Автор: | Диккенс Ч. Д. |
Категория: | Роман |
Часть первая
Глава IX. Изумительное открытие и погоня
Ужин был накрыт, и стулья стояли вокруг стола. Бутылки, кружки, рюмки и стаканы красовались на буфете, и все обличало приближение одного из самых веселых часов на хуторе Дингли-Делль.
- Где же Рэчел? - сказал Уардль.
- Куда девался Джингль? - прибавил мистер Пикквик.
- Странно, - сказал хозяин, - я уж, кажется, часа два не слышал их голоса. Эмилия, позвони в колокольчик.
Позвонила. Явился жирный детина.
- Где мисс Рэчел?
- Не знаю-с.
- Где мистер Джингль?
- Не могу знать.
Все переглянулись с изумлением. Было уже одиннадцать часов. Мистер Топман смеялся исподтишка с видом совершеннейшей самоуверенности, что Альфред и Рэчел гуляют где-нибудь в саду и, без сомнения, говорят о нем. Ха, ха, ха!
- Ничего, однако ж, - сказал мистер Уардль после короткой паузы, - придут, если проголодаются; а мы станем делать свое дело: семеро одного не ждут.
- Превосходное правило, - заметил мистер Пикквик.
- Прошу покорно садиться, господа. И сели.
Огромный окорок ветчины красовался на столе, и мистер Пикквик уже успел отделить для себя значительную часть. Он приставил вилку к своим губам, и уста его уже отверзлись для принятия лакомого куска, как вдруг в эту самую минуту в отдаленной кухне послышался смутный говор многих голосов. Мистер Пикквик приостановился и положил свою вилку на стол. Хозяин тоже приостановился и незаметно для себя выпустил из рук огромный нож, уже погруженный в самый центр копченой ветчины. Он взглянул на мистера Пикквика. Мистер Пикквик взглянул на мистера Уардля.
Раздались тяжелые шаги по галерее, и вдруг с необыкновенным шумом отворилась дверь столовой: парень, чистивший сапоги мистера Пикквика в первый день прибытия его на хутор, вломился в комнату, сопровождаемый жирным детиной и всей домашней челядью.
- Зачем вас черт несет? - вскричал хозяин.
- Не пожар ли в кухне, дети? - с испугом спросила старая леди.
- Что вы, бабушка? Бог с вами! - отвечали в один голос молодые девицы.
- Они уехали, сэр, - отвечал лакей, - то есть, если позволите доложить, уж и след их простыл.
При этом известии мистер Топман неистово бросил свою вилку и побледнел, как смерть.
- Кто уехал? - спросил мистер Уардль исступленным тоном.
- Мисс Рэчел, сэр, и ваш сухопарый гость… покатили на почтовых из гостиницы «Голубого Льва». Я видел их, но не мог остановить и прибежал доложить вашей милости.
- Я заплатил его прогоны! - заревел Топман с отчаянным бешенством, выскакивая из-за стола. - Он взял у меня десять фунтов! Держать его! Ловить! Он одурачил меня! Не стерплю, не перенесу! В суд его, Пикквик!
И несчастный джентльмен, как помешанный, неистово бегал из угла в угол, произнося самые отчаянные заклинания.
- Ах, боже мой, - возгласил мистер Пикквик, устрашенный необыкновенными жестами своего друга, - он с ума сошел. Что нам делать?
- Делать! - откликнулся мистер Уардль, слышавший только последние слова. - Немедленно ехать в город, взять почтовых лошадей и скакать по их следам во весь опор. Где этот скотина Джо?
- Здесь я, сэр, только я не скотина, - раздался голос жирного парня.
- Дайте мне до него добраться! - кричал мистер Уардль, порываясь на несчастного слугу. Пикквик поспешил загородить дорогу. - Мерзавец, был подкуплен этим негодяем и навел меня на ложные следы, сочинив нелепую историю насчет общего нашего друга и моей сестры. (Здесь мистер Топман упал в кресла)… - Дайте мне добраться до него!
