Рассказ соседа
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1857
Примечание:Перевод: В. В. Бутузов
Категория:Рассказ

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Рассказ соседа

РАЗСКАЗЪ СОСЕДА.

Передъ темъ, какъ я оставилъ торговыя занятiя и переехалъ жить по соседству съ вами, я жилъ втеченiе многихъ летъ въ переулке Урсайнъ.

Переулокъ Урсайнъ весьма богатый, узкiй, мрачный, грязный, шумный переулокъ въ Лондоне, (который въ свою очередь точно такъ же богатъ, какъ мраченъ и грязенъ). Переулокъ Урсайнъ ведетъ изъ Чипсэйда въ улицу Тэймзъ, упирающуюся въ пристань сэръ Джонъ Пригга; - но проходитъ ли переулокъ Урсайнъ - выше церкви Бау, или ниже ея, этого я вамъ не скажу. Не скажу и того, откуда беретъ онъ свое ими: отъ Медвежьяго ли сада, (который, въ царствованiе королевы Елизаветы, служилъ украшенiемъ своихъ окрестностей и былъ въ большой славе), или отъ женскаго монастыря Св. Урсулы, процветавшаго въ соседстве съ этимъ переулкомъ, до временъ могущественнаго, но нечестиваго короля Гарри, который упразднилъ монастырь, посадивъ монахинь за прялки или назначивъ имъ занятiя во ихъ способностямъ. Переулокъ Урсайнъ существовалъ до великаго лондонскаго пожара, существуетъ онъ и теперь.

Зданiя въ переулке Урсайнъ весьма ветхи, весьма неудобны и весьма неуклюжи; и, право, я думаю, что другой великiй пожаръ (не безпокойтесь! въ этомъ переулке все дома застрахованы) не причинилъ бы вреда соседнимъ улицамъ, очистивъ весь мусоръ, изъ котораго состоитъ переулокъ. Вотъ уже несколько летъ, какъ нумеръ четвертый покачнулся на бокъ, наклонился впередъ, черезъ улицу, къ нумеру шестнадцатому; уже несколько летъ, какъ переулокъ Урсайнъ покрывается особаго рода кровлей, въ виде огромныхъ деревянныхъ брусьевъ, упирающихся въ противоположныя зданiя. Надзиратель этого участка весьма выразительно покачиваетъ головой, глядя на переулокъ Урсейнъ, и старается жить отъ него какъ можно дальше. Кошки, обитающiя въ этомъ переулке, находятъ въ упорныхъ брусьяхъ безпредельное удовольствiе; въ ночную пору, оне принимаютъ ихъ за венецiанскiе мосты, - только не вздоховъ, а мяуканья; пешеходы же поглядываютъ на эти деревянныя укрепленiя внимательно и боязливо. А все таки, переулокъ Урсайнъ существуетъ себе, да и только. И то сказать, что если бы вамъ вздумалось сравнять его съ лицомъ земли, вамъ бы привелось перенесть куда нибудь старую церковь Сентъ-Никласъ-Бэркрофтъ, въ которой по пятницамъ звонятъ въ колокола, согласно духовному завещанiю мастера Мэйнивера Сквиррелла, известнаго меховщика, который умеръ въ 1684 году, соорудивъ эту церковь въ память избавленiя отъ лапъ страшнаго медведя во время путешествiя своего по дикимъ и пустыннымъ пространствамъ Московiи. Вамъ бы пришлось уничтожить храбраго золоченаго льва и такого же единорога на краю скамейки церковнаго старосты, который, вместе съ клирикомъ, могильщикомъ, двумя-тремя глухими лавочниками и ихъ женами, составляютъ почти всю братiю, которую высокопочтеннейшiй Тремэпъ Попльсъ, магистръ Богословiя, можетъ собрать вкупе и назвать конгрегацiей. Еще того хуже, если переулокъ Урсайнъ вздумаютъ уничтожить, то придется уничтожить и помпу - это старинное учрежденiе, эту конституцiонную, освященную закономъ, самимъ правительствомъ пожертвованную помпу, - и въ добавокъ, устроенную, какъ гласитъ преданiе, надъ колодцемъ, изъ котораго утоляла жажду сама Св. Урсула. - По этому-то переулокъ Урсэйнъ и существуетъ.

Въ некоторый перiодъ всемiрной исторiя, - можетъ статься это было вчера, а можетъ статься и летъ двадцати назадъ, - въ этомъ мрачномъ, глухомъ захолустья обиталъ Зверь. Пожалуй, если хотите, и человекъ, но только все называли его Зверемъ. Это былъ манчестерскiй оптовый торговецъ. Впрочемъ, для манчестерскаго, или для какого бы то ни было оптоваго торговца, не представлялось никакой необходимости быть зверемъ, или животнымъ, или скотиной, или вообще чемъ нибудь непрiятнымъ и оскорбительнымъ для человеческаго достоинства. Совершенно напротивъ. Напримеръ, подле самыхъ дверей Зверя находилась контора и кладовая Тапперли и Григга, тоже манчестерскихъ оптовыхъ торговцевъ, - веселыхъ, ветренныхъ, добродушныхъ молодыхъ людей, съ какими вы бы чаще желали встречаться. Тапперли, какъ любитель всякаго рода охотъ и конскихъ скачекъ, бывало, каждый вечеръ ездилъ гулять верхомъ; его постоянно можно было видеть у входа въ "Контору конскихъ скачекъ", где онъ записывалъ свое пари, или, отъ нечего делать, такъ себе, ротозейничалъ. Что касается до Григга, то онъ считался корифеемъ всехъ собранiй средняго сословiя, всехъ танцклассовъ и лондонскихъ баловъ, образуемыхъ посредствомъ подписокъ. Чтобъ иметь о немъ понятiе, стоило только побывать въ маскараде Друрилэнскаго Театра и посмотреть на него въ костюме рыцаря Крестовыхъ Походовъ. Не былъ зверемъ и старикъ сэръ Вильямъ Ватчь (товарищъ фирмы Ватчь, Ватчь и Роверъ - манчестерскiе оптовщики), заплатившiй некогда штрафъ въ несколько тысячъ фунтовъ стерлинговъ за открытую въ его доме контрабанду, - Нетъ! въ немъ не было нечего ни грубаго, ни зверскаго. Сэръ Вильямъ Ватчь бывъ добрый, благотворительный, веселый старый джентльменъ, любившiй старый портвейнъ, старыя песни, старыхъ конторщиковъ и привратниковъ; его бумажникъ былъ такъ же открытъ для всехъ, какъ и его сердце. Лактиль, Флюитъ и Комп., жившiе напротивъ Зверя и торговавшiе кисеями и лентами, были кроткiе, обходительные, набожные люди. Но Зверь былъ зверемъ, и въ этомъ нетъ никакой ошибки. Все говорили, что онъ зверь; а что говорили все, то должно быть истиной. Настоящее его имя было Браддльскроггсъ.

