана была подписка, и, для развлеченiя, передъ самыми каникулами, ему подарили двухъ белыхъ мышенковъ, кролика, голубя и премаленькаго щенка. Старый Чизманъ горько плакалъ, когда, вскоре после того, какъ были подарены, все эти зверки передушили другъ друга.

Ну, конечно, стараго Чизмана называли именами всехъ родовъ сыра: {Cheesman (Чизманъ) сложное слово изъ cheese сыръ и man человекъ. Прим. перев.} двойнымъ глостерскимъ, фамильнымъ чешэйрскимъ, голландскимъ и пр. Но онъ не сердился на это. Не былъ онъ и старъ по летамъ своимъ - вовсе нетъ!... его только назвали старымъ Чизманомъ со дня поступленiя въ пансiонъ, и называютъ до сихъ поръ.

"мистера Чизмана". После такого отличiя, мы все согласились что старый Чизманъ былъ лазутчикъ и дезертиръ, который перебежалъ къ непрiятельскiй лагерь и продалъ себя за золото. Обстоятельство, что онъ продалъ себя за небольшую сумму золота, - за два фунта стерлинга и десять шиллинговъ въ четверть года, съ стиркой белья, - нисколько его не извиняло. Въ собравшемся по этому случаю Парламенте было решено, что одни только корыстолюбивыя побужденiя увлекли стараго Чизмана, и что онъ "за то виноватъ, и что онъ изъ нашей крови чеканилъ деньги." Парламентъ, какъ видите, заимствовалъ это выраженiе изъ исторической сцены, представляющей ссору между Брутомъ и Кассiемъ.

Когда въ Парламенте было решено, что старый Чизманъ ужасный предатель, выведывавшiй тайны нашихъ товарищей, съ тою целью, чтобъ, передавая ихъ начальству, прiобресть его расположенiе, - всемъ отважнымъ пансiонерамъ сделано было предложенiе выступить впередъ и записаться въ члены "Общества для уничтоженiя стараго Чизмана." Президентомъ Общества признанъ былъ первый ученикъ, Бобъ Тартеръ, отецъ котораго находился въ Вестъ-Индiи и, по словамъ Боба, владелъ мильонами. Бобъ имелъ большую власть между нами, и написалъ пародiю, начинавшуюся стихами:

"Who made believe to be so meek

That we could hardly hear him speak,

Yet turned out an Informing Sneak?

Old Cheesman" (*).

(*) "Кто заставилъ считать себя за такое кроткое и тихое существо, что не слыхать даже когда оно и говоритъ, а между темъ оказался шпiономъ и предателемъ? Старый Чизманъ." и въ этомъ роде пародiя продолжалась до двенадцати куплетовъ, которые Бобъ распевалъ каждое утро, подле конторки новаго репетитора. Мало того; онъ научилъ одного мальчика изъ младшаго класса, краснощекаго маленькаго Брасса, совершенно не понимавшаго что делаетъ, подойти къ нему однажды утромъ съ своей латинской грамматикой, и отвечать переводъ одного грамматическаго правила въ такомъ виде: Nominativus pronominum - стараго Чизмана, raro exprimitur - вовсе не подозревали - nisi distinctions - что онъ лазутчикъ и доносчикъ aut emphasis gratiâ - а между темъ онъ оказался таковымъ. Ut - напримеръ, vos damnastis - когда онъ продалъ своихъ товарищей. Quasi - следовательно, dicat - ему должно говорить: Praetereanemo - я предатель! - Все это производило сильное впечатленiе на стараго Чизмана. Волоса у него были редкiе, но и те съ каждымъ днемъ делались все реже и реже. Онъ худелъ и становился бледнее, онъ садился за конторку передъ свечей съ длиннымъ нагаромъ, и, закрывъ лицо обеими руками, плакалъ. Но ни одинъ членъ Общества не могъ пожалеть о немъ, даже если бы и чувствовалъ къ тому расположенiе, - не могъ пожалеть потому, что президентъ Общества говорилъ, что въ старомъ Чизмане заговорила совесть.

