| Автор: | Диккенс Ч. Д. |
| Категория: | Роман |
Часть вторая
Глава XXXVII. О том, как мистер Уэллер присутствовал на одном soirêe, куда его пригласили, и о том, как мистер Пикквик возложил на него весьма важное поручение деликатного свойства
- Мистер Уэллер, - сказала миссис Краддок утром этого обильного приключениями дня, - вот письмо к вам.
- Полно, так ли, сударыня? - возразил Самуэль. - Мне неоткуда получать писем.
- К вам, мистер Уэллер, - отвечала миссис Краддок.
- Странно, очень странно, - сказал Самуэль. - Ни один из знакомых мне джентльменов, сколько могу припомнить, не упражняется в писании писем. Это к добру не поведет.
- Должно быть, случилось что-нибудь необыкновенное, - заметила миссис Краддок.
- Должно быть, сударыня. Иначе, я знаю, никто из моих приятелей не вздумал бы утруждать меня письмом, - отвечал мистер Уэллер, с сомнением покачивая головой. - От кого бы это! - продолжал он, рассматривая адрес. - Старшина не умеет рисовать таким манером: он учился чистописанию по вывескам и трактирным счетам. Странный почерк!
Говоря это, мистер Уэллер делал то, что весьма многие делают на его месте, когда получают письма от неизвестных лиц. Он смотрел попеременно на печать, на углы конверта, на его изнанку и лицевую сторону, на сделанный адрес и потом опять на печать. Находя, однако ж, что из всего этого ровно ничего не узнаешь, он решился, наконец, заглянуть во внутренность конверта.
- Золотообрезная бумага с фигурами по краям, - заметил Самуэль, развертывая письмо. - Посмотрим, что тут такое.
И мистер Уэллер, сделав серьезную мину, прочитал, с приличной расстановкой, следующее послание:
«Отборнейшая компания батских служителей, свидетельствуя свое почтение мистеру Уэллеру, покорнейше и усерднейше просит его удостоить своим посещением их дружественную суварею, состоящую из поваренной бараньей ноги с приличными прибавлениями и приправами, извещая при этом, что суварея будет сегодня за столом в половине десятого ночью - аккурат».
Это было вложено в другую записку следующего содержания:
«Мистер Джон Смокер, джентльмен, имевший удовольствие встретить мистера Уэллера в доме их общего знакомого, мистера Бентама, за несколько дней перед этим, просит мистера Уэллера развернуть и прочитать приложенное при этом приглашение. Если мистер Уэллер благоизволит зайти к мистеру Джону Смокеру в девять часов, то мистер Джон Смокер будет иметь удовольствие проводить и представить мистера Уэллера».
(Подписано) «Джон Смокер».
Адрес был сделан таким образом: «Уэллеру, эсквайру, в квартире мистера Пикквика» - и внизу конверта, на левой стороне, собственно для почтальона, были поставлены слова: «Отдать на кухню».
- Что бы это значило? - сказал Самуэль. - Никогда я не слыхал, что вареную баранину называют сувареей. Как же после этого называется у них жареная?
Но, не считая нужным углубляться в этот предмет, Самуэль немедленно явился к мистеру Пикквику и без труда выпросил у него позволение отлучиться на этот вечер. С этим позволением и с ключом от уличной двери мистер Уэллер вышел из двери за несколько минут до назначенного срока и благополучно прибыл на Королевин сквер, где, прислонившись к фонарному столбу, дожидался его мистер Джон Смокер, куривший сигару из янтарного черенка.
- Здравствуйте, мистер Уэллер, - сказал Джон Смокер, грациозно приподнимая одной рукой свою шляпу и снисходительно протягивая другую Самуэлю. - Как ваше здоровье, сэр?
- Я здоров, сколько для вас нужно, - отвечал Самуэль. - Как вы поживаете, любезный друг?
- Ничего, так себе, перемогаюсь понемногу, - сказал Джон Смокер.
- Вы слишком занимаетесь, сэр, - заметил Самуэль. - Изнуряете себя работой, любезный друг. Это не годится. Такой джентльмен, как вы, должен беречь для всего света свои силы.