Барнардъ Браддльскроггсъ. Онъ быль главою, туловищемъ и хвостомъ фирмы. Къ ней не прибавлялась ни Комп., ни сынъ, ни племянникъ, ни братъ: Б. Браддльскроггсъ тянулось отъ одного косяка дверей до другаго и пристально смотрело на васъ. Его кладовыя были обширны, мрачны и биткомъ набиты товаромъ. Мрачны были и его конторы, находившiяся большею частiю въ подвалахъ и освещаемыя сальными свечами. Онъ любилъ держать своихъ подчиненныхъ въ этихъ вертепахъ, где могъ накидываться на нихъ внезапно и ворчать на нихъ, сколько душе угодно. Въ этихъ подземельяхъ вы ходили, натыкаясь на бледныхъ мужчинъ, разбиравшихъ зонтики и картоны съ разноцветными лентами; на бледныхъ молодыхъ людей въ очкахъ, заносившихъ въ книги шелковыя и шерстяныя матерiи, при свете мерцающихъ и вонючихъ сальныхъ свечей въ ржавыхъ подсвечникахъ. Тутъ небыло ничего общительнаго; конторки стояли по разнымъ угламъ; - конторщики сидели на высокихъ табуреткахъ, прикрываемые стенами бумажныхъ матерiй, тарлатана и барежа. Зверь былъ повсюду. Онъ безпрестанно рыскалъ въ подземельяхъ. Заглядывалъ въ углы и норы. Бранилъ прикащиковъ на лестницахъ, ревелъ на привратниковъ въ мрачныхъ прихожихъ. Его басистый, грубый, хриплый голосъ, втеченiе часовъ, посвященныхъ занятiямъ, непременно раздавался въ какой нибудь части заведенiя, какъ отдаленный гулъ страшнаго землетрясенiя. Его жесткiе, веллингтоновскiе сапоги постоянно скрипели. Связка безчисленнаго множества ключей брянчала при немъ, какъ у тюремщика. Даже самые часы его производили какой-то дикiй шумъ, имеющiй сходство со скрежетаньемъ зубовъ, - какъ будто весь ихъ механизмъ претерпевалъ страшное мученiе. Это былъ зверь - настоящiй зверь.

причесыванью, приглаживанью, и помаженью; съ черными густыми бровями, почти встречавшимися на переносице; съ морщиной, наподобiе конской подковы, на самой переносице; съ колючими бакенбартами, въ роде варенаго конскаго волоса, изрубленнаго на мелкiя части, покрывающими не щеки, а одне только скулы; съ огромными, крепко накрахмаленными воротничками, защищавшими его лицо подобно рогаткамъ, употребляемымъ въ войне противъ кавалерiйскихъ атакъ; съ большими, жесткими, костлявыми руками, запущенными въ карманы; съ огромной печатью и лентою при часахъ, испускающихъ, какъ я уже сказалъ, дикiе звуки, - вотъ, портретъ Барнарда Браддльскроггса. Отъ ушей и до ноздрей у людей подобнаго рода вы всегда увидите коротенькiе, волоса, неподчиняющiеся действiю щипчиковъ; это верные признаки, непоколебимости намеренiй и сильнаго, цветущаго здоровьемъ мужества. У такихъ людей на ходу хрустятъ все составы. У него тоже хрустели.

Богатый, какъ до него былъ богатъ отецъ его, старый Симонъ Браддльскроггсъ, - Барнардъ Браддльскроггсъ не былъ корыстолюбивъ. Никто не зналъ, чтобы онъ подарилъ или далъ въ долгъ неимущему какую нибудь пенни; но своимъ конторщикамъ и вообще служащимъ у него онъ платилъ щедро: эта черта необъяснима въ Звере. Несмотря на то, говорили, что подчиненные ненавидели его наравне съ другими. Онъ былъ щедръ на суровую благостыню: - приводилъ грешниковъ къ покаянiю, подавалъ нищему кусокъ хлеба, давалъ сиротамъ воспитанiе и, въ соразмерномъ количестве, наделялъ ихъ побоями. Онъ выучивалъ мальчиковъ тяжелимъ ремесламъ и помогалъ имъ эмигрировать въ суровые, убiйственные климаты. Онъ былъ членъ какой-то секты самыхъ строгихъ убежденiй, имелъ на нее некоторое влiянiе и до половины выстроилъ на свой счетъ часовню: - но, говорятъ, что немногiе были благодарны и признательны ему за его великодушiе. Такой онъ былъ зверь. Онъ не зналъ, что такое состраданiе.

Онъ подавалъ милостыню, какъ иной швыряетъ собаке мозговую кость. За утайку или воровство, хотя бы это была пенни, онъ жестоко преследовалъ, особенно техъ, кто находился у него въ услуженiи. Это было замечено всеми. Онъ искалъ съ должниковъ посредствомъ суда, не принималъ никакихъ извиненiй отъ несостоятельныхъ и во всехъ банкрутахъ виделъ уголовныхъ преступниковъ. Это всемъ было известно. Купцы, биржевые маклеры и его товарищи уступали ему во всехъ сделкахъ на бирже; его корреспонденты вскрывали его свирепыя письма съ трепещущимъ сердцемъ; его конторщики дрожали передъ нимъ; его служанки проходили мимо его (если только имели столько твердости духа, чтобъ пройти) со страхомъ и трепетомъ. Лакеи въ гостиннице Кокъ, въ улице Триднидль, куда онъ ходилъ ежедневно съесть тарелку супу, горячаго, какъ пламень, - не любили его. Въ клубе своемъ онъ одинъ занималъ крытый балконъ, набиралъ себе груду газетъ, обедалъ одинъ, вино пилъ одинъ, ворчалъ на всехъ одинъ.

Была у Зверя и жена - мистриссъ Браддльскроггсъ; нежная, съ голубыми глазами, маленькая дама изъ Девоншэйра. Она умерла въ раннюю пору жизни. Никто не говорилъ, что ея мужъ билъ ее или морилъ ее голодомъ, или, однимъ словомъ, дурно обходился съ ней - нетъ! этого за нимъ не замечали; но зато онъ запугалъ ее до смерти. Это говорили все. Она ни подъ какимъ видомъ не могла отвести своихъ кроткихъ голубыхъ глазъ отъ ужаснаго мужа, и умерла, боязливо глядя на него. Передъ самой смертью, мистриссъ Браддльскроггсъ подарила мужа сыномъ. Изъ него вышелъ бледный, белокурый, боязливый юноша, съ глазами матери. Зверь обходился съ нимъ (на это все негодовали), отъ самыхъ раннихъ его летъ, съ неизменной строгостью. На пятнадцатомъ году онъ былъ взятъ изъ скучнаго пансiона, где получилъ незавидное коммерческое воспитанiе, въ более скучную контору отца, въ переулке Урсэйнъ. Онъ имелъ особое отделенiе, освещаемое особой сальной свечей.