Таково было положенiе стараго Чизмана. Жалкую жизнь велъ онъ, бедняга. По принятому обыкновенiю, въ самомъ непродолжительномъ времени, начальникъ пансiона вздернулъ носъ-передъ Чизманомъ, вздернула носъ и начальница; это делалось темъ и другою передъ всеми учителями, - но старый Чизманъ страдалъ отъ воспитанниковъ более всего и страдалъ отъ нихъ постоянно. Онъ никому не говорилъ ни слова о своемъ горе, полагая, что само Общество заметитъ это; но Общество не удостоило его подобной чести, потому что президентъ виделъ въ этомъ проявленiе трусости стараго Чизмана.

Въ целомъ мiре онъ имелъ одного только друга, но этотъ одинъ было такое же безсильное и беззащитное существо, какъ и онъ самъ: - это была Джэнъ. Джэнъ находилась при пансiоне въ качестве ключницы и кастелянши: ея сбереженiю поручены были сундуки, въ которыхъ хранилось имущество пансiонеровъ. Она поступила сначала въ услуженье, - некоторые говорятъ изъ воспитательнаго дома, этого я не знаю, - и когда кончился терминъ ея службы, она осталась на годикъ исправлять должность ключницы. Но годикъ этотъ, судя потому, что она положила въ Сберегательный Банкъ несколько фунтовъ стерлинговъ, былъ довольно продолжителенъ. Джэнъ была смазливенькая молодая женщина. Красавицей ее нельзя назвать, но она имела открытое, доброе, светлое лицо, и все наши были въ нее влюблены. Она была необыкновенно весела, необыкновенно ласкова и добра. Если случалось что нибудь съ матерью кого либо изъ пансiонеровъ, тотъ непременно отправлялся къ Джэнъ и показывалъ ей письмо.

Джэнъ была другомъ стараго Чизмана. Чемъ сильнее возставало противъ него Общество, темъ сильнее привязывалась къ нему Джэнъ. Иногда, ласковый взглядъ ея изъ окна ея безмолвной комнатки оставлялъ на целый день отрадное чувство въ душе Чизмана. Отправляясь въ огородъ (всегда стоявшiй подъ замкомъ!), она проходила по двору (тогда какъ могла бы пройти, совсемъ другимъ путемъ) собственно за темъ, чтобъ взглянуть на стараго Чизмана и какъ будто сказать ему: "не унывай, мой другъ!" Его комната всегда была свежа и опрятна, и всемъ очень хорошо известно было, кто прибиралъ ее во время классныхъ часовъ; когда за обедомъ являлся передъ нимъ горячiй пуддингъ, все съ негодованiемъ знали, кто прислалъ это блюдо.

При такихъ обстоятельствахъ, Общество, после множества митинговъ и пренiй, решилось предложить Джэнъ, чтобъ она ни подъ какимъ видомъ не оказывала своего покровительства старому Чизману; и что если она откажется исполнить это требованiе, то объявить ей, что она сама будетъ изгнана на вечныя времена. Вследствiе того назначили депутацiю, которая, подъ предводительствомъ президента, должна была явиться къ Джэнъ объявить решенiе, произнесенное Обществомъ по горестной необходимости. Джэнъ пользовалась большимъ уваженiемъ за свои прекрасныя качества; существовало даже преданiе, будто однажды, движимая чувствомъ состраданiя, она заперла начальника пансiона въ его кабинете и этимъ поступкомъ избавила одного ученика отъ жестокаго наказанiя. Поэтому, депутацiи не очень нравилось данное порученiе. Однакожъ, она отправилась и президентъ объяснилъ Джэнъ все дело. При этомъ Джэнъ раскраснелась, расплакалась, сказала президенту и всей депутацiи гневнымъ, противъ обыкновенiя, голосомъ, что они негодные, злые мальчишки, и въ заключенiе выгнала почтенное посольство изъ комнаты. Это происшествiе немедленно занесено было въ протоколъ Общества, съ присовокупленiемъ, что всякаго рода сношенiя съ Джэнъ прекращаются. Пользуясь такимъ удобнымъ случаемъ, президентъ объявилъ, что старый Чизманъ строитъ противъ общества козни.