- Не пускайте его, мистер Пикквик! - заголосил хором весь женский комитет, заглушаемый, однако ж, визжаньем жирного детины.
- Пустите, пустите, - кричал раздраженный джентльмен, - мистер Пикквик, мистер Винкель, прочь с дороги!
Прекрасно и во многих отношениях назидательно было видеть, как посреди этой общей суматохи мистер Пикквик, не утративший ни на один дюйм философского присутствия духа, стоял посреди комнаты с распростертыми руками и ногами, заграждая путь вспыльчивому джентльмену, добиравшемуся до своего несчастного слуги, который, наконец, был вытолкан из комнаты дюжими кулаками двух горничных и одной кухарки. Лишь только угомонилась эта суматоха, кучер пришел доложить, что бричка готова.
- Не пускайте его одного, - кричали испуганные леди, - он убьет кого-нибудь.
- Я поеду с ним, - сказал мистер Пикквик.
- Спасибо вам, Пикквик, - сказал хозяин, пожимая его руку, - Эмма, дайте мистеру Пикквику шарф на шею, живей! Ну, дети, смотрите хорошенько за бабушкой; ей, кажется, дурно. Готовы ли вы, Пикквик?
Рот и подбородок мистера Пикквика уже были окутаны огромным шарфом, шляпа красовалась на его голове и лакей подавал ему шинель. Поэтому, лишь мистер Пикквик дал утвердительный ответ, они впрыгнули в бричку.
- Ну, Томми, покажите-ка нам свою удаль! - закричал хозяин долговязому кучеру, сидевшему на козлах с длинным бичом в руках.
И стремглав полетела бричка по узким тропинкам, беспрестанно выпрыгивая из дорожной колеи и немилосердно ударяясь о живую изгородь, как будто путешественникам непременно нужно было переломать свои кости. Через несколько минут легкий экипаж подкатил к воротам городской гостиницы, где их встретила собравшаяся толпа запоздалых гуляк.
- Давно ли они ускакали? - закричал мистер Уардль, не обращаясь ни к кому в особенности.
- Карету и четверку лошадей! Живей, живей! Бричку отправить после.
- Ну, ребята, пошевеливайтесь! - закричал содержатель гостиницы. - Четырех лошадей и карету для джентльменов! Не зевать!
Засуетились ямщики, забегали мальчишки и взад, и вперед, засверкали фонари и застучали лошадиные копыта по широкому двору. Явилась на сцену карета из сарая.
- Надежный экипаж? - спросил мистер Пикквик.
- Хватит на двести тысяч миль, - отвечал хозяин гостиницы.
Мигом впрягли лошадей, бойко вскочили ямщики на козлы, и путешественники поспешили сесть в карету.
- Семь миль в полчаса!.. Слышите ли? - закричал мистер Уардль.
- Слышим.
Ямщики навязали нахлестки на свои бичи, конюх отворил ворота, толпа взвизгнула, расступилась, и карета стрелой помчалась на большую дорогу.
- Прекрасное положение! - думал про себя мистер Пикквик, когда его мыслительная машина, первый раз после всеобщей суматохи, начала работать с обычной силой. - Прекрасное положение для главного президента Пикквикского клуба: мчаться сломя голову, в глухую полночь, на бешеных лошадях по пятнадцати миль в час!
Первые три или четыре мили между двумя озабоченными путешественниками не было произнесено ни одного звука, потому что каждый из них погружен был в свои собственные думы; но когда, наконец, взмыленные и вспененные кони, пробежав определенное пространство, обуздали свою бешеную прыть, мистер Пикквик начал испытывать весьма приятные чувства от быстроты движения и вдруг, обращаясь к своему товарищу, выразил свой восторг таким образом:
- Ведь мы их, я полагаю, мигом настигнем, - не так ли?
- Надеюсь, - сухо отвечал товарищ.