Конторщикъ и писцы, числомъ двенадцать, обедали и ночевали въ доме Зверя. Они имели мрачную спальню, где-то надъ конюшнями, на задахъ переулка Урсайнъ; обедали они въ грязной комнате наверху того же зданiя, обедали постоянно одни и теже блюда: мясо, баранину и картофель, - и всегда въ довольномъ количестве, потому что Зверь, относительно пищи, не делалъ ограниченiй, что также довольно замечательно въ такомъ Звере. За домашнимъ хозяйствомъ наблюдала ключница - высокая, задумчивая, среднихъ летъ лэди и, какъ должно полагать, жившая некогда въ богатстве. Въ пору молодости, она, надо полагать, была весьма миловидна, но теперь страдала какимъ-то недугомъ, и не редко, отъ обмороковъ, падала съ лестницы, поднимаясь на нее или спускаясь. Когда не на кого было нападать въ своей конторе внизу, Зверь поднимался наверхъ, нападалъ на мистриссъ Плимметсъ и грозилъ ей увольненiемъ отъ должности и голодной смертью, какъ неизбежнымъ результатомъ увольненiя. Конторскiя занятiя кончались въ восемь часовъ вечера; отъ этого часа и до десяти, писцамъ дозволялось итти куда хотели, но удаленiе отъ должности и изгнанiе изъ дому было неизменнымъ следствiемъ минутной непунктуальности въ возвращенiи домой. Привратники ночевали вне дома и писцы смотрели на нихъ, какъ на существа превосходнейшiя, какъ на людей необъятной опытности и знанiя жизни - на людей, которые могли участвовать въ оргiяхъ далеко за полночь, на людей, которые могли оставаться въ галлереяхъ театровъ до окончанiя спектакля.

и Джона Симкокса, конторщика, занимавшагося исключительно письмоводствомъ,

Симкоксъ назывался просто Симкоксъ въ кругу товарищей; - мистеръ Симкоксъ - между привратниками и швейцарами; - Джонъ Симкоксъ - между друзьями въ трактире "Адмиралъ Бенбоу", близь Кэмбервисскихъ воротъ; - "эй! ты, Симкоксъ!" - его неугомоннымъ, вечно недовольнымъ, бранчивымъ хозяиномъ. Седовласый, улыбающiйся, краснолицый простакъ былъ этотъ Симкоксъ, доброй души, недальняго ума, любезнаго характера, доверчивой натуры, нерешительный въ предпрiятiяхъ, веселый малый въ дружескомъ кругу. Ему было пятьдесятъ летъ по возрасту и пятнадцать по уму. Некогда онъ былъ на вершине лестницы человеческаго благоденствiя - былъ богатымъ человекомъ, по наследству отъ родителей, имелъ экипажъ, лошадей и земли; но слетевъ съ этой лестницы (а это случилось на двадцать шестомъ году его жизни), - слетевъ весьма быстро и до самаго низу, онъ уже не былъ въ состоянiи подняться на нее. Простофиля передъ всякимъ посредственнымъ плутомъ; жертва замысловатыхъ проектовъ; отличный математикъ, но совершенно неумевшiй двухъ сложить съ двумя въ смысле практическомъ; не имея твердости характера даже на столько, чтобъ быть своимъ собственнымъ врагомъ, онъ всегда находилъ множество друзой, готовыхъ сделаться его врагами при первой необходимости. Совсемъ иное дело, еслибъ онъ держался по дальше отъ подобныхъ друзей: тогда, быть можетъ, изъ него вышелъ бы путный человекъ. Онъ не промоталъ бы своихъ денегъ, еслибъ, ради ихъ, его не обманывали; онъ не сталъ бы напиваться пьянымъ самъ, но позволилъ бы напоить себя съ очаровательной готовностью и равнодушiемъ. Въ мiре есть много Симкоксовъ, и много негодяевъ, готовыхъ обобрать Симкоксовъ до ниточки; и хотя я охотно отправилъ бы всехъ такихъ негодяевъ на виселицу, но мне бы не хотелось, чтобъ перевелась порода Симкоксовъ.

Джонъ Симкоксъ получалъ жалованья сто двадцать фунтовъ стерлинговъ въ годъ. Еслибъ мы писали вымыслы, вместо серьёзной (хотя несколько замаскированной) истины, я бы представилъ его вамъ, какъ жертву злополучiя, съ полсотнею совереновъ годоваго дохода. Но зачемъ же? - Симкоксъ получалъ ежегодно сто двадцать золотыхъ, - ибо Зверь, въ отношенiи жалованья, не позволялъ себе делать вычеты: а это, опять таки скажу, довольно замечательно въ подобномъ звере. Сто двадцать золотыхъ совереновъ получалъ Джонъ Симкоксъ; но они приносили ему столько же выгоды и пользы, сколько принесли бы сто двадцать пенни. Когда человекъ долженъ заплатить за квартиру двадцать семь фунтовъ, - фунтовъ шестьдесятъ долженъ снести къ "Адмиралу Бенбоу", - десять фунтовъ обещалъ дать въ долгъ (и дастъ) своему прiятелю, да самъ занялъ пять фунтовъ у другаго прiятеля, и намеренъ заплатить ихъ; когда, кроме этого, онъ долженъ заплатить по маленькому счету мяснику, по маленькому счету зеленщику и портному, то не трудно представить, въ какомъ затрудненiи долженъ находиться подобный человекъ, стараясь удовлетворить все требованiя изъ маленькаго капитала. Но когда распорядителемъ капитала случится быть человеку, какимъ былъ Симкоксъ, - человеку безъ всякой воли надъ самимъ собою или надъ своими деньгами, - вамъ не трудно будетъ убедиться, что конецъ каждой четверти года для Симкокса былъ гораздо хуже и тяжелее начала.

Нисколько также не удивитъ васъ, что продажа мёбели въ маленькомъ доме Симкокса по террасе Карилэйнъ, въ Кэмбервелле, была событiемъ, часто повторяемымъ, и, следовательно, весьма обыкновеннымъ, что въ местномъ суде его знали такъ же хорошо, какъ и судью, что понужденiя къ уплате долга всегда приходили въ надлежащее время, но долгъ никогда не уплачивался. Однакожъ, кредиторы никогда его не арестовали. Они знали, что чрезъ это онъ лишился бы места. Такимъ образомъ, беднякъ продолжалъ существовать на беломъ свете отъ одной недели до другой, отъ месяца до другаго месяца, занимая деньжонки то въ одномъ месте, то въ другомъ, отнимая у Петра, чтобъ расплатиться съ Павломъ, - короче, житейскiя дела Симкокса никогда не поправлялись; - никогда не выходилъ онъ изъ затруднительнаго положенiя. Не смотря на то, онъ продолжалъ курить, выпивать стаканы грогу, распевать песни, - все это у "Адмирала Бенбоу", и песни его всегда сопровождались громкомъ рукоплесканiемъ.