Между темъ Джэнъ была такъ же верна старому Чизману, какъ старый Чизманъ былъ коваренъ въ отношенiи къ пансiонерамъ - разумеется, только въ мненiи пансiонеровъ: - она по прежнему оставалась его единственнымъ другомъ. Это обстоятельство приводило Общество въ крайнее негодованiе, и темъ более, что отъ разрыва съ Джэнъ оно на столько же теряло, на сколько старый Чизманъ выигрывалъ; и потому Общество, доведенное почти до бешенства, обходилось съ репетиторомъ хуже, чемъ когда нибудь. Наконецъ, однажды утромъ, конторка стараго Чизмана стояла пустая; - заглянули въ его комнату, но и тамъ нетъ его, - лица учениковъ побледнели, и разнесся шопотъ, что старый Чизманъ, не будучи въ силахъ долее переносить такой жестокости, всталъ рано по утру и утопился.

Таинственные взгляды другихъ учителей и очевидный фактъ, что старый Чизманъ не приходилъ, - все это подтверждало предположенiе Общества. Некоторые начали разсуждать, какому наказанiю долженъ подвергнуться президентъ: виселице или только пожизненной ссылке? - Бледное лицо президента показывало, что онъ сильно озабоченъ желанiемъ узнать, къ какому именно наказанiю его присудятъ. Несмотря на то, онъ говорилъ, что судьи его округа не скоро решатся произнесть приговоръ надъ нимъ; что въ защитительной речи своей онъ предложитъ имъ положить руку на сердце и сказать, какъ подобаетъ истиннымъ британцамъ: одобряютъ ли они существованiе шпiоновъ, и въ какой степени могло бы имъ нравиться положенiе, въ которомъ онъ находился. Некоторые изъ Общества советовали президенту, какъ самое лучшее, бежать въ лесъ, обменяться тамъ платьемъ съ дровосекомъ и вымазать лицо ежевикой; но большинство полагало, что если онъ останется на месте и подвергнется суду, то его отецъ, - находившiйся въ Вестъ-Индiи и обладавшiй мильонами, - наверное выкупитъ его.

Сердца учениковъ забились сильнее прежняго, когда вошелъ начальникъ пансiона и, съ линейкой въ руке, принялъ позу римскаго воина: - это делалъ онъ каждый разъ, когда намеревался сообщить что нибудь важное. Но страхъ учениковъ былъ ничто, въ сравненiя съ удивленiемъ, выразившемся на лицахъ ихъ, когда начальникъ началъ свою речь совсемъ не въ томъ тоне, какъ они ожидали, и когда онъ сказалъ, что старый Чизманъ, "бывшiй такъ долго нашимъ уважаемымъ другомъ и спутникомъ по отраднымъ пажитямъ познанiй," (такъ величалъ его начальникъ) - былъ сирота, сынъ одной лэди, которая, вышедъ за мужъ противъ желанiя родителей, лишилась наследства и мужъ которой умеръ вскоре после женитьбы. Глубокая горесть свела въ могилу молодую женщину, оставившую после себя несчастнаго ребенка (стараго Чизмана) на попеченiе дедушки, который не хотелъ, видеть сироту ни въ детскомъ, ни въ юношескомъ, ни въ зреломъ возрасте. Теперь дедъ этотъ умеръ - и поделомъ ему, - эти вводныя слова мои собственныя - умеръ, неоставивъ духовнаго завещанiя, а потому все его огромное богатство, внезапно и навсегда сделалось, собственностiю стараго Чизмана! После длиннаго ряда скучныхъ цитатъ, начальникъ пансiона заключилъ свою речь известiемъ, что нашему многоуважаемому другу и спутнику по отраднымъ пажитямъ познанiя, угодно явиться между нами еще разъ, ровно черезъ две недели, и проститься съ нами особеннымъ образомъ". Съ этими, словами онъ окинулъ суровымъ взглядомъ все собранiе, махнулъ рукой: и торжественно вышелъ изъ зала.