- Э, вот оно как вы! - сказал Самуэль. - Это нехорошо, любезный друг.
- Соблазны, мистер Уэллер, искушения, сэр, можете представить, - заметил мистер Джон Смокер.
- Дело понятное, - проговорил Самуэль.
- Светская жизнь, пучина удовольствий, все этак на широкую ногу, мистер Уэллер, - продолжал Джон Смокер.
- Я думаю, голова идет кругом, - заметил Самуэль.
- Да уж так-то идет, что просто чуть не лопнешь, - сказал Джон Смокер с глубоким вздохом. - А нельзя, мистер Уэллер, никак нельзя. Если судьба, так сказать, поставила вас на общественную стезю, выдвинула на публичную дорогу, так уж тут на каждом шагу окружены вы такими соблазнами, о которых и понятия не имеет несветский человек.
- Вот этак, бывало, точь-в-точь говаривал мой старый дядя, когда начал таскаться по трактирам, - заметил Самуэль. - Светская жизнь до того закружила ему голову, что он даже и умер от пьянства.
Эта параллель, проведенная между светским джентльменом и каким-то забулдыгой, умершим от пьянства, произвела весьма неприятное впечатление на джентльменские чувства мистера Джона Смокера; однако ж он скрыл свою досаду и продолжал обращать ласковое внимание на своего собеседника, хранившего невозмутимое спокойствие на своем лице.
- Не пора ли нам идти, мистер Уэллер? - сказал мистер Смокер, взглянув на медный хронометр, вытащенный им из жилетного кармана посредством черного шнурка, на котором болтался медный часовой ключик.
- Я думаю, что пора, иначе, пожалуй, они там испортят эту суварею, - отвечал мистер Уэллер.
- Пьете ли вы воды, мистер Уэллер? - спросил Смокер, когда они вышли на другую улицу.
- Пил однажды, - сказал Самуэль.
- Что вы о них думаете, сэр?
- По-моему, нет в них никакого прока.
- А! Стало быть, вы не любите кальцониевый вкус, мистер Уэллер.
- Я не понимаю этих вещей, - сказал Самуэль, - знаю только, что от них сильно пахнет горячим железом.
- Это и есть кальцоний, - заметил мистер Джон Смокер снисходительным тоном знатока.
- Мудреное словцо, только черт ли в нем, любезный друг, когда не понимаешь его смысла? Ведь мы с вами ничего не смыслим по химической части; стало быть, нечего об этом и толковать.
И, к великому ужасу своего товарища, мистер Самуэль Уэллер беззаботно принялся насвистывать какую-то песню.
- Прошу извинить, мистер Уэллер, - сказал Джон Смокер, озадаченный звуками простонародной песни, - не угодно ли вам идти со мной под руку?
- Спасибо, любезный, вы очень добры, но я не имею никакой нужды в чужой руке, - отвечал Самуэль. - Мне гораздо приятнее запрятать свои руки в карманы, если позволите.
И, сказав это, Самуэль засвистал еще громче, чем прежде.
- Право?
- Да. Прошу вас только не беспокоиться, мистер Уэллер, не робеть.
- Чего?
- Вы увидите здесь прекраснейшие ливреи, - продолжал мистер Джон Смокер, - и может быть, с первого взгляда некоторые джентльмены будут смотреть на вас свысока.
- Это недурно, - сказал Самуэль.
- Конечно, тут ничего нет дурного; но, знаете, мало ли что может случиться, если взять в расчет, что вы здесь чужой человек. Сначала, может быть, обойдутся с вами довольно круто.
- Ведь они же не съедят меня, я полагаю? - спросил Самуэль.
- О, нет, нет, как это можно! - поспешно отвечал мистер Джон Смокер, вытаскивая из своего кармана табакерку с лисьей головой. - Погрызут, конечно, малую толику, то есть скажут две-три остроумности на ваш счет; но вы заткните себе уши и не обращайте на них никакого внимания.
- Ну, это еще не беда! - сказал Самуэль.