Я нисколько не думаю, что общественное положенiе Симкокса улучшилось женитьбой (въ раннiй перiодъ его жизни, и на девице прямо изъ пансiона миссъ Джимпъ, въ Гаммерсмите) на молоденькой лэди, превосходно усвоившей въ пансiоне два полезныя и выгодныя искусства: шить по канве и рисовать гвашью; въ хозяйстве же и въ обязанностяхъ хозяйки ровно ничего не смыслившей. Когда Симкоксъ промоталъ все денежки, а это онъ сделалъ съ изумительной быстротой, - мистриссъ Симкоксъ, увидевъ себя съ тремя дочерьми нежнаго возраста и раззореннымъ мужемъ, прибегнула къ потокамъ слезъ; потомъ перенесла кризизъ нервной горячки, и, въ заключенiе, перешла къ постояннымъ недугамъ, папильотками и страшному неряшеству.

размеровъ, прекрасную талiю, весьма большiе черные глаза, весьма длинные черные локоны, которыми не мало гордилась, и носъ похожiй... на чтобы вамъ сказать?... на горбъ. Аптекарскiе помощники посвящали ей акростихи, а одинъ молодой человекъ изъ книжной давки былъ, какъ полагали, влюбленъ въ нее до безумiя. Елена, дочь нумеръ второй, двадцати летъ, была также высокаго роста, также имела черные глаза, черные локоны и белыя роскошныя плечи, была предметомъ обожанiя аптекарей и Лаурой Петрарки въ магазинахъ модныхъ товаровъ. Въ Кэмбервельской области, эти две барышни были признаны и утверждены красавицами во всехъ отношенiяхъ. Оне одевались въ матерiи яркихъ и самыхъ пестрыхъ цветовъ; на нихъ всегда были миленькiя шляпки; лайковыя перчатки плотно обтягивали ручки, а щегольскiя козловыя ботинки - ножки. Ихъ субботнее появленiе въ приходскую церковь всегда производило сильное впечатленiе. Помощникъ аптекаря всегда цаловалъ руку свою, когда сестрицы проходили мимо его; молодой человекъ изъ книжной лавки отрывался отъ молитвенника и тяжело вздыхалъ; молоденькiя лэди завидовали и распускали невыгодные слухи, молодые джентльмены восхищались и въ душе желали обладать такимъ сокровищемъ на всю свою жизнь; между темъ, миссъ Маделэйнъ, съ наступившимъ днемъ ея рожденiя, исполнилось двадцать-три, и миссъ Елене двадцать-одинъ годъ, а никто изъ обожателей не высказался определительно; никто не сказалъ: "я имею сто фунтовъ стерлинговъ въ годъ и надежды на приращенiе этого дохода; возьмите его вместе съ моимъ сердцемъ и рукой." Правда, старикъ Моггерсъ, портной, прiятель, кредиторъ и веселый товарищъ Симкокса, намекалъ за пуншемъ, у "Адмирала Бенбоу", на готовность жениться на которой либо изъ барышень, но его супружескiя предложенiя обыкновенно изчезали вместе съ темъ, какъ изчезало его опьяненiе; къ тому же, его считали за безнравственнаго старика, преданнаго пьянству и табаку во всехъ видахъ его употребленiя. Кроме того, носилась молва, что онъ имелъ уже двухъ женъ, мнимыхъ и проживавшихъ въ различныхъ частяхъ государства.

А дочь, нумеръ третiй, - неужели вы полагаете, что я забылъ ее? О, нетъ! Ни подъ какимъ видомъ. Верно она была красавица? Нетъ. Въ мненiи Кэмбервельскаго прекраснаго пола и помощника аптекаря, она не была красавицей. У нея были черные глаза, но безъ блеска. У нея были черные волосы, но они не завивались въ роскошные локоны. Она была обыкновенная девочка, "такъ себе, маленькая штучка" согласно Камбервельскому мненiю; на глаза аптекарскаго помощника "въ ней ничего не было хорошаго."

Сандрильоны. Нельзя сказать, что она сидела какъ Сандрильона, въ углу у камина, въ золе и угольяхъ; но зато, она разводила огонь, наблюдала за нимъ, стряпала, и во всехъ другихъ отношенiяхъ была покорной и усердной слугой своихъ образованныхъ сестрицъ. Нельзя сказать и того, что она ходила въ лохмотьяхъ, но она бегала по дому и по улицамъ въ ветхомъ, коричневаго цвета, мериносовомъ платьице, изъ котораго давнымъ давно выросла, въ плачевнаго вида пуховой шляпке и полинялой шерстяной шали, по наружности занимавшей средину между тряпкой, которою стираютъ пыль, и носовымъ платкомъ, отслужившимъ свой терминъ. Какъ ребенка, ее наказывали за то, въ чемъ она была невиновата, и вдвойне наказывали за то, въ чемъ была виновата. Какъ взрослая девочка, она употреблялась на посылки, приносила пиво, разводила огонь (какъ я уже сказалъ), читала сантиментальные романы мамаше, когда последняя нежилась на софе, и аккомпанировала сестрамъ на фортепьяно, когда оне повторяли те восхитительные романсы и дуэты, отъ которыхъ приходило въ восторгъ все Кэмбервельское общество.