Недоуменiе членовъ Общества доходило теперь до самыхъ крайнихъ пределовъ. Одна часть хотела отказаться отъ Общества, а другая начала утверждать, что никогда къ нему не принадлежала. Заметивъ это, президентъ возвысилъ голосъ и провозгласилъ, что они должны лечь костями въ защиту, праваго дела, не покидая другъ друга, и что если непрiятелю суждено прорваться чрезъ ряды защитниковъ, онъ прорвется не иначе, какъ чрезъ его трупъ. Этимъ онъ хотелъ, воодушевить членовъ Общества, но не удалось. Обманутый въ своихъ ожиданiяхъ, президентъ сказалъ въ заключенiе, что подумаетъ о положенiи, въ которое поставлено все Общество, и чрезъ несколько дней сообщитъ имъ свое лучшее мненiе и лучшiй советъ. Мненiя его и совета ожидали съ нетерпенiемъ, въ полной уверенности, что они будутъ превосходны, потому что ихъ сообщитъ человекъ, превосходно знавшiй светъ, а знанiе это подтверждалось только темъ, что это родитель находился въ Вестъ-Индiи.

После, долгихъ дней глубокаго размышленiя, президентъ созвалъ наконецъ членовъ Общества, и предложилъ свои соображенiя. Онъ, говорилъ, что, когда старый Чизманъ явится въ назначенный день, первый порывъ его мщенiя разразится нападенiемъ на Общество и наказанiемъ розгами всехъ членовъ. Наглядевшись съ радостiю на пытку, которой подвергнулся его враги, и наслушавшись воплей, которые вызоветъ жестокая боль наказанiя, старый Чизманъ, вероятно, подъ предлогомъ совещанiя, вызоветъ начальника въ отдельную комнату, - положимъ хотя въ прiемную, где стоятъ два новые глобуса, - и тамъ станетъ упрекать за различные обманы и притесненiя, перенесенные имъ въ его доме. Въ заключенiе замечанiй, своихъ, онъ дастъ знакъ спрятанному въ корридоре боксеру, который бросится за начальника и начнетъ тузить его до полусмерти. После того, старый Чизманъ сделаетъ подарокъ Джэнъ, ценою отъ пяти до десяти фунтовъ стерлинговъ, и оставитъ заведенiе, съ чувствомъ демонскаго торжества.

Съ этою целiю, онъ предложилъ наполнить каменьями все ящики въ классныхъ столахъ, чтобы при первомъ слове, выражающемъ жалобу, при первомъ вопле, исторгнутомъ мстительностiю врага изъ груди первой жертвы, пустить этими камнями въ стараго Чизмана. Отважный советъ президента воодушевилъ членовъ Общества, и былъ едино душно принятъ. На школьномъ дворе поставленъ былъ столбъ въ ростъ стараго Чизмана, и все ученики начали заниматься метаньемъ въ цель, и занимались пока столбъ не обратился въ щепки.

Въ назначенный день, классный звонокъ прозвонилъ въ обычное время, и пансiонеры съ замирающими сердцами заняли свои места. Начались совещанiя и споры о томъ, какъ прiедетъ старый Чизманъ. Общее мненiе было таково, что онъ явится въ особаго рода торжественной колеснице четвернею, съ двумя ливрейными лакеями на козлахъ и переодетымъ боксеромъ на запяткахъ. Въ этомъ предположенiи все ученики замолкли, прислушиваясь къ ожидаемому стуку колесъ. Но никакихъ колесъ не было слышно: старый Чизманъ, несмотря на перемену счастiя, пришелъ пешкомъ и вошелъ въ классъ безъ всякаго предуведомленiя. Какъ и всегда, онъ одетъ былъ въ черномъ.