- Прекрасная ночь! - воскликнул мистер Пикквик, устремив свои очки на луну, сиявшую полным блеском.
- Тем хуже, - возразил Уардль, - в лунную ночь им удобнее скакать, и мы ничего не выиграем перед ними. Луна через час зайдет.
- Это будет очень неприятно, - заметил мистер Пикквик.
- Конечно.
Кратковременный прилив веселости к сердцу мистера Пикквика начал постепенно упадать, когда он сообразил все ужасы и опасности езды среди непроницаемого мрака безлунной ночи. Громкий крик кучеров, завидевших шоссейную заставу, прервал нить его размышлений.
- Йо-йо-йо-йо-йой! - заливался первый ямщик.
- Йо-йо-йо-йо-йой! - заливался второй.
- Йо-йо-йо-йо-йой! - заголосил сам мистер Пикквик, не имея, впрочем, ни малейшего понятия о том, какой смысл должен заключаться в этом оглушающем крике.
И вдруг карета остановилась.
- Что это значит? - спросил мистер Пикквик.
- Подъехали к шоссейной заставе, - отвечал Уардль, - надобно здесь расспросить о беглецах.
Минут через пять, употребленных на перекличку, вышел из шоссейной будки почтенный старичок с седыми волосами, в белой рубашке и серых штанах. Взглянув на луну, он зевнул, почесал затылок и отворил ворота.
- Давно ли здесь проехала почтовая карета? - спросил мистер Уардль.
- Чего?
Уардль повторил свой вопрос.
- То есть вашей милости, если не ошибаюсь, угодно знать, как давно по этому тракту проскакал почтовый экипаж?
- Ну да.
- A я сначала никак не мог взять в толк, о чем ваша милость спрашивать изволит. Ну, вы не ошиблись, почтовый экипаж проехал… точно проехал.
- Давно ли?
- Этого заподлинно не могу растолковать. Не так чтобы давно, а пожалуй, что и давно… так себе, я полагаю, где-то между этим.
- Какой же экипаж? Карета?
- Да, была и карета. Кажись, так.
- Давно ли она проехала, мой друг? - перебил мистер Пикквик ласковым тоном. - С час будет?
- Пожалуй, что и будет.
- Или часа два?
- Немудрено, что и два.
- Ступайте, ребята, черт с ним! - закричал сердитый джентльмен. - От этого дурака во сто лет ничего не узнаешь?
минут и ускакал, как осел! Если там впереди станут тебя дурачить так же, как и я, не догнать тебе другой кареты до апреля месяца. Мудрено ли бы догадаться старому хрычу, что здесь получено за молчок малую толику? Скачи себе: ни лысого беса не поймаешь! Дурак!
И долго почтенный старичок самодовольно скалил зубы и почесывал затылок. Наконец, затворил он ворота и вошел в свою будку.
Карета между тем без дальнейших остановок продолжала свой путь до следующего станционного двора. Луна, как предсказал Уардль, скоро закатилась; многочисленные ряды мрачных облаков, распространяясь по небесному раздолью, образовали теперь одну густую черную массу, и крупные капли дождя, постукивая исподволь в окна кареты, казалось, предсказывали путешественникам быстрое приближение бурной ночи. Противный ветер бушевал в неистовых порывах по большой дороге и печально гудел между листьями деревьев, стоявших по обеим сторонам. Мистер Пикквик плотнее закутался шинелью, забился в угол кареты и скоро погрузился в глубокий сон, от которого только могли пробудить его остановка экипажа, звон станционного колокола и громкий крик старика Уардля, нетерпеливо требовавшего новых лошадей.