ума, чемъ въ головахъ обеихъ старшихъ сестеръ (и въ голове ихъ матери въ добавокъ, думалъ добрякъ, въ этомъ я даю честное слово, хотя Симкоксъ и не осмеливался высказывать этой мысли). Онъ называлъ ее своей милочкой, своимъ маленькимъ менторомъ, своей услужливой, терпеливой Бетсинетси и другими довольно глупыми именами, выражавшими, впрочемъ, ласку и любовь. Да и чего же лучшаго можно ожидать отъ красноносаго конторщика, который каждый вечеръ подпивалъ у "Адмирала Бенбоу"! Безпредельно покорный жене своей во многихъ случаяхъ, онъ часто решался, во время малолетства Бесси, возражать своей половине относительно числа ударовъ розгами, назначенныхъ младшей дочери за детскiе проступки; и, однажды, даже осмелился показать свою власть, когда его супруга распорядилась было совершить наказанiе за вину, въ которой ребенокъ вовсе не былъ виноватъ, - онъ решился показать свою власть "освобожденiемъ обвиняемой отъ наказанiя." Такимъ образомъ, съ теченiемъ времени, дружба между этой заброшенной и пренебрегаемой девочкой и ея отцемъ сделалась столь тесною, что противъ нея никто изъ семейства не смелъ возражать. Бесси пользовалась уваженiемъ даже въ томъ низкомъ обществе, до котораго Симкоксу угодно было низойти. Ей дозволялось снимать съ отца грязные сапоги, приготовлять ему обедъ, набивать трубки, делать грогъ, когда онъ имелъ расположенiе пуншевать дома, и приводить его пьяненькаго отъ "Адмирала Бенбоу" домой, когда пуншеванье совершалось вне дома. Въ последнее время ей даже вменили въ обязанность приводить папа своего изъ переулка Урсэйнъ въ роковой день полученья жалованья; и безропотная, усердная помощь Бесси часто сохраняла стараго и слабаго Симкокса отъ многихъ мрачныхъ и опасныхъ ловушекъ. На улице, у входа въ таверны, дитя терпеливо дожидалось той минуты, когда ея папа подготовится и выйдетъ къ ней; нежно, но решительно, она устраняла его отъ шумныхъ гулякъ, его товарищей, или, встретивъ ихъ и отведя въ сторону, страстно и со слезами умоляла не поить ея папа. Некоторые изъ безпутныхъ людей, съ которыми она приводима была въ такое странное соприкосновенiе, совершенно покорялись ея безъискуственнымъ взглядамъ и словамъ. Джэкъ Флуксъ, первоначально служившiй на бирже, а теперь преимущественно въ трактирныхъ буфетахъ, самый распутный, расточительный и безпечный изъ товарищей Симкокса, прекратилъ попойки съ отцомъ Бесси на целую неделю, и возвратилъ ей, частнымъ и таинственнымъ образомъ, две полкроны, которыя онъ занялъ у Симкокса! Этотъ дочернiй надзоръ найденъ былъ и прочими членами семейства столь полезнымъ, что обязанность Бесси приводитъ домой отца въ дни полученiя жалованья постепенно распространялась и сделалась еженедельною, а потомъ и ежедневною. Интересно было видеть эту девочку, когда она, въ истасканной пуховой шляпке и полинялой шали, съ кроткимъ, светлымъ и добрымъ лицомъ, приходила къ тремъ четвертямъ восьмаго на уголъ улицы Тэймзъ и переулка Урсайнъ и тамъ терпеливо ждала окончанiя отцовскихъ занятiй. Въ этомъ квартале она сделалась почти также известна, какъ и церковь Сентъ Никласъ Бернардъ, или какъ знаменитая помпа. Артельщики съ пристани сэръ Джонъ Пигга, проходя мимо, кланялись ей; величавый староста прихода Сентъ Никласъ ласково разговаривалъ съ ней; все конторщики Браддльскроггса знали ее, кивали ей головой, улыбались ей, и между собою выражали взаимное мненiе относительно того, какой зверь былъ Браддльскроггсъ, что не приглашалъ девочку въ комнату отдохнуть немного и зимой погреться у камина. Разсыльный мальчикъ изъ погреба "Медведь и всякая-всячина", во время вечернихъ своихъ похожденiй, съ кружками вечерняго пива, влюбился по уши въ эту нежную и преданную дочь, и готовъ былъ предложить ей, еслибъ только смелъ, подкрепленiе, изъ всехъ кружекъ по немножку. Мало-того, даже самъ величественный, богатый мистеръ Дромъ, оптовый овощенный продавецъ и поставщикъ провизiи, который, запустивъ руки въ карманы, по целымъ днямъ стоялъ надъ подъемнымъ краномъ своей кладовой, точь-въ-точь, какъ заплечный мастеръ Вестъ-Индскаго произведенiя, - даже и мистеръ Дромъ обращался къ ней, изъ глубины своего двойнаго подбородка, съ приветливыми и благосклонными речами, подчивалъ ее фигами, упрашивалъ войти въ кладовую, пропитанную запахомъ сахарнаго песку, и отдохнуть на бочкахъ солонины, приготовленной для кораблей.

Когда Зверь переулка Урсэйнъ встречалъ Бесси Симкоксъ, то, или бросалъ на нее зверскiй взглядъ, или раскланивался съ ней съ саркастической улыбкой и спрашивалъ: въ какомъ погребе намеренъ ея батюшка провести вечеръ и напиться? и успелъ ли онъ научить ее пить джинъ? Иногда, зверскимъ своимъ голосомъ, онъ выражалъ решимость не подпускать къ дому своему девчонокъ; иногда говорилъ ей, что ей немного разъ удастся приходить къ его дому, потому что онъ решился прогнать отъ себя "эту пьяную старую собаку". - Чаще всего, однако же, онъ проходилъ, бросивъ на нее одинъ только зверскiй взглядъ, или только громко прозвонивъ ключами и серебряными деньгами въ кармане. Девушка дрожала отъ страха, завидевъ его издали, и, когда онъ обращался къ ней съ зверскими словами, Бесси, прислонясь къ помпе, начинала плакать, при чемъ одинъ изъ угловъ полинялой шали безпрестанно приводился въ действiе. Что же касается до Вильяма Браддльскроггса, юноши съ голубыми глазами и белокурыми волосами, то, при встрече съ Бесси, лицо его покрывалось стыдливымъ румянцомъ, и онъ осмеливался обратить ея вниманiе на прекрасный вечеръ. Въ этомъ явномъ преступленiи его нередко уличалъ отецъ, и свирепо увлекалъ въ кладовыя.

-- Сегодня, моя милая Бесси, я получилъ жалованье, заметилъ Джонъ Симкоксъ своей дочери, вечеромъ двадцать-восьмаго марта: - и мне бы хотелось, дитя мое, выпить кружечку элю.

Было около половины девятаго; когда Бесси и ея папа пробирались по длинной улице, известной подъ названiемъ "Новой Кентской Дороги". Въ этой улице находится, какъ вамъ известно, заведенiе, подъ вывеской "Шампанскiй эль". Подъ эту-то заманчивую вывеску и зашелъ Джонъ Симкоксъ, оставивъ свою Бесси на улице, съ пятнадцатью фунтами стерлинговъ - остаткомъ его жалованья. Ночь была темная и дождь виселъ за волоске. Наконецъ онъ пошелъ крупными каплями; а между темъ Джонъ обещалъ пробыть недолго.

Зачемъ же мне разсказывать "in extenso" повесть, унижающую достоинство человека, - разсказывать о томъ, какъ Джонъ Симкоксъ напился пьянъ въ тотъ вечеръ; - о томъ, какъ онъ принудилъ дочь свою отдать ему изъ жалованья все до последняго шиллинга; - о томъ, какъ, после величайшихъ усилiй и хлопотъ, онъ приведенъ былъ, наконецъ, къ уличной двери своего дома, где внезапно бросился за бежавшимъ мимо его дома человекомъ, и изчезъ? - О томъ, какъ его дочь бродила по улицамъ, подъ проливнымъ дождемъ, и рыдая, отъискивала своего отца; - о томъ, какъ въ два часа ночи, къ маленькому домику въ Кэмбервелле, подошелъ весьма мокрый полицейскiй сторожъ, плачущая, дрожащая, промоченная до костей девушка, на которую полицейскiй изъ жалости набросилъ свой клеенчатый плащъ, и пьяный мужчина, безъ гроша денегъ въ кармане, безъ шляпы, съ головы до ногъ въ грязи, въ самомъ жалкомъ, позорномъ, отвратительномъ виде? - Изъ сожаленiя къ нему, опустимте занавесъ.

въ некоторой степени, страшное зрелище. Гневъ овцы доходитъ иногда до бешенства. Однакожъ, этой исправительной мере не суждено было исполниться: во-первыхъ, тому воспрепятствовалъ полицейскiй, а во-вторыхъ, сама Бесси, мокрая, усталая и печальная, сначала упала въ обморокъ, а на другой день обморокъ этотъ перешелъ въ сильную горячку.