- Конечно, не беда, - сказал Джон Смокер, зацепив понюшку табаку. - Я стану защищать вас.
Говоря таким образом, они подошли к небольшой лавке зеленщика, промышлявшего отдачей в наем для вечернего увеселения пустых комнат своей квартиры. Мистер Джон Смокер отворил дверь и вошел в сопровождении Самуэля, который, очутившись позади своего проводника, принялся ухмыляться втихомолку и выделывать веселые гримасы, служившие очевидным доказательством, что он находился в самом завидном состоянии духа.
Пройдя лавку и оставив свои шляпы в узеньком коридоре, они отворили дверь небольшой комнаты, и здесь мгновенно перед глазами мистера Уэллера открылась великолепнейшая сцена.
Посреди комнаты, один подле другого, были поставлены два стола, накрытые тремя или четырьмя разноцветными скатертями и устроенные таким образом, чтоб по возможности, сколько позволяли обстоятельства, придать им вид одного правильного целого. На скатертях лежали вилки и ножи для шести или восьми персон. Черенки у ножей казались весьма замечательными по своему разнообразию: некоторые были зелены, другие красны, иные желтоваты, и так как вилки, все без исключения, были черны, то комбинация цветов имела вообще поразительный эффект. Блюда, для соответствующего числа гостей, разогревались за решеткой камина, и сами гости стояли в разных позах перед той же решеткой, отогревая свои члены. Коноводом всей этой компании был, по-видимому, дюжий и толстый джентльмен в ярко-малиновом фраке, красных панталонах и в треугольной шляпе. Он стоял, прислонившись спиной к камину, и по некоторым признакам оказывалось, что он едва только пришел, потому что шляпа еще была на его голове и в руках он держал длинную палку, которую обыкновенно употребляют джентльмены его профессии, когда стоят в коридоре или у подъезда.
- Смокер, дружище, твой палец! - сказал джентльмен в треугольной шляпе.
Мистер Смокер задел своим мизинцем за большой палец правой руки этого джентльмена и сказал, что он очень рад видеть его совершенно здоровым.
- Поди ты вот толкуй: все заладили, что я совершенно здоров, - сказал джентльмен в треугольной шляпе. - А я ведь просто с тоски пропадаю. Попробовал бы кто на моем месте следить каждый день по два часа за этой проклятой старухой, что глотает кислятину в минералах, так ведь оно, я вам скажу, выходит такой прескверный документ, что не рад я своему квартальному жалованью. Еще какой-нибудь месяц, и я предчувствую, что иссохну, как спичка.
При этом все собрание расхохоталось, и один джентльмен в желтом жилете шепнул своему соседу в зеленых панталонах, что Токкель сегодня в своей тарелке.
- Кстати, - сказал мистер Токкель, - ты, Смокер, ведь еще не того…
Конец этой сентенции был досказан шепотом на ухо мистеру Джону Смокеру.
- Ах, да, я и забыл, - сказал мистер Джон Смокер. - Джентльмены, имею честь рекомендовать вам друга моего, мистера Уэллера.
- Очень жалею, что заслонил вас от камина, мистер Уэллер, - сказал мистер Токкель с фамильярным поклоном, - надеюсь, что вы не прозябли, Уэллер.
- Совсем нет, мистер Обжигайло, - отвечал Самуэль. - Подле вас было бы слишком трудно простудиться. Если бы, примером сказать, вас поставили в трактирном заведении подле решетки, трактирщику не было бы никакой надобности покупать дрова. Вам нетрудно нагревать собою все комнаты, мистер Обжигайло.
и он заметил с улыбкой, что почтенный друг мистера Смокера острит недурно.
- Очень вам обязан за хорошее мнение, сэр, - отвечал Самуэль. - Надеюсь, мы обойдемся мало-помалу и станем уважать друг друга.
На этом месте разговор был прерван прибытием двух джентльменов, из которых один был в плисовой ливрее оранжевого цвета, другой в пурпуровом фраке и черных шелковых чулках огромного размера. Когда они расшаркались и раскланялись со всеми вообще и с каждым порознь, мистер Токкель, с общего согласия, приказал подавать ужин.