Встретились неприятные затруднения. Ямщики спали на сенных сушилах богатырским сном, и станционный смотритель едва мог разбудить их через пять минут. Потом - долго не могли найти ключа от главной конюшни, и когда, наконец, ключ был найден, сонные конюхи вынесли не ту сбрую и вывели не тех лошадей. Церемония запряжки должна была начаться снова. Будь здесь мистер Пикквик один, погоня, без всякого сомнения, окончилась бы этой станцией; но старик Уардль был неугомонен и упрям: он собственными руками помогал надевать хомуты, взнуздывать лошадей, застегивать постромки, и, благодаря его хлопотливым распоряжениям, дело подвинулось вперед гораздо скорее, чем можно было ожидать.
Карета помчалась опять по большой дороге; но теперь перед нашими путешественниками открывалась перспектива, не имевшая в себе никаких привлекательных сторон. До следующей станции было пятнадцать миль; ночь темнела больше и больше с каждой минутой; ветер завыл, как голодный волк, и тучи разразились проливным дождем. С такими препятствиями бороться было трудно. Был час за полночь, и прошло почти два часа, когда карета подъехала, наконец, к станционному двору. Здесь, однако ж, судьба, по-видимому, сжалилась над нашими путешественниками и оживила надежды в их сердцах.
- Давно ли воротилась эта карета? - закричал старик Уардль, выпрыгивая из своего собственного экипажа и указывая на другой, стоявший посреди двора и облепленный свежей грязью.
- Не больше четверти часа, сэр, - отвечал станционный смотритель, к которому был обращен этот вопрос.
- Леди и джентльмен?
- Да, сэр.
- Пожилая леди, худое лицо, костлявая?
- Да.
- Джентльмен сухопарый, высокий, тонконогий, словно вешалка?
- Да, сэр.
- Ну, Пикквик, это они, они! - воскликнул мистер Уардль.
- Они, жаловались, что немножко запоздали, - проговорил станционный смотритель.
- Они, Пикквик, ей-богу, они! - кричал мистер Уардль. - Четверку лошадей - живей! Мы их настигнем, прежде чем доедут они до станции. Каждому по гинее, ребята, пошевеливайтесь!
И в состоянии необыкновенного возбуждения физических сил пожилой джентльмен засуетился и запрыгал по широкому двору, так что его суетливость заразительно подействовала на самого Пикквика, который тоже, приподняв подол длинной шинели, перебегал от одной лошади к другой, кричал на ямщиков, махал руками, притрагивался к дышлу, хомутам в несомненном и твердом убеждении, что от всех этих хлопот приготовления к поездке должны сократиться по крайней мере вполовину.
- Влезайте, влезайте! - кричал мистер Уардль, впрыгивая в карету и захлопывая дверцу с правой стороны. - Живей, Пикквик, живей!
И прежде чем мистер Пикквик сообразил, о чем идет речь, дюжая рука одного из ямщиков втолкнула его в карету с левой стороны, захлопнула дверцу, и экипаж стремглав помчался со двора.
- Вот мы и пошевеливаемся! - сказал пожилой джентльмен одобрительным тоном.
Они точно шевелились, и мистер Пикквик чувствовал всю силу исполинских движений, когда его начало перебрасывать с одной стороны на другую.
- Держитесь крепче! - сказал Уардль, когда мистер Пикквик толкнулся однажды своей головой об его плечо.
- Ничего, ничего, мы их нагоним! Держитесь крепче.
Мистер Пикквик забился в утол. Карета помчалась еще быстрее.
Так промчались они около трех миль. Наконец, мистер Уардль, наблюдавший из окна минуты две или три, обратил на мистера Пикквика свое лицо, обрызганное грязью, и вскричал нетерпеливым тоном:
- Вот они!
Мистер Пикквик высунул свою голову из окна. Так точно: карета, заложенная четверкой лошадей, мчалась во весь галоп на небольшом расстоянии от них.
- Живей, ребята, живей! - По гинее на брата!
Быстроногие кони первой кареты мчались во весь опор; кони мистера Уардля вихрем летели по их следам.
- Я вижу его голову! - воскликнул раздражительный джентльмен. - Вон она, чертова башка!
- И я вижу, - сказал мистер Пикквик. - Вон он, проклятый Джингль!