Въ этой горячке она пролежала три долгiя недели. Пролежала и еще три долгiя недели въ плачевно-томительномъ состоянiи выздоровленiя. Барышники пронюхали это обстоятельство, и вскоре въ ихъ руки перешелъ коверъ, украшавшiй гостинную. Въ доме не было никакихъ средствъ къ доставленiю больной малейшаго комфорта; не было ни бульона, ни цыплятъ, изъ которыхъ можно бы сделать бульонъ, ни саго, ни портвейна, словомъ, ничего, способствующаго къ подкрепленiю силъ.

Впрочемъ, нетъ! позвольте, - виноватъ! За больной ухаживало много докторовъ, и не было ни малейшаго недостатка въ лекарствахъ. Соседнiе аптекари, аптекарскiе помощники и вольнопрактикующiе медики оказывали особенное вниманiе къ семейству Симкокса вообще, и къ младшей больной дочери въ особенности. Никто изъ нихъ, деньгами, не пожертвовалъ пенни; за то все были щедры и усердны на вниманiе. Добродушный мистеръ Сфунъ прислалъ целую коробку хинина. Молодой Туккстъ, только что кончившiй курсъ медицины, предложилъ для Бесси все свои услуги. Онъ готовъ былъ разрезать ее на части, лишь бы только это средство послужило ей въ пользу. Изъ Кэмбервельской Рощи прiехалъ знаменитый докторъ Бибби, въ собственной карете, съ собственнымъ лакеемъ, съ черной шерстяной витушкой на плече; онъ величественно назначилъ перемену воздуха и, для подкрепленiя силъ, красный портвейнъ. Величественный человекъ былъ этотъ докторъ Бибби! Видный собой, дородный, въ звучнымъ голосомъ, и богатый. Его сапоги постоянно скрипели, ресоры его кареты постоянно хлябали, - оставляя больную, онъ оставилъ на каминной полке золотую монету.

После этого визита, въ маленькомъ доме въ Кэмбервелле появились некоторые необходимые предметы. Кроме того, при больной находилась особаго рода сиделка, деятельная, преданная, терпеливая, ласковая, нежная. Не мистриссъ Симкоксъ, которая продолжала лежать на диване, то читая сантиментальные романы, то оплакивая семейныя обстоятельства; и не миссъ Симкоксъ старшая и средняя, которыя, хотя и прислуживали сестре, но делали это брюзгливо и съ ворчаньемъ, единодушно утверждая, что сестра ихъ на самомъ деле не такъ больна, какъ думаютъ другiе. У этой няньки былъ красный носъ и дрожащiя руки. Это былъ самъ Джонъ Симкоксъ. Онъ возвращался теперь изъ Сити ранее обыкновеннаго, и уже не заходилъ на перепутье въ заведенiе "Шампанскаго эля". Уже семь недель, какъ онъ не былъ у "Адмирала Бенбоу". Онъ сиделъ у изголовья дочери, читалъ ей, носилъ ее на рукахъ, какъ ребенка; - плакалъ и сокрушался о томъ, что былъ виновникомъ ея страданiй; обещалъ, намеревался исправиться, и молилъ Небо помочь ему исполнить это намеренiе.

Но что значили попеченiя докторовъ, коробка хинина и соверенъ на каминной полке? - Ровно ничего; или все равно, что капли въ мутномъ океане затруднительныхъ обстоятельствъ Симкокса. Соверена недостаточно было, чтобъ отправить Бесси въ Мальвернъ или Вентноръ; хининъ не могъ доставить ей портвейна и перемены воздуха. Джонъ Симкоксъ приходилъ въ отчаянiе. Денегъ негде было взять, нечего было заложить ростовщику, - не предвиделось получить ихъ раньше жалованья, - а до той поры долженъ пройти еще целый месяцъ. Не попытаться ли занять небольшую сумму отъ самаго Зверя - отъ ужаснаго Браддльскроггса? Не предложить ли ему двести процентовъ; не упасть ли передъ нимъ на колена, не написать ли къ нему просительное письмо? Не написать ли?

будетъ заплатить тяжелые проценты, - но ничего! - спасибо, что дали. Мистриссъ Симкоксъ предстояло свозить Бесси въ Вентноръ недели на две или на три. День жалованья приближался. Семейство Симкокса замечало отъ времени до времени, что улыбка на лице отца была одной только маской, и что подъ ней скрывался озабоченный, печальный и, въ некоторой степени, страшный видъ; - вероятно, его тревожила уплата процентовъ за десять фунтовъ. Мистриссъ Симкоксъ была въ восторге отъ предстоящей поездки; бедная Бесси улыбалась и благодарила папа; старшiя сестрицы Бесси питали въ душе убежденiе, что поездка на взморье въ тысячу разъ необходимее для нихъ, нежели для бледной и ни на что негодной Бесси; поездка эта освежила бы ихъ красоту; - и потому сестрицы легли спать въ страшномъ негодованiи.

Маленькая больная и ея родительница отправились на островъ Вайтъ въ Британскiй каналъ, и въ приморскiе города Гемшэйрскаго графства. Бесси собирала раковины и морской тростникъ, покупала картинки изъ разноцветнаго песку и песочные часы, каталась на ослахъ при Кэрнсброкскомъ замке, восхищалась минiатюрной церковью св. Лауренса и любовалась молодыми дэнди, членами Яхтъ-Клуба, - между темъ, какъ ея бледное личико, съ каждымъ днемъ, становилось розовее и въ ея черныхъ глазкахъ, съ каждымъ днемъ, заметнее разгорались искры. Ея мамаша, по обыкновенiю, лежала на-диване, поглощая запасъ сантиментальныхъ романовъ вентнорской библiотеки для чтенiя и разнообразя это домашнее занятiе прогулкой въ коляске, или награжденiемъ любезностями милую Бесси. Парочка эта возвратилась въ Лондонъ, въ Кэмбервельскiй домикъ, за неделю до дня жалованья. Безпорядочный Симкоксъ, во время ихъ отсутствiя, держалъ себя, можно сказать, примерно; но старшiя дочери не могли не заметить, что онъ былъ молчаливъ, скрытенъ и чемъ-то озабоченъ. Вероятно, причиной всему этому были тяжелые проценты, которые ему предстояло заплатить за десять фунтовъ стерлинговъ, занятыхъ имъ у старшаго конторщика.

Дня за три до полученiя жалованья, въ четверть девятаго вечера, Бесси Симкоксъ поджидала своего родителя. Она была доверчива, весела и исполнена радостныхъ надеждъ: она благодарила Бога за свою болезнь и за перемену, которую эта болезнь произвела въ ея неоцененномъ отце. Было безъ четверти восемь знойнаго летняго вечера. Она следила глазами за зонарщикомъ, который, съ маленькой лестницей и потайнымъ фонарикомъ, переходилъ отъ одного фонарнаго столба къ другому, какъ вдругъ ее окликнулъ одинъ изъ привратниковъ мистера Браддльскроггса. Это былъ безобразный, отвратительный мужчина, въ отвратительной меховой шапке (какую обыкновенно носятъ привратники и шкипера, занимающiеся перевозкою каменнаго угля), - мущина, который никогда до этого не кланялся ей и не разговаривалъ съ нею. Бесси задрожала всемъ теломъ, когда Джонъ Мэлинджеръ (фаворитъ Зверя, - если только Зверь могъ иметь къ кому нибудь расположенiе - и, какъ полагали, привратникъ, который пришелся ему по душе) - обратился къ ней:

-- Эй! - сказалъ Джонъ: - васъ требуютъ...