-- Джентльмены, сказалъ начальникъ, представляя его: нашъ столь много уважаемый другъ и спутникъ по отраднымъ пажитямъ познанiя желаетъ сказать вамъ несколько словъ! Вниманiе, джентльмены, отъ большаго до малаго! Слушайте!

Члены Общества запустили руки въ столы и обменялися взглядами со старшиной. Президентъ приготовился вполне, и выбиралъ на старомъ Чизмане удобное место для цели.

Между темъ, старый Чизманъ подошелъ къ своей конторке, съ странной улыбкой посмотрелъ во все стороны и, прослезившись, началъ дрожащимъ, кроткимъ голосомъ:

Члены Общества выдернули руки изъ столовъ, а президентъ заплакалъ.

объ этомъ, вы порадовались за меня. Я не могъ-бы наслаждаться своимъ счастiемъ, неуслышавъ отъ васъ поздравленiя. Если мы иногда не понимали другъ друга, то прошу васъ, мои милые, простить это и забыть. Въ душе своей я питаю къ вамъ братскую любовь, и уверенъ, что вы, въ свою очередь, отвечаете мне темъ же. Съ полнотою признательнаго сердца я хочу пожать руку каждому изъ васъ. Затемъ собственно я пришелъ сюда, друзья мои.

Съ той минуты, когда президентъ началъ плакать, многiе другiе последовали его примеру; но теперь, когда старый Чизманъ подошелъ къ нему, какъ къ первому ученику, и положивъ левую руку на плечо, протянулъ ему правую, и когда президентъ сказалъ: - Сэръ, я этого не стою, клянусь честью не стою, - въ это время, говорю я, во всемъ классе раздался плачь. Каждый изъ членовъ Общества говорилъ, что не заслуживаетъ этой чести, и говорилъ одинаково чистосердечно. Но старый Чизманъ, не обращая на это ни малейшаго вниманiя, весело обошелъ всехъ учениковъ, всехъ учителей, и, наконецъ, пожалъ руку начальнику.

После этого одинъ маленькiй мальчикъ, постоянно стоявшiй въ углу за какую нибудь шалость, сквозь горькiя слезы закричалъ пронзительнымъ голосомъ:

Начальникъ школы грозно посмотрелъ на него и сказалъ:

-- Мистеру Чизману, сэръ.

Но, когда старый Чизманъ объявилъ, что старое названiе нравится ему лучше новаго, все ученики подхватили возгласъ маленькаго шалуна, и ужъ право не знаю, сколько минутъ продолжался оглушительный крикъ и топанье ногами, среди котораго такъ внятно раздавалось имя стараго Чизмана, что въ жизнь свою подобнаго я ничего не слышалъ,

и все насчетъ стараго Чизмана. После обеда - гулянье до самаго вечера, игры, катанье на ослахъ, или на лошадкахъ, и обедъ для учителей въ гостиннице "Семь колокольчиковъ" (по двадцати фунтовъ стерлинговъ съ персоны, какъ разсчитывали наши). Этотъ день положено было праздновать ежегодно, и еще другой - день рожденiя стараго Чизмана, и опять на счетъ стараго Чизмана.

Но это еще не все. Пожалуйста не посматривайте на следующаго разскащика; - дайте мне досказать. На другой день было решено, что Общество помирится съ Джанъ и после того Парламентъ будетъ распущенъ. Но какъ вы думаете, Джэнъ не оказалось въ пансiоне! "Э? какъ? что? - неужели она навсегда оставила насъ?" - спрашивали ученики, съ вытянувшимися лицами.

-- Да, разумеется; - было единственнымъ ответомъ на все ихъ вопросы. Ни кто изъ служившихъ въ пансiоне не могъ сказать ничего больше этого. Наконецъ, бывшiй президентъ Общества лично явился къ начальнику пансiона, собственно за темъ, чтобъ спросить: действительно ли наша добрая Джэнъ навсегда оставила пансiонъ?

-- Да, милостивый государь, - миссъ Питтъ уехала отсюда навсегда, отвечалъ начальникъ весьма резко (у него была дочь - съ вздернутымъ носомъ и краснощекая).