Повинуясь этому приказанию, зеленщик и его жена подали на стол горячую баранину, приправленную каперсовым соусом, репой и картофелем. Мистер Токкель сел на первом месте в качестве президента и выбрал себе в помощники джентльмена в оранжевой ливрее, который занял свое место на противоположном конце стола. Зеленщик надел лайковые перчатки и остановился за стулом президента.
- Гаррис! - сказал мистер Токкель повелительным тоном.
- Что прикажете, сэр? - отвечал зеленщик.
- Надели ли вы перчатки?
- Надел, сэр.
- Подайте же мой прибор.
- Слушаю, сэр.
Зеленщик подобострастно исполнил приказание, но, подавая поварской нож мистеру Токкелю, он имел неосторожность зевнуть.
- Что вы под этим разумеете, Гаррис? - сказал мистер Токкель величественным тоном.
- Прошу извинить, сэр, - отвечал несчастный зеленщик, - это я сделал без всякого намерения, сэр. Прошлую ночь я совсем не выспался, сэр: лег очень поздно.
- Хотите ли знать, что я думаю о вас, Гаррис? - сказал мистер Токкель с величественной важностью. - Вы мужлан, Гаррис.
- Надеюсь, джентльмены, вы не будете обходиться со мной слишком строго, - сказал Гаррись, делая низкий поклон. - Я очень вам обязан, джентльмены, за ваше покровительство и за вашу милостивую рекомендацию, джентльмены; но согласитесь, джентльмены, что я делаю, кажется, все для вашего удовольствия.
- Далеко не все, сэр, - сказал мистер Токкель.
- Мы считаем вас бездельником, Гаррис, - заметил джентльмен в оранжевой ливрее.
- Вы мошенник, Гаррис, - прибавил джентльмен в зеленых панталонах.
- Плут, превеликий плут, - дополнил джентльмен в пурпуровом фраке.
Бедный зеленщик раскланивался во все стороны и без всяких возражений выслушивал все эти комплименты. Когда каждый выразил свое мнение о зеленщике, мистер Токкель принялся резать баранью ногу и разделять порции по числу гостей.
Лишь только началось это вечернее занятие, дверь с шумом отворилась, и в комнату влетел еще джентльмен в светло-синем фраке, украшенном свинцовыми пуговицами по обеим сторонам.
- Вот уж это непростительное нарушение правил, - сказал мистер Токкель. - Поздно, сэр, слишком поздно!
- Прошу извинить, никак не мог раньше, - сказал светло-синий джентльмен.
особенно изящным вкусом, приказали принести мадеры и вишневки; другие - джина и смородиновки. Мистер Уэллер, со своей стороны, заказал огромную порцию холодного пунша из рома с мускатными орехами: это обстоятельство значительно возвысило его в глазах почетных гостей.
Начались торжественные тосты, и первый был предложен за здравие красавиц, при чем светло-синий джентльмен счел своей обязанностью поблагодарить компанию, как будто тост относился к нему лично. После второго тоста, выпитого в честь почтенного президента, вышел из-за стола один степенный джентльмен в черном длиннополом сюртуке и плисовом жилете. Он объявил, что намерен говорить речь, и когда президент восстановил порядок, речь началась таким образом:
«Джентльмены! Будучи еще младшим членом между вами на этой почтенной сувареи и притом чувствуя некоторую стеснительность положения, как я занимаю лишь кучерскую должность, я стану говорить робко и нерешительно. Но, с другой стороны, господа, обязанность, или, лучше сказать, долг честного джентльмена заставляет меня довести до вашего сведения одно из тех печальных обстоятельств, которые случаются в этом мире не то чтобы уж слишком часто, но и не слишком редко. Итак, да будет вам ведомо, джентльмены, что общий друг наш мистер Уифферс (все взглянули на джентльмена в оранжевой ливрее), друг наш Уифферс отказался от своего места».