-- Меня... требуютъ? Куда? Кто? - пробормотала Бесси.

Бесси пошла за привратникомъ, продолжая дрожать всемъ теломъ. Привратникъ шелъ впереди ее, представляя собою воплощеннаго духа несчастiя. Онъ провелъ ее изъ одной мрачной кладовой въ другую, изъ одной конторы въ другую, где сидели конторщики и писцы, безмолвные и унылые. Наконецъ, онъ ввелъ ее въ грязную комнату, тускло освещенную отененной лампой. Въ этомъ склепе лежали груды грязныхъ бумагъ - и, еще грязнее, груды кассовыхъ книгъ; - на крючкахъ, вколоченныхъ въ стены, висели большiя кипы записокъ и счетовъ; по средине комнаты на полу стоялъ огромный железный сундукъ, бросавшiй отъ себя чудовищныя тени на стены и на трехъ безмолвныхъ мужчинъ.

То есть:

На Джона Симкокса, бледнаго, дрожащаго и съ безумно-блуждающими взглядами.

На Зверя, который, какъ и всегда, казался настоящимъ зверемъ.

было множествомъ морщинъ и складокъ, и потомъ вдругъ оцепенело; въ сапогахъ весьма страннаго покроя, въ коричневыхъ нитяныхъ перчаткахъ, и съ такою осанкою, которая немедленно утверждала въ васъ убежденiе, что если бы вы ударили во немъ кузнечнымъ молотомъ, то его тело не издало бы глухаго, невнятнаго, "мясистаго" звука, но прозвенело бы громко и резко, какъ металлическая вещь.

Зверь, запустивъ руки въ карманы, стоялъ, прислонясь къ высокой конторке на жиденькихъ ножкахъ. Стоялъ также и Симкоксъ, въ углу. Стоялъ также, не то чтобы нигде, но где-то и какъ-то, и около Симкокса, и въ особенности около дверей и железнаго сундука, въ которомъ, повидимому, онъ принималъ живейшее участiе, - высокiй мужчина, въ сапогахъ страннаго покроя.

-- Подойди сюда, моя милая, сказалъ скрипучимъ голосомъ Барнардъ Браддльскроггсъ - Зверь.

"Моя милая" подошла къ столу, куда ей было предложено. Она слышала скрипучiй голосъ, но еще внятнее слышала бiенiе своего сердца; - громче всего она слышала свой вопiющiй внутреннiй голосъ, что ея папа занялъ десять фунтовъ, что ему нужно заплатить большiе проценты, и что день полученiя жалованья приближался быстро.

-- Имя вотъ этого господина - Лорчаръ, - продолжалъ Зверь.

-- Онъ офицеръ.

Офицеръ - чего? - Милицiонной пехоты; вольно-наемной кавалерiи; батальонный офицеръ Миддльсекскаго Шерифа, или Офицеръ таможенный? - Ничего этого не было сказано; но Бесси въ одинъ моментъ узнала, какого рода этотъ офицеръ. Она могла бы узнать его съ перваго раза по сапогамъ особеннаго покроя, - по сапогамъ, какихъ не можетъ носить никакой офицеръ, никакой мужчина, никакая женщина. Но ей говорило ея сердце. Оно говорило очень внятно:

-- Это полицейскiй офицеръ, и онъ пришелъ взять твоего отца подъ стражу.

Въ одинъ моментъ было высказано все. О Бесси, Бесси! - Десять фунтовъ стерлинговъ, взятые въ долгъ у старшаго конторщика, и за которые бы следовало заплатить большiе проценты, - эти десять фунтовъ были вынуты изъ кассоваго сундука.

неумолимъ; Лорчаръ, полицейскiй офицеръ, явился сюда, чтобъ взять его подъ стражу за воровство.

-- Ты дочь этого человека, сказалъ Зверь: - ты должна итти домой безъ него. Ты скажешь его жене и прочему семейству, что я посадилъ его въ тюрьму и отправлю его въ ссылку за воровство.

-- За воровство! о, нетъ, сэръ! вскричалъ бедный Симкоксъ изъ угла. - Передъ Богомъ - это неправда! Я только....

-- Молчать! - проревелъ Зверь: - я отдамъ тебя подъ судъ, я сошлю тебя въ ссылку, я повешу тебя. - Чортъ возьми! я тебя переделаю. - Девочка, продолжалъ онъ, обращаясь къ Бесси: или домой. Или нетъ... постой! Я пошлю съ тобой конторщика, осмотреть не найдется ли у васъ моихъ товаровъ. Я уверенъ, что у васъ ихъ много, и вы, пожалуй, сегодня же ночью сбудете ихъ. Что небось! - не нравится! Да; я прикажу сделать обыскъ въ вашемъ доме. Я васъ всехъ - въ тюрьму...I всехъ въ ссылку. Эй! кто тамъ есть? - поди съ этой девчонкой въ Кэмбервелль. Лорчаръ, - возьмите этого бездельника!

Что оставалось делать бедной Бесеи? - Что могла она сделать, кроме того, какъ только броситься на колена, и припасть къ жесткимъ, негибкимъ коленамъ, стоявшимъ противъ нее? Что должна была она сделать, какъ только среди рыданiй, прерывавшихъ ея слова, сказать, что виной всему этому она одна; что ея отецъ собственно для нее взялъ деньги, что они истрачены были на ея излеченiе. Она могла только умолять Зверя именемъ неба, изъ любви къ небу, изъ любви къ родному сыну, изъ любви къ покойнымъ родителямъ, пощадить предметъ его гнева, посадить въ тюрьму не его, но ее, отнять у нихъ все, что имеютъ, оказать имъ милосердiе, которое, какъ она надеялась, будетъ ему оказано на небе.

но страстную мольбу. Въ лице Зверя ни одинъ мускулъ не пошевелился; - но, говорятъ, что мастеръ Лорчаръ, поскрипевъ несколько секундъ своими сапогами особеннаго покроя, отвернулся въ более густую тень железнаго сундука и высморкалъ носъ.

-- Лорчаръ, заметилъ Зверь: - повремените минуту, прежде, чемъ я отдамъ этого человека подъ стражу.

Мистеръ Лорчаръ раболепно поклонился, и, считая себя временно освобожденнымъ отъ надзора за пленникомъ, устремилъ всю силу своихъ созерцательныхъ способностей на железный сундукъ, въ которомъ, повидимому, онъ похоронилъ себя.