Странно показалось всемъ, что начальникъ называлъ нашу Джэнъ совершенно новымъ именемъ... миссъ Питтъ! Иные говорили, что ее выгнали вонъ изъ пансiона за то, что она приняла отъ стараго Чизмана деньги въ виде подарка; - другiе - что она поступила къ Чизману въ качестве служанки за десять фунтовъ въ годъ. Словомъ, наши узнали только одно, что она уехала изъ пансiона.

приподнялись съ своихъ местъ. Никто бы на нихъ не обратилъ вниманiя, еслибъ мальчикъ, занимавшiй наблюдательный постъ, не отошелъ на несколько шаговъ и не вскрикнулъ: - Джэнъ! - Джэнъ! - Игра остановилась въ одинъ мигъ. Все бросились къ коляске и окружили ее. Действительно, это была Джэнъ! И въ какой великолепной шляпке! - Верьте мне или нетъ, - но Джанъ вышла замужъ за стараго Чизмана.

Черезъ несколько секундъ нисколько не казалось предосудительнымъ или непозволительнымъ то обстоятельство, что все ученики вскарабкалось на низменную часть стены, примыкавшую къ высокой, и унизали ее, чтобъ посмотреть на джентльмена и лэди, стоявшихъ въ коляске и смотревшихъ черезъ стену. Джентльменъ, по прежнему, былъ старымъ Чизманомъ, - лэди, по прежнему, была старою Джэнъ.

Я увиделъ ихъ въ первый разъ именно при этомъ случае. Въ то время уже произошли многiя перемены между нашими учениками. Оказалось, что отецъ Боба Тартера вовсе не былъ мильонеромъ! - Напротивъ, онъ былъ беденъ, какъ нищiй. Бобъ пошелъ въ солдаты, но старый Чизманъ откупилъ его. Но дело не въ томъ, а въ коляске. - Коляска остановилась, а съ темъ вместе остановились и игры.

-- И такъ, вамъ не удалось выгнать меня! - сказала лэди, смеясь, въ то время какъ ребятишки столпились на стене, чтобъ пожать ея руку. - Да, вы, верно, никогда-и не думали объ этомъ?

-- Никогда! никогда! - никогда! - раздалось со всехъ сторонъ.

глазъ и другiе товарищи, съ тайною радостiю окружившiе прiезжихъ.

Джентльменъ и лэди вскоре заметили меня какъ новичка, поэтому я разсудилъ, что и мне можно вскарабкаться на стену, и пожать имъ руку, какъ это делали другiе. Мне также было прiятно смотреть на нихъ, какъ и другимъ, и черезъ несколько секундъ я обращался съ ними, какъ съ самыми близкими знакомыми.

-- До праздниковъ остается всего две недели, сказалъ старый Чизманъ. Кто остается здесь на праздники? - Ужь кто нибудь да есть?

-- Вотъ, онъ! онъ! - въ одинъ голосъ вскричало множество мальчиковъ, указывая на меня пальцами.

Это было въ тотъ годъ, когда вы уезжали, и, признаюсь, мне было тогда скучно.

И я прiехалъ въ ихъ очаровательный домъ, и былъ счастливъ, на сколько можно быть счастливымъ въ чужомъ доме. Они понимали, какъ должно вести себя въ отношенiи къ молодымъ джентльменамъ; - да, понимали. Когда, напримеръ, берутъ меня въ театръ, - такъ ужъ именно берутъ. Они не прiезжаютъ туда после начала, и не уезжаютъ раньше конца. Умеютъ они и дать воспитанiе мальчику. Посмотрите на ихъ сына! Хотя онъ и ребенокъ еще, но какой онъ славный мальчикъ! После мистриссъ Чизманъ и стараго Чизмана, мой первый любимецъ - это молодой Чизманъ.

Теперь я разсказалъ все, что знаю о старомъ Чизмане, и боюсь, не слишкомъ ли разсказывалъ?