Ропот изумления пробежал между всеми слушателями. Каждый джентльмен заглянул в лицо своему соседу и потом перенес свой взор на кучера, который между тем, собравшись с духом, продолжал:
«Вы дивитесь, джентльмены, и это очень натурально; меня самого как будто бы обухом съездили в висок, когда разжевал я существенность этого мудреного дела. Но зачем и почему общий друг наш понес, так сказать, эту ничем невознаградимую потерю? На это, всеконечно, есть резонемент, которого объяснить я вам не в состоянии. Пусть сам друг Уифферс расскажет обстоятельно, что, как и почему, дабы, при случае, все мы могли подражать его примеру».
Все единодушно одобрили это предложение, и мистер Уифферс приступил к объяснению. Он сказал, что ему, без сомнения, было бы весьма приятно продолжать свою службу на месте, от которого он отказался. Ливрея была богатая и великолепная; женщины, принадлежавшие к дому, ласковы и обходительны; занимаемая им должность - легка и приятна: главнейшее занятие состояло в том, что мистер Уифферс должен был смотреть как можно чаще из окна в коридоре вместе с другим джентльменом, который тоже отказался от этого места. Ему неприятно и даже, в некотором случае, мучительно было входить в дальнейшие подробности; но так как почтенная компания непременно требовала объяснений, то мистер Уифферс скрепя сердце признался с благородной откровенностью, что его заставляли кушать за обедом холодные блюда.
Невозможно выразить негодования, пробужденного этим признанием в сердцах всех почтенных джентльменов. Они бесновались около четверти часа, подвергая строжайшему осуждению холодные блюда.
Потом мистер Уифферс прибавил, что он отчасти сам виноват в этом деле, так как характер его слишком снисходителен и уклончив. Так однажды, по своему добродушию, он согласился кушать соленое масло, и потом, в другом случае, вследствие внезапной болезни истопника, забылся до такой степени, что принял на себя унизительный труд втащить наверх корзину с углями. Признаваясь таким образом в этих недостатках, мистер Уифферс осмеливался питать надежду, что все это не унизит его служебной репутации в глазах почтенных джентльменов, тем более что в последнее время он исправился некоторым образом.
Речь мистера Уифферса была принята с оглушительным восторгом, и президент немедленно предложил пить его здоровье. Затем сам мистер Уифферс предложил тост в честь мистера Уэллера, за нравственное достоинство которого достаточно ручались дружба и рекомендация мистера Джона Смокера. Выпив два стакана пунша и один мадеры, Самуэль, выступив на середину комнаты, благодарил компанию следующей речью:
«За ласку, ребята, за приятство, дружбу и компанию благодарю вас от чистого сердца. Я слышал давно, что вы - народ продувной; но мне не приходило и в голову, что все вы, так сказать, подобраны молодец к молодцу. Надеюсь, что вы никогда не ударите в грязь лицом и не уроните своего достоинства на общественных гуляньях, где я, быв еще ребенком, с наслаждением смотрел на всякого ливрейного лакея. Мне приятно засвидетельствовать особенное почтение другу моему, Обжигайле, за ту ласку, которой он меня удостоил при первом знакомстве. Что ж касается этого бедняги, потерявшего место, я желаю ему найти самую веселую и красивую должность, с горячим супом и пирогами, которых он вполне заслуживает как джентльмен, скрасивший своим краснобайством всю вашу суварею». И когда Самуэль, при общих рукоплесканиях, сел на свое место, некоторые джентльмены объявили, что вечер их кончен.
- Это что значит? Неужто вы хотите сказать, что вы уж идете, любезный друг? - сказал Самуэль мистеру Джону Смокеру.
- Надобно идти, долг службы, - сказал мистер Смокер. - Я обещал Бентаму.
- А! Очень хорошо, - сказал Самуэль. - Это другое дело, иначе, пожалуй, Бентам уволит себя от вашей службы. - А вы куда, Обжигайло?
- Иду и я, - сказал джентльмен в треугольной шляпе.
- Как? На чью же голову остается здесь эта порция пунша? - вскричал Самуэль. - Нет, вздор, ты сядешь опять, Обжигайло.
Мистер Токкель не мог устоять против такого соблазна. Он снял шляпу, поставил в угол палку и сказал, что готов еще выцедить стаканчик для восстановления дружбы.