-- Подите сюда! - вскричалъ Зверь, обращаясь къ отцу и дочери. Онъ ввелъ ихъ въ другой склепъ, въ роде большаго шкафа, заваленнаго книгами и бумагами, и где стоялъ чудовищный прессъ для копированья писемъ, казавшiйся орудiемъ пытки въ подземельяхъ инквизицiи.

-- Я пощажу твоего отца, - и оставлю его на прежнемъ месте, - продолжалъ Зверь, не вынимая рукъ изъ кармановъ и не изменяя даже голоса: - но только на одномъ условiи, и только на одномъ. Моя ключница стара и слепа; я скоро долженъ отказать ей и отправить въ богадельню - это скажетъ вамъ всякiй. Въ короткiй промежутокъ времени, который ей остается провести у меня, она будетъ иметь возможность научить тебя домохозяйству. Ты будешь заниматься хозяйствомъ въ этомъ доме, и не должна оставлять его, кроме одного раза втеченiе шести недель, и то не более, какъ на шесть часовъ. Всякаго рода свиданiя и сношенiя съ твоими родными, кроме даруемыхъ часовъ свободы, я строго воспрещаю. Ты будешь получать жалованья по двадцати фунтовъ въ годъ, половина которыхъ можетъ итти на увеличенiе жалованья твоего отца. Въ тоже время, я вытребую отъ него письменный документъ, что онъ укралъ мои деньги; такъ что, если ты вздумаешь оставить мою службу раньше срока, то, съ помощiю этого документа, я представлю отца твоего въ судъ, и посажу его въ тюрьму. Решай же проворней - полицейскiй офицеръ ужъ давно дожидаетъ.

и не иметь возможности прибежать къ нему и обнять его! - Условiе тяжелое, жестокое; но чего бы не сделала Бесси, на что бы она не согласилась, лишь бы только спасти отца отъ гибели, позора и тюрьмы. Она отдала бы за него свою жизнь, она бы съ радостiю согласилась никогда не видеться съ нимъ - до дня суднаго, когда мы встретимся, чтобъ никогда не разлучаться. Бесси согласилась. Мистеръ Лорчаръ, после таинственнаго объясненiя, былъ отпущенъ. Зверь предался своей обычной молчаливости; Бесси повела домой своего, убитаго горемъ, любимаго отца. Они прошли чрезъ длинный рядъ мрачныхъ кладовыхъ, - конторщики шептались и бросали другъ на друга многозначительные взгляды, когда отецъ и дочь проходили мимо ихъ.

Гардеробъ Бесси не былъ до такой степени великъ и сложенъ, чтобъ для укладки его потребовалось много времени. Въ несколько минутъ, онъ былъ уложенъ въ весьма небольшой, обшмыганный, черный сундучокъ, обитый медными гвоздиками, изъ которыхъ значительнаго количества недоставало. Этотъ сундучекъ, вместе съ Бесси, прибылъ, къ девяти часамъ следующаго утра, на Чипсэйдскiй уголъ переулка Урсайнъ, где ожидалъ изъ одинъ изъ привратниковъ мистера Браддльскроггса; онъ провелъ Бесси и принесъ сундучокъ въ мрачный манчестерскiй торговый домъ, занимаемый Зверемъ переулка Урсайнъ.

И здесь, въ верхнемъ этаже этого печальнаго зданiя, жила втеченiе двухъ долгихъ летъ, Бесси Симкоксъ. Въ назначенные перiоды, она виделась съ родными, и потомъ возвращалась въ свое заточенiе. Она разрезывала мясо и баранину для голодныхъ конторщиковъ, чинила ихъ белье, выдавала свечи и разсчитывала прачекъ. Старинная, весьма старинная сказка о Красавице и Звере повторилась въ действительности въ переулке Урсайнъ. Въ этой мрачной и унылой темнице, изъ Бесси образовалась красавица; - а Зверь по прежнему былъ зверемъ. Красавица не обитала въ волшебномъ дворце; ее не окружали ни розовые кусты, ни сады, наполненные благоуханiемъ; за столомъ ей не прислуживали невидимыя руки. Ее окружала грубая, суровая действительность. Она имела дело съ повелительнымъ, угрюмымъ, жестокосердымъ господиномъ. Все это знали. Бесси обходилась съ нимъ, какъ обходилась со всякимъ. Она переносила его грубости кротко, нежно, терпеливо. Она старалась прiобресть его расположенiе, его уваженiе. Она прiобрела и то и другое, и сверхъ того прiобрела его любовь.

Да, его любовь! Не пугайтесь, однакожъ: Зверь никогда не превращался въ принца Азора. Онъ никогда не лежалъ въ розовыхъ кустахъ, умирая отъ любви, и грозя умереть, если красавица не выдетъ за него замужъ. Но черезъ два года, - когда условiе ихъ кончилось, и когда выполненiе условiя доставило ему и время и возможность узнать Бесси лучше, - онъ упрашивалъ Бесси оставаться при немъ въ прежнемъ качестве, предлагая ей щедрое вознагражденiе и полную свободу относительно сношенiй съ родными. Бесси осталась. Она прожила два года, прожила три года; живетъ и теперь тамъ: - посмотрите сами, если не верите.

Живетъ и теперь, только не одна. Случилось такъ, что Вильямъ Браддльскроггсъ младшiй, юноша съ голубыми глазами и русыми волосами, сделался высокимъ и статнымъ молодымъ человекомъ и страстно влюбился въ хорошенькую ключницу. Случилось такъ, что его отецъ, вместо того, чтобъ уничтожитъ его съ-разу, или, въ припадке зверскаго бешенства, съесть его живымъ, назвалъ его благоразумнымъ малымъ, и просилъ Бесси не отвергать любви молодаго человека. Такимъ образомъ, красавица вышла замужъ. Не за Зверя, но за Зверева сына. Красавица, и Вильямъ, и Зверь переехали въ миленькiй загородный домъ близь Лондона, и живутъ тамъ по сей день: - пожалуй, посмотрите сами, если не верите.

былъ ли онъ когда нибудь зверемъ. Онъ по прежнему ведетъ свои дела (въ товариществе съ сыномъ) въ переулке Урсайнъ. Грубая оболочка его сердца и грубое вещество, заключавшееся въ этой оболочке, уничтожились, и теперь старикъ Браддльскроггсъ считается между своими подчиненными добрымъ и любезнымъ старикомъ. Онъ тайно помогалъ беднымъ, даже въ свои самыя зверскiя времена; и вы, пожалуйста, не верьте (ведь Браддльскроггсъ говорилъ иногда вздоръ, и онъ зналъ это), что старая ключница, когда сделалась слепа, то была отправлена въ богадельню, что старому Джону Симкоксу не выдавалось количества денегъ, достаточнаго на то, чтобъ сидеть вечеромъ у "Адмирала Бенбоу", покуривая трубку и попивая эль, или что две сестрицы, миссъ Симкоксъ, при выходе замужъ (после сверхъестественныхъ усилiй) были оставлены совершенно безъ приданаго. Нетъ! Зверь вспомнилъ всехъ, и былъ ко всемъ великодушенъ.

"Современникъ", No 1, 1857
<>