коней.
Завязалась отчаянная борьба. Деревья, заборы и поля пролетали перед ними с быстротой вихря, и через несколько минут путешественники наши были почти подле первой кареты. Они слышали даже, как дребезжал охриплый голос Джингля, кричавшего на ямщиков. Старик Уардль бесновался и выходил из себя. Он дюжинами посылал вперед энергичные проклятия всех возможных видов и родов, сжимал кулаки и грозно обращал их на предмет своих негодований; но мистер Джингль отнюдь не позволял себе выходить из пределов джентльменских приличий: он исподволь бросал на своего преследователя презрительную улыбку и отвечал на его угрозы торжественным криком, когда лошади его, повинуясь убедительным доказательствам кнута, ускоряли быстроту своего бега.
Лишь только мистер Пикквик уселся на свое место, и мистер Уардль, надсадивший свою грудь бесполезным криком, всунул свою голову в карету, как вдруг страшный толчок заставил их судорожно отпрянуть от своих относительных углов. Раздался сильный треск, крик, гвалт, - колесо покатилось в канаву - карета опрокинулась на бок.
Через несколько секунд общей суматохи - барахтанья лошадей и дребезжанья стекол - мистер Пикквик почувствовал, как высвободили его из-под руин опрокинутого экипажа и как, наконец, поставили его на ноги посреди грязной дороги. Высвободив свою голову из капюшона шинели и поправив очки на своих глазах, великий муж поспешил бросить орлиный взгляд на окружающие предметы.
Старик Уардль, в изорванном платье и без шляпы, стоял подле мистера Пикквика, любуясь на обломки опрокинутого экипажа. Ямщики, ошеломленные падением с козел и облепленные толстыми слоями грязи, стояли подле своих измученных коней. Впереди, не далее как в пятидесяти шагах, виднелся другой экипаж, придержавший теперь своих лошадей. Кучера с грязными лицами, обращенными назад, ухмылялись и оскаливали зубы, между тем как мистер Джингль с видимым удовольствием смотрел из окна кареты на поражение своих преследователей. Темная ночь уже сменилась рассветом, и вся эта сцена была совершенно видима для глаз при бледном утреннем свете.
… тяжелые… с грузом… очень опасно!
- Ты негодяй! - проревел в ответ мистер Уардль.
- Ха, ха, ха! Благодарим за комплимент… сестрица вам кланяется… благополучна и здорова… просит не беспокоиться… ехать назад… поклон олуху Топману. Ну, ребята!
Ямщики взмахнули бичами, отдохнувшие кони помчались с новой быстротой, мистер Джингль махнул на прощанье белым платком из окна своей кареты.
Ничто во всей истории, ни даже самое падение, не могло поколебать невозмутимого и плавного течения мыслей в крепкой голове президента Пикквикского клуба. Но отчаянная дерзость шарлатана, занявшего сперва деньги у его любезного ученика и потом в благодарность осмелившегося назвать его олухом… нет, это было невыносимо, нестерпимо! Мистер Пикквик с трудом перевел свой дух, покраснел чуть не до самых очков и произнес весьма медленным, ровным и чрезвычайно выразительным тоном:
… я… я…
Мистер Пикквик приостановился и крепко закупорил мщение в своей богатырской груди.
- Далеко ли до станции? - спросил мистер Уардль одного из ямщиков.
- Шесть миль или около того: так, что ли, Томми?
- Малость побольше шести миль, сэр.
- Делать нечего, Пикквик, - сказал Уардль, - пойдемте пешком.
- Пойдемте, пойдемте! - отвечал этот истинно великий человек.
Один из ямщиков поскакал верхом за новыми лошадьми и экипажем; другой остался посреди дороги караулить усталых коней и разбитую карету. Мистер Пикквик и мистер Уардль бодро выступали вперед, окутав наперед свои головы и шеи огромными платками для предохранения себя от крупных капель дождя, который лил теперь обильным потоком на грязную землю.