С ними остался и светло-синий джентльмен, так как он был из одного дома с мистером Токкелем. После второго или третьего стакана пунша Самуэль потребовал устриц из лавки зеленщика, и эффект этого угощения оказался превосходным. Мистер Токкель, с треугольной шляпой на голове и палкой в руках, принялся по разбросанным раковинам выплясывать лягушечий танец под аккомпанемент светло-синего джентльмена, который весьма искусно выигрывал такт на головной гребенке, в совершенстве заменившей музыкальный инструмент. Наконец, когда пунш был кончен и ночь прошла, они отправились по своим домам. Лишь только мистер Токкель выбрался на свежий воздух, как им овладело внезапное желание протянуться и лечь на камни тротуара. Самуэль не думал противоречить; но, сберегая треугольную шляпу, которую без того могли бы украсть, он приплющил ее к голове светло-синего джентльмена, с величайшими усилиями продолжавшего свой путь. Мистер Уэллер прислонил его к подъезду в доме его господина, впихнул ему в руки швейцарскую булаву, позвонил в колокольчик и спокойно пошел к себе домой.
Поутру, гораздо ранее обычной поры, мистер Пикквик, одетый, умытый и причесанный, спустился вниз и позвонил в колокольчик.
- Самуэль, - сказал мистер Пикквик, когда мистер Уэллер явился на его призыв, - заприте дверь.
Мистер Уэллер запер.
- Прошлой ночью, Самуэль, у нас тут случилась весьма неприятная история, заставившая мистера Винкеля опасаться насильственных поступков со стороны мистера Даулера, - сказал мистер Пикквик.
- Я слышал кое-что об этом на кухне от старухи, - отвечал Самуэль.
- И мне больно сказать, Самуэль, - продолжал мистер Пикквик грустным тоном, при чем его физиономия приняла самое болезненное выражение, - мне больно сказать, что, опасаясь этих насильственных поступков, мистер Винкель убежал.
- Оставил дом сегодня на рассвете, не переговорив даже со мною, - отвечал мистер Пикквик. - И мне даже неизвестно, куда он убежал.
- Ему следовало остаться, сэр, и столкнуться с ним лицом к лицу, - заметил мистер Уэллер. - Не нужно большой силы, чтобы упрятать этого Даулера.
- Я уже давно, на основании некоторых соображений, мог сомневаться в его храбрости и отваге; но как бы то ни было, мистер Винкель убежал. Его надобно найти, Самуэль, отыскать и представить ко мне.
- A если он не захочет воротиться?
- Кто ж ее употребит?
- Вы, Самуэль.
- Очень хорошо, сэр.
С этими словами мистер Уэллер вышел из комнаты, и через минуту можно было слышать, как отворилась уличная дверь. Через два часа он воротился и объявил своему господину, что джентльмен, совершенно сходный по описанию с мистером Винкелем, уехал поутру в Бристоль с первым дилижансом.
- Слушаю, сэр.
- Лишь только вы откроете его убежище, немедленно напишите мне, Самуэль. Если вдруг он попробует бежать, валите его на землю и вяжите. Даю вам над ним полную власть и волю, Самуэль.
- Я постараюсь быть осторожным, сэр.
- Вы скажите ему, - продолжал мистер Пикквик, - что я сердит на него, раздражен, взбешен и ничем не могу объяснить себе его самовольного и безрассудного поступка.
- И вы думаете, что найдете его?
- Непременно, если только он не сгинул с лица земли.
- Очень хорошо. В таком случае, чем скорее вы поедете, тем лучше.
С этими словами мистер Пикквик вручил верному слуге необходимую сумму денег и приказал ему скакать в Бристоль.
- Сэр, - шепнул мистер Уэллер.
- Что?
- Надеюсь, что так.
- Повалить и связать, - отвечал мистер Пикквик. - Делайте с ним все, что сочтете нужным. Уполномочиваю вас на все.
Самуэль кивнул головой и, притворив дверь, быстро побежал с лестницы вдогонку за пропавшим джентльменом.